ae
НЕСОСТОЯВШИЕСЯ ВСТРЕЧИ.
Представим себе невероятный
случай.
На трибуну подымается оратор и заявляет:
—Меня волнуют большие, важные темы, и
2
хотя я не знаю, ‘как их выразить и о чем
говорить, все же прошу дать мне для
доклада три часа....
После такого вступления присутствую-
щим предоставляется свободный выбор —
либо покинуть зал, либо убить драгоцен-
ное время в надежде услышать хоть что-
нибудь интересное и полезное, или, на-
конец, призвать оратора к порядку...
Впрочем, мысль об ответственности пи-
сателя, занявшего «печатную трибуну»,
видимо и в голову не приходила Вик-
тору Шкловскому, когда он решил опуб-
ликовать свой последний сборник «Встре-
чи». Полагая, что достаточно составить
читателю только две возможности: зах-
лопнуть книгу в самом начале или убить
время, Шкловский оградил свой труд по-
священием. Оно похоже на анекдотиче-
скую авторецензию.
«Это книга о встречах, о советской
культуре. О советской культуре и войне.
Она отрывочна... Мне хочется говорить ©
читателем, хотя я еще ничего не могу до-
говорить, И вот я пишу рассказы о раз-
луках, о потерях, встречах».
Нам хочется узнать, о чем и для кого
эта книга.
Автор попытался было спутать адрес. В
посвящении он говорит о своих расска-
зах: «Я пишу их для тебя, синеглазая,
пепельноволосая, теперь седая».
Будь это действительно семейным де-
лом, хватило бы двух экземпляров, He
подлежащих общественному обсуждению.
Но адрес изменен в первом же расска-
зе, который начинается словами: «Я пишу
для товарищей на фронтах. Пишу друзь-
ям на север и юг».
В этом и последующих посвящениях
(они предпосланы к каждому рассказу)
обозначился широкий круг авторских на-
мерений. Если принять их всерьез, перед
нами книга о второй военной зиме, о пе-
рестройке страны во время войны, о том,
что с немецкими фашистами сражается,
вся советская культура, о встречах с вы-
дающимися людьми нашей родины
книга, обращенная к миллионам. Но по-
священия на поверку оказались заманчи-
вой рекламой, издевкой над живым ин-
тересом читателя ‘к современной теме. —
Первый рассказ «Встречи с Суворовым
в книгах» весь соткан из нарочитых He-
договоренностей. Трудно уследить за его
смыслом не потому, что мысль сложна, а
потому, что она подчинена одному лишь
принципу сцепления слов в предложения
и абзацы. В рассказе меньше всего го-
ворится о Суворове или о книгах, посвя-
щенных великому полководцу. Автора ин-
тересует один лишь собеседник — собст-
венная персона. И рассказ этот — разго-
вор с самим собой, где вперемежку мель-
кают имена Пушкина, Лермонтова, Важа
Пшавела, Маяковского, Толстого, Блока,
Оссиана, адмирала Нельсона, Чулкова
(автора «Пригожей поварихи»), Александра
Великого, Ганнибала, графа де-Сакс, Пав-
ла 1, Байрона, Булгакова, Данте, Кон-
стантина Симонова... Весь этот парад име-
нитых понадобился автору потому, что он
не желает или не в состоянии сосредо-
точиться на избранной теме. Он внутрен-
не не заинтересован в ней. А для появ-
ления каждого нового имени Шклов-
ский довольствуется внешним . поводом,
придиркой к случаю.
Оссиан появился в рассказе, потому что
Суворов любил эту книгу. Но упомина-
ние о ней важно автору не для раскрытия
одной из сторон характера. великого пол-
ководца, а как повод посетовать на свои
бытовые неурядицы. «Эта книга осталась,
хотя моя библиотека очень прополота».
Да и вообще напрасный труд искать свя-
зи между отдельными звеньями «расска-
за». Из него мы узнаем, что «поэту на-
до быть гордым», «гордым и народным»,
что «завет Пушкина не исполнили, поста-
вив пьесу Булгакова в Художественном
театре», что Маяковский от ревности
чувствовал себя зверем и т. д, ит. п.
Под конец, забыв о теме рассказа,
Шкловский пускается в пространные
рассуждения о. лирике Симонова. Считая,
что стихи Симонова о любви лучше егс
стихов о Суворове, и похвалив «Жди ме.
ня», он пишет: «Но иные стихи Симонова
написаны про любовные разговоры холо-
стых мужчин. Лирику Симонова ищут на
ронте». Так на ходу лягнув Симонова,
[кловский создает впечатление, что Te
товарищи на фронте, для которых он сам
написал книгу, ищут в лирике одну клуб-
ничку...
