ПОЭМА БОЙЦЕ приспособлена для жизнн, Одно из средств такой моральной самообороны к самоут- верждения --- это юмор Теркина. Средство это не новое, Примерно ту же функцию юмор несет и в кое-каком русском бытовом фольклоре, и в жанровой сказке, и, если угодно, в «Петрушке» или «Царе Максимн- лиане». Грютескно-бравурный характер такого юмора лишь подчеркивает, что создан он живыми, обыкновенными людьми, постав- ленными «волею судеб» в положение вели- канов, принявших на свои плечи ношу, ко- торая в пору лишь великанам. И обыгрывание такой испропорции по- могает здоровому человеческому сознанию донести логически непосильную ношу, стать больше великаном, чем сам великан. Так что у немудрой шутки Теркина- функция очень серьезная. И недаром шутки и серьез так хорошо переходят друг в дру- га, так ладно уживаются рядом в лучших главах поэмы. Самый серьезный упрек, обращенный к книге Твардовского, заключается в том, что Теркин растягивается, как резиновый, что количество глав и эпизодов может быть произвольно увеличено или уменьшено, что в поэме нет ни единого сюжета, ни ви- димой композиции, что и сам герой остает ся везде равным самому себе. Упрек этот не был лишен серьезных оснований. И лег- че всего отмахнуться от него так как сде- лал это сам Твардовский в одной из глав поэмы, где он говорит уже «от себя». Смысл авторских возражений сводится, примерно, к следующему: Я вам про вой- ну, а вы мне про сюжет и композицию!», А пеному же но время войны не птоморнть о что стихи написать. И если во время войны мы обязаны пред являть требования про- фессионального порядка к любому работни- ку фронта и тыла, то и поэт здесь не сос- тавляет исключения. «На войне сюжета нет», говорит Твардов- ский, Это, конечно, чисто полемический вы- пад. «Сюжетца» на войне действительно нет. А сюжет такой, какой умеет творчески воплотить Твардовский, один из самых сю- жетных советских поэтов, конечно, есть на войне. Более того, сюжет, изгнанный Твардовским в первых главах Теркина дверь, стал, во второй части поэмы, возвра- щаться в окно. Но природа, как известно, всегда возвращается в окно в искалечен- ном виде. И такие главы второй части «Теркина», как «Отдых Теркина» или «Тер- кин- Теркин», где естественность, народ- ность сменяются условностью, останут- ся в поэме памятью о незаконном и раз- рушительном вторжении иатианного сюже. строф, образов, положений, «Теркин» во вто- рой части поэмы действительночто назы вается затоптался на месте как-то начал отставать от движжени Он о«Стихов гнасе в третьей части поэмы чеасту, плении у ДнепраГлаНаДнепров «По дороге на Берлин», «От автора» стоят в ряду лучших глав поэмы. Опять без лиш- них слов и комментариев Твардовский су- мел во весь рост показать советского че- ловека, прошедшего путь от Волги до Бер- лина, победителя в Отечественной войне, освободителя народов Европы. Трудно не залюбоваться Теркиным таким, каким он дан в главах наступления и победы. И тут мы видим, что Теркин этих глав уже не тот, что был в первой и второй части поэмы. Он вырос вместе со всем советским народом за эти четыре года, возросло его достоинст- во И он хоть скромен, но цену себе знает. И жаль расставаться с ним в последней главе, тем более что автор опять-таки,в в целях полемических, готов ограничить права своего героя в советской литературе послевоенных лет. И теперь, как смолкли пушки, Предположим наугад. Пусть нас где-нибудь в пивнушке Вспомнит после третьей кружки С рукавом пустым солдат. Пусть в какой-нибудь каптерке у кухонного крыльца Скажут в шутку: «Эй, ты, Теркин», Про какого-то бойца. Я доволен был бы, право, И-не гордый человек- Ни на чью иную славу Не сменил того. вовек. Александр Блок, услышав раз в уличном театрике романс на слова Аполлона Гри- горьева, писал о том, что «буйный Григорь- ев так и живет до сей поры без имени, на улице, в устах бедного работника малень- кой сцены». «Не лучше ли, - спрашивал Блок, -- для поэта такая память, чем том критических статей и мраморный памятник?»  Дело тут было, конечно, не в Григорьеве. Этими словами-как и многими другими - Блок ссорился со своей прилипчивой сла- вой модного поэта, с собой - художником, чье творчестьо было недоступно народу. Но какие основания ссориться со своей славой -- большой или малой - советско- му поэту? Разве есть в советской стране «народ, да не тот»?. Хуже ли стал Теркин оттого, что он жил в дни войны и в кабинете одного из круп- нейших русских ученых, и у аспирантов московского вуза, и у работников Запо- лярья, и на Уральском заводе? Воевал весь советский народ и победил весь советский народ. И о литературе военных лет весь он бу- дет судить на основании общего опыта. С любовью, но без скидки. всем народам мира -- создала такие образы в дни войны. Честь и слава ей, что она сохранила вер- ность той великой традиции русского и мирового искусства, для которой красота была больше, чем эстетической категорией. Наши писатели сумели показать, что пре- красно почерневшее от копоти, опаленное огнем войны лицо, прекрасны трудовые руки, тяжелые и узловатые, прекра но, фи- зически прекрасно все человечески-высо- кое и морально чистое. Твардов- старуха Этой красотой сняют и герои ского -- мальчик и дед Данила, мать и безымянный боец - Немолодой, усатый, Лицом похож был он На мужика-солдата Всех войн и всех времен. Наибольшее число сомнений «анкетного» порядка вызвал самый популярный герой Твардовского - Василий Теркин. Снова и снова возникал вопрос: уж не забрел ли этот бывалый солдат в советскую литера- туру с первой мировой войны, а то и с са- мого Чортого моста? Твардовский сам в чем-то не отделяет Теркина от русского солдата всех войн и всех времен, И в этом он совершенно прав. Потому что победы русского оружня всег да бывали следствием всенародного поде- ма, В «минуты» роковые, определявшие судьбы родины на годы и века, тяжесть ис- тории поднимал на свои плечи труженик- солдат, трудовой народ. Он защищал и от- стаивал честь и независимость родины и он не однажды выручал Европу в довольно непростых ситуациях. Но из этого отнюдь не следует, что на место Теркина в помме вой войны.

