\
==
\
у
Обложка и opsan работы
Л. Зусмава к книге Льва
«Адмирал Сенявин» (Детгиз}. ,.
художника
Рубинштейна
РАССКАЗЫ
sue
oo 9
О ЛЕСНЫХ ЗАГАДКАХ
„Две книжки Ник. Устиновича «Лесная
жизнь» и «Аромат земли» вышлн одна за
другой в 1944—45 м в Красноярском
краевом издательстве. Это сборники ма-
леньких рассказов на тему о человеке в прн-
роде. Эпиграфом к обеим книжкам можно
было бы поставить слова охотника Макси-
мыча из рассказа «Хозянн», которым закан-
чивается первая кннжка Ник. Устиновича:
«В тайге веди себя не как гость, а как хо-
зянн, Знай, что все может принести поль-
зу, умей только соображать».
Появление книг о природе всегда при-
ятно. Сколько бы ни было написано таких
кияг, каждая как-то растчиряет наше позна-
ние природы и чему-нибудь учит. Особен-
но’‘если автор — вдумчивый, наблюдатель-
ный «хозяин» прнроды.
Колнчество «секретов» в п
‚численно, и вдумчивый человек, если он
много видел, долго ‘всматривался, всегда
найдет и увидит то новое, что имеет зача-
стую ценность открытия. Уже то хорошо,
что книга таких рассказов приучает чело.
века не проходить мимо неразрешенного и
нвотгаданного в природе.
рироде — бес-
Автор в лесу—свой человек. Легко можно.
представить, как он ночью отходит от ко-
стра, прислушивается: «С дерева ‘лист сор-
вался, и было слышно, как цеплялся он за
сучки, пока не упал она землю. А потом
вдруг на дальнем болоте разом тревожно
закричали журавли». И то, что автор «от-
ходит от. костра», чтобы прислушаться и
всмотреться, хорошо передает ощущение
ночи в Лесу н ожидания. Тут у автора есть
и наблюдательность, и умение передать
словамн то; что он увидел.
Наблюдательность автора обнаруживает-
ся много раз на страницах обенх книжек H
самое загадочное делает вдруг очень про-
стым, как в рассказе «Следы на’ воде».
Опытный охотник выбирает себе хорошее
место «на лывах» (крошечных заболочен-
ных озерцах), заметив, что на одной (из
них «слой ряски (маленькие пловучие. ли-
сточки) перекрещен во всех. направлениях
узкими полосками чистой воды» — следа-
ми плававших уток. «И это все?» — с разо-
чарованием спраптивает за молодого охот-:
охотник отвечзет:..
ника‘автор. И опытный
«Чего же еще?»
Все дело в тонких
понял, проверил и
правильно каждое изменение, происшедшее
в природе, значит, ты в природе «хозяин».
Значит, ты все в ней можешь обратить ‘себе
«на пользу». 7:
Но польза бывает разная: польза охотни-
ку н человеку. В рассказах Ник. Устинови-
ча нередко выступает только одна хозяй-
ственная польза, а читателю хочется и вто-
рой, человеческой, чтобы автор. не только
описывал удачную охоту, а и раскрывал
внутренний мир живых существ.
Над такими рассказами о природе ра-
ботает непревзойденный мастер › Михаил.
Михайлович Пришвин, Когда’ читаешь ‹рас-
сказы Ник, Устиновича, кажется, что он
многие рассказы не окончил в чем-то. глав-
черточках: заметил,
4
\ Юм, что самая суть осталась не открыта,
——
Н. Устинович. «Лесная жизнь».
ское краевое издательство. 1944. ine
Н. Устинович. «Аромат zeman». 1945. .
Краенояр-
Е, КНИПОВИЧ
„Квига П. Антокольского «Испытание
временем» — это укор нам, критикам.
Она, сколько мне известно, единственная
книга статей о поэзии, вышедшая за годы
войны. *
Взгляд художника, «хозяйское» отноше-
ниё к материалу ‘сказывается в том це-
лостном восприятии поэзии, которое 34-
хлючено в книге, }
Говорит ли автор о Лермонтове или 0
Багрицком, о Державине или о Пастер-
наке, — ом всегда стремится, показать
своими, поэтическими средствами, ‚как
идейно-смысловая сторона поэзии обнару-
живается во всех элементах стихотворе-
ния, во всей его «полифонии» и чаюлирит-
мии», ;
‘Творческая `индивидуальность автора
проявляется в книге достаточно’ ярко. ‚Но
статьи сборника об’единяет. He «прихоть
певца». У книги П. Антокольского есть
своя тема, общая идея.
Обостренное «чувство истории» — ос.
