вый чек и вырезать карман. И все они никогда не знали одного: честного труда. Чекисты собрали их в Болшево для того, чтобы они забыли обо всем, что знали, и научились труду. Ребятам сказали: вот вам
лес, он ваш. Вот вам дома для жильА. Караулить вас не будем. А захотите честно жить — поможем».
Короткая повесть о том, как потрясло дипломированных уголовников и завзятых рецидивистов доверие, оказанное им советской властью, как предложение встать на путь осмысленной трудовой жизни, вначале принятое многими как возможность легкого побега, глубоко овладевало сознанием обитателей тюрем и притонов, а потом, потом... началась перековка.
Но вот снова мелькают кадры старой кино-хроники— падают никогда яечесанные пряди неимоверно грязных волос, рванье на теле заменяется красноармейскими гимнастерками, чистыми штанами, на головах — буденновки и из-под .них поблескивают хитрые, смеющиеся глаза на лицах, с которых отмыта вековечная грязь, появляются первые искры человеческого добродушия и ребячьей веселости.
Гаснет свет, чтобы вспыхнуть снова. Льются звуки бодрого чеканного марша и стройными парами, с веселой песней проходят парадом через зрительный зал на сцену, залитую светом, участники постановки,— молодые люди и женщины, девушки—члены Болшев
ской и Люберецкой коммун НКВД,—слесаря, токаря, закройщики, кузнецы, револьверщики, они же — певцы, танцоры, музыканты, акробаты, декламаторы, хористы.
Они идут, .неся в руках изделия своего труда — белые туфли, боксерские перчатки, раскрытые щего
леватые патефоны, сияющие никелем коньки, изящно отделанные теннисные ракетки и еще десятки сложных красивых и нужнейших в культурном обиходе страны произведений фабричного искусства коммун, изделия которых славятся своим высоким качеством.
Вот они вошли на сцену и выстроились в несколько рядов полукругом, в легких белых костюмах, вокруг своих знамен. Девушка-коммунарка берет слово. Она рассказывает о днях труда и борьбы коммунаров, о своем прошлом, о великой радости возвращения в об
щество граждан Страны советов, о высшем доверии, оказанном им партией, — несколько десятков лучших коммунаров приняты в ряды ВКП(б), — о горячей любви коммунаров к их замечательной родине. Взволнованные, бесхитростные и яркие слова напряженно слушает зал, неоднократно жаркие аплодисменты прерывают поток речи и уже овацией отвечает он на заклю
чительные слова речи: «Если нам предоставят право защищать нашу родину и если нам оторвут ноги, мы будем ползать, но поражать врага. Если выбьют винтовку, мы зубами перегрызем горло врагу. Мы пока
жем, как мы умеем платить за данное нам право жить».
Снова мелькают кадры кино-хроники — коммунары едут в Театр народного творчества, — едут, как на праздник, как на высшее торжество, и когда экран по
казывает-их входящими в здание театра, на фронтоне которого улыбается Сталин, снова бурно аплодирует зал.
Продолжают бежать кадры кино-ленты, — коммунарыоркестранты рассаживаются на сцене за пюпитры, ди
рижер взмахнул своей палочкой и... то, что только что мелькнуло на экране (мгновенно взвившемся вверх), представилось глазам зрителей уже на всамделишной сцене театра: мощный духовой оркестр в 60 человек, исполняет отрывок из оперы Фауст Гуно. Затем полилась нежная, волнующая мелодия сюиты из балета Лебединое озеро П. И. Чайковского.
Программа началась...
Оркестр, провожаемый искренними, благодарными аплодисментами, покинул сцену. Коммунар Мариани читает стихи одного из поэтов коммуны, его сменяет детская группа, исполняющая матросский танец; за
тем — поворот вертящейся площадки, и на сцене — большой хор. Дисциплинированный, дружный, он с удивительной музыкальностью исполняет «От края до края» из Тихого Дона Дзержинского и украинские народные песни. Поворот сцены—уплывает хор, и освещаемая прожекторами физкультурная группа школьников исполняет оригинальный, очаровательный по своей простоте и выразительности ритмический номер «Сне
Театр народного творчества
Четвертая программа — „Перековка . Сцена из парада
лес, он ваш. Вот вам дома для жильА. Караулить вас не будем. А захотите честно жить — поможем».