кипович

Война окончилась, Советский человск с ружьем прошел свой трудный и великий путь. …от, западной границы До своей родной столицы И от той родной столицы Вспять до западной границы. А от западной границы Вплоть до вражеской столицы… Нет, война еще не стала историей. Но мы видим ее уже в другой перспективе, В све- те всего четырехлетнего опыта советского народа, в свете закономерно пришедшей победы. О литературе военных лет мы тоже на- чинаем судить иначе, Все, что создано на- шими писателями за годы войны, проходит сейчас новос испытание. Именно сейчас ре- шается вопрос о том, кто из литературных героев военных лет выживет и вместе со всем советским народом зашагает дальше, в мирные времена. Я думаю, что прибедняться нашей лите- ратуре нечего, Военную работу многих пи- сателей стоит помянуть добрым словом. И эдним нч первых надо тут вспомнить Алек- сандра Твардовского. Поэт-рассказчик, крепко связанный с традициями Некрасова и Шевченко, Твар- довский обладает драгоценным даром ви- деть и изображать. Более того, он умеет рдоваться красоте и силе своего героя еловека-труженика, он умеет изумляться величию его повседневных дел. Истории, которые рассказывал Твардов- ский до войны, были очень просты. Две трепальщицы льна - старая и молодая - вступили в состязание и крепко подружи- этого трудоного поеданика, не Марковне ничуть его не унижает, потому что невидный труд Марковны ни- чем не хуже труда других людей. Все это мелочи, детали, но детали эти Твардовский умел выбирать так, что в них, как в малой капле воды, отражались сдви ги, происшедшие в народном сознании за годы советской власти. О героях своих поэт говорил без ложного пафоса (такой пафос для Твардовского хуже чорта), о с огромным внутренним уважением. Иногда серьезно, а нередко и с доброй усмешкой. Довоенная закалка, довоенная сущность стихов Твардовского очень помогла ему в дни ВОЙНЫ. Поэма «Василий Теркин», все военные стихи Твардовского, в сущности, говорят об одном, - о том, как с первых дней войны миллионы человеческих воль и уси- ий, звено за звеном, выковывали всена- родное дело победы, как дело это склады-  ный вопрос. Верно, война советского наро- да против фашизма была всенародным де- лом, Она так или иначе вошла в каждый дом и в каждую судьбу, вывела на поверх- ность неисчерпаемые силы, танвшиеся в народных недрах. Но не менее важна здесь и вторая сторона дела, неразрывно первой. Стихия всенародного подема в днм Отечественной войны была ла пронизана организующим им началом. Милли- оны стремлений и усилий были оформлены волей и разумом советской власти, комму- нистической партии. Звенья победы - вплоть до мельчайших --- ковались по еди- ному и великому плану. Эта сторона по- разному отражена во многих произведени- ях советской литературы - от повести «Народ бессмертен» В. Гроссмана до «Мо- лодой гвардии» А. Фадеева, Разум историн присутствует и в военных стихах Твардов- ского, хотя показан он в них и не прямо. В стихах Твардовского мы видим уже как бы результат, следствие этого воздей- ствия, идею, вошедшую в самую кровь и плоть народной массы. Василий Теркин за годы войны так «при- кипел» к сердцу читателя, что из-за него часто забывают героев других военных стихов Твардовского. А это несправедливо. В таких стихах, как «Мать», «Рассказ танкиста». «Хозяйка». «В пути», «Армейский сапожник» Твардов- ский, как и в довоенных своих стихах, су- мел найти ту деталь, которая раскрывает советские, социалистические особенности самосознания русского человека, Твардов- ский и здесь как будто не вмешивает- ся в дело, не комментирует поступки своих героев, хотя бы и правильными словами. Он просто показывает, что все они-от две- надцатилетнего парня, ведущего наш танк в обход огневой точки врага, до деда Да- нилы, который партизанит в смоленских лесах, чувствуют себя хозяевами страны, лично ответственными за ее судьбу за де- ло победы. Он показывает также, что весь советский народ - старики, женщины, де- ти - ни в чем немцу уступать не будут. Потому что его, «немого», «пустоглазого», они не только ненавидят, но и презирают, несмотря на всю его силу, брезгуют им, вак человек брезгует нечистой тварью. Твардовский в своих военных стихах су- мел показать, каким светом сняет совет- ский человек рядом с фашистским вырод- ком. Дело антифашистской литературы только разоблачать фашизм и его ления. Ее дело также и создавать людей мужественных, достойных, смелого разума и сердца, людей, всегда будут стоять на родной земле весь рост, людей, свободных в неволе, не- сгибаемых в беде, Честь и слава советской литературе, что она - в пример и помощь