В оправдание этого поклепа автор при-
пас спасительную оговорку: «Но что мы
сделали для того, чтобы была Ha фрон-
те ‘вся русская блистательная поэзия ©
войне и разлуке и лирика Александра
Блока?». Думается, что наши фронтовики—
любители поэзии (а их великое множе-
ство) не нуждаются в снисхождении
Шкловского к их мнимым слабостям И
якобы дурному вкусу. Фронт--не лес дре-
мучий, где не слышно ни о Пушкине, ни
о Лермонтове, ни о Блоке, ни о Маяков-
ском. Блистательная русская поэзия жи-
bet B памяти и сердцах советских вои-
нов, сопутствуя их подвигам. Все это,
возможно, понимает и автор. Но он
не дает себе труда размышлять над Ha-
писанным. ь
Позабыв о Суворове, Шкловский вы
рассказ к разговорам о неразделенной
любви и о муках поэтического гения. Из
всей этой бессвязицы, хаоса имен и цитат
выделяется весьма справедливая заключи-
тёльная сентенция, но и она звучит, как
приговор. рассказу и книге в целом.
«Для того, чтобы поднять груз времени,
писать о величайших жертвах народа, надо
прежде всего найти себя как поэта». Если
бы эта здравая мысль была. отнесена авто-
ром к самому себе, он Устылился бы своих
писаний и не занимался бы словесиым
жонглерством. 5
В рассказе «Солнце и луна» Шкловский
пишет о народном певце Казахстан
ле революции старый акын снимался в ки-
HO, B массовках, потому что он’ очень лю-
бил народ...».
«Советский писа-
В. !Икловский, ЮВстречи.
тель» М. 1944.
А
ese eta ae
молаева к
Василия Гроссмана «Оборона
Рисунок худ. A. Ep
града», выходящей в Детгизе.
-Ь ных персонажах романа
®
0. РЕЗНИК
od
можности общения поэта с народом; ты-
сячи слушателей потянулись к народным
певцам, к правдивому слову песни, а
Шкловский изображает киномассовку, как
‘прибежище, к которому обращается акын
в поисках массовой аудитории.
Шкловский десятки раз вещает: «Надо
писать о людях по их делу», «надо писать,
о людях не по рассказам их родственни-
ков», «надо говорить о человеке таком,
какой сейчас воюет у нас, или о челове-
ке-академике Павлове». Но, подстегивая
себя заклинаниями, автор, по сути дела,
бесцеремонно обращается _с именами, ко-
торые дороги народу. Он словно не в со-
стоянии связать десять фраз для того,
чтобы показать истинно замечательные
черты тех людей науки, искусства, куль-
туры, с которыми ‘он встречался и чьи
имена склоняет на каждой странице.
О Маяковском говорится только, как
о ревнивце, который хотел «имя Лили за-
рифмовать с новой жизнью» и хотел еще
«увезти любимую к себе в свою строфу».
Наиболее памятны автору во встречах с
известными людьми анекдоты или забав-
ные случаи. И хотя Шкловский утверж-
дает, что «в Капице главное — большая
наука», но в рассказе о Капице главное —
разговор героя с лордом Резерфордом п
основное в`этой встрече—каламбур насчет
английского произношения Капицы. Когда
дело доходит до характеристики совет-
ского физика, автор в растерянности: «Как
же писать о Капице? Я могу написать, что
он темнорусый... Могу написать, что у не-
го сейчас на лаун-теннисном поле сделаны
лунки, посажены помидоры и урожай бу-
дет хороший. Но надо писать про глав-
ное». Конечно, надо, Например, о большой
науке. Тем более, что мы готовы посту-
питься известием о хорошем урожаей поми-
дор, а взамен услышать что-нибудь о науч-
ном урожае института, руководимого Ка-
пицей. Но напрасны наши пожелания.
Абзац, следующий за фразой: «Надо писать
о главном» — относится уже не к Капице,
а к Илье Муромцу...
Главное в книге Шкловского то, что
фраза в ней никак не стеснена мыслью и
не обременена логической последователь-
ностью. «Суворов вошел в память народа
седым, как Павлов, как Толстой. Будем
писать о мужестве», Как говорится: в ого-
роде бузина.. Приведенный нами абзан—
завершение рассказа о Капице вперемежку
с Ильей Муромцем.
Революция открыла самые птирокие во
oe IN aT ca ИИ И a
В рассказе об академике Павлове гово-
рится: «Павлов был человек гордый». Гор-
дость великого русского ученого Шклов-
ский иллюстрирует таким примером:
«Однажды на собрании он ругал немец-
кую расистскую теорию. Немец-ученый
прислал Павлову записку, где докладывал,
что он уйдет из зала, если не прекратятся
нападки на Германию. Павлов ответил: Вы
никуда не уйдете, потому что вы недоста-
точно знамениты».
