НАГОРНЫЙ ЛЮДИ НАШЕЙ СТРАНЫ В этой книжке всего сто страниц, она написана без претензий, очень просто и яс- но, я бы сказал, скромно, кажется, с одним лишь желанием - рассказать правду, ничем не украшенную и не усиленную. Книга посвящена подпольщикам Таган- рога, в ней показаны женщины-домашние хозяйки, матери и жены попибших героев, и те герои, что остались в живых, - комсо- мольцы, рыбаки, пионерка, раскленвави листовки, инженер, методически разрушая ший при немцах завод, который он сам по- строил, студент-партизан, бежавший из тюрьмы, в которой видел, как гордо и му- жественно принимали мученическую смерть его товарнстин ре и расположении такого «документально- го» материала, сколько нужно бережного внимания. чтобы превратить стенограмму или живую запись в книгу, которая воссов- дает духовную атмосферу времени. События и люди, о которых сообщает книга, очень похожи на то, что уже изве- стно всем по описаниям подвигов комсо- мольцев Краснодона, но время и место соз- дают различия, за которые ответственен писатель. Это замечательно понимал Тол- стой, когда, заботясь о временной точности, о различиях, называл свои рассказы «Сева- стополь в декабре», «Севастополь в мае» «Севастополь в августе»… Уже появляются сочинения о нашей войне, в которых все пе- режитое нивелировано, все грани времени сглажены, а между тем геройство панфи- ловцев под Москвой это не то же самое, что подвиги воинов, штурмовавших, скажем, Сапун-гору весной 1944 года, и у солдат Карельского фронта был несколько иной опыт, иной военный быт, чем у солдат 4-го Украинского. Ответственность перед исто- рней- не последняя из обязанностей писа- теля и, возвращаясь к книжке А. Елаги- ной, скажу, что одно из серьезных ее до- стоинств - ощущение неповторимости всех событий и бытовых особенностей и языка. Нельзя отрицать, что книжка эта не ис- черпывает темы, напротив, она вызывает желание узнать еще больше об этом горо- де, времени, поколении, она возбуждает мысль. Нельзя не удивиться богатству и красоте характеров, открывающихся перед нами в биографиях простых людей, силе рядовых таганрогских жителей, мальчиков и девочск, стариков и старух, совершаю- щих, единственно по велению совести, под- виги, достойные былинной славы. В обык- новенном обнаруживается необыкновенное, в будничном -- героическое, в маленьком человекс - величие. Рассказы жителей Таганрога хорошо за- писаны, отобраны и обработаны, здесь нет ни одной лишней или неверной черты, но между рассказами помещен авторский пе- тит, ремарки, которые должны, видимо, служить чем-то вроде цемента, скрепляю- щего кирпич. Как правило, эти дополнения слабей основного текста. Автор не вполне доверяет проницательности читателя. Он думает о том, что нас необходимо растро- гать или восхитить, А мы благодарны за каждый новый факт, мы ищем подробно- стей, в которых сами сумеем разобраться. Вот эпизод из жизни одного из вожаков подполья, секретаря горкома комсомола Се- мена Морозова. Город только что захвати- ли немцы. Советские люди, не успевшие эвакуироваться, делают отчаянные попытки прорваться к своим. «…Весь день они сколачивали и связыва- ли плот. В сумерках они спустили его на воду и встали на него. Плот не выдержал тяжести четырех человек и погрузился в воду. Он не выдержал бы тяжести и троихи двоих, - он мог нести на себе одного, Трое мужчин посадили девушку на плот, отдали ей свои пиджаки, подеохшие за день, и по- жали на прощанье руку, Плот отошел от берега, его подхватила волна, и сразу за- крыли осенние сумерки и туман. Один из мужчин - Морозов так и не узнал его имени, - вытащил из кармана револьвег и выстрелил себе в рот. Выстрел был негром- кий, как хлопок в ладоши. - Пойдемте, - сказал Морозов второму мужчине.-Нет, он не хотел так умереть. И они пошли по пустынному берегу, через овраг, к городу». Этот эпизод полон драматизма, и как хо- рошо, что автор не тычет пальцем в страни- цу, поясняя, что это, мол, проявление бла- городства и самопожертвования, здесь дес- кать, вы видите гордость человека, а тут- жизненную стойкость Семена Морозова… Но кое-где, в ремарках, сдержанность ос- тавляет Елагину. В целом же книга хорошая, полная жизни

c.

ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК

Лев ТОЛСТОИ

Проф. Н. КОРОБКОВ РУССКИЙ Род Кутузовых по преданиям восходит к XIII веку -- предок их сражался в дружн- не князя Александра Ярославича в Невской битве. Отец будущего фельдмаршала талантливым военным инженером и извес- тен как автор проекта Екатерининского ка- нала. Способности к математике отличали и Михаила Кутузова, За успехи в этой на- подаванию математики в Военно-инженерной школе, где он обучался и которую окончил в возрасте около 15 лет В это время он прекрасно владел французским и немецким языками, «а на латинском разумел автора», как особо отмечено в свидетельстве об ситании школы. Его дальменнее обрао- Кутузова, Сосредоточивая вни- мание на вопросах военной истории и во- енного искусства, Кутузов проявлял также большой интерес к инженерному делу, в го- ды отставки и жизни в деревне --- к агро- номни. Он занимался исторней Россия и ее международных отношений и хорошо изу- чил международное право, занимался фило- софией, прекрасно знал французскую лите- ратуру. Он был блестяще образованнь человеком своего времени. Будучи заграницей (Пруссия, Австрия, Голландия и др. страны), Кутузов встре- чался здесь с выдающимися людьми и с некоторыми из них позднее поддерживал переписку. Изучая во всех странах, которые он посещал, организацию военного дела, он вместе с тем проявлял живой интерес к му- зеям, к науке и театру. Живой, блестя- щий, дальновидный ум, веселое тонкое ост- роумие делали его прекрасным собеседни- ком, Он умел подмечать слабые и смешные стороны людей, и его язвительные замеча- ния относительно раздражавших его людей попадали прямо в цель. Но когда он хотел, он очаровывал. «К числу… талантов его не- оспоримо принадлежало искусство гово- рить, - сообщает Ф. Глинка. Он рассказывал с таким пленительным мастер- ством, особливо оживленный присутствием прекрасного пола, что слушатели всякийраз между собою говорили: «можно ли быть любезнее его?». В 1795 году Кутузов был назначен гене- рал-директором сухопутного шляхетского кадетского корпуса, основного военного учебного заведения, подготовлявшего офи- церский состав русской армии. Должность эта была незначительна для Кутузова, но он принял ее охотноиподего управлением корпус стал быстро совершенствоваться, Кутузов не ограничивался, однако, чисто административной работой, он сам вел заня- тия с преподавателями по курсам тактики и военной истории. Современники свидетель- ствуют об увлекательности не только этих занятий, но и всяких других выступлений Кутузова, «Говоря о нравственных его (Ку- тузова. - Н.K.) свойствах, -- рассказыва- ет Ф. Глинка, - должно согласиться, что он имел обширный ум и отличное образова- ние. Будучи в одно время директором пер- вого кадетского корпуса и присутствуя на экзаменах, он развил такое богатство разно- образных познаний, что все профессора и учителя пришли в изумление».  Богато одаренный талантами, М. И. Ку- тузов блестяще проявил себя как дипломат, как государственный деятель. Ко всем во- просам, которые приходилось решать М. И. Кутузову, как дипломату, он подходил с позиции защиты истинно государственных интересов России, и потому так плодотвор- на его дипломатическая деятельность. егоПоние ражности Кутузов получил по окончании второй турецкой вой- ны, когда он в качестве чрезвычайного и посла был отправлен в Кон- полномочного стантинополь, М. И. Кутузов добился здесь блестящей победы - турки подписали на выгодных для России условиях мир. По этим условиям Турция в канун войны с На- про- полеоном была снята со счетов, как тивник России. Но бессмертная слава Кутузова - его полководческий талант. Он обладал необык- новенной быстротой восприятия, проявляв- шейся во всех областях его деятельности, в совершенстве владел «глазомером», как го- ворил Суворов «coup d oeil», способностью, окинув взглядом поле битвы, мгновенно оп- ределить выгоды и невыгоды положения, учесть ошибки противника, возможные с его стороны комбинации и в связи с этим целеустремленной яс- соединял огромную определить свой способ действия. C глубокой и ностью ума Кутузов

