таньяров. Но в том-то и дело, что Роман Роллан обращался к этим историческим фигурам только для то
го, чтобы поставить перед зрителем моральные проб
лемы, волнующие самого Роллана, и, показав мощные характеры (могучие, как в своей ненависти, так и в своей любви), противопоставить этих титанов страсти и действия лиллипутам Третьей республики и мелким страстишкам, щекотавшим пресыщенное восприятие современного Роллану французского буржуа.
Мастерство Романа Роллана ощущается особенно наглядно, когда мы наблюдаем, как этот крупный французский художник в области драматургии с самого начала идет по линии наибольшего сопротивле
ния. Ромэн Роллан, строя свои сюжетные коллизии, отказывается почти от всякой романтической интриги, а временами (как например в пьесе Волки) он считает совершенно излишним вводить женские роли. В Вол
ках не фигурирует ни одна женщина, и тем не менее эта пьеса умела держать в напряжении аудиторию буржуазного театра.
Когда в 1914 году пьеса Волки была поставлена в мюнхенском Камерном театре (перевод Вильгельма
Герцога), рецензент крупнейшей немецкой буржуазной газеты изумленно отвечал:
«Вчера слово принадлежало поэту, французскому поэту. Поразительно, как быстро, страстно развивает
Ромэн Роллан „Взятие Бастилии**. МХТ II. Камилл Де
мулен— арт. М. Орлов
езная игра, а ставка ее — весь мир. Дорогу мужчинам! Если у вас хватит смелости, следуйте за нами в битву, поддерживайте нас вместе с нами заодно. Но, чур, не расшатывать эту веру в нас. Не больно-то вы много весите по сравнению с ней. Ну, не сердитесь, Конта. Для ин
трижки у меня нет досуга, а любовь в моем сердце одна — всесильная.
Конта. Кем же оно занято? Гош. Свободою.
Конта. Хотелось бы мне знать, какова она, эта женщина, с виду. ,
Гош. Немножко на тебя похожа. Здоровая, статная, белокурая, страстная и отважная; толь
ко смыть с нее румяна и мушки, твои гримасы и смешки. Она идет в дело вместе с теми, кто действует; нашоптывает мужчинам, вместо твоих возбуждающих двусмысленностей и многозначащих экивоков, слова самоотвержения...»
«Для интрижки у меня нет досуга, — как бы восклицает Ромэн Роллан устами своего героя Лазаря Гоша. — Есть вещи посущественнее. Забавам пришел конец. Пришел конец капризам и пустякам. Начина
ется серьезная игра. И ставка этой игры — весь мир».
В пьесе 14-е июля (в Советском союзе она ставилась в МХТ II к десятилетию Октябрьской революции под названием Взятие Бастилии) Ромэн Роллан до
вольно красочно показывает, как знаменитая актриса старого режима, бывшая во власти капризов и пустяков, увлекается толпой парижских блузников, штурмующих Бастилию, и заражается революционным эн
тузиазмом. Великолепна сцена ее встречи с маркизом Вентимиллем, скептиком и вольнодумцем уходящего XVIII века, защищающим Бастилию и в конце концов сдающимся революционной толпе. Обоаз Вентимилля не нов. Но как прекрасно выражено Романом Ролда
ном изумление, охватывающее Вентимилля, когда он видит огонь революционной страсти и ненависти в глазах хрупкой и изящной маркизы Конта, доселе при
выкшей к альковным, любовным утехам. Эти глаза лучше всяких слов убеждают маркиза Вентимилля, что старый режим обречен... Он видит страсть и любовь такой силы и такого диапазона, к какому не приучил его т. н. «галантный» XVIII век.
Чтобы подчеркнуть «смещение» любовной интриги, Ромэн Роллан в той же пьесе дает другой диалог.
Камилл Демулен идет на свидание со своей будущей женой Люсиль. Она показывается в окне. Они нежно воркуют.
Неожиданно проходит Робеспьер.
«Робеспьер (глядя в сторону Бастилии, откуда раздаются звуки ружейных залпов). Идем. Сегодня не до любви. (Уходит.)
Камилл (спускаясь с баррикады). Не до любви. А в чем же дело, разве не любовь — бродило всего совершающегося сейчас? Не ею ли кипит огромный город? Не она ли властно
ся драма без измен и обманутых любовниц, без единой женской роли. Что за необычайный француз этот поэт! Он довольствуется провозглашением со сцены великих идей правды и справедливости, и поглядите: они проходят перед нами не как мертвые схемы, а облекаются в плоть и кровь, борются за свое бессмертное право на существование».
Рецензент был абсолютно прав. Не прибегая к романической интриге, Ромэн Роллан великолепно показывает своих персонажей облеченными в плоть и кровь.
Выводя в пьесе 14-е июля известную актрису французского театра Луизу-Франсуазу Конта, Ромэн Роллан остроумно подчеркивает смещение романтической и любовной интриги. Он дает в толпе, собирающейся штурмовать Бастилию, показательный диалог между революционно-настроенным Лазарем Гошем и поклонницей Корнеля, знаменитой артисткой Луизой Франсуазой Конта.
«Конт а. Для любви всегда найдется время. Гош. Это вам вбили в голову, вы воображаете, что революция превратится в слащавый роман. Эх, вы, бабенки! За полвека, что вы управляете Францией, все вы сводите к своим капризам, к своим пустякам. Вам и в голову не приходит, что есть вещи посущественнее. Но забавам пришел конец, сударыня, начинается серь
Ромэн Роллан „Взятие Бастилии**
МХТ II. Генерал Де- Флю — начальник швейцарцев — арт. В. Попов
го, чтобы поставить перед зрителем моральные проб
лемы, волнующие самого Роллана, и, показав мощные характеры (могучие, как в своей ненависти, так и в своей любви), противопоставить этих титанов страсти и действия лиллипутам Третьей республики и мелким страстишкам, щекотавшим пресыщенное восприятие современного Роллану французского буржуа.