Мы не знаем, насколько достоверны сло-
ва, приписываемые Павлову. Но вопрос тут
явно поставлен на голову: как будто дело
в знаменитости того или иного. ученого,
а гордость заключается в том, чтобы по-
прекать кого-то недостаточной извест-
ностью... Мелко это. И автор выбрал не-
удачный пример для характеристики дей-
ствительно гордой натуры великого Пав-
лова,
Очевидно, желая польстить ученому,
Шкловский далее пишет от лица некоего
профессора: «Великий это был человек, и
замечательный из него вышел бы
командующий фронтом». Возможно,
Шкловский думает, что слава Павлова пс-
тускнеет, если отбросить возможность его
военной карьеры. Зачем же гипотетическим
величием подменять истинное. Разве место
Павлова в русской науке и культуре недо-
статочно весомо? Итак, рассказа о Павлове,
об его деле, о большой науке опять не
получилось... Главным снова оказался
анекдот.
В двух-трех рассказах Шкловского мож-
но обнаружить признаки взволнованности,
проблески живой мысли, осколки инте-
ресных наблюдений («Юрий Тынянов», «О
Гайдаре», «Разговор с тов. Петровым,
разведчиком»). Но и эти рассказы крайне
поверхностны.
Еще более поверхностны и сбивчивы
рассказы о Ясной Поляне, о разрушенных
немцами городах, о встречах с фронтови-
ками. Из каждого рассказа можно привести
немало цитат, раздражающих своей неожи-
данной нелепостью.
Книгу губит перемежающаяся лихорадка
безответственных и беспочвенных опреде-
лений. Рассказывая о Вязьме, опустошен-
ной фашистами, автор нашел уместным на
двух страничках подряд упомянуть об из-
готовлении пряников, сообщить свой адрес
и тут же изречь афоризм о бессмертии.
«Здесь было много воска и меду
и потому здесь делали пряники».
При чем здесь пряники, вправе
спросить читатель, ожидавший рассказа ©
том, как залечивает свои раны разрушен-
ный врагами город. Но если упоминание о
прояниках — пустяк, характеризующий раз-
вязную манеру наполнять книгу чем по-
пало, то иные словесные трюки вызывают
уже не улыбку, а протест.
Шкловский, например, утверждает: Под-
виг — это то, что сверх вытесненного стрз-
ха. Или пишет: «Карл Маркс говорил, что
торговые народы древности жили в порах
других народов. Так жили боги Демокри-
та в порах между атомами». Во втором
примере поражает бестактность автора, ко-
торый изложение мысли Карла Маркса
сопоставил с отсебятиной об атомных бо-
гах. Вздорность подобных высказываний
не нуждается в комментариях. Но есть в
книге и более разительные примеры. Рас-
сказывая о Карпатской Украине, которая
воскресает после изгнания оккупантов,
Шкловский пишет: «По степям ходят
быки, не принимая Участия в событиях».
Судя по многочисленным сентенциям,
автор себе ясно представляет, как не сле-
дует поступать писателю и чего ждут от
литературы в дни войны. Но порочный
круг литературных ассоциаций и заблуж-
дений не дает ему возможности долее
трех-пяти секунд стоять на реальной поч-
ве. Едва приземлившись, он не в силах
высвободиться из строп литературного па-
рашюта, который волочит его и обивает об
углы книжных полок и доселе невостре-
бованных цитат. Цитаты и анекдоты, при-
метанные на живую нитку, автор наивно
называет рассказами и-еще требует, чтобы
они несли нагрузку больших и важных
тем. Не выходит это.
Так и не состоялись обещанные встречи.
Не радуют читателя свидания, как не пе-
чалят разлуки, ибо нет в книге ничего,
кроме слововерчения, литературного прие-
ма, напоминающего шаманскае заклинания.
Отечественная ‘война, ‘поднявшая тре-
бования к идейности советского искусства,
не только ничему не научила писателя, но
даже привела к репидиву старых формали-
стских забав. р
Можно по-разному относиться к манере
письма В. Шкловского. Говорят, стиль. —
это человек, а в данном случае это без-
ответственный стиль. Мы, однако, сетуем
не только на автора, но и на издательст.
во и редактора книги — на стиль их pa-
боты.
В музее Лермонтова
ПЯТИГОРСК, (От. наш. корр.). Осень.
Желтые листья клена устилают дорожки
парка. По утрам Машук окутан туманом.
Над Горячей горой — струйки пара. Это
клубятся теплые минеральные источники.
К полудню туман рассеивается, и тогда на
горизонте среди снеговой линии Top B03.
никает двуглавая вершина\ Эльбруса.
Сколько незабываемых строк посвятил
этим местам М. Ю. Лермонтов!
В небольшом домике ‘у подножия Машу-
ка — музей. В нем бережно собрано все,
что относится к жизни и творчеству поэ-
та, Хранители музея Е. Яковкина и Н. Ка-
пиева, невзирая на грозившую им опас-
ность, ‘сберегли от покушений воровского
штаба Розенберга ценнейшие реликвии.
