ческими традициями (в прежнее время цари, случалось, жаловали в консерваторию самолично, а в мое время монаршее начало выражалось в покровительстве великих князей и принцесс)—вот характерные черты консерватории „дореформенного вре
мени. К этому надо прибавить нудную опеку местной и главной дирекции Р.М.О. *) и почти бесправное положение Художественного Совета. Обще-культурный уровень массы учащихся был поразительно низок: тип консерваторской барышни и консерваторской „золотой молодежи общеизвестен.
Были в среде учащихся и другие элементы: элемент демократической интеллигенции и музыкального пролетариата. 1-ый был представлен группой интеллигент
ных и передовых учащихся, гл. образом, из классов теории композиции, 2-ой же составлялся по преимуществу из учащихся инструменталистов и певцов, многие из которых, как и теперь, были тружениками оркестра, эстрады и хора и по социальному своему положению были настоящими пролетариями художественного труда.
Однако, до 1905 г. обе эти группы, так ск., не создавали физиономии консерватории: 1-ая потому, что была немногочисленна и держалась особняком от общей консерваторской массы, не ожидая от нее ничего доброго (многие из этой группы, прибавлю, были связаны своими общественными интересами с другими учреждениями, состоя студентами Университета и др. учебных заведений, где они и прини
мали участие в общественной жизни **); 2-ая группа (музыкальный пролетариат), хотя и была относительно многочисленна, тем не менее не могла внести в консерваторию струи общественности по своей политической неразвитости и неорганизованности.
Эти передовые группы консерватории, так ск-, таились в недрах ее до той поры, когда события расшевелили инертность одних, а другим подсказали необходимость действия даже в столь инертной среде.
Теперь несколько слов о профессуре и администрации.
Было в этой среде (главн. обр. в среде администрации) несколько определенных черносотенцев (директор Бернгард, казначей и хранитель здания Тур); они быстро и бесповоротно были сметены движением. Было несколько убежденно-пере
довых и демократически настроенных людей (о некоторых из них, в особенности, о Глазунове и Римском-Корсакове—будет речь ниже). Большинство же профессуры были люди в общественном смысле довольно индиферентные; впрочем, события и энтузиазм учащихся довольно быстро увлекли многих из них в лагерь сторонников движения. Некоторые были искренно восхищены энергией и стойкостью учащихся (к числу их принадлежал и мой профессор) и шутя говорили, что мы просветили их политическую темноту.
Продолжая свою общую характеристику движения, отмечу некоторые характерные его черты.
Первое, что надлежит отметить, это тот энтузиазм и пыл, который мы, неофиты ***) революции, вкладывали в свое первое политическое выступление. Не было ни опасений, ни утомления, ни даже, подчас, простой осторожности, лезли, что называется „на рожон . А репрессии были и дисциплинарные (исключение ста забастовщиков) и полицейские (арест обструкционистов на Мариинской Площади и вторичный их арест; кое-кто даже был ранен в январские дни).
Другая характерная черта, это то тесное сплетение энтузиазма революционного с художественным, которым была отмечена вся наша деятельность того периода: на ряду с политическими требованиями—широкие планы музыкально-художественных преобразований; заседания забастовочного комитета, перемежающиеся
*) Российского Музыкального Общества.
**) К таким принадлежал и автор этих строк, бывший тогда студентом юристом Ленинградского Университета и участником его общественной жизни, а с консерваторией связанный лишь узко-музыкальными интересами.
***) Новопосвященные.