Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Теория „искусства для искусства , теория „чистого искусства , как будто уже развенчана. Как будто, буржуазно-идеалистический характер этой теории, утвер
ждающей, что искусство должно быть независимо, что оно является целью само для себя, стоит вне связи с общественной жизнью человечества, в достаточной степени уже выяснен. Тем не менее, следует признать, что теория эта, закрепившаяся в мире музыки глубокими корнями, до сих пор еще существует, отстаивается и имеет за собой не мало сторонников. Это объясняется, главным образом, двумя причинами.
Первая и серьезнейшая из них сводится к самому характеру музыки, как искусства.
Так, вряд ли кому-либо придет сейчас в голову доказывать самоцельность, „чистоту какого-нибудь литературно-художественного произведения; оно, будучи даже насквозь проникнуто лирическими настроениями, будучи целиком основано на эле
ментах личных ощущений, переживаний, чувств, тем не менее предстанет перед нами в форме совершенно конкретных, отчетливых образов и понятий. Оно, в ряду других, создает в нас определенное мировоззрение, мироотношение, оно, в той или иной степени, формирует нашу идеологию. Особый характер музыки, как искусства, оперирующего звуковыми образами, в высокой степени индивидуализирует воспри
ятие музыкальных произведений. Этот, на первый взгляд (но только на первый взгляд), не заключающий в себе элементов общественной значимости характер музыкального искусства и способствует тому, что в музыке, области искусства наиболее консервативной, медленно изменяющейся, мало анализировавшейся, укрепился и удержался взгляд на нее, как на „чистое искусство, искусство для искусства:
Правда, в такой формулировке эта теория в настоящее время не пропагандируется. Она маскируется целым рядом переодеваний, от теории заготовления музыки впрок для грядущих поколений до теории внеклассовой музыки. Так, например,
Теория „искусства для искусства , теория „чистого искусства , как будто уже развенчана. Как будто, буржуазно-идеалистический характер этой теории, утвер
ждающей, что искусство должно быть независимо, что оно является целью само для себя, стоит вне связи с общественной жизнью человечества, в достаточной степени уже выяснен. Тем не менее, следует признать, что теория эта, закрепившаяся в мире музыки глубокими корнями, до сих пор еще существует, отстаивается и имеет за собой не мало сторонников. Это объясняется, главным образом, двумя причинами.
Первая и серьезнейшая из них сводится к самому характеру музыки, как искусства.
Так, вряд ли кому-либо придет сейчас в голову доказывать самоцельность, „чистоту какого-нибудь литературно-художественного произведения; оно, будучи даже насквозь проникнуто лирическими настроениями, будучи целиком основано на эле
ментах личных ощущений, переживаний, чувств, тем не менее предстанет перед нами в форме совершенно конкретных, отчетливых образов и понятий. Оно, в ряду других, создает в нас определенное мировоззрение, мироотношение, оно, в той или иной степени, формирует нашу идеологию. Особый характер музыки, как искусства, оперирующего звуковыми образами, в высокой степени индивидуализирует воспри
ятие музыкальных произведений. Этот, на первый взгляд (но только на первый взгляд), не заключающий в себе элементов общественной значимости характер музыкального искусства и способствует тому, что в музыке, области искусства наиболее консервативной, медленно изменяющейся, мало анализировавшейся, укрепился и удержался взгляд на нее, как на „чистое искусство, искусство для искусства:
Правда, в такой формулировке эта теория в настоящее время не пропагандируется. Она маскируется целым рядом переодеваний, от теории заготовления музыки впрок для грядущих поколений до теории внеклассовой музыки. Так, например,