Иллюстрации художника Н. Кузьмина к «Труженикам моря» В. Гюго. (Военмориздат).  H. КАЛИТИН

КНИЖНАЯ ПОЛКА Стихи Антона Пришельца рямые ростки все-таки каждый год проби- ваются наружу и тянутся вверх, И управ- дом побежден; он уже сам расчищает место вокруг молодых побегов, и уже сам доволен: «Ну, тянись! Ты, вижу, крешко любишь жизнь!» Веселый, озорной ветер пробегает по полям, не продустия ни от Девушка выходит на тропинку, На плечах--зеленая косынка. Он раскрыл косынку пополам, Распахнул ее, как два крыла: На тебе, девченка, сегодня и лети! Нам тобой

и так же как ны, Отдадут другим. И за это тепло, за этот уют, за счастли- вое «право жить трудом», за светлую юность, перед которой открыто будушее, советский человек готов пойти на любые лишения, на любые нертвы Это мысль «Леонтию Котомке», в котором поэт обра- щается к другу, потерявшему на войне единственного сына: Нет! Мы выстояли в огне, Нужно выстсять И в сиротстве! Разорвется кровавый чад. Светлый ветер в ляпо засвишет. И хоть мы не войдем в тот сад. Что посадим на пепелище, Все ж увилим его - Хоть миражем на горизонте. Рали этого дня Сейчас жить, будем жить, Нужно Леонтий! Для поэтической манеры Пришельца ха- рактерно умелое использование вырази- тельных запоминающихся деталей и срав- нений, придающим живость его пейзажным зарисовкам, подтверждающих. достовер- ность переживаний, Светлая щепочка, дро- жащая в густом чубе старика, строящего новый дом, и «первый собранный венец», который «ложится золотою рамой», далеко видный над полем журавель колодца, напо- ившего бойца холодной водой, тугая вет- ка, «стреляющая в плечо», жолуль, «тяже- лой каплей» падающий «в густой осыпав- время полных внутреннего смысла, много в небольшой книжке Пришельца. Тем обиднее, что наряду с этим в сбоз- нике встречаются бледные эпитеты, неточ- ные словоупотребления, прозаизмы, Ослаб- ляет общее впечатление от стихов При- шельца некоторая монотонность их -- ре- зультат однообразия размера, каким они написаны. При более широком диапазоне тем и поэтических впечатлений этот недо- статок, быть может, не бросался бы в гла- за, - в данном же случае он ощушается довольно явственно.

