постепенно выходить изъ состоянія замкнутости, начинается разрушеніе традиціонныхъ воззрѣній и обычаевъ, не соотвѣтствующихъ болѣе конкретной политической обстановкѣ и достигнутому страной культурному уровню.
Положеніе Египта среди культурныхъ странъ древняго Востока оказалось несовмѣстимымъ съ тѣмъ направленіемъ, которое приняло развитіе ѳиванской религіи въ предшествующій періодъ. По мѣрѣ того, какъ страна насла
ждалась благами мирнаго царствованія Аменхотепа III, воинственный характеръ Амона все болѣе и болѣе отходилъ въ область преданія, а узко-національный характеръ рели
гиозной поэзіи не соотвѣтствовалъ болѣе духу времени,
когда египтянинъ не могъ уже относиться къ сосѣднимъ народамъ, какъ къ «жалкимъ варварамъ, обузданнымъ ради славы Амона». И если по внѣшности ѳиванскій культъ всецѣло сохранилъ свой прежній обликъ, то въ глубинахъ религіознаго сознанія уже назрѣваетъ постепенно теченіе, принявшее характеръ религіозной катастрофы лишь благодаря вмѣшательству исключительной (какъ по положению въ странѣ, такъ и по своему духовному об
лику) личности,—фараона Аменхотепа IV или, какъ онъ называлъ себя позднѣе въ связи съ установленнымъ имъ культомъ Атона,—«Угодный Атону».
Трудно сказать, насколько предпринятая имъ религіозная реформа вытекала изъ внутренняго убѣжденія
и въ какой мѣрѣ она продиктована была соображениями политическаго характера. Для предшественниковъ Амен
хотепа IV Амонъ былъ прежде всего патрономъ царствующаго дома, покровителемъ ихъ военныхъ предпріятій.
Оборотная сторона дѣла заключалась въ томъ, что Амонъ въ лицѣ жреческаго сословія требовалъ для себя льви
ную долю военной добычи въ видѣ крупныхъ храмовыхъ построекъ, богатыхъ даровъ и значительныхъ земельныхъ надѣловъ. Теперь, когда воинственный характеръ бога не имѣлъ болѣе случая проявить себя въ конкретныхъ событіяхъ, необоснованность этихъ требованій еще рѣзче
Положеніе Египта среди культурныхъ странъ древняго Востока оказалось несовмѣстимымъ съ тѣмъ направленіемъ, которое приняло развитіе ѳиванской религіи въ предшествующій періодъ. По мѣрѣ того, какъ страна насла
ждалась благами мирнаго царствованія Аменхотепа III, воинственный характеръ Амона все болѣе и болѣе отходилъ въ область преданія, а узко-національный характеръ рели
гиозной поэзіи не соотвѣтствовалъ болѣе духу времени,
когда египтянинъ не могъ уже относиться къ сосѣднимъ народамъ, какъ къ «жалкимъ варварамъ, обузданнымъ ради славы Амона». И если по внѣшности ѳиванскій культъ всецѣло сохранилъ свой прежній обликъ, то въ глубинахъ религіознаго сознанія уже назрѣваетъ постепенно теченіе, принявшее характеръ религіозной катастрофы лишь благодаря вмѣшательству исключительной (какъ по положению въ странѣ, такъ и по своему духовному об
лику) личности,—фараона Аменхотепа IV или, какъ онъ называлъ себя позднѣе въ связи съ установленнымъ имъ культомъ Атона,—«Угодный Атону».
Трудно сказать, насколько предпринятая имъ религіозная реформа вытекала изъ внутренняго убѣжденія
и въ какой мѣрѣ она продиктована была соображениями политическаго характера. Для предшественниковъ Амен
хотепа IV Амонъ былъ прежде всего патрономъ царствующаго дома, покровителемъ ихъ военныхъ предпріятій.
Оборотная сторона дѣла заключалась въ томъ, что Амонъ въ лицѣ жреческаго сословія требовалъ для себя льви
ную долю военной добычи въ видѣ крупныхъ храмовыхъ построекъ, богатыхъ даровъ и значительныхъ земельныхъ надѣловъ. Теперь, когда воинственный характеръ бога не имѣлъ болѣе случая проявить себя въ конкретныхъ событіяхъ, необоснованность этихъ требованій еще рѣзче