бы по крайней мере избежать самого худшего. Клаузеновские мечтания и чувствительность становятся опасными для жизни фирмы.
ОТТИЛИЯ. Только не волнуйся, Эрих.
КДАМРОТ. Вы понятия не имеете о духе нашего времени. Вы все витаете в высших сферах. На нас вы смотрите . сверху вниз.
ОТТИЛИЯ. Никто не смотрит на тебя сверху вниз. Все дело в том, что нашей семье свойственен известный идеализм.
КЛАМРОТ. Ты воображаешь это, потому что отец на деньги, нажитые нечестным путем, покупает себе шелко
вые рубашки и кальсоны и выставляет себя и вас всех на посмешише.
ОТТИЛИЯ.,, Как, что это значит, Эрих?
КЛАМРОТ. Весь город покатывается со смеху над этим. Нет, для меня здесь слишком затхлый воздух, я ухожу в сад (уходит). ,
ОТТИЛИЯ. Эрих, не убегай, прошу тебя. Снова входит БЕТТИНА.
БЕТТИНА. Я не могу этому поверить, но действительно у папы какая-то дама. Идем со мной. Я запрусь в своей комнате. Если твой муж прав, меня напрасно будете ждать к завтраку.
БЕТТИНА уводит ОТТИЛИЮ. Обе взволнованы. Снова появляется ВИНТЕР , и занимается столон. Слышны голоса. Он прислушивается. Немного позже входят д-р ШТЕЙНИЦ и ИНКЕН. Винтер пугается, как будто видит привидение. Испуганно уходит. Инкен не замечает, но д-р Штейниц весело смеется над ним.
ИНКЕН. Что это с вами, доктор?
ШТЕЙНИЦ. Я заметил что-то смешное. Вот здесь, фрейлен Инкен, библиотека.
ИНКЕН. Я однажды уже была здесь.
ШТЕЙНИЦ. Здесь висит портрет покойной фрау Клаузен, изображающий ее юной, невинной девушкой.
ИНКЕН. Я боюсь этой женщины, доктор.
ШТЕЙНИЦ. Ее больше нет, зачем же бояться ее? Впрочем это была большая женщина, так,же, как и обе ее сестры. Одна сделалась английской леди, другая играла первую флейту в опере. Все они прекрасно выбрали свбих мужей — это были тихие, с тонкой душевной организацией мужчины, с большими данными для блестящей карьеры. Все они и сделали карьеру.
Тайная советница была в нашем городе душой общества. Иногда к ней съезжалось столько гостей, что тайный советник вынужден был ночевать в отеле. Музыканты, художники, великие ученые, государственные люди — все бывали в ее доме.
ИНКЕН. Я кажусь себе совсем ничтожной.
ШТЕЙНИЦ уходит с ИНКЕН в соседнюю комнату.
ШТЕЙНИЦ. Вот здесь был ее будуар. Как видите — здесь все сплошь драгоценности. Ее осыпали все, не только ее муж, бесчисленными подарками (уходят).
Входит ВИНТЕР, убирает стол. Затем появляется БЕТТИНА, ОТТИЛИЯ, проф. ВОЛЬФГАНГ КЛА­ УЗЕН и ПАУЛА КЛОТИЛЬДА.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА (большими шагами спешит к .камину и ставит крикливый букет цветов ,перед портретом покойной г-зки Клаузен). Прежде всего — этот знак уражения к тени моей божественной незабвенной свекрови.
БЕТТИНА. Как это трогательно, моя милая Паула.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА (поднимая глаза к портрету). Будь с нами, будь С нами, чтобы дух твой поддержал нас всех, соединенных общей волей.
ОТТИЛИЯ. Эрих тоже говорит — нам нужно держаться вместе, без сентиментальностей и церемоний.
БЕТТИНА (подносит платок к глазам). Ах, как мне это тяжело, мне так ужасно тяжело (плачет).
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Утешься, дорогая, все будет хорошо.
ВОЛЬФГАНГ. Что случилось? Почему ты так печальна, Беттина?
БЕТТИНА. Ничего, ничего не случилось.
ВОЛЬФГАНГ. Это все чересчур тревожно, лучше бы мне не приходить сюда. Мои привычные условия, замкнутая жизнь ученого нарушаются этим напряженным ожиданием.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Нельзя было обойтись без этого. Ты должен был сюда приехать.
БЕТТИНА. Папу так ужасно жалко. Я больше теряю, чем все вы. Этот возвышенный, чистый человек, на кото
рого я смотрела снизу вверх, с благоговением... Ах, я не перенесу такого разочарования.