Мрачные дни позади. «Домик Лермонто-
ва» снова открыт для посетителей.
«Лермонтов в Отечественной войне» —
так называется новый отдел музея. Среди
экспонатов —— сотни писем с фронта. Все
они говорят о любви к поэту, вдохновляю-
щему советских воинов на героические
подвиги.
Недавно музей получил письмо от род-
ственника поэта капитана П. Лермонтова.
«Клянусь, мы будем бить фашистское
зверье до последнего его вздоха!» — пи:
шет капитан Лермонтов.
Нам показали стихи, присланные с
фронта молодым поэтом С. Шушиным,
В грязи дороги. в проблесках рассвета
Затоптанный, простроченный свинцом,
Лежал портрет великого поэта...
.. ИТла часть в штыки, Боец портрет
Взволнованно из грязи взял густой,
Любовно рукавом шинели вытер
И вверх поднял, каж внамя. над собой,
Работники музея собрали материал ©
партизанском отряде имени Лермонтова,
успешно действовавшем в горах Северного
Кавказа, С
Недавно общественность Пятигорска от-
метила 130-ю годовицину со дня рождения
Лермонтова, Весь день не закрывались
двери музея. :
Вечером в городеком театре состоялось
торжественное собрание памяти
После докладов профессоров Пятигорско-
го педагогического института. выступали
артисты филармонии. - анЫй
увидел,
г
По СТРАНИЦАМ ЖУРН
як. РЫКАЧЕВ
„Я
«Генерал-майора Милованова шифровкой
вызвали в штаб фронта...».
Этой фразой начинается роман молодого
писателя Анатолия Калинина «На юге», от-
крывающий последний номер журнала «Ho-
вый MHp>. K
В штабе фронта генералу было поруче“.
а, «Пос- но сформировать и возглавить гвардейски
донской казачий корпус, и указана опера-
тивная задача: сковать © юта маневр нем-
цев, пытающихся прорвать извне KOJbILO
окружения сталингралской группировки Па-
улюса. Об этой операции, всем памятной, и
о людях, ее осуществлявших, — кфасноар-
мейцах, офицерах, генералах, — и расска-
зывает Анатолий Калинин в своем романе,
В журнале напечатана пока. лишь поло-
вина романа «На юге», но уже и сейчас,
по первой части, можно сделать некото-
рые выводы о литературной манере авто-
ра, о его’ умении дать характер, расска-
зать боевой эпизод, нарисовать пейзаж;
можно судить о степени его художествен-
ной. самостоятельности, 9 языке его ро-
алом автору, несомненно, удалось
создать широкое повествование, связать
судьбы своих героев в живом единстве,
а не в механическом сплетений, ‘разными
путями устремить их к единой цели.
Умелая композиция: позволяет ему, не на-
рушая нельности общей картины, естест-
Зенно и непринужденно переходить от од-
ной группы персонажей к другой. Но все
это относится к «формальному» строю
произведения, без чего просто-напросто
на,
a ian достоинствам романа следует
отнести подлинное знание автором военной
обстановки: автор не обходит трудностей,
Зачастую не без ‘задора идет им ре
и умело преодолевает их. Подкупает
интонация искренности и глубокой серь-
езнобти, с первых же страниц передаю:
щаяся читателю, энергия повествования,
заставляющая читателя с интересом т
дить за` развертыванием событий и суд
OBL M
Для писателя молодого самый процесс
претворения личных жизненных наблюде-
ний в художественный образ исполнен
немалых опасностей. Автор берется за пе-.
ро, — и тут его личный опыт, как бы ни
был он велик, при отсутствии зрелой ли-
тературной опытности, нередко подвер-
гается искажению. В широкое. простран-
ство между намерением и осуществлением,
— безотчетно ‘для автора, — вдруг вла-
стно вторгаются живущие в памяти чужие
литературные образы.
Именно так и случилось с одним из ос-
новных персонажей романа — капитаном
Луговым. Его беспокойный самоанализ,
глубоко скрытая неуверенность в себе, по-
стоянная проверка себя и своих поступков
через поступки других людей, при внеш-
ней строгой сдержанности, имеют своим
источником не столько живую действи-
тельность, сколько литературные образцы.
Разумеется, сам по себе приведенный пере-
чень свойств капитана Лугового еще не
свидетельствует в пользу такого утверж-
дения: юни могут быть присущи и совет-
скому человеку. Но интонация его `внут-
его отношений к людям, не оставляют
никаких сомнений ‘в литературном про-
исхождении этого персонажа. Быть мо-
жет, в дальнейшем эти «литературные»
черты, привнесенные в эбоаз капитана Лу-
гового, сгладятся, но сейчас они вызы-
вают досаду: у читателя возникает со-
мнение в «подлинности» капитана Луго-
вого.