Кутузов в Аустерлицком сражении ОТРЫВОК ИЗ САМОЙ ПЕРВОЙ ИЗ ИЗВЕСТНЫХ НАМ РЕДАКЦИИ XVI ОПИСЫВАЕТСЯ АУСТЕРЛИЦКОЕ СРАЖЕНИЕ 12 ЮБИЛЕЙНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИИ 

и с общественным мнением, но поступал лишь так, как этого требовал его собствен- ный полководческий ум. былвза- блуждение -- то привлекая, то отталкивая - не одних лишь его современников, Ими кой глубокий и тон- кий знаток человеческой души, как Л. Н. Толстой. Его Кутузов, так хорошю известный всем нам по «Войне и миру», это спокойный, мудрый фаталист, провидя- щий будущее и старающийся только не ме- шать неизбежности развивающихся собы- тий. Интержсно, что много черт, сходных срав- или предусмотрены ими; распоряжения, ко- торые они дают, оказываются реальными совпадают с только в той части, когда они естественным развитием действий. Как правильно отмечает Драгомиров, Тол- стой дает изумительно верные описания но во многих случаях вовсе неверное истолко- вание.

ГЛАВЫ «ВОЙНЫ И МИРА», ВКОТОРОЙ НОЯБРЯ ОТРЫВОК ПЕЧАТАЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. ОН ВХОДИТ В ХШI ТОМ Л. Н. ТОЛСТОГО. то, что во всех этих прав взглядом на князе Андрее.

он, как бы отыскивая помощи, сознавая свою сла слабость, с свер- кающими и опущенными зрачками и с зверским, совершенно из- менившимся, выражением лица оглянулся на адютантов, обежал Козловского, первого попавшегося ему, и остановился и - Болконский, прошептал он со слезами мольбы в голосе сознанием своего старческого бессилия. -- Болковский, про- 

Когда князь Андрей, выбравшись из толпы сбивавших его бе- гущих солдат, подехал к Кутузову и увидал лицо главно- командующего, он мгновенно понял, глядя на это лицо, что сра- жение еще не было проиграно, он понял и

приготовлениях и переговорах о предстоящем сражении был Кутузов, а не приближенные государя, понял и то, что Куту- читолнотри на свю придворность и уступчиность, был заме- адютантом. Как это бывает в решительные

минуты жизни, бес- Одна только мысль грудь, уже желал А между тем эта то ни, спрыгнув, сам не

бросился вперед, чтобы исполнить то, чего от него Кутузов. Он вскакал в ряды батальона к упавшему знаме- помня как, с лошади, которая, почувствовав

жали в его воображении. Он вспомнил, сообразил, обдумал и предвидел многое в эти короткие минуты.

не пришла ему в голову- мысль о том, что теперь то вот при- дется ему близко посмотреть в глаза смерти.

себя на свободе, фыркая и задрав хвост, маленькой и гордой рыс- цой бежала из рядов батальона. Князь Андрей схватил древко знамени и, чувствуя в себе уде- де- сятеренные силы, выбежал вперед и закричал «ура!» таким рез- ким и звучным голосом, что никто из знавших князя Андрея не был тот самый князь Болконский, который

мысль естественнее всего должна была придти ему в то время, как он взглянул в лицо Кутузову. Старый, толстый, сонный при- дворный и ленивый главнокомандующий, как его называли моло- дые приближенные государя, мгновенно преобразился. Не было старого, сонного, одутловатого Кутузова, а