ВОЛЬФГАНГ. Что отец все еще не образумился?
ОТТИЛИЯ. Мы можем ждать самого ужасного афронта. Посмотрите-ка на этот стол и скажите, кто должен сидеть за этим лишним прибором.
Входит ВИНТЕР.
ВОЛЬФГАНГ. Вот и Винтер. Вы не знаете, кого, кроме нас и д-ра Штейница, ждут к завтраку?
ВИНТЕР. Нет, г-н профессор, я не могу сказать. Сначала мне велели накрыть на 10 персон, потом г-н тайный советник Белел убрать один прибор. Я сказал — извините, г-н тайный советник, здесь еще один лишний при
бор. Тогда г-н тайный советник ответили — нисколько не лишний, перестаньте разговаривать (уходит).
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА (сердито бегает по комнате). Сидеть за одним столом с этой модисточкой!
ВОЛЬФГАНГ. Не каждый день случается сидеть за столом с дочерью арестантов. Это может отразиться на моем положении в университете.
БЕТТИНА. Нет, нет, нет, я не верю, что папа способен
так поступить с нами.
Входит ЭГЕРТ.
ЭГЕРТ. Что случилось, что здесь происходит, господа? Вы гудите, как осиное гнездо. Эрих Кламрот мечется, как одержимый, по саду, и вы все здесь лезете из кожи вон.
ВОЛЬФГАНГ. Да, бывают вещи, которые даже при чрезвычайной сыновней снисходительности, терпении и добродушии трудно перенести.
ОТТИЛИЯ. Ты ничего не знаешь относительно девятого прибора?
ЭГЕРТ. Кажется, Инкен Петерс придет сюда или, быть может, уже находится здесь в доме.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. И ты так просто говоришь это, милый Эгерт?
ЭГЕРТ. Да, конечно, очень просто.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Значит ты не понимаешь значения этого ;шага? Тебе придется поломать голову, милый мальчик, когда тебя заставят называть мамой эту маленькую модисточку.
ЭГЕРТ. У тебя прямо-таки дантовская фантазия. Я советую тебе перестать изощряться.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Ты не знаешь, что ты говоришь, Эгерт. Ее мать, эту старуху, надо взять на мушку. Старая ведьма знает, чего хочет. Ей обещали целое со
стояние, лишь бы она убиралась отсюда вместе с дочерью, а она наотрез отказалась. Ее капитал — ее дочь. Она рассчитывает, через ее посредство, выцарапать гораздо больше.
ЭГЕРТ (Пауле). Тебе мерещатся ужасные хитрости, на которые эти простые люди совершенно неспособны. Ты бы к ним получше присмотрелась. Об этой истории с день
гами я ничего не знаю. Но эта Инкен — такой простой и прямой человек, я готов за нее руку отдать на отсечение. Мы были втроем в Зоологическом саду — фрейлен Инкен, папа ия — и прекрасно провели полчаса вместе.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Возможно, что дочь еще не испорчена, но у матери на совести есть...
БЕТТИНА. Что ты говоришь, что такое?
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Ее муж умер в тюрьме, как известно, он покончил с собой. Ганефельд ознакомился теперь с документами этого процесса. То, в чем обвиняли
мужа, железнодорожного инспектора,— поджог платформы с собственным имуществом, на самом деле сделала она, Ее подозревают все больше и больше. Вероятно она теперь сидела бы в тюрьме, если бы единственный свидетель — ее муж — не скапустился.
ЭГЕРТ. Я верю Штейницу больше, чем Ганефельду. Штейниц не допускает никаких подозрений насчет фрау Петерс.
Г1АУЛА КЛОТИЛЬДА. Он попросту ее подголосок. Он уж наверное знает сам — почему. Нет, мы осведомлены совсем иначе.
Входит д-р ШТЕЙНИЦ.
ШТЕЙНИЦ. Если я мешаю, прошу указать мне на дверь.
ЭГЕРТ. Вы пришли как нельзя более кстати, д-р. Моя уважаемая свояченица только что напустилась на фрау Петерс.
ПАУЛА КЛОТИЛЬДА. Я сказала только то, что написано в документах и доказано.
ШТЕЙНИЦ. Что сказано в документах, что именно доказано?
ВОЛЬФГАНГ. Паула, мы должны быть подальше от всего этого.
ЭГЕРТ. Моя свояченица считает, что фрау Петерс — поджигательница и что м^ж ее пожертвовал собой в тюрьме.