новная черта всего творчества П. Анто-
кольского. Речь здесь идет не о’ его
внимании к исторической тематике. Вкус
к этой тематике в данном случае — произ-
водное, Речь здесь идет об остром, найря-,
женном чувстве непрерывности и единст-
ва всех проявлений исторической актив-
ности своего народа и всего ‘человечест-
ва, выражается ли оно в фактах социаль-
вой, революционной борьбы, в защите ли
своей национальной чести и независимости,
в создании ли культурных ценностей и
традиций. Причем взгляд художника, ес-
тественно, притягивают прежде всего те
«минуты роковые», которые в жизни на-
рода стоят иногда десятилетий, а иногда
н столетий, Е
Каков же долг художника в эти «ми-
вуты роковые»? И какие художники
прошлого вновь оживают в сознании CBH-
детеля и участника грозных и великих
событий сегодняшнего дня? Об этом го-
ворит вступительная статья к. сборнику
Tl. Антокольского «Сим победипаи», в
которой поставлена тема книги, :
Все сказанное в статье справедливо, В
«минуты роковые» художник денстви-
тельно должен стать «самосознанием» на“
рама, закрепить в образах искусства TY
мобилизацию . моральных сил’ и великих
традиций национальной ‘истории ‘и куль-
туры, которую свершает в эти дни каж-
дый отдельный человек и весь народ. Ху*
ложник действительно’ должен. быть 06:
разцом бесстрашия перед лицом истории,
веры в воликие исторические сульбы сво=
его народа. Может быть, читатель, прозе-
PAA в наши дни свою «боевую готов-
ность», вспоминал не только русские CKa3-
М. Антокольский. «Иснытавне временему.
Статьи «Советсжий писахель», 145. ,
убедился, что понял’
Hem не’ только первичное непосредствен-
Примером таких упрощенных рассказов
может служить рассказ «Удача».
У автора есть своеобразные, хорошие
рассказы: «У ручья», где охотник Макси-
мыч разгадал «секрет» рябчиков, которые
любят слушать, как журчит вода (а хочет-
ся еще догадаться, почему им это нравит-
ся?), «В лесной глуши» — о выдре, которая
тешится катаньем с горки; в рассказе «Ры-
болов» превосходно описано, как медведь
ловит рыбу. Есть рассказы снастоящей
большой темы, как «Цена жизни». Всегла,
как только автор поднимает. «человече-
скую» тему, рассказ становнтся значитель-
ным, Иногда это, ‘правда, выходит cay-
найно. р
Тему рассказа «На току», по-моему, сам
автор недооценил: Это хороший рассказ, а
мог бы быть превосходным. Неожиданная
помеха охоте — забытые охотником Фоми-
чом очки и найденные уже после того, как
миновало время для охоты (охотники не-
чаянно ‘обменялись ‘телогрейками, и очкн
оказались в кармане у автора) — становит-
ся источником радости: у человека откры-
ваются глаза на глубокую жизнь природы,
Могла быть польза хозяйственная, получи-
лась польза для ума и сердца. Фомич ие
жалеет, что забыл очки: «Он многое уви-
дел и услышал», Такая возможность есть
н у самого автора; прекрасно знающего
родную природу: еще больше углубляться
в виденное, ведь он умеет видеть.
Прекрасное наблюдение есть в’ рассказе
«Смекалка»: «Тут я заметил почти у самой
вершины пня ледяной кружок. И мие стало
все ясно. С вечера речка покрылась тонким
слоем льда. За ночь вода убыла, но тон-
кая пластинка льда, примерзшая к пию,
осталась. Она-то и показывала вчерашний
уровень воды».
Такнх наблюдений, записанных хорошим
языком, в обеих книжках немало; и особен-
во приятно. что колорит сибирской приро-
ды ясно чувствуется во всех рассказах
Ник. Устиновича.
Есть опасность. которую автор мало ста-
рается ‘избежать: опасность повторения та-
кого же случая, замеченного и описанного
другим наблюдателем и даже самим авто-
ром. Некоторые рассказы читаются с
мыслью: «где это встречалось раньше?»
(Рассказы «Сигнал» —о медведе-музыкан-.
те, «Птичий язык»). Иногда, перелистывая
книгу, неожиданно находишь рассказ, по-
вторяющий только что прочитанный («Аким
и утка», «Редкий улов», рассказы о белках).
Но если такие “повторения еще можно с на-
тяжкой допустить, то при чтении рассказа
«Обманщица» вспоминается уже Тургенев,
н рассказ Ник. Устиновича перестает суще-
ствовать.
Не следует автору употреблять для изо-
бражения природы «украшающих» слов:
«сверкающий» «алмазный», нельзя писать
«сова ‘стонала от восторга», Нельзя в двух.
рядом напечатанных рассказах писать:
«Человек ровно молодеет от него...», «Ши-
зики ровно град... падают», «Березы ровно
искрами кто осыпал».
Раздел «Аромат земли» не удался. Когда
автор превращается только в созерцателя,
художественных способностей его недоста-
точно. Сила его — в наблюдениях, а для
таких крошечных зарисовок нужна особая,
уже поэтическая зоркость. ^
ки, песни, «Слово о полку Игореве», мо-
жет быть, к именам старым и новым, наз-
ванным в статье, On прибавлял другие,
Свон имена, — дело не в этом. О самом
общем, о духе этой статьи у автора H
читателя, я думаю, сора не будет. Я
должна внести здесь только одну по-
правку, как будто боковую, но, самом
деле, существенную.
