если, несомненно, односторонним было бы считать реалистом-психологом автора „Песен и плясок смерти или „Катакомб“ с их нарочито подчеркнутым и сгущен
ным настроением болезненного, исключительного свойства, да еще и выраженным в фантастических образах, то такой же, если не большей, односторонностью было бы считать „визионером и мечтателем автора „Сорочинской ярмарки , народных сцен из „Бориса Годунова и многого другого в том же роде, как это утверждает И. Глебов (см. выше).
Если, не фантазируя, обратиться за разъяснением указанных уклонов от реализма к хронологическому рассмотрению жизни и творчества Мусоргского, то не
трудно заметить, что в последние годы жизни Мусоргского (примерно с 1874 г.— сочинение цикла „Без солнца ) в нем начался душевный перелом и, соответственно, начало изменяться направление и характер его творчества. Внешне перелом выра
зился в отдалении от прежних друзей, внутренно же — во все большем и большем замыкании в себе и неизбежно связанном с ним с ужении размаха наблюдательности. Изменение направления творчества выразилось в тяготении к мрачным сюжетам и, при том, нередко — отвлеченного свойства („Забытый , „Песни и пляски смерти ) и во все большем замедлении творчества в прежнем, историко-бытовом, направ
лении. Доказательством этому служат, например, такие факты: в то время, как „Борис Годунов (первая редакция и переработка) сочинялся 3 — 4 года (1868—1872), „Хованщина , почти вдвое меньшая по объему и количеству материала, сочинялась 7—8 лет и в конце концов все-таки осталась недоработанной вполне; „Сорочин
ская ярмарка осталась в набросках, а предполагавшаяся (по словам В. Стасова) „Пугачевщина вовсе не была начата. Чем же был вызван этот перелом? На этот вопрос ответом служит обычно указание на алкоголизм, необычайно усилившийся
у Мусоргского в последние годы и послуживший непосредственной причиной его ранней смерти. Но, разумеется, главной причиной перелома в Мусоргском алкого
лизм не мог быть уже потому, что начало перелома несомненно предшествовало развитию алкоголизма. Кроме того ясно, что для натуры Мусоргского, впечатли
тельной, весьма общительной, нужна была какая-то определенная сумма внешних, предрасполагающих причин, заставивших его замкнуться и создавших благоприятные условия для развития алкоголизма. В поисках более глубоких причин перелома трудно остановиться и на слишком узком объяснении его одними личными неуда
чами в связи с непризнанием „Бориса и снятием его с репертуара. Невольно мысль обращается к необходимости анализа социальной обстановки, так как анализ этой обстановки, приведенный выше в выдержках из Каратыгина (см. также ука
занное выше соч. И. Глебова, стр. 252) явно недостаточен... Существует попытка выяснить корни творчества Мусоргского путем более широкого рассмотрения общественных условий, вызвавших его; сделана эта попытка в упомянутой выше книге Сабанеева—„История русской музыки .
Рассматривая деятельность новой русской школы, наиболее ярким представителем которой является, по мнению Сабанеева, Мусоргский, автор характеризует ее художественную деятельность, как „простое продолжение прежней линии бар
ского дилетантства с славянофильско-патриотическим закалом (стр. 49). При этом общее отношение Мусоргского к народному быту автор характеризует как эстетическое: „в наиболее ярком из кучкистов — Мусоргском — характерно именно смако
вание быта... своеобразный дикий эстетизм ... Выше приведена характеристика Мусоргского, как „феодала-эстета (там же, стр. 62). В соответствии с этим и пе
релом в психике и творчестве Мусоргского к концу его жизни объясняется так: „Изменение общего социального профиля, происшедшее в России на его глазах (60 — 80-е годы), не могло не отразиться на смене его мироощущений, и мы дей
ствительно видим в конце его пути сдвиги в сторону мистицизма... Задвинувшийся над феодальным миром исторический покров превратил Мусоргского из коллекционера ярких черт быта в мрачного мистика ... (там же, стр. 63).