Короткая повесть о том, как потрясло дипломированных уголовников и завзятых рецидивистов доверие, оказанное им советской властью, как предложение встать на путь осмысленной трудовой жизни, вначале принятое многими как возможность легкого побега, глубоко овладевало сознанием обитателей тюрем и притонов, а потом, потом... началась перековка.
Но вот снова мелькают кадры старой кино-хроники— падают никогда яечесанные пряди неимоверно грязных волос, рванье на теле заменяется красноармейскими гимнастерками, чистыми штанами, на головах — буденновки и из-под .них поблескивают хитрые, смеющиеся глаза на лицах, с которых отмыта вековечная грязь, появляются первые искры человеческого добродушия и ребячьей веселости.
Гаснет свет, чтобы вспыхнуть снова. Льются звуки бодрого чеканного марша и стройными парами, с веселой песней проходят парадом через зрительный зал на сцену, залитую светом, участники постановки,— молодые люди и женщины, девушки—члены Болшев
ской и Люберецкой коммун НКВД,—слесаря, токаря, закройщики, кузнецы, револьверщики, они же — певцы, танцоры, музыканты, акробаты, декламаторы, хористы.
Они идут, .неся в руках изделия своего труда — белые туфли, боксерские перчатки, раскрытые щего
леватые патефоны, сияющие никелем коньки, изящно отделанные теннисные ракетки и еще десятки сложных красивых и нужнейших в культурном обиходе страны произведений фабричного искусства коммун, изделия которых славятся своим высоким качеством.
Вот они вошли на сцену и выстроились в несколько рядов полукругом, в легких белых костюмах, вокруг своих знамен. Девушка-коммунарка берет слово. Она рассказывает о днях труда и борьбы коммунаров, о своем прошлом, о великой радости возвращения в об
щество граждан Страны советов, о высшем доверии, оказанном им партией, — несколько десятков лучших коммунаров приняты в ряды ВКП(б), — о горячей любви коммунаров к их замечательной родине. Взволнованные, бесхитростные и яркие слова напряженно слушает зал, неоднократно жаркие аплодисменты прерывают поток речи и уже овацией отвечает он на заклю
чительные слова речи: «Если нам предоставят право защищать нашу родину и если нам оторвут ноги, мы будем ползать, но поражать врага. Если выбьют винтовку, мы зубами перегрызем горло врагу. Мы пока
жем, как мы умеем платить за данное нам право жить».
Снова мелькают кадры кино-хроники — коммунары едут в Театр народного творчества, — едут, как на праздник, как на высшее торжество, и когда экран по
казывает-их входящими в здание театра, на фронтоне которого улыбается Сталин, снова бурно аплодирует зал.
Продолжают бежать кадры кино-ленты, — коммунарыоркестранты рассаживаются на сцене за пюпитры, ди
рижер взмахнул своей палочкой и... то, что только что мелькнуло на экране (мгновенно взвившемся вверх), представилось глазам зрителей уже на всамделишной сцене театра: мощный духовой оркестр в 60 человек, исполняет отрывок из оперы Фауст Гуно. Затем полилась нежная, волнующая мелодия сюиты из балета Лебединое озеро П. И. Чайковского.
Программа началась...
Оркестр, провожаемый искренними, благодарными аплодисментами, покинул сцену. Коммунар Мариани читает стихи одного из поэтов коммуны, его сменяет детская группа, исполняющая матросский танец; за
тем — поворот вертящейся площадки, и на сцене — большой хор. Дисциплинированный, дружный, он с удивительной музыкальностью исполняет «От края до края» из Тихого Дона Дзержинского и украинские народные песни. Поворот сцены—уплывает хор, и освещаемая прожекторами физкультурная группа школьников исполняет оригинальный, очаровательный по своей простоте и выразительности ритмический номер «Сне
Театр народного творчества
Четвертая программа — „Перековка . Сцена из парада