Гворчество Антона Пришельца не отли чается особенной широтой тематики, не поражает обилием интонаций, яркостью и цветистостью образов, И в дни войны и раньше мы слышали поэтические голоса, бо- лес громкие, призывы более мужественные и атеные, все же этой иеболь, денном и пережитом словами, идущими от сердца, образами, привлекающими искрен- ностью и непосредственностью. Лирика природы --- вот основной жанр, основная стихия Пришельца. Лучшие его стихи так или иначе связаны с природой, в них всегда есть любование русским, большею частью сельским пейзажем. Но это не перепевы старых мотивов «крестьян- ских» поэтов, и это не природа, взятая са- ипо ерез восприятие природы рас- мир лирического героя, для ко- вство родины несравненно шире и глубже, нем влюбленность в родную бе- резу и ренку, Жизнеутверждение, радост- успремленности в будущее, которое неотемлемо от восприятия совет- ского человека, умение через единение с он глубже ошутить свое единство со страной, с ее людьми, все это неиз- менно присутствует в лирике Пришельца. И присутствует органично, непосредствен- афоризмы расчетливо приберегаемые к концу стихотворения, Даже такую глубо- ко личную тему, которой продиктован цикл о сыне», Пришелец сплошь и ря- дом разрешает, снова и снова обращаясь к родной природе, к ее образам. Жадно тянется к солнцу молодой вих- растый вязок, и как ни бьется управдом, утрамбовывая и заливая асфальтом пло- щадку на месте срубленного деревца, уп- * Антон Пришелец. «Свидание». Советкий пксатель». Москва. 1945.

В русской литературе нет народного, син- тетического образа бывалого солдата первой мировой войны. Но в западноевро- пейской литературе такой образ есть. Это бравый солдат Швейк, симпатичный граж- дании с добрыми и невинными голубыми глазами, великий саботажник, который на- пакостил австро-венгерской монархии столько, сколько мог, Швейк глуп? Нет не глуп. «Ифонический удачник Иван-дурак» для Швейка лишь маска. Так он защищает свои интересы в империалистическом госу- дарстве, Швейк трус? Нет, не трус, Неда- ром образ Швейка под другими именами вновь возникает в чешской антифашистской литературе. Здесь уже Швейк «работает от себя». Все его гениальные способности к саботажу направлены против немецких ок- купантов, и он не боится итти на смерть, если этого требуют интересы родины. Что же хотел сказать своей веселой и не очень веселой -- как всякая большая са- ской войной и что особенно чешскому на- роду, находившемуся под двойным гнетом национальным и социальным, было ни в чем не по дороге с лоскутной Австро- Венгрией, саттелитом германского импери- ализма. Пусть положение чехов в Австро-Венг- рии случай особый. Но и у русского солдата первой мировой войны ведь было два вра- га. Немец, от которого надо было оборо- нять свою землю, свой дом. И буржуазно- помещичья власть, которая предавала и продавала, как могла, этого самого выпол- нявшего свой воинский долг солдата. Мог ли народный образ русского солда- та первой мировой войны в самых своих ос- новных чертах походить на Теркина? Ко-  нечно, не мог бы. Только советское граж- данство, чувство своего кровного единст- ва со всей страной и подлинно-народной властью могло дать Теркину ту уверен- ность в самые трудные времена, то чувство личной ответственности за исход каждой боевой операции, за победу советского на- рода над фашизмом, которое сквозит во всех его действиях. Теркину - в проти- воположность Швейку -- всегда «по добо- ге» с советской властью, армней, страной. Потому что он сам - армия, страна н власть, и отечественная война советского варода против фашизма --- это его война. Западноевропейская литература о первой мировой войне исчерпала все свои творче- ские силы и художественные средства, изображая страдания терзаемой плоти, дрожь обнаженных нервов, нигилистиче- скую иронию, опустошенность «покойника в отпуску», который обживает войну, как ка- меру смертника, как один из кругов ада. Несмотря на эмпирическую точность этого изображения, оно было полуправдой даже для первой мировой войны. Потому что правда в ту пору заключалась в революци- онном отрицании империалистической вой- ны, в лозунге превращения ее в войну гражданскую. Здесь не место говорить о том, отразились ли и как отразились не- которые традиции западной военной беллет- ристики в советской литературе военных лет, Можно сказать одно: Твардовский, к чести его, совершенню от них свободен. Теркина на воплях «потерянного поколе- ния» не проведешь, Это не значит, что в по- эме Твардовского война изображена более легкой и менее страшной, чем она была на самом деле, Но Теркин, так же как и весь советский народ, знает, во имя чего он под- нял на плечи эту тяжесть и четыре года нес ее от Волги до Берлина, Ведь речь тут идет не о «субективных ощущениях», а о том -- жить или не жить всему советско- му народу и каждому советскому челове- ку. Но для того, чтобы остаться живым, не! только физически, но и морально, надо ос воить, «обжить» войну, как, ни мало она