Кутузов придавал огромное значение ду- ху войска. А это мыслимо лишь для челове- ка, который сам обладает великой силой ду- ши. В этом отношении очень интересно для нас описание сцены во время битвы за Ше- вардинский редут, оставленное современни- ком и являющееся как бы подлинным ма- териалом для сцены парисованной Толстым, «Приехал к нашему корпусу фельдмар- шал и расположился на складных креслах между нашей 7-й и 24-й дивизией, обра- тивщись спиной к неприятелю… Сидел он склонивши голову, в сюртуке без эполет, в фуражке с казачьей нагайкой через плечо… Пальба беспрестанно усиливаласb. Фельд- маршал все сидел в одном положении; иногда подезжали к нему офицеры; он. казалось, что-то коротко нм говорил, был серьезен, но лицо имел спокойное, Из пре- старелого вождя как будто исходила ка- кая-то сила, воодушевлявшая смотревших на него. Полагаю, это обстоятельство отчасти входило в число причин, что армия наша, меньшая числом, потерявшая уверенность беспрестанным отступлением, могла со сла- вою выдержать битву с непобедимым не- приятелем». Спокойный и прежде всего внушавший спокойствие и уверенность всем окружав- шим, а через них и всей армии, старый фельдмаршал и в 1812 г. был тем же бес- страшным героем штурма Очакова, генера- лом, одним из первых ворвавшимся на вал Измаила, снова и снова ведущим солдат в атаку под Аустерлицем и получившим здесь третье ранение. А это не единичный слу- чай: личная доблесть и бесстрашие Куту- зова, доходившие до полного презрения к смерти, засвидетельствованы многократно. Редко кто так берег солдат и солдат- скую кровь, как Кутузов, но когда это бы- ло нужно, когда это было неизбежно. он не боялся никаких жертв. Он не плакал после Аустерлица и напом- нил об этом старому фельдмаршалу Прозо- ровскому, истерически рыдавшему при виде множества убитых и раненых. утром после неудачного штурма Браилова. Он без коле- баний посылал к Шенграбену своего друга Багратиона с шестью тысячами солдат, ко- гда это было нужно для спасения остальной армии, и с непоколебимым спокойствием двинул вперед таявшие под артиллерийским обнем дивизии во время Бородинскогобоя. Образ Кутузова, нарисованный Толстым, каждому из нас знаком с детства, и именно таким мы и привыкли любить его. Но го- раздо более достоин любви, преклонения и благодарности действительный, историче- ский Кутузов - человек огромного воен- ного таланта, глубокого, ясного ума, бес- предельной преданности родине; творец за- мечательного стиля русской стратегии; тонкий дипломат и глубокий политик, рус- ский человек, множеством нитей связанный со своим народом и воплотивший лучшие его качества. «Слава Кутузова не имеет нужды в по- хвале чьей бы то ни было» - говорил А. С. Пушкин, Современники фельдмарша- ла справедливо отмечали, что «низкая за- висть и другие столь же низменнные стра- сти могут временно омрачить память Ку- тузова, но потомство, более справедливое, не преминет поставить его. как спасителя отечества наряду с Пожарским, а как ве- ликого полководца - наряду с Суворовым» (Д. Бутурлин). Со дня рождения Кутузова прошло 200 лет, но теперь он ближе и дороже рус- скому сознанию, чем когда бы то ни было. Он никогда не будет забыт как создатель новых форм глубоко национальной, вполне своеобразной системы русского военного искусства, русской стратегии, против ко- торой оказалось бессильным огромное во-

красивый, величест- поверил бы, что это

венный и твердый муж прямо сидел на лошади, полными мысли и великодушной решимости глазами ясно смотревший вперед и все возможное для который он бросил очевидно решившийся умереть или сделать

с такой усталостию волочил свои ноги и речи по петербургским гостиным, а это был именно он, настоящий он, испытывавший в эту минуту высочайшее наслаждение в жизни. Батальон тронулся, прошел шагов двадцать вслед за князем Андреем. Князь Андрей шел, не глядя вперед на неприятеля, а оглядываясь вокруг себя и продолжая находиться все в том же и подробного наблюдения всего окружаю-

спасения славы армии. В коротком взгляде, на Болконского, сказалось очень многое. Он был и рад видеть своего любимого и предпочитаемого ад ютанта таким, каким он ожидал его видеть в эту решительную минуту, он и советовал ему мужаться и быть готовым еще на многие

тяжелые нравствен- состоянии невольного

щего. Он видел солдат, помнил их лица и все выражения, видел офицера Тимохина с красным носом, веселого и беззаботного, шедшего подле него, которым пахнуло изо помнил звук голоса и даже запах водки, рта Тимохина в то время как он, подоль

ные усилия, он и как будто сожалел о том, что ему, столь моло- дому, имеющему столько в будущем, предстоит окончить все это теперь, сейчас, на этом страшном поле.

«Мне, старику, это легко и весело, но тебя мне жалко», будто говорил его взгляд.

