10 сентября этого года собирается первый всесоюзный съезд советских писателей. Среди основных на повестке дня съезда будет стоять вопросе драматургии, как об одном важнейшем виде литературы. Реданция журнала „Театр и драматургия“ обратилась к советсним писателям с просьбой рассказать об их отношении н театру, о возможности и желательности для них работать в об. ласти драматургии, о причинах, мешающих этому, и т. д. С насто
ящего номера мы начинаем печатать высказывания писателей.
А. С. СЕРАФИМОВИЧ
Я не работаю для театра прежде всего. потому, что всецело занят работой над прозой. Для того, чтобы на
писать пьесу, нужно отбросить свой основной труд, взяться за другой вид искусства, не будучи уверенным в успехе.
Наше время повелительно требует отыскания наивыгоднейших форм для
охвата искусствам наиболее широких масс, и поэтому такое огромное значение сейчас приобретает драматургия, театр. В смысле удара по зрите
лю, психологического напора, глубины восприятия в единицу времени драматургическая форма необычайно сильна.
Несмотря на глубочайшие различия между повествовательной и драматургической формой во многих беллетри
стических произведениях можно найти отдельные сцены, куски, которые являются настолько сценически законченными что их можно перенести на сцену. Свойственно это и моему творче
ству (и с течением времени все сильнее. В этом мне иомогли\ мои неудачи в кино, которое очень близко к драматургии по своей сжатости и внутренней ударности.
При .переделке беллетристического произведения в пьесу нужна не перелицовка, изменение внешнего характе
ра вещи, а большая перестройка ее на новых, иных основах.
. Еще до революции я писал пьесу г< Девушка за стеной», которая со средним успехом шла у Корша. За
тем в начале революции две пьесы: «Марианна» из жизни красноармейцев, которая шла во Владикавказе,
Ростове, и очень тепло принималась
красноармейцами, и «Именины в 1918 году»—маленькую одноактную пьесу.
При тех огромных объемах^ воздействия, какое имеет радио, большое значение могли бы иметь вещи, напи
санные для радио. Но при современной технике радиовещания нельзя достаточно полно передать внутреннее содержание вещи, ее извилины, настроения, оттенки.
В. В. ВЕРЕСАЕВ
Я не работаю для театра потому, что мало (его знаю, не осог бевно люблю. Раза два делал попыт
ки писать пьесы, но неудачно. Пьесы были мало сценичны, в них не было энергично развертывающейся интриги и внешне захватывающего сюжета, не
обходимых для драматургического Произведения. Во всем сказывался
беллетрист, у которого иной подход к материалу, чем у драматурга. Беллетрист любит лирику, отступления, уг
лубления в психологические тонкости. Это очень часто проявляется в драматургических произведениях, написанных беллетристами, и, мне кажется, может иногда искупить отсутствие .напряженного действия и быстро развертывающегося сюжета.
Меня лично очень мало радует, что за последние тридцать-сорок лет бел
летристы много пишут для театра,
часто в ущерб своей основной работе и не всегда вследствие внутренней творческой потребности. Возможно, что театры от этого выигрывают, но художественная проза, несомненно, страдает.
Пьесы, переделанные писателями из беллетристических произведений почти всегда слабее источника и в большинстве случаев остаются только иллюстрацией к беллетристическому произведению. Правда, тут есть исключения. Уже давно признано, что Островский, в сущности, был беллетристом, а Достоевский огромным траги
ком. Но Достоевский захлебывался обилием материала и, возможно, поэтому не мог бы уместиться в пре
делах драматургической формы. Досто
евский давал огромнейший материал для сценического воплощения; и отдельные сцены, и само построение от
дельных вещей, сделаны предельно драматургичными. И если иногда инсценировки его произведения кажутся беднее, чем его романы, то это обго
няется тем, что почти невозможно в одном спектакле передать всю глуби
ну я богатство его вещей. Я не знаю другого .прозаика, чьи возможности трагика были бы так огромны. Пожалуй,- в этом отношении Достоевского можно сравнить только с древни
ми трагиками, ic .Эсхилом, которого называли беЗднотворцем.......
ФЕДОР ГЛАДКОВ.
На особый род искусства, драматургию, я смотрю чрезвычайно «поч
тительно», считаю его очень интересным и очень трудным. Мечтаю написать .пьесу, и не делаю эго сейчас по
тому, что весь в работе над прозой. А когда пишешь большое произведение, которое захватывает тебя, и целиком уходишь в .него, трудно, нель
зя работать параллельно над другой вещью. Пьеса, которая была бы сценична, оригинальна, написана своеоб
разным, отвечающим законам театра языком, требует очень много .времени, большой усидчивости. Я решил, что
как только закончу роман, возьмусь за пьесу. О теме я еще не говорю, но -в голове уже много замыслов.