По пути. И. должно быть, правда: Для обоих- Все кругом. что хочешь выбирай. и такое небо голубое. И такой большой весенний край. тивных но трогающих своей теплотой и искренностью образах раскрывается миро- ощущение поэта которому дорог и «весе- лый барахтающийся листок», только что раскрывший почку, и весенний гром, и первая песня жаворонка, торжественно от- крывающая весну «всему району». Радостно жить на нашей земле, где так крепка дружба людей взаимная забота и ласка, что не могут их поколебать ни рас- стояние, ни разлука («Дело, видишь, не в раздуке не в прощенье, дело в том, что од- не горечь и боль, а ощущение преемствен- ности, продолжения своей жизни в радо- стном бытии новых счастливых поколе- ний В таких, может быть, несколько прими- Когда кончается наша юность, Покажется вдруг. Что и сад-не тот, Что май отшумел И за тихим июнем Все, что мы любим, навек уйлет. И только излали мы заметим, Когла рассеется горький лым. Что май--все тот же. И сад в распвете. Что нашу юность подхватят дети



 

Журнал писателей Литвы PERGALE Трудно судить по отрывку о всей пове- сти К. Борута «Бал- тарагская мельница». построенной на народ- ном фольклоре. Хо- рошо переведен Г. Корсакене рассказ В. Кожевникова «Март-апрель». поминает дерево, расшепленное молнией иссушенное злою засухой, Не слышно пе- ния птиц в разоренных гнездах, жизнь за- мерла. Но и такая измученная, полуживая Литва дорога каждому литовцу… Так изо- бражает К. Корсакае свою родину в сти- хотворении «Литва», Несмотря на кажу- и щийся мрачный колорит стихотворения, в нем сильны оптимистические ноты, автор уверен, что его свободная родина расцве- тет с небывалым блеском Хороши эпические стихи А. Венцлова «Чуть прикрою глаза», «Весений дождь» особенно «Терцины о родине», Мастерски написана поэма Т. Тильвитиса «Пахари», созданная им в пору немецкой оккупации. «Ничего нет страшнее желтого песка, в который зарывают лучших людей Литвы»,но во время самой ожесточенной борьбы за свет и правду поэт не имеет права мол- чать. И в резкой сатирической форме Тильвитис в поэме «Пахари» разоблачает лице врага. Очень поэтично посмертное стихотворение Саломеи Нерис «Предве- сенние ветры». Талантливый беллетрист И. Балтушис в рассказе «Секунды молчания» описывает ощущения бойца после грома артиллерий- ской канонады; солдату, еше не закален- ному в огне сражений, тишина, наступив- шая после битвы, кажется самым страш- ным из всего, что ему приходится испыты- вать. Во втором рассказе «Не к чему вы- бирать!» писатель говорит о простом рус- ском старике, который добровольцем всту- пает в ряды Красной Армии, чтобы метить немцам. На длинных и трудных дорогах войны он осматривает трупы немцев, оты- зверски уничтожил его скивая того, кто семью. пока не убеждается, что все фа- шисты - убийцы, Лаконичные по форме, эти рассказы-очерки производят сильное впечатление. Драматичен рассказ молодой писательницы Г. Корсаконе «Последние» о преследованиях немцами евреев. B рассказе известной писательницы И. Симонайтите «Адольф Кемфер» автор показывает сопротивление литовцев, укры- вающих в лесу скот от немцев.

p. янушкевичене Недавно вышел из печати сдвоенный но- мер литературно-художественного литов- ского журнала «Пергале» (Победа) № 1--2 за 1945 г. Этот журнал начал издаваться 1942 году в Балахне, где в то время формировалась литовская дивизия, Внача- ле он был литературным приложением к армейской газете «Родина зовет», обеди- нившим наиболее видных писателей Лит- вы, находившихся в эвакуации, В дальней- шем журнал «Пергале» издавался в Моск- ве, в 1944 году он выходил уже в совет- ской Литве. «Задача «Пергале» -- мобилизовав все на ши творческие силы, поднять на должную высоту литовскую литературу, обнишавшую за время немецкой оккупации», - так оп- ределяет задачи журнала К. Корсакас в пе- редовой, которой открывается сдвоенный номер «Пергале» за 1945 год. В круг этих задач входит также ознакомление широких кругов читателей с литературами братских республик и с произведениями классиков мировой литературы. В рецензируемом номере надо отметить удачный подбор произведений. Прежде всего это относится к лирическим сонетам Людаса Гира «Пуня» и «Вильнюс», В сти- хотворении «Вильнюс» поэт говорит о без- надежной попытке немцев задушить древ- нюю литовскую столицу. Народ не забудет обид, которые нанесли ему немцы. Истерзанной и изувеченной была Литва после немецкой оккупациии. Поэту она на- 



