Введеніе.
Итоги соціальнаго и политическаго развитія Западной Европы въ XVIII вѣкѣ.
„Когда въ Петербургъ пришла вѣсть о взятіи Бастиліи, французы, русскіе, дат
чане, нѣмцы, англичане, голландцы, встрѣчаясь на улицѣ, поздравляли другъ дру
га, обнимались, какъ будто ихъ освобо
дили отъ тяжелой цѣпи, сковывавшей ихъ“. Это разсказываетъ въ своихъ мемуарахъ графъ Сегюръ. Англійскій посланникъ въ Парижѣ, докладывая своему правительству о разрушеніи Бастиліи, прибавляетъ: „Такъ совершилась величайшая револіоція, о которой будетъ хра
нить память исторія; сравнительно, если принять во вниманіе важность результатовъ, она стоила немного крови. Съ это
го момента мы можемъ смотрѣть на Францію какъ на свободную страну, на короля—какъ на ограниченнаго монарха, на дворянство—какъ на сословіе, урав
ненное въ правахъ съ остальнымъ народомъ“. Нѣмецкій художникъ Ходовецкій на гравюрѣ изобразилъ развалины Бастиліи, изъ-за которыхъ восходить солн
це. Поэтъ Клопштокъ жалѣетъ, что у него нѣтъ ста голосовъ, чтобы воспѣвать свободу Франціи. Иммануилъ Кантъ привѣтствуетъ въ революціи торжество ра
зума. Вильгельмъ Гумбольдтъ спѣшитъ въ Парижъ, чтобы надышаться атмосфе
рой свободы и присутствовать при похоронахъ деспотизма.
Чѣмъ дальше подвигалась революція, тѣмъ становилось яснѣе ея огромное значеніе. Друзья свободы трепетали отъ восторга. Заскорузлые доктринеры въ
родѣ Берка, которыхъ обожгло горячее дыханіе революціонной бури, съ пѣною у рта обрушились на Францію и стали
кричать, что оттуда идетъ опасность для всего европейскаго общества. Леопольдъ Тосканскій ее привѣтствовалъ; Іосифа австрійскаго она обезкуражила и совершенно смутила; наша Екатерина то разражалась упреками противъ Учредительнаго собранія, этой „тысячеголовой гидры , то изощрялась въ сарказмахъ насчетъ того, какъ опустилась и одичала блестящая Франція Людовика XIV. Не мудрено: въ каждомъ изъ тысячи двухсотъ депутатовъ Конституанты ей мере
щился воръ Емелька, отъ котораго она только что благополучно отдѣлалась у себя дома. Люди, которые сохранили спо
собность отвлекаться отъ соображеній личнаго интереса, задумывались надъ французскими событіями тѣмъ больше, чѣмъ сильнѣе обнаруживалась внутренняя мощь и необыкновенная способность