несоответствие между характером и харак-
отступлении знакомит читателя с биогра-
фией Милованова. Рядовой
послевоенные годы уходит в Институт на-
родов Востока; «чтобы сменить
ном. государстве». Милованов,
ой людей.
ag he несколько замечаний, —по необ
— OCHOB-
р дварительных, об
а Анатойия Кали-
автора, «тонкий,
ный дипломат... отлично из’ясняющийся на
языке Саади». Затем снова возвращение
армию, Отечественная война...
—
поэта.
реннего разговора c самим собой, характер
В построении образа генерала Миловано-
ва автор допускает иную, не менее типиче-
скую и широко распространенную ошибку:
теристикой. На первых страницах автор В
кавалерист
гражданской войны, затем командио, он В
мундир на фрак дипломата в ближневосточ-
по словам
безукоризненно воспитан-
«Не скажу». Скульптура Б. Никогосяна.
Выставка произведений художников Армении
Фх®х>
У львовских
писателей
ЛЬВОВ. (От наш. корр.). В одной из
комнат дома на улице Коперника, впер-
вые за сорок месяцев войны, снова встре-
тились советские писатели Львова. По
соседним комнатам гуляет ветер, разбиты
окна, на полу валяются обрывки немец-
ких, венгерских, ‘румынских газет.
Здесь, в старинном особняке, в свое
время переданном советской властью пи-
сателям Львова, немцы устроили казарму
для войск сателлитов. Сменяя друг дру-
га, бывшие союзники гитлеровцев не пре-
минули разворовать всю мебель, библио-
теку. Раньше клуб писателя был центром
литературной жизни Львова. Отделение
Союза писателей об’единяло более. пяти-
десяти прозаиков, поэтов, критиков, дра-
матургов. e
„ Многих из них мы не досчитались на
первом организационном собрании союза.
Зверски замучен профессор Тадеуш Бой-
Желенский; расстреляна гестаповцами
талантливая писательница Галина Гурская
автор книг «Слепые нути», «Вторые
ворота», «Над черной водой». Убит Алек-
сандр Дан; замучен талантливый проза-
ик. — автор переведенной на русский
язык повести «Солдаты» — Адольф РУуд-
ницкий.
В первый же день войны
бомбой убиты писатели Степан Тудор,
Александр Гаврилюк, Францишек Парец-
кий. В концлагере Освецина погиб львов-
ский поэт Станислав Роговский; в Янов-
ском концлагере, под Львовом, убит. член
Союза советских писателей, работавший
‚в области малых жанров, автор многих
программ Львовского театра миниатюр,
автор песни «Только во Львове» — Эмма-
нуил Шлехтер. ‚
Замучены еврейские писатели Шудрих
Черле, Кицизна, Леон Вебер, а также Ке-
нигсберг — автор перевода на евоейский
`язык поэмы Адама Мицкевича «Пан Та-
деуш»..
немецкой
Г Преследуемый гитлеровцами, погиб. в
`тенистом Стрыйском парке некогда вос-
‘ певавший его талантливый поэт Ген-
‘рик ‘Бальк. За свои антинемецкие сати-
ры застрелен в Варшавской тюрьме Па-
виак поэт Тадеуш Голлендер. Многие
другие пропали без вести. Сейчас львов-
ская организация насчитывает лишь сем-
надцать членов союза.
Выступившие Ha собрании писатели
Петро Козланюк, Ярослав Галан, Михаил
`Рудницкий, Ян Бжоза, Петро Карманский,
Иван Ковач и другие говорили о бли-
жайших задачах, стоящих перед советски-
ми писателями Львова. В скором време-
ни здесь будет выходить литературно-ху:
дожественный журнал. Во время немецкой
оккупации некоторые литераторы вели
дневники и сейчас передают их в расло-
ряжение редколлегии. Разыскиваются на-
писанные. в подполье неопубликованные
произведения (ныне погибших литерато-
ров). В первом номере журнала будет на-
печатан, также обширный ‘материал ‘об.
уроне, причиненном немцами культурным
учреждениям Львова. Писатели опублику-
ют воспоминания о погибших товарищах.
Будет напечатана большая статья о прз-
ступной деятельности украинско-фанист-
ских националистов в области литературы.
Первая встреча и обмен мнениями об-
наружили огромное желание всех писате-
‘лей поскорее приняться за работу на’ бла-
го советской родине.
: : Владимир БЕЛЯЕВ,
АЛОВ
№ 8—9
Это не просто анкетная справка, — это
острый и впечатляющий материал для ха-
рактеристики. Отныне читатель уже вни-
мательно присматривается к персонажу, в
естественном ожидании, что указанные аз-
хором черты его личности, пусть и в
иной ситуации, как-то скажутся в его же-
сте, слове, поступке. А между тем ожи-
дание это, по крайней мере на протяжении
всей первой половины романа, остается
втуне: Милованов сам по себе, м данная
ему автором характеристика сама по себе.