Журнал уделяет значительное внимание русской классической литературе. Т. Тиль- витис с большой точностью перевел отрывки из «Горе от ума» Грибоедова и еше удач- ней - басни И. Крылова «Рыцарь» и «Тришкин кафтан». Удачно перевел крыловские басни «Дере- во», «Парнас», «Муха и дорожные» Мико- лайтис Путинас. Опытный переводчик А. Хургинас пере- вел: «Родину» К. Симонова, «Потомкам» С. Щипачева и «Человек склонился над во- дой» А. Суркова. В отделе критики помешена статья A. Лайсвидаса «И. Крылов»; в статье, кро- ме приведенной биографии, мы находим материал о творческом пути знаменитого русского баснописца и сообщения о пер- вых переводах басен Крылова на литов- ский язык, В краткой статье И. Бутенас «35-летие литературной деятельности Бутку-Юзе» (Иозас Буткус) рассказыватся о жизнен- ном и творческом пути видного литовского поэта В библиографическом отделе жур- нала помещена рецензия И Юргиниса на сборник «Литва в огне», изданный в Аме- рике на литовском языке в 1944 г. Статья А. Венцлова «Витаутас Монтвн- ла» показывает тяжелый путь литовского пролетарского поэта, погибшего от рук фа- шистских палачей. В журнале помешен дневник повседнев- ной работы советских писателей Литвы, хроника искусств Советского Союза за по- следние месяцы и большая статья А. Гри- пюса «Возрождение искусства в советской Литве». 



SALOMEJAJANONIS  

NERIS LAKSTINGAAST NEGAL NECIULBETI 

людей которые во

Обложки книг, изданных в литовском Гос- издате (Вильнюе) C Нерие «Соловей не может не петь» и Ю. Янонис «Сочинения».

сутствие качественного отбора жанговым признаком являться, конечно, не может. Рядом с людьми, которые хотя и описаны мельком, все же ясно видны и запоминают- ся, есть у Симонова люди, описанные мни- мо характерными подробностями. Так, неясен и непримечателен казах-сапер, который хо- дит зимой без верхней одежды и вместо «Фуфайка» говорит «пупайка». Это мнимо выразительные подробности, и образ из них не вырастает. В этом смысле хотелось бы более строгого отбора материала. Дневники - это личные впечатления, Их субективность всегда оправдана, Чем кн- дивидуальнее писательское восприятие тем больше оснований имеет выбор формы дневника. Также бесспорно и то, что дневнике автор неизбежно является одним из основных персонажей. Однако все же следует помннть, что дневник- это впе- чатления автора, но не впечатления об ав- торе. Главным все-таки остаются события, люди, факты. В этом жанре особенно мно- го зависит от такта и чувства меры, Невер- ная интонация, несколько лишних слов легко могут прилать оттенок самолюбова- ния. Нам кажется, что в этом смысле Си- монов порой нарушает пропорцию, Иногда хочется больше узнать о том что видел Симонов и меньше услышать о Симонове самом. И еше одно замечание: немного обидно, что автор так смешно и весело шутит над своим спутниками - фоторепортерами и так осторожно шутит нал собой. События и люди увидены верным глазом, о них рас- сказано верным голосом, и можно не боять- ся. что шутка снизит образы в том числе и образ оассказчика. Несмотря на все это. за дневникамя Симонова остается безус- ловная заслуга: правильно и своевременно утверждается в нашей литературе и журна- листике жанр субективного рассказа войне, в котором факты и наблюдения, ино- гла несущественные в прямом логическом смысле дают возможность читателю уви- деть почти воэчию многообразие прошедших дней Великой Отечественной войны, 3 57 Литературная газета

