Достоевский в Сибири


Очерк Н. К. Пиксанова.
Писать о Достоевском в Сибири можно было бы и не оправдывая этой темы: она говорит сама за себя. Но за последние годы появились новые данные о жизни Достоевского в Сибири. Они опубликованы в сибирской печати, именно: в жур
нале «Сибирские Огни» (1924, № 4, и 1926, № I!—статьи Б. Г—ва; 1925, ЗМ» 1—статья
Г. Вяткина) и в газете «Рабочий Путь(1926, № 84—ст. П. Орлова). Здесь при
водятся вновь записанные воспоминания о Достоевском сибирских старожилов: Мамонтовой-Мельчаковой, А. И. Згерской, В. А. Иванова; вновь найденные в архивах документы: отношение батальон
ного командира Велихова о «свенчании прапорщика батальона Достоевского с женой умершего заседателя по корчемной части, колежского секретаря Александра Исаева,
Марьей Дмитриевной» (1857); запрос полицейских властей Семипалатинска губернатору,
следует ли продолжать надзор ва Достоевским после произ
водства его в офицеры (ответ— утвердительный); прошение До
стоевского на имя командира его батальона Велихова о доставлении в Сибирский кадетский корпус его пасынка Павла Исаева и выдаче ему про
гонов (1857); предписание начальника дивизии из Тобольска об увольнении Достоевско
го в отставку, с учреждением «за поручиком Достоевским секретного надзора по избранному им месту жительства в г.
Твери и о воспрещении ему в езда в губернии—Петербург
скую и Московскую» (1859);
секретное предписание тобольского губ. правления о водворения петрашевцев Дурова и Достоевского в каторжной ссылке в Омске—с «содержанием тех преступников без всякого снисхождения», «скованными по ногам» (1855), и др.
Ознакомившись с новыми данными и пересмотрев старую биографическую литературу, видишь, что пора наново про
думать и изложить сибирский период жизни Достоевского. Биографы и читатели всегда интересовались больше ран
ним периодом—до ссылки, с блестящими литературными дебютами Достоевского, с участием его в обществе петрашевцев, с жутким эпизодом на эшафоте, а также последним периодом—после ссылки, с вереницей прославленных романов-траге
дий, с участием в общественно-литера
турной борьбе, с знаменитой пушкинской речью. Сибирский период остался почти безвестным. Правда, о нем рассказал сам Достоевский в гениальных «Записках из Мертвого Дома». Но здесь воссозданы только первые четыре года сибирской жизни, только омская каторга. А ведь До
стоевский прожил в Сибири около десяти лет, перенес еще два года солдатчипы и
еще четыре года тянул постылую лямку поднадзорного и невольного офицера в Семи палатинске.
Если в ранний петербургский период Достоевский испытал острые возбуждения утопического социализма, а на каторге погружался в страшный мир отвер
женных, то и семипалатинские годы были полны глубокими впечатлениями и переживаниями. Казарменная жизнь Сибирского линейного № 7 батальона была недалека от каторжной. «Ругань и взаимные оскорбленил висели в казарме... Солдаты, прикрепленные к казарме, как арестанты к каторге, не имевшие между собой никакой связи, с проклятием тянули солдатскую лямку. Батальон кипел, как в котле, доставляя начальству
много хлопот и беспокойств... Зуботыдины, толчки, кулачная расправа были обычными явлениями... В своей злобе солдатах не щадили никого, оскорбляя и мальчиков в солдатских мундирах, которые часто сдавались в службу из кантонистов» (Б. Г—в). Сколько мог, Достоев
ский защищал этих солдат-полудетсй (напр., кантониста Каца), но и самому приходилось жить, словно в осаде. Сохранилось предание, что однажды фельдфебелю показалось, будто рядовой Достоев
ский медленно исполнил приказание—и фельдфебель сильно ударил его по голове... Достоевскому приходилось вся
чески напрягаться, чтобы выполнять все требования николаевской муштры, чтобы избегать наималейших столкновений, мо
гущих ухудшить положение «политического преступника», из каторги переведенного в солдаты 1).