Подобный разпыв между характером и ха-
рактеристикой обычно свидетельствует, что
образ еще не открылся автору во всех своих
внутренних связях, в своей цельности и
живом единстве. Возможно, вторая часть
романа даст читателю более целостное
представление о герое:
Далее мы встречаемся < персонажами,
которым в романе также уготовано сущест-
венное место: с двумя казаками-донцами,
отцом и сыном Чакан. Сын — командир
эскадрона, отед служит под его началом,
Их взаимоотношения построены ‘остро и
своеобразно, характеры ‘намечены резкими,
запоминающимися чертами. Но в образе
старика Чакана нельзя не приметить явст-
венные следы сходства с шолоховским де-
дом Шукарем. Возможно, что это резуль-
тат распространенности самого типа. —
ведь и Чакан и дед Шукарь наблюдены в
одной и той же среде; в таком случае,
можно ожидать, что самое своеобразие <о-
бытий, участником которых является старик
Чакан, в лальнейшем ходе повествования
приведет к тому, что черты его сходства
с шолоховским персонажем сгладятся, а
различия станут явственнее.
Наконец, несколько слов 06 изображе-
ний врага. Враг показан автором край-
не поверхностно, между тем от рома-
на, естественно, требуешь большего углуб-
ления. Тем и славна наша победа, что мы
одержали верх не над легкомысленными и
военный злобными болванами, а над самыми мрач-
ными злодеями, каких знал мир, вооружен-
ными не только первоклассной техникой и
современной наукой, но и мощной органи»
зацией, чудовищным коварством, возведея-
в ным в систему, подлой, рассчитанной игрой
на самых темных людских инстинктах.
`А.. ТВАРДОВСКИЙ
\.
Отцов и прадедов примета-—
Как будто справдилась она:
Таких хлебов, такого лета
Не год, не два ждала война.
Как частый бор, колосовые
Шумели глухо над землей.
Не пешеходы— верховые
Во ржи скрывались с головой;
И были так густы и строги
Хлеба, полавшись грудь на грудь. }
Что, по пословице, с дороги
Ужу, казалось, не свернуть,
И хлеба хлеб казался пуще,
И было так, что год хлёбов
Был годом клубней, землю рвущих,
И годом трав в лугах и пущах,
И годом ягод и грибов.
: Kak будто все, что в почве было,
Ее добро, ее тепло
С великой щедростью и силой
Ростки нару’; выносило,
В ботву, в перо ив колос шло...
В свой полный цвет входило лето;
Земля ломилась, всем полна,
Отцов и прадедов примета —
Как будто справдилась она:
Гром грянул, началась война...
aK
В тот самый час, воскресным днем,
По праздничному делу,
В саду косил ты под окном,
У занавески белой.
Трава была травы добрей—
Горошек, клевер дикий,
Густой метелкою пырей
Й листья земляники.
И ты косил ее, сопя,
Кряхтя, вздыхая сладко,
И сам подслушивал: себя,
Когда звенел лопаткой:
Коси, коса, пока роса,
Роса долой — и мы домой.
Таков завет и звук таков,
И по косе вдоль жала,
Смывая мелочь лепестков,
Роса ручьем бежала.
Покос высокий, как постель,
Ложился, взбитый пышно,
И непросохший сонный шмель
В покосе пел чуть слышно.
И с мягким махом тяжело
Косье в руках скрипело,
И солнце жгло, и дело шло,
И все, казалось, пело:
Коси, коса, пока роса,
Роса долой—и мы домой...
Помытый пол блестит в дому
Опрятностью такою,
Что просто радость по нему
Ступить ‘босой ногою.
И хорошо за стол свой сесть
В кругу родном и тесном,
И, отдыхая, хлеб свой есть
И день хвалить чудесный.
Тот, вправду, день из лучших дней,
Когда нам вдруг с чего-то
Еда вкусней, жена милей
Й веселей работа:
Коси, коса, пока роса,
Роса долой—и мы домой.
Домой ждала тебя жена,
Когда с нещадной силой
Старинным голосом война
По всей стране завыла.
И опершися на косье,
Босой, простоволосый,
Ты постоял и понял все
И не дошел прокоса.
Не докосил хозяин луг,
В поход запоясался,
А в том саду все тот же звук
Как будто раздавался:
Коси, коса, пока роса,
Роса долой—и мы домой.
