заключаться приспособ ленте пьесы для сцены, и он ответил, что придется почти заново перерабатывать пье
су, и что он свою вещь переделывал сто пятьдесят раз! Меня это ошара
шило. В тот же вечер спрашиваю у Всеволода Иванова, сколько раз пере
делывалась его пьеса «Бронепоезд», Иванов ответил, что работал над ее переделкой около года. Это меня от
пугнуло от театра. Ведь обычно повесть, (рассказ, даже роман не требуют такой огромной, бесконечной переделки.
Но театр я очень люблю. Сейчас, работая над большим романом о реконструкции Волги, о «Большой Волге», я наткнулся на чрезвычайно интересный материал, на основе которо
го хочу написать пьесу. Это—встреча старого быта, старого уклада с новым строительством, с новыми людьми, с новыми огромными целями. Эту тему я хочу развернуть на Волге, где силь
нее цельные характеры, где такая сильная трагическая борьба.
Как только закончу роман, вплотную примусь за пьесу. Знаю, что пред
стоят большие трудности, но, пьесу все таки делать буду.
Н. ОГНЕВ
Я много работал для театра, и не только как литератор, но и как руководитель юношеского театра. У меня даже было специальное помещение в Бутырском районе, где я занимался экспериментами в области импровизации.
Мной было написано около десяти пьес для детей. Часть из них была напечатана в советской прессе, а часть —• «Сказки Шехерезады» и «Гайавата, вождь иррокезов» — по
ставлена на сцене Московского театра для детей.
В 1930 г. я написал пьесу «Дом юношества» .Пьеса была принята театром им. Вахтангова и дана для работы режиссеру Захаве. Он сделал ряд указаний, и я принялся дораба
тывать пьесу. Но в процессе работы выявилось, что непреодолимое пре
пятствие представляет сам материал. В 1930 г. нельзя было создавать образы молодежи, пользуясь материа
лом 1925 г. И пьеса так и повисла в воздухе между театром и мной.
Г. НИКИФОРОВ
В 1932 г. мной написана пьеса «Маффия», которая выходит на днях в издательстве («Молодая гвардия». Эта пьеса рисует стремление ребят к [романтике 1и самопроизвольные детские организации.
В данный момент я для театра не работаю, так как занят практическим разрешением проблемы советской но
веллы. Тем не менее, мысль о работе для театра никогда меня не покидает.
Особенно меня интересует вопрос о сценической интерпретации синтетического образа женщины в стране советов, образа, отличного от традиционных литературных изображений.
Материал для любого жанра литературного творчества, в частности и для драматургического, нас окружает густо и плотно. В свою очередь постановление ЦК от 23 апреля, уничтожив «литературно политические
склоки, создало нормальную и исключительно бодрую атмосферу для литературной работы.
Мне кажется, что любой писатель хотел бы работать для театра, как и для кино, но с нами не хотят работать.
Аично я самым коренным образом расхожусь с работниками театра во взглядах на театральное искусство. Я считаю, что многие театральные работники принижают театр, и дра
матурги следуют за ними по этому пути. Поэтому мы видим на сцене не те образы, слышим не те слова, которые нужны в нашу эпоху. Идея революции огромна, а слова, звуча
щие со сцены, мелки, затасканны. Театр выезжает на агитке, на лубке, которые драматург часто стряпает в десять дней. Идея пьесы долж
на не декламироваться со сцены, а естественно вытекать из самого хода развития действия. Иногда кажется, что театр боится сложных тем.
Есть театральные спецы, с которыми любой театр готов заключить договор на пьесу, даже не зная ее темы. Когда же писатель приходит в театр, он не встречает внимания, не получает творческой зарядки и товарищеской помощи в работе.
Недавно я написал пьесу «Шум». В ней рассказывается о консультан
те Госплана профессоре Шатрове, ко
торый не занимается вредительством в обычном смысле этого слова. Наоборот, все проекты, проходящие че
рез него, он прекрасно разрешает, и за ним устанавливается слава гения. Но он до судорог в кишках ненавидит советскую власть, и его вредительство состоит в том, что он намеренно в сотни раз удорожает производство, рассчитывая^, что страна экономически не выдержит крупных масштабов стройки. Но революция преодолевает его замыслы.