П. Антокольский бросает западноевро-
пейской культуре начала века правиль-
ный упрек в желании «отсидеться в б0м-
боубежищах аллитереций, наедине со
своими Камонами и Мусагетом». Но ведь
не этм, как верно их определяет автор,
прустианские стремления были показа-
тельны для западной литературы в пери-
од между двумя войнами. Типичную линию
литературы тех лет составляют произве-
дения, авторы которых достаточно остро
«чувствовали историю». Мир делится He
‘только на людей, которые чувствуют ине
чувствуют историю. Непосредственное, пер-
‘вичное чувство истории проявляется в раз-
ных, нногда отрицательных формах и
часто до добра не доводит. У «историче-
ской необходимости», которую так стра-
стно воспевает Антокольский, есть
великая сестра. Горький называл ее «ис-
торической сознательностью». Это она—
разум истории — учит людей не претер-
певать свою историческую судьбу, а сво-
бодно и целесообразно творить ee. Я ду-
маю, что сейчас единственная резиденция
«исторической = сознательности» — наша
родина. И это накладывает на всех нас
большую ответственность.
Поэтому, когда мы хотим, особенно се-
годня, обнаружить сущность, «сокрытый
двигатель» художника прошлых лет или
современного нам, мы должны найти в
HO и все часто
- особенно
с
ное «чувство историм»,
сложные, = опосредствоваиные
для проилого) связи его (творчества
«исторической сознательностью»,
Спору нет, П. Антокольский нарисовал
яркий, близкий нам, обаятельный образ
Державина. Все здесь верно — и то, что
в стихах Державина «мраморные лики»
нимф и эротов «обернулись румяными ве-
селымн лицами русских ряженых», И го,
что тона державинской палитры иногда
близки к радостной, детской . пестроте
русского лубка и фарфора. Справедливо
в статье и более существенное — `Дер-
жавин действительно отразил в своем
творчестве свое время — «время, когда.
Россия становилась мощной военной дер-
жавой, © самостоятельной мнровой поли-
ликой, с ягным сознанием своих задаз»,
Правильно я то, что «победы Суворова,
Потемкина, Румянцева были осмыслевы
поэтом как результат национального
под’ема», как следствие «коренных ‘свойств
русского человека и солдата».
Да, Державин оу ИН. Антокольского жи-
признанию, приняли из рук
белокурая»
подруга духовно торжествует,
нечной»,
потому ближе герою — ee право быть с
ним если не’ в жизни, то в смерти. Но
ведь все’ это лишь‘ один
гностической легенды о Лилит’ — «суме-
Мамед РАГИМ
ИЗ ТАВРИЗСКОЙ _
ТЕТРАДИ `
ХЛЕБОПЕН
Плывет молитва с минарета — вниз.
Так день твой начинается, Тавриз.
Уже открыта лавка. Толст и сыт,
Купец в углу на коврике сидит.
Он молится аллаху, чтоб аллах
Удачу посылал ему в делах.
Поклоны за поклоном он кладет
И по лицу стекает жирный пот.
Он руки тянет к небу: он и тут.
Выискивает прибыль, жирный. плут! Е
Ты ж руки тянешь книзу — на тендыр 1.
Ты худ и бос. Не счесть в одежде дыр.
Ты. хлебопек. Ты должен печь хлеба. .
Затеряна во мгле твоя судьба. ,
`С утра пылает каменная печь.
‚Ты должен дни и годы печь м печь.
Весь век сгибайся. Хлеб пеки. Молчи,
А грудь раскалена, как кирпичи, :
А печь гудит, пылает печь. Она
Твоей тоской обожжена.
‘Ho вот и хлеб готов, не хлеб. а той? —
Лаваш румяный, пухлый, золотой.
И ты‘охрипшим голосом зовешь
— Эй, господин, не поскупись на грош,
Не поскупись, хорош лаваш, ara,
Купи лаван! Цена недорога!
Хихикает хозяин твой: он рад.
Звенит динар, запрятанный в халат.
В соседних лавках — тоже звон монет.
Чего тут только на базаре нет:
` И масло, н каймак*, и молоко,
Изюм, как сахар, тающий легко,
Слезливый сыр и вынутый из сот
Оранжевый, затмизвший солнце мед,
..А в город из пустынь, из дальних стран
Идет за караваном караван.
Они сюда везут издалека
Легчайшие ширазские шелка:
Ревут верблюды, стонут бубенцы
И пьют apax‘ богатые купцы...
О, жажда! Черный пот стекает с век
Ты меда не испробуешь вовек
И ты не купишь шелка и парчи —
Весь век сгибайся, хлеб пеки. Молчи..,
Уйдет погонщик в. выжженную степь.
В тюках-—тобою. выпеченный хлеб,
к
День на исходе. Тлеет свет зари.
И желтые погасли фонари.
На. минарете вновь поет молла.
Дневные завершаются дела.
И вот стоишь ты, голоден и бос,
В глазах кровавых не осталось слез...