В осажденном городе, в нескольких ки-
лометрах от переднего края, под обстрела-
ми и бомбежками создавались подлинные
научные и художественные ценности, ве-
лась созидательная и исследовательская
работа. Фронтовики и жители города —
как трудно бывало порой провести меж ни-
ми грань! :
Ощушение единства сложнейших проб-
лем культуры с насущными задачами борь-
бы против германского фашизма передают
статьи Ильи Груздева, собранные в книж-
ку «Родная земля», и в этом — их глав-
ный интерес. .
«Киров в Ленинграле». «Богатырь воли и
труда» (о Горьком), «О Нушкине», «Поэма
о Ленинграде». (о поэме Веры Инбер «Пул-
ковский меридиан»), «О поэте Николае
Тихонове» — вот,‚названия некоторых ста-
тей, вошедших в сборник. Это статьи исто-
рика, литературоведа, критика, И в то же
время это статьи публициста, статьи, непо-
средственно связанные с обороной Ленин-
града против немцев, — оборондй, ‚ пере-
шедшей в Наступление. Исторические побе-
Ды русских войск, пафос социалистической
реконструкции, сила и красота пушкинских
Илья Груздев «Родная земля», Лениздат. 1944.
Чтобы показать черную душу фашистов,
мало тех изобразительных средств, какие
применяет Анатолий Калинин. В романе. ге-
нерал Шевелери, за которым, по словам
автора, у немцев установилась слава «пер-
воклассного генерала», больше интересует-
ся французскими винами и духами, чем
стратегией. В обширном дневнике не-
мецкого офицера автор, вопреки сво-
ему намерению, ни в какой степени He
приоткрыл цинизма фашистских злодеев;
между тем многие подлинные дневники,
печатавшиеся в нашей прессе, дают в этом
отношении гораздо больше материала.
Пейзажи, как правило, автору удаются,
но он излишне злоупотребляет ими, исходя,
верно, из присущего молодым авторам лож-
ного представления, будто пейзаж сам по
себе способствует «поэтизации» текста.
Между тем «неработающий» пейзаж — а
таких в романе немало — воспринимается
читателем как инородное тело, без нужлы
тормозит рассказ, перебивает только что
возникшую читательскую эмоцию.
Прекрасно описана автором отраженная
нашими кавалеристами вражеская танковая
атака, сложный и волнующий эпизод, в ко-
тором автор какбы измерил полной мерой
свои возможности. Можно отметить и дру-
гие, более мелкие эпизоды и сцены, где
автор также проявляет себя как умелый
мастер. Ряд отдельных тонких наблюдений,
разбросанных в тексте, указывает, что
автор «изнутри» знает быт войны, военную
среду, ее интересы, навыки, язык.
Таковы предварительные замечания о
романе Анатолия Калинина. Более широ-
кая и более детальная его оценка возмож-
на лишь по ознакомлении со всем текстом.
Естественно, что на долю этого нового.
романа о войне пришлась большая часть на-
шего обзора: это—единственное в номере но
вое прозаическое произведение: весь осталь-
HOH прозаический материал представляет
собой продолжение вещей, широко извест-
ных и оцененных и критикой и читателем.
Что сказать © новой главе из 3-й книги
«Петра»? Разве, что © годами талант Тол-
стого как бы цветет с новой силой. Две-
надцать страниц этой тлавы исполнены
удивительной ретроспективной «наблюда-
тельности». ухватывающей в далеком прош-
лом тончайшие бытовые детали. Путь
Гаврилы Брозкина из Петербурга в
Москву, дорожная встреча с кузнецами
Воробъевыми, московский дом Бровкиных,
прием у князя-кесаря, «Валтасаров пир» в
Измайлове, у царевны Натальи,— все это
i
CE eee Eee ene ee EE
ИЗ ЛИРИЧЕСКОЙ ХРОНИКИ
И был ты, может быть, уже
Забыт самой войною,
И на безвестном рубеже
Зарыт иной землею.
Не умолкая; этот звук,
Щемящий звон лопатки
В труде, во сне тревожил слух
Твоей жене-солдатке.
Он сердце ей насквозь изжег
Тоскою неизбытой,
Когда косила тот лужок
Сама косой небитой:
Ксси, коса, пока роса,
Роса долой — и мы домой.
Слепили слезы ей глаза,
Томила душу жалость,
Не та коса, не та роса,
Не та трава, казалось...
Пусть горе женское пройдет,
Жена тебя забудет
И замуж, может быть пойдет,
И будет жить, как люди. -
Но о тебе и о себе,
О давнем дне разлуки
Она в любой иной судьбе
Вздохнет при этом звуке:
Коси, коса, пока роса,
Роса долой—и мы домой...
i
Зачем рассказывать о том
Солдату на войне,
Какой был сад, какой был дом
В родимой стороне,
Зачем? Иные говорят,
Что нынче за войной
Qu позабыл давно, солдат,
Семью -и дом родной; s
Он ко всему давно привык,
Войною научен,
Он и тому, что он в живых,
Не верит нипочем.