Разговаривая с писателями, которые сейчас работают над пьесами, я ви
жу людей, одержимых этим видом иск усства, опьяненных (hlm. Такая необычно сильная творческая возбужденность вызывается тем, что в бел
летристике можно себя разрядить всякими лирическими и эпическими отступлениями. Даже пейзаж является своего рода разрядкой, «заземле
нием» творческого возбуждения. В драматургическом произведении, нуж
но в малый отрезок времени дать персонажи в непрерывном движении, в сгущенном, горячем виде, в перипетиях борьбы,—• и это требует огромного и напряженного внимания. Что
бы в пьесе .не было ничего лишнего, чтобы диалог был ярким, своеобразным, типичным, без повторений ну
жен очень большой творческий .пресс. Образцы прекрасных пьес, по кото
рым наши драматурги могли бы учиться эпической подаче больших проблем и сложных фигур, дают Шекспир и Ибсен.
Плохо то, что нет связи между писателем и театром, между писателем и драматургом. Дрмату.ргия и беллетри
стика наиболее близкие друг ik другу искусства, и работники этих видов литературы .во взаимном творческом общении могли бы многое дать друг другу. Чтобы создать пьесу, писатель должен хорошо знать не только природу театра, но, просто, часто посе
щать театр., и приходить туда не как случайный зритель, а как художник; еще лучше, если он вплотную свяжется с театром.
Когда-то я написал две пьесы: «.Бурелом» и «Ватага». «Бурелом» был поставлен в Новороссийске Мейер
хольдом, с которым мы тогда вместе работали в театре. «Ватага» шла в Рабочем театре Пролеткульта, и про
валилась, потому что была поставле
на не в соответствующем оформлении, не в соответствующей интерпретации текста, и, наконец, просто плохо сыг
рана. Таким образом, моя первая лю.бовь с театром была неудачной.
Потом я перешел к художественной прозе и за пьесы больше не брался.
Инсценированы две моих вещи: «Цемент» и «Головоногий человек». К ин
сценировкам, вообще отношусь очень отрицательно. Считаю, что инсцени
ровка это неудачный перевод с языка Прозы на язык драматургии, где подчас не связаны концы с концами. Даже, когда вещь инсценирует сам автор, он не может повторить процессы творчества в другом виде .искусства.
ящего номера мы начинаем печатать высказывания писателей.
А. С. СЕРАФИМОВИЧ
Я не работаю для театра прежде всего. потому, что всецело занят работой над прозой. Для того, чтобы на
писать пьесу, нужно отбросить свой основной труд, взяться за другой вид искусства, не будучи уверенным в успехе.
Наше время повелительно требует отыскания наивыгоднейших форм для
охвата искусствам наиболее широких масс, и поэтому такое огромное значение сейчас приобретает драматургия, театр. В смысле удара по зрите
лю, психологического напора, глубины восприятия в единицу времени драматургическая форма необычайно сильна.
Несмотря на глубочайшие различия между повествовательной и драматургической формой во многих беллетри
стических произведениях можно найти отдельные сцены, куски, которые являются настолько сценически законченными что их можно перенести на сцену. Свойственно это и моему творче
ству (и с течением времени все сильнее. В этом мне иомогли\ мои неудачи в кино, которое очень близко к драматургии по своей сжатости и внутренней ударности.
При .переделке беллетристического произведения в пьесу нужна не перелицовка, изменение внешнего характе
ра вещи, а большая перестройка ее на новых, иных основах.
. Еще до революции я писал пьесу г< Девушка за стеной», которая со средним успехом шла у Корша. За
тем в начале революции две пьесы: «Марианна» из жизни красноармейцев, которая шла во Владикавказе,
Ростове, и очень тепло принималась
красноармейцами, и «Именины в 1918 году»—маленькую одноактную пьесу.
При тех огромных объемах^ воздействия, какое имеет радио, большое значение могли бы иметь вещи, напи
санные для радио. Но при современной технике радиовещания нельзя достаточно полно передать внутреннее содержание вещи, ее извилины, настроения, оттенки.