О, хлебопек, ты выпекал лаваш, —
Что детям ты своим на ужин дашь? -
Ты двери лавки` запер. Не спеши,
Открой, открой мне дверь своей души,
Все беды расскажи мне — до одной.
Я кровный брат твой. Говори со мной!
Перевел А. ПЛАВНИК,
1 Тендыр — каменная печь.
’ 2 Той — праздник,
з Каймак — сливки,
4 Арак — водка.
ПРОВЕРКА. ВРЕМЕНЕМ
вой. Он и вправду готов вылезти изо з0-
гоголевский портрет! Но мне,
сю образом. «добльственного народа»
и ae полководцев стоял и тот ветеран,
который тщетно ждет помощи на пороге
вельможи — “«Сибарита».
’ А там на лестничный восход
Прибрел на костылях согбенный
Бесстрашный старый воин тот,
Тремя медальми украшенный,
Которого в бою рука
Избавила тебя от смерти,»
Her, Державин отнюдь не был «якобин-
‘цем», и я его под такового не гримирую.
Но ода «Властителям и судьям» (первый
самый резкий, He пропущенный цензурой
вариант) написана через пять лет после
того, как отгремела великая крестьянская
война в России, и’ именно в ту пору, ког-
да американский «мужик» (так звала сол-
дат а Вашингтона ‘русская печать
ХУШ века), взявшись за мушкет, начал
бить «не по правилам»
ска метрополии. Мне кажется, что между
этими историческими фактами и одой
Державина есть несомненная, хотя и под-
спудная связь. Мне жаль, наконец, что в
статье я не нашла столь мнлого Держа-
вину слова «добродетель». Ведь оно об-
линяло и стало смешным много позже —
в устах щедринского карася-идеалиста.
В дни Державина на нем еще лежал
«кровавый отсвет». Его, по собственному
Державина
Радишев и Рылеев.
Когда мы перейдем из ХУШ века
ХХ, сущность комментария критика к
«слову поэта» останется, все Ta же. A
благодарна, например, П. Антокольскому
за теплую и умную статью ‘о Лесе Укра-
инке — замечательном и мало у нас из-
вестном поэте.
И все же мие кажется, что ее «чувст-
во истории» проявилось главным образом
В
не в «переосмыслении» истории и, 0с0-
бенно, легенды,
Я, все-таки, стою, например, га гврои-
ню средневековой легенды и фомана —
за Изольду белокурую. Безымянные твор-
цы легенды о Тристане и Изольже пита-
ли, на мой взгляд, совершенно здравое
убеждение, что быть любимым хорошо, а
быть нелюбимым плохо, что любящая и
любимая всегда, в жизни и смерти, будет
ближе к герою, чем нелюбимая.
В поэме же Леси Украинки «Изольда
«сумеречная», пелюбимая
над «сол-
несчастна й
любимой. Она’ боле»
из перепевов
Г, БОЯДЖИЕВ
„ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ, или ЧТО УГО
Какое странное заглавие дал Шекспир
своей комедии Можно просмотреть спек-
такль и не понять, к чему тут 12-я ночь,
и с какой стати театр обращается со столь
уголливым вопросом к зрителям — «что
угодно?» Помочь в этом случае может
только историческая справка. Оказывает:
ся, в доброй старой Англии был обычай
устраивать пирушки и маскарады между
праздниками Рождества и Крещения, и
BOT в последнюю, 12-ю ночь, происходил
самый шумный и затейливый карнавал —вин-
ные пары кружили голову, шутки станови-
лись забористей, проделки отважней, мечта-
ния дерзновенней: люди словно преобража-
лись, о становились остроумней, моложе,
влюбленней в жизнь... Какое это имеет от-
HOICHHE к пъесе? Прямое. Действие «19-й
ночи» происходит в Иллирий — в стране,
рожденной вольным духом карнавала И
пылкими мечтами влюбленных.
В начале спектакля легкий челн прича-
ливает к берегам Иллирии. Он приносит
смотрим ч19-ю ночь?» Причуды
[ рии, с какой завидной алчностью упивают-
лотой рамы двухсотлетней классики, как
хотелось бы, чтобы рядом © синтетиче-
регулярные вой-
Тем говорит о всех противоречиях творче-
ства поэта. Но все же в большинстве ста-
сти противоречий творческих путей поэта.
на своих крылатых парусах людей в стра-
ну, где человек, освобожденный от. гру-
за повседневных, забот и обязанностей, сво-
бодно отдается мечтам, шуткам и весе-
лости, где естественно проявляются луч-
шие свойства его натуры.
Tax задумал свой спектакль режиссер
В. Дудин. Как же замысел осуществлен?