Не знает он, иной боец,
Второй и третий год:
Женатый он или вдовец, _
И писем зря не ждет,
Он не спешит уже домой,
Солдат, надеждой нищ.
Он грелся летом и зимой
У стольких пепелищ.
И дела не было ему,
Гадать не стало б сил,
Кто в том иль в этом жил дому,
В саду траву косил.
И кто, собравшись на.войну,
В ней канул, где бог весть.
И чью жену с детьми одну
Война застигла здесь.
Так о солдате говорят,
И сам порой он врет:
Мол, для чего смотреть назад,
Когда идешь вперед,
Зачем рассказывать о том,
Зачем бередить нас,
Какой был сад, какой был домЫ—
Зачем?
Затем как раз,
Что человеку на войне,
Как будто на зло ей,
Тот дом и сад вдвойне, втройне
Дороже и милей.
И чем бездомней на земле
Солдата тяжкий быт,
Тем крепче память о семье
И доме он хранит, Е
Забудь отна, забудь он мать, a
Жену свою, детей,
Ему тогда и воевать
И умирать трудней.
}Kusem, не по миру идем,
Есть что хранить, любить.
Есть, где-то есть иль был наш дом,
А нет—так должен быть!
В нага о Ленинграде.
‚образов, благородство идей Горького —
обо всем этом говорит Груздев. То общее,
что содержится в великих деяниях Ленина
и Сталина, в прекрасных образах Горького
и Пушкина, то, что в социалистической
действительности получили воплощение са-
мые смелые мечты бесчисленных поколе-‘
ний строителей и защитников Русского
государства, это подчеркивает автор,
и это позволяет ему предаваться литера-
турному анализу, историческим исслело=
ваниям, без опасения потерять непосред-
ственный контакт с читателем, . стать
«академичным», отвлеченным. =
Летом 1942 года, когда немцы готови-
лись к отчаянной попытке взять Ленинград
штурмом, Илья Груздев писал о граждан-
ственности Пушкина, о его жизнелюбии,
его патриотизме. В январе 1944 года,.когла
войска Ленинградского фронта громили
немцев, город праздновал двадцатилетие
своего переименования, Груздев в своей
статье сжато излагал историю «творения
Петрова», ставшего «первой цитаделью <о-
ветской власти». В нераздельном единстве
с великой Страной Советов, с временем, с
культурой, в верности благородным трали-
О А ILL
‘принадлежит к лучшим страницам русской
исторической. прозы.
Два новых сказа Бажова говорят о стро-
гой взыскательности писателя и неистоши-
мости его вдохновения. Несмотря на свое-
ряется, и слово его не утрачивает своей
свежести и меткости — результат глубо-
кой связанности с народной поэзией. В этом
смысле о Бажове можно сказать словами
Честертона: ему не грозит опасность оску-
дения, он пьет свое вино из неисчерпаёмой
чаши. }
В номере напечатан последний отрывок
из неоконченного романа «Капитан первого
ранга» покойного А. С. Новикова-Прибоя.
Приятны своей безыскусственностью,
видимо, автобиографические, новеллы
Эрскина Колдуэлла «Мальчик из Джорд:
жии». Маленький американский горо-
док, глухая провинция, медлительный
ход жизни, скудные интересы, поетоян-
ные заботы бедных людей. Семья бо-
рется за существование, мать < утра до
ночи работает на местных богатеев, отец
одержим фантастическими планами выхола
‚из нужды: то покупкой в рассрочку прес-
совальной машины, то ловлей по городу
беспризорных собак, то сбором железного
лома. Попутно автор дает чудесные сати-
рические портреты местного шерифа и
священника.
В разделе поэзии помещены стихи Ар-
калия Кулешюва (в переводе Ник. Асеева).
«Письмо из плена» А. Кулешова — письмо
белорусской девушки из фашистской не-
воли своему возлюбленному — потрясает
своей горестной поэзией. В номере опубли-!
кованы также стихи Лебедева-Кумача и
Ильи Эренбурга.
Интересную и дельную статью о Репине
дал Н. Машковцев; в ней есть свежий,
малоизвестный ‘материал, в’ частности. пре-
красная запись великого хуложника о ге-
роизме русского народа. В отделе критики
убедительна рецензия И. Лежнева, резко
осуждающего «Хронику Малевинских»
Анатолия Виноградова. Статья Е. Гальне-
риной` посвящена роману Пристли «Днев-
ной свет в субботу», мало отмеченному
нашей критикой, но представляющему
большой интерес для социальной харак-
теристики современной Англии.
Литературная газета
№2
eal
3
циям прошлого и устремленности в пре-
красное будущее — основа сегодняшней
славы Ленинграда. :
И. ЗЕЛЕНОВ.
‘образие жанра, Бажов никогда не повто-°