щаясь к адъютанту, сказал ему: - А с такими молодцами, как вы, идти весело. Помнил неровности поля, жнивья, по которому он шел, кана- ву, в которой он чуть было не спотыкнулся, помнил все, исклю- чая того, что он бесцельно и беспричинно шел на верную смерть. Он подходил к батарее, стрелявшей картечью, и издалека с ра- достию узнал на ней Тушина, с сврей мя, как он подходил, уже вбегали на отбегали. Князь Андрей уже жалкую и милую, симпатическую фигуру

Все это без сомнения представлялось только странно настро- енному в этот день воображению князя Андрея, ему думалось с чрезвычайною ясностью тысячи тонких оттенков мыслей и чув- етва, а он не думал о том самом существенном, о сражении и о этих французах, которые, гоня перед собою бежавшие русские батальоны, ближе и ближе подходили к ним. Кутузов поскакал вперед на эвуки пушек, которые стреляли впереди. Это была рус- ская батарея, стрелявшая картечью по французам. Наведенное второпях орудие брало слишком далеко, картечь переносило и из-за дыма видно было, как стройно, не теряя порядка, надви- гались французы. Правее батареи стояла пехота, еще нерасстроен- ная, К ней поскакал Кутузов и повел ее против неприятеля. Но не успел он сделать десятка шагов впереди полка, как князь Андрей видел, как Кутузов рукой схватился за щеку и из-под пальцев его потекла кровь.

трубочкой ковылявшего между орудий. В то вре- рядовые солдаты французской колонны

батарею, передки скакали прочь, артиллеристы был в двадцати шагах от орудий, он бежал сильнейшим огнем французов, в эту минуту он не думал о том, а невольно, яркими красками отпечатыва-

вперед с своим батальоном под обратившихся на него, но и тут что ему предстояло,

лись в его памяти все окружающие впечатления. Он до малей- шей подробности видел и помнил фигуру и лицо рыжего артилле- риста, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул его к себе за другую сторону. Немного подальше солдата, посередине четырех орудий стоял с виноватым и скон- фуженным видом смешной и милый Тушин и неподвижно смо- трел, виновато и сконфуженно улыбаясь, на подходивших к нему нескольких французских солдат, с угрожающе перевешенными ружьями. «Видно, по жалкой фигуре его они и не понимают, что он- начальник», подумал князь Андрей и тут же вспомнилось ему, как он точно в той же позе и с жалкою улыбкой стоял без сапог в деревне Грунта у маркитанта перед дежурным штаб- офицером.

Ваше сиятельство! Вы ранены, - сказал Козловский, с сво- все время ехавший им мрачным и непредставительным видом подле Кутузова. Рана не здесь,-сказал Кутузов,

останавливая лошадь и доставая платок, - а вот где. - Он указал вперед на подвигаю- которым ранен был щиеся колонны французов. Тем же залпом,

Кутузов, ранен батальонный командир, стоявший впереди, убито знамя. Батальонный и, падая, задержа- подхватил его. Рана несколько солдат и подпрапорщик, несший командир упал с лошади, знамя зашаталось лось на ружьях соседних солдат; никто не

Кутузова была замечена. Батальон остановился и несколько вы- стрелов без команды послышалось в рядах его. Кутузов прижал красневший от крови платок к раненой щеке и, заметив замеша- тельство батальона, с отчаянием и страданием в голосе вскрик- нул:

«Неужели убьют его?» - подумал князь Андрей, - «прежде, чем мы успеем подбежать». Но это было последнее, что видел и думал князь Андрей дреи. Вдруг, как бы со всего размаха крепкой палкой кто-то из бли- жайших солдат ударил его в левый бок. Немного это больно бы- ло, а главное- неприятно, потомучто боль эта развлекала от столько интересных в это время наблюдений. Но вот- стран- ное дело - ноги его попадают в какую-то яму, подкашиваются, и он падает. И вдруг ничего нет, кроме ограниченного клочка жнивья с измятой соломой, и того даже нету, ничего нет, кроме тишины, молчания и успокоения. 

-- Ох, ох, все пропало, коли батальон этот смешается, - про- говорил он про себя и, взглянув машинально на окровавленный платок, он, как бы вспомнив свое молодое время, свой измаиль- ский штурм, бросился вперед, закричал «ура», голосом, который очевидно по слабости и старческой хриплости своей, не отвечал всей энергии его настроения.