Я работал над пьесой девять месяцев, три раза перерабатывал и до
полнял ее. Прочел пьесу директору и режиссеру одного крупного театр>а.
Пьеса им понравилась. Директор тут же сказал «пьеса наша», и взял ее с собой. Потом один из режиссеров нашел в ней бытовизм, и вот про
шло уже два месяца, а о судьбе ее мн!е ’ничего не! ; иззе стно. Театр не должен отговариваться расплывчатыми фразами о бытовизме, а указать автору, где законы театра тре
буют переделки, или прямо сказать, что пьеса не подходит.
Я прекрасно знаю театр и законы сцены. Если строго соблюдать правила драматургического) искусу ства, то на сцене не должно быть не только лишнего человека, но ни одного лишнего предмета. Когда все актеры закуривают или группируют
ся вокруг пулемета, это значит, что им нечего делать,. Пьеса — это единая целеустремленная идея, обыгрываемая основным героем. Другие дей
ствующие лица обычно [дополняют основного героя, создают ту обста
новку, в которой автор задумал его показать. Поэтому все роли должны быть так распределены, чтобы вто
ростепенные персонажи не были сильнее главного героя. Хороший спек
такль можно создать в результате совместной работы над пьесой дра
матурга, режиссера, актеров, когда все они захвачены идеей пьесы. Театр может хорошую пьесу испортить
не инсценировать прозаическую вещь. Для многих писателей беллетристиче
ское произведение является своего рода трамплином; кажется, что удоб
нее разбежаться по книге, а затем прыгнуть в театр.
По моему, хорошая пьеса может быть создана из скрещения старой классической драматургии с элемента
ми нового содержания, новой формы, нового подхода к театру.
Нам нужна комедия, настоящая комедия, как вполне заслуженный отды\х от длительной напряженной и героической борьбы. Недавно я при
ехал с Урала. Мне приходилось там разговаривать с режиссерами, и они рассказывали мне, какой успех на новостройках, среди рабочих, имеют ко
медии. Рабочий приходит в театр с митинга, с производственного совеща
ния, и когда те же самые речи, те же слова, что он слышал там, несутся со сцены, ему становится невмоготу.
Еще в 1926—27 г. я задумал комедию из жизни русской поэтической богемы «Притон страстей». Может быть, осенью я за нее возьмусь.
Последние годы я работал над романом «Россия, кровью умытая». Основное мое внимание было направлено на вытравление серости положений, на борьбу с бытовизмом. Я претендую на то, что на каждой странице есть что-либо оригинальное по те
ме. Когда я задумывался о переделке этого романа в пьесу, мне казалось трудным это сделать самому, потому что я подавлен огромностью материала. Думаю, что опытный драматург мог бы из этого романа выбрать отдельные куски и сделать пьесу.
Считаю, что должна быть большая связь с театром и товарищеское вни
мание и помощь со стороны театра начинающему драматургу в процессе создания пьесы. Диалог, который ка
жется автору хорошим, со сцены из \ уст исполнителей будет звучать иначе, и, наоборот, фраза, которая кажется автору серой, в театре может засверкать яркими красками.
, Плохо то, что у нас часто захваливают посредственные пьесы, Нас, ИЬодей, давно работающих в литературе, это не собьет. Но молодых, которые придут после нас работать в театр, это может толкнуть на неправильный путь.
А. С. ЯКОВЛЕВ
В 1925 году я написал пьесу на тему о гражданской войне. Что меня толкнуло на написание пьесы? У ме
ня была, повесть («Поволжье», которую Ленинградский театр переделал в пье
су «Мятелица». В пьесе было много неуклюжестей, неправильно были ис
толкованы типы, и мне казалось, что я сам1, сделал бы ее лучше. Центральную роль в ней играла прекрасная ар
тистка, и ее игра настолько потрясла, зажгла меня, что мне захотелось написать вещь для театра.