Первый обитатель Иллирии, с которым мы
познакомились, был герцог Юрсино. Он
оказался человеком надменным, строгим,
< медленными. движениями и торжествен-
ным голосом. По крайней мере именно та-
ким изобразил его актер. В. Аксенов. Гер-
цог переживал муки безответной . любви
столь ожесточенно, что походил скорее
на безутешного вловца, чем на неудачли-
вого змобовника, Вздохам и слезам герцо-
14» вторили печальные скрипки и флейты
—: нежная приглушенная музыка Ю. Шз-
порина порой походила wa реквием... И
странное дело, эти скорбные звуки вовсе
не казались чуждыми общей атмосфере
спектакля. По замку тихо ступали при -
дворные; костюмированные слуги, эти из-
вечные показатели яркой тедтральности,
старались незаметно протимыгнуть, чтобы
не нарушить общего тона действия. Среди
пестрой толпы бродил шут в черном
платье. Эту роль в меланхолической Ma-
нере, без тени иронии играл И. Лепштейн.
Особой проникчовенности актер достиг,
когда, появившись в окне и приняв элеги-
ческую позу, спел герцогу мрачные куп-
леты ю смерти, тлении и костях... Даже
юная Виола — Т. Еремеева, попав в подоб-
ное общество, заговорила печально-возвы.
шенным тоном,
Но разве все это нам угодно, когда мы
лириче-
ских мечтаний, нежные шутки и печали
любви, очаровательная, юмористическая
грусть — вот краски, которыми нужно бы-
ло писать эти сцены — прихотливые, тро-
гательные и в то же время чем-то смеш-
ные. Ведь Орсино — не реальный гер-
for, не суровый властитель страны, а
пылкий юноша из Иллирии, зачарованный
собственной любовью я обманутый иллю-
зией страданий. Его муки сильны, порыви-
сты и быстротечны, как летняя гроза. Гре-
мит гром, кобираются тучи, льет ливень,
а солнце откуда-нибуль да проглянет,. И
как только отшумит гроза,
голубое, птицы щебечут, деревья сияют
алмазами. и на душе —` благодать. Пусть
грустит Орсино, но. молодая любовь окры-
ляет его душу, и нежная. искренность пер-
вых любовных печалей сопровождается
‘доброй иронией над их юношеской опро-
‘метчивостью. Только из этого противоре-
чивого сочетания родилась бы истинная
поэтичность. Свежее, молодое, здоровое
чувство само по ‘себе обрело бы поэзию, и
актеру не нужно было бы скрывать про-
заическую скуку, царящую в душе герцо-
тичности. Если образ лишен живости не-
посрелственных чувств, он не может быть
поэтическим. Таков закон искусства.
Но покинем область ‘элегической грусти
и окучемся с головой в мир забав и шу-
ток. Эдесь-то мы обязательно отышщем то,
что угодно. п: $
Бравый; сметливый, неуемный сэр Тоби
Белч. и его очаровательная, лукавая, иг-
ривая подруга Мария. А рядом с ними—не-
лепейший господин Энлрю Эгьючийк, глу-
пец и бахвал, искренно убежденный, что
он владеет всеми человеческими добродете-
лями. Знаменитая комическая троица—вот
уже три столетня веселит она Mapon.
дело не в том, что придумывают Тоби и:
Мария и что. вытворяет Эгьючийк, а в том,
как, с каким чувством, с каким мололым за-
дором и ‘удалью все это делается. Вель
важны не проделки сами по себе, а. то, как
в этих проделках проявляется обаятельный
жизнедеятельный характер сэра Тоби и Ма-
речной» жене библейского Адама, которой
OH предпочел «солнечную» Еву. Легенда
эта бытовала в русской и западной лите-
ратуре начала века, чтобы потом, уже
потеряв библейское обличие, плотно, обо-
сноваться в «женской поэзии» предрево-
люционных лет. Я говорю все это не в
укор замечательному украигскому поэту.
Но; по-моему, полвиг Леси Укранн-
ки так велик, что он не нуждается в юби-
лейных розах и лаврах. Ни черные годы
реакции, ни болезнь не сломили ее.
Однако известное влияние CHMBOMHCT-
ских мотивов в некоторых ее драмах и
поэмах, несомненно, ощущается. М мне
кажется, что сущность ее ` творчества,
конечно, отраженная и в. исторической
тематике, проще, глубже, более непосред-
ственно связана с современностью.
В этой хрупкой женщине жила такая
ненависть к царской реакции, какую мо-
жет родить и вынести только очень силь-
ный дух, Отсутствие свободы, рабство —.
своего народа и свое — она ощущала,
как вкус крови во рту, как смертельное
железо под сердцем. Такие ее стихи и
поэмы, как «Надпись на руинах» или
«Одно’ слово», читаешь почти © чувством
физической боли, хотя в них нет ничего
«нервного». Леся Украинка по-мужски
сурова в своем патриотизме и ненависти.
Как же обстоит дело в книге П. Анто-
Кольского с советскими поэтами, с наши“
ми товарищами и’ современниками?
Статьи, посвященные советской поэзии,
очень различны и по охвату материала и
по методу. Общее достоинство этих ста-
тей; идет ли речь о Тихонове, Сурков,
Первомайском, — это то, что в облике
поэта и его ‘лирического героя уловпены
черты советского человека, — победителя
в Великой Отечественной войне, уловлена
та живая традиция, которая связызает CO-
ветскую поэзию со всем наследием рус-
ской культуры — самой человечной и на-
родной культуры в мире.
