учащиеся настаивали; возбуждение росло, состоялось несколько собраний отдельной группы учащихся, положивших начало некоторой организации; создалось некоторое ядро революционно-настроенных элементов.
От частного случая перешли к обще-политическим вопросам и к вопросам общей реорганизации консерватории. Посыпались жалобы на различного рода непо
рядки и несправедливости, составлялись проекты различного рода нововведений в учебной и административной части
Напряженная атмосфера потребовала разряжения; ощущалась необходимость совместного обсуждения политического положения и учебных нужд
Так возникла необходимость общей сходки учащихся, которая и была с согласия администрации назначена в последних числах января.
Лично я во всех этих подготовительных событиях участия не принимал, отчасти, по причине своего отсутствия из Ленинграда в дни Январских событий а отчасти, по причине упомянутой мною отчужденности от общественной жизни консер
ватории. Мои общественные интересы связывали меня с университетом, с его революционными элементами и кружками. На консерваторскую сходку я явился как „дикий , без знакомств, без связи с руководящими группами учащихся, но зато с большой дозой революционной самоуверенности и иронического любопытства к „консерваторской революции *).
Сходка эта выглядела довольно стихийно и внушительно: „до отказу переполненный Малый зал, общее возбуждение, гул „предначальных бесед и споров...
Угадываются несколько групп и направлений, но никто не знает сил противника.
Председателем сходки был выбран Ф. В. Павловский, певец (впоследствии артист Большого Театра), человек больших общественных способностей, громадной
физической и душевной энергии и, что было далеко немаловажно в той стихийной обстановке, звонким металического тембра баритоном, в необходимых случаях
„крывшим все 1 и ff бушующей толпы. Он принадлежал к организационному общественному ядру консерватории, был сторонником политической забастовки, и выбор его в председатели уже отчасти предвещал победу „революционного направления.
Павловский быстро овладел положением, победил все трудности неорганизованного собрания, разъяснил и распутал все непонятные формальности, крепко взял собрание в свои руки и не выпускал его до самого конца сходки (а длилась она с 12 ч. до самого вечера).
Выступления черносотенной группы учащихся, встреченные явно враждебно большинством собравшихся, были ликвидированы довольно быстро. Но и после этой ликвидации оставалось много затруднений: многие настроены были нереши
тельно, многие побаивались „политики , предпочитая не выходить из узкой сферы академических преобразований, политический уклон сходки и присоединение к общестуденческой забастовке были еще под сильным сомнением. В этот-то момент и при
годилось мое выступление. Речь моя, форменная агитационная речь, построенная очень сознательно, но произнесенная в состоянии какого-то бессознательного порыва, сыграла роль свежего резерва, брошенного в дело в критический момент сражения: многих она увлекла, других как-то „ошарашила , парализовав на время способность сопротивляться.
Дальнейшие речи и дебаты шли уже в определенном „политическом уклонен, наконец, мы вплотную подошли к вопросу дня: присоединяется ли консерватория
*) Это настроение отчасти может быть извинено тем общественно-революционным стажем, который был у меня: бывший слушатель Парижской Высщ. Школы обществ, наук, постоянный слуша
тель- рефератов Ленина и Троцкого на Avenue de Choisy, член экономического кружка при
Ленингр. университете, участник студенческих демонстраций — мог ли я, тогда 20 летний юноша, не возгордиться своим опытом перед какими-то „несчастными консерваторцами: что они в этом деле понимают.
От частного случая перешли к обще-политическим вопросам и к вопросам общей реорганизации консерватории. Посыпались жалобы на различного рода непо
рядки и несправедливости, составлялись проекты различного рода нововведений в учебной и административной части
Напряженная атмосфера потребовала разряжения; ощущалась необходимость совместного обсуждения политического положения и учебных нужд
Так возникла необходимость общей сходки учащихся, которая и была с согласия администрации назначена в последних числах января.
Лично я во всех этих подготовительных событиях участия не принимал, отчасти, по причине своего отсутствия из Ленинграда в дни Январских событий а отчасти, по причине упомянутой мною отчужденности от общественной жизни консер
ватории. Мои общественные интересы связывали меня с университетом, с его революционными элементами и кружками. На консерваторскую сходку я явился как „дикий , без знакомств, без связи с руководящими группами учащихся, но зато с большой дозой революционной самоуверенности и иронического любопытства к „консерваторской революции *).
Сходка эта выглядела довольно стихийно и внушительно: „до отказу переполненный Малый зал, общее возбуждение, гул „предначальных бесед и споров...
Угадываются несколько групп и направлений, но никто не знает сил противника.
Председателем сходки был выбран Ф. В. Павловский, певец (впоследствии артист Большого Театра), человек больших общественных способностей, громадной
физической и душевной энергии и, что было далеко немаловажно в той стихийной обстановке, звонким металического тембра баритоном, в необходимых случаях
„крывшим все 1 и ff бушующей толпы. Он принадлежал к организационному общественному ядру консерватории, был сторонником политической забастовки, и выбор его в председатели уже отчасти предвещал победу „революционного направления.
Павловский быстро овладел положением, победил все трудности неорганизованного собрания, разъяснил и распутал все непонятные формальности, крепко взял собрание в свои руки и не выпускал его до самого конца сходки (а длилась она с 12 ч. до самого вечера).
Выступления черносотенной группы учащихся, встреченные явно враждебно большинством собравшихся, были ликвидированы довольно быстро. Но и после этой ликвидации оставалось много затруднений: многие настроены были нереши
тельно, многие побаивались „политики , предпочитая не выходить из узкой сферы академических преобразований, политический уклон сходки и присоединение к общестуденческой забастовке были еще под сильным сомнением. В этот-то момент и при
годилось мое выступление. Речь моя, форменная агитационная речь, построенная очень сознательно, но произнесенная в состоянии какого-то бессознательного порыва, сыграла роль свежего резерва, брошенного в дело в критический момент сражения: многих она увлекла, других как-то „ошарашила , парализовав на время способность сопротивляться.
Дальнейшие речи и дебаты шли уже в определенном „политическом уклонен, наконец, мы вплотную подошли к вопросу дня: присоединяется ли консерватория
*) Это настроение отчасти может быть извинено тем общественно-революционным стажем, который был у меня: бывший слушатель Парижской Высщ. Школы обществ, наук, постоянный слуша
тель- рефератов Ленина и Троцкого на Avenue de Choisy, член экономического кружка при
Ленингр. университете, участник студенческих демонстраций — мог ли я, тогда 20 летний юноша, не возгордиться своим опытом перед какими-то „несчастными консерваторцами: что они в этом деле понимают.