В. В. ВЕРЕСАЕВ
Я не работаю для театра потому, что мало (его знаю, не осог бевно люблю. Раза два делал попыт
ки писать пьесы, но неудачно. Пьесы были мало сценичны, в них не было энергично развертывающейся интриги и внешне захватывающего сюжета, не
обходимых для драматургического Произведения. Во всем сказывался
беллетрист, у которого иной подход к материалу, чем у драматурга. Беллетрист любит лирику, отступления, уг
лубления в психологические тонкости. Это очень часто проявляется в драматургических произведениях, написанных беллетристами, и, мне кажется, может иногда искупить отсутствие .напряженного действия и быстро развертывающегося сюжета.
Меня лично очень мало радует, что за последние тридцать-сорок лет бел
летристы много пишут для театра,
часто в ущерб своей основной работе и не всегда вследствие внутренней творческой потребности. Возможно, что театры от этого выигрывают, но художественная проза, несомненно, страдает.
Пьесы, переделанные писателями из беллетристических произведений почти всегда слабее источника и в большинстве случаев остаются только иллюстрацией к беллетристическому произведению. Правда, тут есть исключения. Уже давно признано, что Островский, в сущности, был беллетристом, а Достоевский огромным траги
ком. Но Достоевский захлебывался обилием материала и, возможно, поэтому не мог бы уместиться в пре
делах драматургической формы. Досто
евский давал огромнейший материал для сценического воплощения; и отдельные сцены, и само построение от
дельных вещей, сделаны предельно драматургичными. И если иногда инсценировки его произведения кажутся беднее, чем его романы, то это обго
няется тем, что почти невозможно в одном спектакле передать всю глуби
ну я богатство его вещей. Я не знаю другого .прозаика, чьи возможности трагика были бы так огромны. Пожалуй,- в этом отношении Достоевского можно сравнить только с древни
ми трагиками, ic .Эсхилом, которого называли беЗднотворцем.......
ФЕДОР ГЛАДКОВ.
На особый род искусства, драматургию, я смотрю чрезвычайно «поч
тительно», считаю его очень интересным и очень трудным. Мечтаю написать .пьесу, и не делаю эго сейчас по
тому, что весь в работе над прозой. А когда пишешь большое произведение, которое захватывает тебя, и целиком уходишь в .него, трудно, нель
зя работать параллельно над другой вещью. Пьеса, которая была бы сценична, оригинальна, написана своеоб
разным, отвечающим законам театра языком, требует очень много .времени, большой усидчивости. Я решил, что
как только закончу роман, возьмусь за пьесу. О теме я еще не говорю, но -в голове уже много замыслов.
Разговаривая с писателями, которые сейчас работают над пьесами, я ви
жу людей, одержимых этим видом иск усства, опьяненных (hlm. Такая необычно сильная творческая возбужденность вызывается тем, что в бел
летристике можно себя разрядить всякими лирическими и эпическими отступлениями. Даже пейзаж является своего рода разрядкой, «заземле
нием» творческого возбуждения. В драматургическом произведении, нуж
но в малый отрезок времени дать персонажи в непрерывном движении, в сгущенном, горячем виде, в перипетиях борьбы,—• и это требует огромного и напряженного внимания. Что
бы в пьесе .не было ничего лишнего, чтобы диалог был ярким, своеобразным, типичным, без повторений ну
жен очень большой творческий .пресс. Образцы прекрасных пьес, по кото
рым наши драматурги могли бы учиться эпической подаче больших проблем и сложных фигур, дают Шекспир и Ибсен.
Плохо то, что нет связи между писателем и театром, между писателем и драматургом. Дрмату.ргия и беллетри
стика наиболее близкие друг ik другу искусства, и работники этих видов литературы .во взаимном творческом общении могли бы многое дать друг другу. Чтобы создать пьесу, писатель должен хорошо знать не только природу театра, но, просто, часто посе
щать театр., и приходить туда не как случайный зритель, а как художник; еще лучше, если он вплотную свяжется с театром.
Когда-то я написал две пьесы: «.Бурелом» и «Ватага». «Бурелом» был поставлен в Новороссийске Мейер
хольдом, с которым мы тогда вместе работали в театре. «Ватага» шла в Рабочем театре Пролеткульта, и про
валилась, потому что была поставле
на не в соответствующем оформлении, не в соответствующей интерпретации текста, и, наконец, просто плохо сыг
рана. Таким образом, моя первая лю.бовь с театром была неудачной.
Потом я перешел к художественной прозе и за пьесы больше не брался.
Инсценированы две моих вещи: «Цемент» и «Головоногий человек». К ин
сценировкам, вообще отношусь очень отрицательно. Считаю, что инсцени
ровка это неудачный перевод с языка Прозы на язык драматургии, где подчас не связаны концы с концами. Даже, когда вещь инсценирует сам автор, он не может повторить процессы творчества в другом виде .искусства.