сте с ними стараться ответить на большие эстетические запросы. Я сам в свое время познал эту пользу, поиграв (жаль что мало) с большими артистками — Г. Н. Федотовой, М. Н. Ермоловой, О. <0. Садовской, П. А. Стрепетовой и д-р.
Бывший студиец должен стать опорой стариков, их заместителем.
Но, переходя на главный театр, питомец студии не должен -порывать связи с ней, так как в свобод
ное -время он может заниматься там и в качестве актера и в качестве режиссера, преподавателя или экспериментатора, производящего свои пробы и изыскания.
ЭРНЕСТО РОССИ
(1830 — 1896)
Если бы драматическая сцена могла время от времени приподнять занавес, за которым скрываются древние сокровища и-окуоства, сколько бы -полезных поучений могли мы -оттого приобрести! Досталось бы на долю всех: и авторов, и актеров, и публики.
Бывают традиции, заключающие в себе толкования аналитические, психологические, создавшиеся в умах людей развитых и ставшие как бы частью ве
ликих творений гениальных поэтов, которые я назвал бы традициями ума, так как -они нам показывают, сколько серьезного труда было положено на выработку их в отношении некоторых характеров, в градации чувств и страстей; такие традиции можно счи
тать вполне хорошими, актер может их принять, но только для того, чтобы с ними ознакомиться, посо
ветоваться, извлечь из них то хорошее, которое он может применить на практике, или отвергнуть их, если его собственный критерий не считает их при
менимыми к делу. Но все же актер хорошо сделает, если тщательно изучит труды дельных комментаторов, что освободит его от лишних изысканий. По
груженный в чтение материала как исторического, так и легендарного, он легко освоится -с характерами
лиц, преимущественно тех, которых ему придется изображать, умственно их воспроизведет и не впадет в г-рех подражания, вернее сказать, в рабское подра
жание тому или другому артисту, выработавшему собственные, ему самому присущие выражения, инто
нации голоса, градации чувств, жесты, наконец, самое толкование, -не -вдумываясь в то, насколько он вложил собственное я в -изображаемое им лицо, или вследствие неспособности -преобразоваться не одарил ли он в-зятый им -образ собственным подобием? Без такого критерия театр -превратился бы в школу обезьяничества, гибельную для развития искусства, которое определяет норму, но не ставят границ.
Усовершенствовать св-ое произношение, говорить ясно и -медленно стало моей первой -задачей; вместе с тем я дал себе слово избегать всего, что бьет исключительно на эффект, понимать и чувствовать то, что говорю, давать и другим понимать и чувствовать, усвоить себе, что между т-е-м лицом, которое я берусь изобразить, и публикой должен возникнуть Магнетический ток, из центра которого и должны итти натуральные эффекты. Но как нротя-нуть эту электрическую нить? В чем- найти поддержку? Пер
вое: знать роль наизусть; второе: произносить ясно и правильно-; третье: выраж-ать с чувством правдивым, тонким и отнюдь не преувеличенным; быть лов
ким, изящным и плавным в движениях — для этого изучать фехтование и танцы. Таков был избранный мною путь, п-о которому я и принялся потихоньку двигаться, к удивлению моих сотоварищей, к удовле
творению меня самого, публики и критики, которая с этого времени внесла мое имя в театральную летопись.
ТОМАЗО САЛЬВИНИ (1828 — 1915)
Мое стремление усовершенствоваться в искусстве коренилось в инстинктивном влечении подняться выше посредственности.
Когда мне захотелось научиться -плавать, я прыгнул в море с высоты в глубокое место и вскоре сде
лался отличным пловцом. Пристрастился к танцам,—
Томазо Сальвини
и так усовершенствовался в них, что всегда был любимым кавалером-; задумал я хорошо фехтовать,— и целы-х пять лет так усер-д-но дрался на рапирах, что мог участвовать -в публичных состязаниях в бене
фисы моих учителей. Этим же способом сделался я и лучшим игроком на биллиарде во всей Италии и таким искусным наездником, что никакая лошадь не мо-гла меня сбросить. Мускульная оила- моя была так развита, что я мог -поднять одной рукой -стул с си
дящим на нем человеком и поставить его на биллиард.
Я постиг необходимость изучать не одни только книги, но людей и предметы, пороки и добродете
ли, любовь и ненависть, -смирение -и надменность, кротость и жестокость, безумие и мудрость, бедность и богатство, скупость и расточительность, месть -и долготерпение, — словом, все хорошие -и дурные
страсти, 1кор-енящ1иеоя в челов-ечеакой природе. Мн-е нужно было научиться изображать их, смотря -по на
циональности тех, в ком они проявлялись, и согласно с своеобразными обычаями, принципами и воспита
нием этих людей; я должен был представить себе движения, манеры, выражения лица, интонации, подходящие к каждому -отдельному случаю, с помощью догадки овладевать вымышленными характерами, с помощью изучения воспроизводить исторические лич. ности, придавая им подобие -правды -и индивидуальность.
Словом, я должен был до того сливаться с изображаемым лицом, чтобы вызвать в зрителях иллю
зию, будто перед ними сам человек, а не копия. Кроме этого надо было изучать механизм искусства, отыскивать рельефные черты -и отмечать их, рассчитывать эффекты и устанавливать -пропорциональность между -ними и -развитием фабулы, избегать мо
нотонности в говоре и повторения в интонациях, усвоить себе ясность и точность произношения, пра
вильное дыхание и меткость дикции. Надо было учиться, учиться и учиться. Неле-гко было -исполнить это. Часто забывал я обо в-с-ем, увлеченный соб
ственным -возбуждением или силою моих вокальных средств. -Вплоть до того времени, когда я вступил в п-ериод более спокойного мышления, я никак н-е мог регулировать мой артистический хронометр — каждые сутки он убегал впер-ед на несколько минут.