лютом враге и губителе Великого Китежа. Пусть слушатели вникают в это, а не относятся к последней картине оперы, как к апофеозу *) (курсив наш).
Феврония, живущая в „зеленой пустыне 1, вдали от житейского зла, попадая в орбиту этого зла, обнаруживает большую стойкость и силу духа: она не поддается искушению гордости (делаясь княгиней и оставаясь смиренной), преодоле
вает страх смерти (ие выдавая Китежа, разрезая путы Гришки), самую ненависть и презрение превращает в любовь и жалость (к Гришке,—двойному предателю: Китежа и Февронии), подавляет личное начало в интерех коллектива (попав в плен думает о спасении Китежа, а не себя), стремится полученное благо разделить с другими (желание привести Гришку в Китеж или по крайней мере сообщить ему о возможности спасения) и т. п. Ей противопоставлен Гришка Кутерьма, раскры
вающий в сравнении с нею как раз обратные психические данные и в силу этого доходящий до самого жалкого состояния, до какого только может дойти человек, т.-е. теряя сознание и рассудок и вместе с этим возможность когда-либо по
пасть в „невидимый град , находящийся внутри каждого и тождественный здесь с духовным совершенством и душевным равновесием.
Таким образом основные моменты, это—судьба Февронии и отчасти Гришки; все остальное—аксессуары, средства показа.
„Китеж далеко не реальный город. Стоит только вспомнить слова либретто: Феврония. „Кто же в град сей внидет, государь мой . Князь Юрий. “Всяк, кто ум не раздвоен имея, паче жизни в граде быть восхощет . Стало-быть нужно иметь особые свойства душевные, чтобы попасть в него? Все это никак не вяжется с представлением о реальном городе, хотя бы чудесным образом и спасенном.
Татары тоже не реальны. Об этом прямо говорит либретист в своем предисловии, особо подчеркивая, что они „лишены этнографического элемента , что подтвер
ждается и музыкой: в ней совершенно отсутствуют восточные темы, а пение татар построено на исторической русской песне „о татарском полоне и ее вариантах.
Все эти соображения с несомненностью доказывают нам, что опера эта символическая (и никак уже не „историческая повесть ), что основной идеей этой
оперы является преодоление зла с помощью достижений личного индивидуального совершенствования. Эта идея, подновленная философскими построениями Л. Толстого, казалась единственным выходом для таких людей, как P.-К., убедившихся в бессилии морального воздействия на высшую власть, в конечном итоге до
ведшую страну до разорения и позорной Японской кампании. Безвыходное положение вне заставляет их искать выхода внутри себя. Этот уход от действительно
сти, чтобы пережить, перетерпеть „нашествие зла , собраться с силами, характерен всегда для художника, у которого происходит разлад с обществом (это блестяще доказано Плехановым в применении к Пушкину) 2). Этот разлад с обществом, именно с реакционной его частью, особенно обострившийся в эпоху 1903—04 года, несмотря на внешнюю, идеологически для нас неприемлемую оболочку, в которой этот разлад выражен, является безусловно положительным моментом в творчестве P.-К. Пушкин иногда тоже говорил о „черни и „толпе неприемлемые для нас теперь вещи и как будто противоречащие предшествующему ходу его развития. Так и здесь,—нам кажется, что этот уход от действительности не реакционен по существу, что он никоим образом не выражает идей: „наш оплот—православие, самодержавие и родина , иначе в 1905 г. P.-К. не так легко нашел бы свое место в рядах прогрессивной интеллигенции, не так легко стал бы по одну сторону с уча
*) „Хронограф . ’
2) Г. В. Плеханов. „Искусство и общественная жизнь стр. 130—134 (Г. В. Плеханов. „Искус
ство , сборник статей изд. Новая Москва 1922 г.).