Иногда портрет художника написан ав-
тором исторически и монографически —
статья говорит обо всем творческом пу-
ти поэта. Таковы статьи о Тихонове и
о Багрицком. Иногда, как в статье о Пер-
вомайском, автор прочитывает за нас лишь
одну книгу. Иногда, как, например, в ста-
тье o Ilacrepnaxe, П. Антокольский, гово-
ря как будто об одной ‘книге, вместе <
тей сборника автор не дает всей сложно-
Какова бы ни была жизнь художника,
творческая его биография всегда драма-
тична, Даже если путь его прямой,
путь наших советских поэтов, — он все-
жает вместе со своим народом. И. неред-
небо снова’
га; вычурными интонациями внешней. поэ- 1
остается в ней
начала «равным самому себе»,
ский, в сущности, прямо переходит к «Сти-
как хам о Кахетии» и <Тени друга». А что-же
делал Тихонов-поэт
таки долог и сложен. Поэт растет и му- цати лет, и каких лет!
«празднично отражал» в стихах свои стран-
ко, тотчас же найдя свое место в рядах ствования по стране нашей? И разве чув-
поколения, он не сразу может творчески ство истории в стихах
осознать смысл тех исторических собы-
тий, в которых сам принимал участие,
равню себе? Разве всегда ‘одинаков вних
образ родины?
Игорь Ильинский в роли Мальволио,
CH OHH жизныю, как властно заражают
нас они своим чувством. Глядя на них,
мы ощущаем неиссякаемую прелесть бы-
тия и отдаваясь во власть щшекспиров-
ским героям, смеемся и радуемся вместе с
HHMH.
dHa подмостках уже давно действуют и
cop Тоби, и Мария, и Эгьючийк. Но стран-
ное дело: почему так тихо в зале, почему
кругом — скучающие, равнодушные лица?
Что происхолит ва сцене? Ситуации и
слова смешны, но в зале смеха не слышно.
Почему?
Представьте себе сэра Тоби унылым,
скучающим, изрядное охмелевшим челове-
KOM iC ленивыми движениями и сонными
глазами. Не таков ли в этой роли А. Зра-
жевский? Играть в Такой манере Хлынова
из «Горячего сердца» или еще какого-ни-
будь купца-самодура можно, но’ изобра-
жать великолепного сэра Тоби вауряд-
ным пьяницей, ублажающим себя нудной
возней с заезжим дураком, по меньшей ме-
ре странно. Ведь когда сэр Тоби дура-
чится с Эгьючийком, он выказывает не
глупость, а остроумие, и в этих проделках
особенно видны находчивость, пленитель-
ный УМ и Молодой —2адор почтенного
джентльмена. Зражевский, как всегда, мя-
TOK, обаятелен, естественен, но всего
этого недостаточно для сэра Тоби. Свет-
лое жизнелюбивое ощущение Ренессанса,
безмятежная радость и лукавая мужицкая
мудрость — эти. душевные качества, поэ-
тизирующие облик сэра Тоби, в исполне-
нии актера почти не заметны.
Нет народного юмора и жизненной
одушевленности и у Е. Багорской, играю-
щей роль Марии. У Шекспира эта оча-
ровательная греховодница так непосредст-
венна, обаятельна и мила, что ее соленые
шуточки и рискованные проделки чикого
не оскорбляют. Они рождаются от избыт-
ка жизненных сил, от азарта и молодости
чувств. У Багорской же Мария оказалась
светской дамой, поражаюшей своим раз-
вязным тоном, сомнительными остротами,
а порой и дурным поведением. .
Эндрю Эгьючийк в исполнении А. Гру-
зинского. ближе других к шекспировскому
оригиналу. Он очень простодулщен, довер-
чив и по-своему мил. Но актеру явно не-
хватает для этой роли комедийного гипер-
болизма, той донкихотской одержимо-
сти, которая окрылила бы Эгьючийка и
дала бы ему больше сил для его безумных
затей и пополэновений. Сейчас же Эгью-
‘чийк больше действует по принуждению,
чем ‘в результатё задорности собственного
характера, и порой выглядит вторым, ма-
леньким Мальволио.
Роль Мальволио ‘играет Игорь Ильин-
ский. Его выхол великолепен, Вот ‘истин-
но шекспировские масштабы комического.
Мальволио ступает ‘медленно ‘и плавно,
говорит ‘степенно, ‘растягивая ‘и небрежно
бросая слова, смотрит на окружающих лю-
дей холодными глазами, ‘усмешки не’ схо-
дят с его губ. Кажется, что ‘этот человек
однажды поезрительно пожал иленами м в
такой странной позе застыл на’ всю жизнь.