Я написал пьесу и отнес ее в Четвертую студию, ныне театра Красной
Пресни. Пьесу одобрили, приняли, но нашли два действия недостаточно драматургичными и предложили их пе
ределать. В этом же театре ставил свою пьесу «<На земле» писатель Ни- Вовой. Я спросил его, в чем должно
су, и что он свою вещь переделывал сто пятьдесят раз! Меня это ошара
шило. В тот же вечер спрашиваю у Всеволода Иванова, сколько раз пере
делывалась его пьеса «Бронепоезд», Иванов ответил, что работал над ее переделкой около года. Это меня от
пугнуло от театра. Ведь обычно повесть, (рассказ, даже роман не требуют такой огромной, бесконечной переделки.
Но театр я очень люблю. Сейчас, работая над большим романом о реконструкции Волги, о «Большой Волге», я наткнулся на чрезвычайно интересный материал, на основе которо
го хочу написать пьесу. Это—встреча старого быта, старого уклада с новым строительством, с новыми людьми, с новыми огромными целями. Эту тему я хочу развернуть на Волге, где силь
нее цельные характеры, где такая сильная трагическая борьба.
Как только закончу роман, вплотную примусь за пьесу. Знаю, что пред
стоят большие трудности, но, пьесу все таки делать буду.
Н. ОГНЕВ
Я много работал для театра, и не только как литератор, но и как руководитель юношеского театра. У меня даже было специальное помещение в Бутырском районе, где я занимался экспериментами в области импровизации.
Мной было написано около десяти пьес для детей. Часть из них была напечатана в советской прессе, а часть —• «Сказки Шехерезады» и «Гайавата, вождь иррокезов» — по
ставлена на сцене Московского театра для детей.
В 1930 г. я написал пьесу «Дом юношества» .Пьеса была принята театром им. Вахтангова и дана для работы режиссеру Захаве. Он сделал ряд указаний, и я принялся дораба
тывать пьесу. Но в процессе работы выявилось, что непреодолимое пре
пятствие представляет сам материал. В 1930 г. нельзя было создавать образы молодежи, пользуясь материа
лом 1925 г. И пьеса так и повисла в воздухе между театром и мной.
Г. НИКИФОРОВ
В 1932 г. мной написана пьеса «Маффия», которая выходит на днях в издательстве («Молодая гвардия». Эта пьеса рисует стремление ребят к [романтике 1и самопроизвольные детские организации.
В данный момент я для театра не работаю, так как занят практическим разрешением проблемы советской но
веллы. Тем не менее, мысль о работе для театра никогда меня не покидает.
Особенно меня интересует вопрос о сценической интерпретации синтетического образа женщины в стране советов, образа, отличного от традиционных литературных изображений.
Материал для любого жанра литературного творчества, в частности и для драматургического, нас окружает густо и плотно. В свою очередь постановление ЦК от 23 апреля, уничтожив «литературно политические
склоки, создало нормальную и исключительно бодрую атмосферу для литературной работы.
Мне кажется, что любой писатель хотел бы работать для театра, как и для кино, но с нами не хотят работать.
Аично я самым коренным образом расхожусь с работниками театра во взглядах на театральное искусство. Я считаю, что многие театральные работники принижают театр, и дра
матурги следуют за ними по этому пути. Поэтому мы видим на сцене не те образы, слышим не те слова, которые нужны в нашу эпоху. Идея революции огромна, а слова, звуча
щие со сцены, мелки, затасканны. Театр выезжает на агитке, на лубке, которые драматург часто стряпает в десять дней. Идея пьесы долж
на не декламироваться со сцены, а естественно вытекать из самого хода развития действия. Иногда кажется, что театр боится сложных тем.
Есть театральные спецы, с которыми любой театр готов заключить договор на пьесу, даже не зная ее темы. Когда же писатель приходит в театр, он не встречает внимания, не получает творческой зарядки и товарищеской помощи в работе.
Недавно я написал пьесу «Шум». В ней рассказывается о консультан
те Госплана профессоре Шатрове, ко
торый не занимается вредительством в обычном смысле этого слова. Наоборот, все проекты, проходящие че
рез него, он прекрасно разрешает, и за ним устанавливается слава гения. Но он до судорог в кишках ненавидит советскую власть, и его вредительство состоит в том, что он намеренно в сотни раз удорожает производство, рассчитывая^, что страна экономически не выдержит крупных масштабов стройки. Но революция преодолевает его замыслы.