ным настроением болезненного, исключительного свойства, да еще и выраженным в фантастических образах, то такой же, если не большей, односторонностью было бы считать „визионером и мечтателем автора „Сорочинской ярмарки , народных сцен из „Бориса Годунова и многого другого в том же роде, как это утверждает И. Глебов (см. выше).
Если, не фантазируя, обратиться за разъяснением указанных уклонов от реализма к хронологическому рассмотрению жизни и творчества Мусоргского, то не
трудно заметить, что в последние годы жизни Мусоргского (примерно с 1874 г.— сочинение цикла „Без солнца ) в нем начался душевный перелом и, соответственно, начало изменяться направление и характер его творчества. Внешне перелом выра
зился в отдалении от прежних друзей, внутренно же — во все большем и большем замыкании в себе и неизбежно связанном с ним с ужении размаха наблюдательности. Изменение направления творчества выразилось в тяготении к мрачным сюжетам и, при том, нередко — отвлеченного свойства („Забытый , „Песни и пляски смерти ) и во все большем замедлении творчества в прежнем, историко-бытовом, направ
лении. Доказательством этому служат, например, такие факты: в то время, как „Борис Годунов (первая редакция и переработка) сочинялся 3 — 4 года (1868—1872), „Хованщина , почти вдвое меньшая по объему и количеству материала, сочинялась 7—8 лет и в конце концов все-таки осталась недоработанной вполне; „Сорочин
ская ярмарка осталась в набросках, а предполагавшаяся (по словам В. Стасова) „Пугачевщина вовсе не была начата. Чем же был вызван этот перелом? На этот вопрос ответом служит обычно указание на алкоголизм, необычайно усилившийся
у Мусоргского в последние годы и послуживший непосредственной причиной его ранней смерти. Но, разумеется, главной причиной перелома в Мусоргском алкого
лизм не мог быть уже потому, что начало перелома несомненно предшествовало развитию алкоголизма. Кроме того ясно, что для натуры Мусоргского, впечатли
тельной, весьма общительной, нужна была какая-то определенная сумма внешних, предрасполагающих причин, заставивших его замкнуться и создавших благоприятные условия для развития алкоголизма. В поисках более глубоких причин перелома трудно остановиться и на слишком узком объяснении его одними личными неуда
чами в связи с непризнанием „Бориса и снятием его с репертуара. Невольно мысль обращается к необходимости анализа социальной обстановки, так как анализ этой обстановки, приведенный выше в выдержках из Каратыгина (см. также ука
занное выше соч. И. Глебова, стр. 252) явно недостаточен... Существует попытка выяснить корни творчества Мусоргского путем более широкого рассмотрения общественных условий, вызвавших его; сделана эта попытка в упомянутой выше книге Сабанеева—„История русской музыки .
Рассматривая деятельность новой русской школы, наиболее ярким представителем которой является, по мнению Сабанеева, Мусоргский, автор характеризует ее художественную деятельность, как „простое продолжение прежней линии бар
ского дилетантства с славянофильско-патриотическим закалом (стр. 49). При этом общее отношение Мусоргского к народному быту автор характеризует как эстетическое: „в наиболее ярком из кучкистов — Мусоргском — характерно именно смако
вание быта... своеобразный дикий эстетизм ... Выше приведена характеристика Мусоргского, как „феодала-эстета (там же, стр. 62). В соответствии с этим и пе
релом в психике и творчестве Мусоргского к концу его жизни объясняется так: „Изменение общего социального профиля, происшедшее в России на его глазах (60 — 80-е годы), не могло не отразиться на смене его мироощущений, и мы дей
ствительно видим в конце его пути сдвиги в сторону мистицизма... Задвинувшийся над феодальным миром исторический покров превратил Мусоргского из коллекционера ярких черт быта в мрачного мистика ... (там же, стр. 63).