Но самовлюбленность. Мальволио, ‘его
чопорное величие — не просто черты лич-
ного характера. Это пафос ‘ мещанского
здравого смысла, мняшего себя действи-
тельным хозяином мира. Мальволио пре-
зрительно. третирует веселую банду сэра
Тоби. Их борьба .— это столкновение пе-
дантической мертвенной морали с полно-
этой борьбе Мальволио неожиданно ока-
Поэт не выходит. в путь готовым, Kak
Паллада. из. главы отца. В творческой
жизни его бывают периоды ‚ движения
медленного и ‘стремительного, прямого и
обходного.. Он бросает. затупившееся opy-
жие, чтобы выковать новое. Он ведет раз-
ведку материала всеми способами, иногда
и прозой. Кстати, мне кажется, что про-
за Тихонова имеет в его творчестве не
такое уж подсобное значение, как это.
думает автор.
Поэт ‘спорит © собой, освачвает. зале-
жи собственного опыта, захлебывается в
«стиховой волне». Каждый действительно
крупный поэт не однажды —
стихами замучен,
строк полосе.
„..был
Мчался в пенистой
В разные периоды творческой жизни он
по-разному встречается © историей. Не
посредственное чувство иногда не сразу
вырастает в его творчестве до историче-
ской сознательности. Иногда — это му-
чительный процесс. Вот почему мне хо-
Чется спорить, когда П. Антокольский
сближает в статье о Багрицком ту мо-
лодость, которая неосмысленной силой
кипит в «Контрабандистах», и ту, о кото-
рой говорит «Смерть пионерки».
Нас водила молодость
В сабельный поход.
-Нас бросала молодость
На кронштадтский лед,
Нет, для того, чтобы написать гимн
этой молодости — революционному му-
жеству, разуму, сознанию, Багрицкому
понадобились многие годы творческого и
общественного опыта, «накладные pacxo-
ды», раздумия — все, чем богата подлин-
ная биография‘ поэта. : :
Когда же читаешь самую большую и за-
конченную работу сборника — статью ©
Тихонове, He сразу можешь понять, отку-
да возникает чувство неудовлетворен-
ности. Статья эта — нарядная и блестя-
щая. Герой ее — весь в движении. Бо-
лее того, некоторые произведения Тихоно-
ва раскрыты в ней превосходно. Напри-
мер, «Ночной праздник в Алла-Верды».
Так сказать о поэзии мог только поэт, сам
обладающий к тому же высоким и
острым чувством истории. И все же
статья в целом, написанная как будто
очень стремительно, оставляет ощущение
какой-то статичности. Разгадка приходит
не сразу. И заключается она в том, что
в движении показан тут человек. Поэт
неподвижным, с самого
От «Орды» и «Браги» П. Антоколь-
в течение пятнад-
Неужели только
Тихонова всегда
Разве мир «Орды» и
той и яркостью жизненных сил. И вот в
И литература наша достаточно хороша;
Премьера в Малом театре
НО“.
эался победителем! Он получил любоеное
признание от самой Оливии. Физиономия
дворецкого лоснится от ечастья. Госпожа
увидела его истинные достоинства, она
предпочла его принципы и очаровалась
его умом и красотой. Дворецкий в евоей
тщеславной гордости расцветает Ha Ha-
ших глазах. Мы как бы лицезреем торже-
ственный акт — индюк распускает свой
хвост и застывает в величественной позе.
Сатирический облик своего героя Иль»
инский раскрывает с беспощадной силой
— тщеславие душит Мальволио. Эта
страсть до такой степени овладевает че
ловеком, что он как бы теряет черты лич-
ности и становится воплощением отвла-
ценного понятия, автоматом; движимым
единой злобной страстью себялюбия. Но
этот ‘автоматизм, верно передавая идейный
замысел роли, все же обедняет актера и
лишает „Мальволио той внутренней вооду-
шевленности, без которой шекспировский.
характер He полнощенен. Этот недостаток
исполнения особенно ясно’ сказывается В
знаменитой сцене чтения письма. В самый
патетический момент роли, когда Маль-
волио трепещет и ликует, Ильинский с
механической: послеловательностью проле-
лывает многочисленные трюки — с но-
жом, с пчем, с удочкой, с ногой‘ и т. д:
Сами но себе эти сценические находки.
может и хороши, но они явно мешают ак-
теру проследить ход внутренней жизни
Мальволио, раскрыть обуреваюшие его
чувства, : :
Ильинский играет тщеславие Мазльволио,
и только тшеславие. А ведь у Мальво-
лио не только вокружилась голова от
гордости, вероятно, у него и забилось
сердце от нежных чувств. И разве не са-
мое смешное разглядеть, как любовь про-
никает в это механическое животное, как
она окрыляет его надеждами. и как ин-
дейекий петух в экстазе начинает разма-
хивать крыльями, чтоб взлететь в полдне=
бесную высь. Ибо сколь это ни парадок-
сально, но Мальволио тоже по-своему
поэт. Ему`тоже свойственно воодушевле-
ние, он также умеет строить воздушные
замки, правда, с обязательным ‘условием,
что должность дворецкого останется за
ним.