Питался Достоевский в казарме плохо: «не мог есть тошнотворную похлебку и си
дел больше на чаю». Давая уроки Мамонтовой, «занимался Достоевский с учени
цей в шинели. Позднее выяснилось, что Ф. М. прикрывал шинелью недостатки своего костюма». Материальное положение мало улучшилось и тогда, когда До
стоевского произвели в офицеры. Его первую частную квартиру очевидец (А. Е. Врангель) описывает так: «Хата Достоевского находилась в самом без
отрадном месте. Кругом пустырь, сыпучий песок, ни куста, ни деревца. Изба была бревенчатая, древняя, скривившаяся на один бок, без фундамента, вросшая в землю... Вся комната была закопчена и
так темна, что вечером с сальной свечей
я еле мог читать... Как при таком осве- щении Ф. М. мог писать ночи напролет--- решительно не понимаю... Была еще приятная особенность его шилья: тара
каны сотнями бегали по столу, стенам и кровати, а летом блохи не давали по
кою». Даже дешевого «Жуковского» та
баку Достоевский не всегда мог купить, и курил солдатскую махорку». «Всего имущества было только то, что на нем», добавляет Врангель. Когда однажды До
стоевскому необходимо было послать Врангелю заказное письмо, он не мог этого сделать; и сам об’пенил почему:— Толстый пакет, застрахованный на поч
те, будет очень дорого стоить, а у меня, с позволения сказать, ни полушки де
нег.—Когда Достоевский женился на М. Д. Исаевой и надо было устроить се
1) Тяжело читать в воспоминаниях современников, как Достоевский старательно вытя
гивался «в фрунт» и козырял ничтожнейшему начальству, как, будучи в гостях, спешил п передней подхватить и повесить ниш ель вошедшего офицера...
мейную квартиру, он писал Врангелю: «Я едва мог купить несколько стульев для мебели,—так всё бедно», и дальше: «Ведь нам обоим пришлось начинать чуть не с рубашек—ничего-то не было, все надо было завести».
В таких нищенских условиях приходилось Достоевскому свивать свое первое семейное гнездо. Зато необычайным богатством душевного под’ема сопровожда
лась его женитьба. Роман Достоевского с М. Д. Исаевой мало известен, и много данных не дошло до нас; сохранилось только одно—правда, замечательное— письмо Достоевского к ней (1855 г.), а он писал часто и «целыми тетрадями»; писем Марьи Дмитриевны вовое неизвестно. Между тем, самое глубокое, что было пе
режито Достоевским в Семи
палатинске, это — увлечение М. Д. Исаевой. Она была до
черью директора аст раханского карантина Д. С. Кон
станта (внука французского эмигранта), человека с круп
ным служебным и общественным положением; его сы
новья служили в гвардии; Сама Марья Дмитриевна «была Начитана, довольно образова
на, любознательна, добра и необыкновенно жива и впечатлительна»; «натура страстная и экзальтированная» (Врангель). По происхождению и воспитанию это была светская женщина и. могла бы выде
ляться не только в захолустном Семипалатинске. Но вы
шла она замуж за учителя Исаева, бесцветного, бесхарак
терного, нищенски бедного, чахоточного и алкоголика. Легко по
нять, какую драму переживала эта женщина среди провинциальных мелких чиновниц, пьяных собутыльников мужа и еле прикрытой нищеты.
Достоевский быстро влюбился в нее и, когда Исаев-умер, женился, преодолев
всякие житейские осложнения, и был этим счастлив. Его чувство к жене было глубо
ко. Перед браком он писал своей сестре: «Я давно уже люблю эту женщину до бе
зумия, больше жизни моей» (1857); ной восемь лет спустя, в 1865 г., через год после смерти жены, Достоевский писал Врангелю, что жену «любил без меры». Что касается самой Марии Дми
триевны, то наблюдательный и хорошо знавший Достоевских Врангель говорит: «В Федоре Михайловиче она приняла горячее участие, приласкала его; не ду
маю, чтобы глубоко оценила его, скорее,
пожалела несчастного, забитого судьбою человека. Возможно, что даже привяза
лась к нему, но влюблена в него ничуть не была». Надорванную физически жен
щину (еще при первом муже М. Д. забо
лела чахоткой), подавленную нищетой, страшили и материальная необеспечен
ность Достоевского ) и ого поднадзорность, и его эпилепсия. Через два года после женитьбы Достоевский писал Врангелю: «Марья Дмитриевна убивается за судьбу сына» (пасынка Достоевского, малолетнего Паши Исаева, которого потом Д. всю свою жизнь поддерживал и тянул в люди). «Ей все кажется, что если я умру, то она останется с подрастающим сыном опять в таком же горе, как и после первого вдовства. Она напугана...». Сюда вскоре присоединились и вспышки ревности со стороны М. Д., продолжавшиеся вплоть до ее смерти. Оценку своему роману До
стоевский дал в письме к Врангелю (1865): «Помяните ее хорошим, добрым воспоминанием... Мы не жили с ней счастливо... Несмотря на то, что мы были Дом на берегу Иртыша, у ворот Омской крепости, куда был брошен
царскими тюремщиками Ф. М. Достоевский в 1855 г.
Архив «Огонька».