записи писателей, женность тона только подчеркивают пафос происходящего. «Моряки в ожидании толпились на ули- це у дома, где их переобмундировывали. Выходили из домов какие-то женщины, бы- ло здесь много слез и поцелуев, и один мо- рячок долго отпрашивался у командира сбегать домой, - он жил на соседней ули- це. Но знаменитая одесская почта уже дей- ствовала, и когда он, наконец, отпросился, оказалось, что по этой почте матери уже все передано, - она сама прибежала сюда и бро- силась целовать его. Вообще все было очень трогательно еще и потому, что моряки, как это всегда бывает с мужчинами, когда они собираются толлой и когда у них есть сво- бодная минута, с упоением возились с деть- ми, поднимали их на руки и цацкались с ни- мя невероятно. Играла гармошка, и кто-то плясал «яблочко», Вокруг подпевали. Все это было освящено близостью предстояще- го боя: сегодня же они будут на передовой. Моряки приехали спасать Одессу, они хо- тели быть героями, и женщины верили, что они будут героями, и оттого на улице было такое нервное, скоротечное и немножко ще- мящее душу веселье». Здесь все увидено верно, Здесь понято настроение улицы, оно стало авторским на- строением, оно не только об яснено, но и звучит в интонации и поэтому требует очень немногих слов. V

леристов. Дневники и военных корреспондентов, их личный опыт помогут постичь науку поведения ловека на войне. IV

цах войны, когда наши люди еще не привык- ли к войне, еще только пробовали себя, когда вопросы личного поведения, страха, выдержки приходилось каждому решать в условнях, необыкновенно тяжелых. Симонов тоже привыкает к военному де- лу. Он вглядывается в тех, кто воюет доль- ше, кто опытней и испытанней, Симонов рас- сказывает такой эпизод: фоторепортер Ха- лип решает снять минометчиков, ведущих огонь. Минометчики сидят в окопе, но сни- мать их нужно сверху, стоя на совершенно открытом месте, Немцы стреляют, И Симо- нову и Халипу страшно. При этом Халип еще бесконечно возится с аппаратом и ни- как не может решить, какая нужна выдерж- ка. Симонов советует ему снимать на «тик- так». «- На «тик-так»? - воззрился на меня Яша, - на «тик-так» я не могу, у меня ру- ки дрожат, - и этим искренним признанием навсегда подкупил меня, ибо, несмотря на то, что ему было очень страшно, он все-та ки продолжал снимать дрожащими руками и по своей  профессиональной привычке сни- мал отвратительно долго и тщательно. Балашов, очевидно, слышавший разговор, отозвал меня в сторону и сказал: - Молодец! В свете последнего замечания Яши я вос- принял реплику Балашова, как иронию. Ока- залось, что это не так. Молодец! -- убежденно повторил Ба- лашов. Вот ведь как боится, а все-таки снимает. Так и все мы, - добавил он. - В этом все дело на войне. А больше ничего особенного на войне нет». Опыт войны многообразен. Это и опыт полководцев, научившихся решать сложней- шие стратегические задачи, это и опыт офи- церов, научившихся руководить людьми, это опыт летчика, танкиста, артиллериста, лю- дей, практически изучивших свою специаль- ность; и, наконец, это личный опыт челове- новка, научившегося работать под обстрелом, не бежать, когда страшно, держаться внеш- не спокойно, словом, научившегося вести себя на войне. Военные историки закрепят стратегиче- ский опыт войны. В военных училищах ис- пользуют опыт лучших летчиков и артил-

Военный писателя бачьем рвала автору зуб молодая двадпати- летняя врачиха. Тут и разглагольствования пьяного капитана мотобота, Все это, каза- лось бы, не имеет ни малейшего отношения к материалу, который должен собирать во- енный корреспондент, но это придает днев- никам достоверность, жизненность. Перед нами не «железнодорожное расписание», путешествие со случайными разговорами, не- ожиданными встречами, непредвиденными происшествиями. Отбор материала происхо- дит постоянно, ибо если журналист хоро- ший, с сердцем и с умением видеть, зна- чит, интересного он не пропустит, и глав- ная тема, тема великой народной войны, проступит сквозь хаос беспорядочных впе- чатлений. Одесса и полуостров Рыбачий, Юг и да- лекий север. Экспансивная толпа на жарком берегу и одинокие землянки в ледяной без- людной пустыне, Много разных людей. Тан- сия Ивановна, попросту говоря девушка Тая из Ленинграда, со всей гневной официаль- ностью девятнадцати лет требует выполне- ния каких-то параграфов, Полковник Куте- пов знает, что немцы форсировали Днепр, что соседние части отступили, но сам от- ступать из-за того, что другие дерутся хуже, чем он, не хочет. Полнтрук Балашов после многочасового боя с увлечением до поздней ночи говорит о литературе. Моря- ки идут защищать Одессу, разведчики от- правляются в немецкий тыл, подводники минируют Констанцу. Разные люди -- доб- а рые, мужественные, веселые - делают свое дело. Одни хорошо, другиe плохо, одни страстно, другие равнодушно, чаще страстно, хорошо. III Та часть дневников, которая уже опубли- кована, рассказывает о первых пяти меся-