Я работал над пьесой девять месяцев, три раза перерабатывал и до
полнял ее. Прочел пьесу директору и режиссеру одного крупного театр>а.
Пьеса им понравилась. Директор тут же сказал «пьеса наша», и взял ее с собой. Потом один из режиссеров нашел в ней бытовизм, и вот про
шло уже два месяца, а о судьбе ее мн!е ’ничего не! ; иззе стно. Театр не должен отговариваться расплывчатыми фразами о бытовизме, а указать автору, где законы театра тре
буют переделки, или прямо сказать, что пьеса не подходит.
Я прекрасно знаю театр и законы сцены. Если строго соблюдать правила драматургического) искусу ства, то на сцене не должно быть не только лишнего человека, но ни одного лишнего предмета. Когда все актеры закуривают или группируют
ся вокруг пулемета, это значит, что им нечего делать,. Пьеса — это единая целеустремленная идея, обыгрываемая основным героем. Другие дей
ствующие лица обычно [дополняют основного героя, создают ту обста
новку, в которой автор задумал его показать. Поэтому все роли должны быть так распределены, чтобы вто
ростепенные персонажи не были сильнее главного героя. Хороший спек
такль можно создать в результате совместной работы над пьесой дра
матурга, режиссера, актеров, когда все они захвачены идеей пьесы. Театр может хорошую пьесу испортить
не инсценировать прозаическую вещь. Для многих писателей беллетристиче
ское произведение является своего рода трамплином; кажется, что удоб
нее разбежаться по книге, а затем прыгнуть в театр.
По моему, хорошая пьеса может быть создана из скрещения старой классической драматургии с элемента
ми нового содержания, новой формы, нового подхода к театру.
Нам нужна комедия, настоящая комедия, как вполне заслуженный отды\х от длительной напряженной и героической борьбы. Недавно я при
ехал с Урала. Мне приходилось там разговаривать с режиссерами, и они рассказывали мне, какой успех на новостройках, среди рабочих, имеют ко
медии. Рабочий приходит в театр с митинга, с производственного совеща
ния, и когда те же самые речи, те же слова, что он слышал там, несутся со сцены, ему становится невмоготу.
Еще в 1926—27 г. я задумал комедию из жизни русской поэтической богемы «Притон страстей». Может быть, осенью я за нее возьмусь.
Последние годы я работал над романом «Россия, кровью умытая». Основное мое внимание было направлено на вытравление серости положений, на борьбу с бытовизмом. Я претендую на то, что на каждой странице есть что-либо оригинальное по те
ме. Когда я задумывался о переделке этого романа в пьесу, мне казалось трудным это сделать самому, потому что я подавлен огромностью материала. Думаю, что опытный драматург мог бы из этого романа выбрать отдельные куски и сделать пьесу.
Считаю, что должна быть большая связь с театром и товарищеское вни
мание и помощь со стороны театра начинающему драматургу в процессе создания пьесы. Диалог, который ка
жется автору хорошим, со сцены из \ уст исполнителей будет звучать иначе, и, наоборот, фраза, которая кажется автору серой, в театре может засверкать яркими красками.
, Плохо то, что у нас часто захваливают посредственные пьесы, Нас, ИЬодей, давно работающих в литературе, это не собьет. Но молодых, которые придут после нас работать в театр, это может толкнуть на неправильный путь.
А. С. ЯКОВЛЕВ
В 1925 году я написал пьесу на тему о гражданской войне. Что меня толкнуло на написание пьесы? У ме
ня была, повесть («Поволжье», которую Ленинградский театр переделал в пье
су «Мятелица». В пьесе было много неуклюжестей, неправильно были ис
толкованы типы, и мне казалось, что я сам1, сделал бы ее лучше. Центральную роль в ней играла прекрасная ар
тистка, и ее игра настолько потрясла, зажгла меня, что мне захотелось написать вещь для театра.
Я написал пьесу и отнес ее в Четвертую студию, ныне театра Красной
Пресни. Пьесу одобрили, приняли, но нашли два действия недостаточно драматургичными и предложили их пе
ределать. В этом же театре ставил свою пьесу «<На земле» писатель Ни- Вовой. Я спросил его, в чем должно