Кадр из фильмы „Держи вора“.
Режиссер А. Медведкин. Оператор М. Владимирский
стящим представителям тогдашней науки и литературы. Тем не менее пропаганда Вольтером борь
бы о духовенством и дворянством была убийствегшиа: он смеялся над алтарем — символом всемогущества церкви, т. е. того напала, которое определяло собой общйй основной порядок в обществе я во всем мире. Бели религии бросают вы
зов и в ответ на него не следует ни молний с не
ба, ни каких-либо житейских несчастий, — тогда смех идет от одного человека к другому и действие его колоссально: золотые лучи, окружавшие религию, меркнут, позолота исчезает, и церковь превращается в вавой-то никому не нужный, неинтересный фетиш. Дворянство, презиравшее Вольтера, было бессильно перед его язвительным смехом. •
И в отношении трона, генералитета, военного патриотизма смех играет ту же разрушительную роль. Прайда, иногда, представители власти с
чудовищной жестокостью расправляются с подобными передаешниками, но молодой класс растет несмотря на все усилия класса господствующего сохранить Свое первенство, и смех расту
щего класса вое больше и больше становится победным.
Смех как классовое оружие имеет очень интересные разновидности, которые надо различать в искусстве, в частности в театре (ш в Литера,туре
Есть вид сатиры, когда сатирик не негодует,— он только смеется. В таких случаях цель достигнута, если сатирику удастся создать впе
чатление такого отношения к объекту: «Я тебя йе беру всерьез, потому что я выше тебя. Ты мне смешон, я не нуждаюсь в мобилизации сил, чтобы бороться с тобой». Вот внутренний секрет обиднюоти смеха. Такой смех, если он действи
тельно бь1ет снизу вверх,—революционный смех.
Вы несете тяжкие цепи, ваш поработитель чванится своим превосходством. Что может быть в атом положении радостнее смеха, помазывающе
го, что чваясгоо это проявляет подлый и скверный гад!.
Когда революционные идеологи угнетенного класса начинали смеяться над господствующим классом, над всякими его фетишами и предрас
судками, их обычно за это подвергали всевозможным Карам, господствующий класс был еще
достаточно силен, чтобы нанести восстающим против него очень болезненные удары. Тут смех приобретал особый характер Щедрин хотел убедить передовую буржуазную интеллигенцию (особенно ту ее чг^сть, которая является радикальной частью демократии) в том, что она дав
но духовно победила, что вое эти помпадуры и помпадурши—карикатура на настоящего человека, что их всерьез брать нельзя. 0тот смех ко
нечно нанес страшный удар и но самодержавию
и по консервативным помещикам. Однако смех Щедрина мрачен и зол, потому что его общественная группа была сильна только духовно. О моральной точки зрения революционные народники были великанами, но с точки зрения
физической они были бессильны: их ссылали на каторгу, с ними беспощадно расправлялись
цари и всякие Бенкендорфы. Поэтому к смеху радишльш-шггелли гесшгских сатириков, начи
ная с Радищева, прибавлялась желчь. Так часто бывала у великих, которые знаменуют собой высокий: подъем классовой борьбы, но пока еще борьбы смехом снизу вверх. Задачи такого сатирика—сделать сизой смех как можно более весе
лым • Чем. веселее омех, тем -больше моральная
победа. Но смех этот вовсе не безобидный и не беззлобный—это значило бы закрыть глаза на правд, позубоскалить, нюхо-хотать—и делу конец,