Евг. РЫСС

дневник I

Жанр дневника - рассказа, не ограничен- ного рамками тематического или композици- онного задания, определил большую стиле- вую свободу Симонова, Юмор соседствует с героикой, лирика сменяется шуткой. Все одинаково правомочно, Резкие интонацион- ные контрасты не требуют мотивировки. Люди, настроения, эпизоды свободно сменя- ются. Так рассказывают друзьям, переска- кивая от темы к теме, от настроения к на- строению, избегая внешнего пафоса, говоря о самом высоком простыми обыденными сло- вами, Неверно, что пафос отсутствует Он есть, он только переплетается с иронией, с бытом и этим не снижен, а поднят. Вот как говорится о строительстве бар- рикад в Одессе: «Яша фотографировал баррикады. Это бы- ло истинное несчастье, ибо работавшие на них одесситы, в особенности девушки, при виде фоторепортера становились в театраль- ные позы и пристально, не сводя глаз, смот- рели на него, Под конец Яша уже останав- ливал машину далеко от баррикады и потом, как тигр для прыжка, подкрадывался отку- да-то с неожиданной стороны. Но все это нисколько не помогало: обязательно какая- нибудь из зорких девиц замечала его кралу- щуюся тень, и снова позы, снова устремлен- ные на него взоры и т. д. и т. п.». На скульптурную группу непохоже, но зато строители достоверны, локальны и от этого ничуть не менее героичны. Симонов-профессиональный журналист, занимающий на войне свое определенное ме- сто, человек занятый и полезный Поэтому он уверенно входит в военную среду илег- ко усваивает принятый в ней тон, Такобыч- но разговаривают на войне, шутя друг с другом, с охотой обсуждая дела служебные и бытовые, очень мало и сдержанно говоря о героическом, Тон дневника убедителен потому, что он не выдуман литератором, а услышан, усвоен и естественно перешел в литературу. И сдержанность, некоторая сни-Тет

Четыре года по всем фронтам ездили со- ветские журналисты, Сколькс у каждого было встреч и разговоров, сколько замечено, наблюдено, сколько услышано историй, сколько поверено переживаний! Тысячи ме- лочей, портретов, пейзажей, диалогов, шу- ток. Огромная и многообразная воюющая страна вставала перед нами. Кончилась война. И нам хочется знать не олько ход событий, не только причины по- ражений и побед но и то, о чем разговари- вали люди в свободное время, как они держались, как шутили, как выглядели. Чи- тателю хочется побывать и в штабе, и в командирской землянке, и на военной доро- ге, увидеть будни и быть войны. УКонстантина Симонова есть острое чув- ство времени -- одно из важнейших свойств литератора Очень своевременно он публи- кует в журнале «Знамя» отрывки своих су- губо личных фронтовых впечатлений - «Из военных дневников». II

Чужеродным телом в дневнике кажется глава «Севастополь -- Констанца». В ней рассказывается о том, как подводная лодка ходила минировать Констанцу, Во время этого рейса не произошло почти ничего та- кого, что бы лично увидел автор, Пришел командир. сел компот и сказал «заминиро- вали», Потом Симонов смотрел, как коман- дир наблюдал в перископ. Глава кажется бездейственной и затянутой, Вероятно она должна была быть много короче. Когда мы говорили о неотобранности ма- териала, мы, разумеется, не имели в виду, что все написанное в дневнике должно обя- зательно попадать в печать, И важное и неважное, и главное и второстепенное име- право существовать в дневнике, но от-№

Разные люди по-разному видят войну. Различна точка зрения летчика авиации дальнего действия от точки зрения, напри- мер, снайпера, сутками наблюдающего ма- ленький участок земли, Специфична и точка зрения журналиста. Он видит много. Он не живет подолпу с людьми, но зато каждый день у него новые знакомые, Диапазон его видения бесконечно широк. Именно крат- кость встреч, именно острота впечатлений создают ощущение великого многообразня, и то же время единства устремлений. Симонов не отбрасывает ничего из того, что запомнилось, что произвело впечатление. Тут и длинная, очень смешно написанная ис- тория о том, как на дальнем полуострове Ры-