Игорь Ильинский me показывает этой
стороны Ччатуры Мальволио. И поэтому
его герой не падает с небес. Мальволио
остается самим собой, Этот человек про-
‚тивен, но ‘не жалок. He его изгнали,
одурачили, раздели донага, осыпали пу+
хом и выставили на посмешище, -— нет,
он сам рассердился на глупое ребячест-
во и покинул эту вздорную страну...
Но в самую последнюю минуту Маль-
волио настигло поражение — на берегу
Иллирии он должен был столкнуться ©
юным Себастьяном, и тут бы Мальволио
пал. Жизнь всегда победит догму.
Точно молодой ветер; ворвался на сце-
ну Себастьян. Юный, красивый, емелый чё-
ловек, он говорил, ходил, смеялся, сер-
дился, дрался на дуэли — это был жи:
вой, энергичный, ладный юноша. И мы, за-
чарованные его жизненной силой, ловили
себя на том, что не узнавали Т. Еремее-
ву, которая только что была Виолой и
витала в мире поэтических грез, Будто
талант актрисы не смог больше стерпеть
неволи, вырвался из поэтических пут и
заговорил вольно и открыто, от всего
сердца. И дело тут не в особом дарова-
нии Еремвевой, а в том, что актриса ин-
стинктивно почувствовала истинную сти-
хию шекспировской комедии; когда изоб-
ражается не ‘жизнь в поэзии, а поэзия в
жизни. И оттого ярко горят у актрисы глаза,
румянцем волнения покрываются меки, пе.
рехватывает у нее дыхание, если нужно
сказать слова любви, и сжимаются кулаки,
когда приходится лезть в драку... Е
Блаженный миг — мраморная Ннобея
ожила. Действие рванулось в стремитель-
ном ритме. Люди одушевлялиеь на наших
глазах: Оливия (Н. Арди) заговорила
взволнованным, страстным голосом, Виола
в отчаянии отстаивала’ свою любовь, шут
бойко сыпал остротами и даже само из-
ваяние герцога дрогнуло и начало сердито
браниться обычным . человеческим. голо-
сом... М чудо это <вершил Себастьяи —
истинное единство поэзии и жизни. А если
бы этот молодой ветер с вамюго начала
всколыхнул тихие воды Иллирии, насытил
живым воздухом очаровательный. парк
В. Рындина и шаловливо разметал бы его
картонажные дворцы, если спустил.бы небо-
жителей на грепигую землю, а земных оби-
Тателей захлестнул бы радостным чувст-
вом бытия, — тогда на 12-й ночи» воца-.
рились бы веселье и юность, поэзия и
любовь. : : een
‚ Но это было бы как газ то, что нам
‘угодно! а
«Браги», возникший «из ранновесия ди?
ких. сил», во всем похож на ту «землю
земель», память о которой была путево-
дителем поэта в лабиринте предвоенной
Европы? Разве Тихонов сразу поднялся
‚до исторической сознательности» своих
предвоенных и военных стихов?
Да, П. Антокольский прав. В «Тени
друга» есть предчувствие того, что смер-
тельная’ схватка ¢ фашизмом неизбежна.
Но если вести «линию». книги ‘на «Само-
фракийскую победу», «Народные пляски
в Гайд-парке», «Противогаз» — в ней
можно найти и больнее.
И если перевести это большее на язык
политики — придется признать: уже на
пороге событий, развязавших силы второй
мировой войны, советский поэт ‘предчув-
ствовал, что Красная Армия спасет куль-
туру и цивилизацию Европы от фашизма.
Стихи — это неё только биография по-
эта, это — ето общественное служенье,
его «государственное дело». И злесь я,
читатель, хочу знать все. *Мне мало
праздничных огней. Я хочу знать, в честь
каких трудов и побед они зажжевы, что
обусловило, сделало неизбежными эти
победы.
Я знаю, ‘что П. Антокольский ‘илобра-
зил своих героев несколько статично от
больной любви к ним, от желания ви-
деть только прекрасное. Но мне ли учить
историка и трагика П. Антокольскогс то-
My, что противоречия, борьба — вся слож-
ная диалектика развития и’ роста- пре
красны. Ведь это же и есть история!
«Еше и еще раз, — говорит П. Auro-
кольский в первой статье сборника, —
как в самом начале этой войны, как в
любой ее самый грозный или самый горе-
стный день, мы повторим, что жизнь-—аб-
солютно прекрасна. Настолько прекрасна;
что к жизни можно и надо пред’являть
только максимальные требования. Жизнь
не раз уже доказала, что выдержит их».
Если советская литература — часть
нашей жизни—и Не «абсолютно прекрасна»,
то’ все же она с честью, вместе со всем
народом, прошла войну. Есть ее часть и
в том «торжестве нравственной силы»,
о котором HI. Антокольский говорит в
последней статье сборника — статье ©
краснодонцах. Наша литература по пра-
ву праздиовала победу вместе со всей
страной. Сейчас со своим народом ona
идет далыне, вперед, в мирные времена,
чтобы и к ней, как к жизни, пред’являть
максимальные требования. Она. это тоже
выдержит.
Литературная газета
№ 29 3