Мастерство Романа Роллана ощущается особенно наглядно, когда мы наблюдаем, как этот крупный французский художник в области драматургии с самого начала идет по линии наибольшего сопротивле
ния. Ромэн Роллан, строя свои сюжетные коллизии, отказывается почти от всякой романтической интриги, а временами (как например в пьесе Волки) он считает совершенно излишним вводить женские роли. В Вол
ках не фигурирует ни одна женщина, и тем не менее эта пьеса умела держать в напряжении аудиторию буржуазного театра.
Когда в 1914 году пьеса Волки была поставлена в мюнхенском Камерном театре (перевод Вильгельма
Герцога), рецензент крупнейшей немецкой буржуазной газеты изумленно отвечал:
«Вчера слово принадлежало поэту, французскому поэту. Поразительно, как быстро, страстно развивает
Ромэн Роллан „Взятие Бастилии**. МХТ II. Камилл Де
мулен— арт. М. Орлов
езная игра, а ставка ее — весь мир. Дорогу мужчинам! Если у вас хватит смелости, следуйте за нами в битву, поддерживайте нас вместе с нами заодно. Но, чур, не расшатывать эту веру в нас. Не больно-то вы много весите по сравнению с ней. Ну, не сердитесь, Конта. Для ин
трижки у меня нет досуга, а любовь в моем сердце одна — всесильная.
Конта. Кем же оно занято? Гош. Свободою.
Конта. Хотелось бы мне знать, какова она, эта женщина, с виду. ,
Гош. Немножко на тебя похожа. Здоровая, статная, белокурая, страстная и отважная; толь
ко смыть с нее румяна и мушки, твои гримасы и смешки. Она идет в дело вместе с теми, кто действует; нашоптывает мужчинам, вместо твоих возбуждающих двусмысленностей и многозначащих экивоков, слова самоотвержения...»
«Для интрижки у меня нет досуга, — как бы восклицает Ромэн Роллан устами своего героя Лазаря Гоша. — Есть вещи посущественнее. Забавам пришел конец. Пришел конец капризам и пустякам. Начина
ется серьезная игра. И ставка этой игры — весь мир».
В пьесе 14-е июля (в Советском союзе она ставилась в МХТ II к десятилетию Октябрьской революции под названием Взятие Бастилии) Ромэн Роллан до
вольно красочно показывает, как знаменитая актриса старого режима, бывшая во власти капризов и пустяков, увлекается толпой парижских блузников, штурмующих Бастилию, и заражается революционным эн
тузиазмом. Великолепна сцена ее встречи с маркизом Вентимиллем, скептиком и вольнодумцем уходящего XVIII века, защищающим Бастилию и в конце концов сдающимся революционной толпе. Обоаз Вентимилля не нов. Но как прекрасно выражено Романом Ролда
ном изумление, охватывающее Вентимилля, когда он видит огонь революционной страсти и ненависти в глазах хрупкой и изящной маркизы Конта, доселе при
выкшей к альковным, любовным утехам. Эти глаза лучше всяких слов убеждают маркиза Вентимилля, что старый режим обречен... Он видит страсть и любовь такой силы и такого диапазона, к какому не приучил его т. н. «галантный» XVIII век.
Чтобы подчеркнуть «смещение» любовной интриги, Ромэн Роллан в той же пьесе дает другой диалог.
Камилл Демулен идет на свидание со своей будущей женой Люсиль. Она показывается в окне. Они нежно воркуют.
Неожиданно проходит Робеспьер.
«Робеспьер (глядя в сторону Бастилии, откуда раздаются звуки ружейных залпов). Идем. Сегодня не до любви. (Уходит.)
Камилл (спускаясь с баррикады). Не до любви. А в чем же дело, разве не любовь — бродило всего совершающегося сейчас? Не ею ли кипит огромный город? Не она ли властно
ся драма без измен и обманутых любовниц, без единой женской роли. Что за необычайный француз этот поэт! Он довольствуется провозглашением со сцены великих идей правды и справедливости, и поглядите: они проходят перед нами не как мертвые схемы, а облекаются в плоть и кровь, борются за свое бессмертное право на существование».
Рецензент был абсолютно прав. Не прибегая к романической интриге, Ромэн Роллан великолепно показывает своих персонажей облеченными в плоть и кровь.
Выводя в пьесе 14-е июля известную актрису французского театра Луизу-Франсуазу Конта, Ромэн Роллан остроумно подчеркивает смещение романтической и любовной интриги. Он дает в толпе, собирающейся штурмовать Бастилию, показательный диалог между революционно-настроенным Лазарем Гошем и поклонницей Корнеля, знаменитой артисткой Луизой Франсуазой Конта.
«Конт а. Для любви всегда найдется время. Гош. Это вам вбили в голову, вы воображаете, что революция превратится в слащавый роман. Эх, вы, бабенки! За полвека, что вы управляете Францией, все вы сводите к своим капризам, к своим пустякам. Вам и в голову не приходит, что есть вещи посущественнее. Но забавам пришел конец, сударыня, начинается серь
Ромэн Роллан „Взятие Бастилии**
МХТ II. Генерал Де- Флю — начальник швейцарцев — арт. В. Попов