Услыхав свой голос и почувствовав свое физическое бессилие, Въ домъ Русской ИлларонОвить Кутузовъ ЕГО ОТПРАВЛЕНЕМЪ этоиь жиль



пЬДМАРШАль

МиХлить АРАНО ПЕРЕДЬ ВЪ Время ПРОТИТЬ

ДЪАСТВОВАВШУЮ вайны Отечественной ВОЙСАТЬ

силу воли, мужество, непоколебимую твер- дость, позволявшую ему оставаться хлад- нокровным в самые страшные моменты боя. Но так же, как Суворов своими чудачест- вами, он маскировал эти качества ленивой манерой, добродушным разговором с сол- датами и офицерами, светской болтовней в обществе, любовью к простым жизненным удовольствиям в быту. Великий русский полководец в труднейших условиях брал на себя ответственность за судьбы России. То же внешнее поведение Кутузов сохра- нил и в грозные дни Отечественной войны 1812 г., когда он как будто соглашался и с требованиями императора и его советников

НапОЛЕОНА.

енное мастерство Наполеона. Роль М. И. и воодушевляющей правды о людях нашей «Молодая страны. Кутузова как победителя Наполеона освободителя России, полководца армий, принесших освобождение народам Европы, останется навеки памятной.

изба» в Филях полководец в

музея «Кутузовская

Филиал военно-исторического Бородинского

(Москва) и мемориальная доска на стене дома, где жил великий Петербурге (Ленинград, набережная Жореса).

мысу», гвардия», М. 1945.

Фото Э. Евзерихина и Г. Чертова (Фотохроника ТАСС).

    нанием все стороны положения, Не страх смерти и не отсутствие мужества останав- ливают Аклеева, когда он холодно не со- глашается на предложенный Вернивечером последний наступательный бросок. Мы ви- дим в дальнейшем, что Аклеев в случае действительной нужды без малейшего ко- лебания рискует жизнью, бросается в море, спасая Вернивечера, не говоря уже о том, что сама боевая задача, за которую взя- лись герои повести,- прикрытие последних эвакуированных частей севастопольского гарнизона, была сознательным, доброволь- ным решением пойти на необходимую для общего дела собственную смерть, Но и в том и в другом случае Аклеев шел на смерть во имя жизнижизни эвакуировав- шейся команды родного корабля в одном случае, жизни товарища - в другом. И только это, только интересы жизни мо- гли заставить Аклеева пойти на страдания, на лишения и, если нужно, на смерть. Ког- да Вернивечер предложил «кончать», Ак- леев увидел в этом нелепое и преступное с его точки зрения пренебрежение к велико ликой ценности жизни, Если самому Вернивечеру не дорога его жизнь, она дорога,- как и жизнь каждого из них, оставленных здесь трагической необходимостью войны на смерть,- их государству, их народу, и в первую очередь их уехавшим, вынужден- человека. ным обречь их на смерть товарищам. Аклеев берет на себя командование. И это для него было также естественно, как взяться за руль гибнущей без управления лодки случайно оказавшемуся на ней меха- нику. Ибо второй характернейшей чертой Аклеева было как бы органически прису- щее ему чувство ответственности за все, что происходит в его присутствии. Лагин не рассказывает нам, как полити- чески мыслят его герои. Но в том деятель- ном чувстве ответственности, которое на- правляет все поведение Аклеева, все же угадывается сознание социалистического Конечно, чувство ответственности за на- правление окружающих событий, за жизнь других людей знали и знают и люди бур- масс, ибо она коренится в самом существе советского общественного и государствен- ного строя. как дыхание, Именно здесь лежит основа отношения Аклеева к миру, к людям, к са- мому себе, именно отсюда идут названные нами определяющие черты его характера. Органически чувствуя себя частью кол- лектива- и крохотного коллектива - команды разбитого, простреленного суде- мышка, и великого коллектива-советского народа,- Аклеев естественно владеет той духовной выдержкой, которая составляет силу его характера. Ибо всякая растерян- ность, смятение, паника есть прежде всего разрыв духовных связей с окружающим миром, подавляющее контроль разума иду- щее от инстинкта опасение за личную без- опасность, Чувство коллектива если оно прочно и органично, по самой сути своей противостоит такому отрыву. И это дает то ощущение прочности жизни, то упор- ство в стремлении сохранить ее и себе и своим товарищам и ту уверенность в воз- можности сделать это, которой проникнуто сознание Аклеева. Когда из простреленного бака катерка вытек весь бензин и катерок остановился, Аклеев спокойно сказал: - Пойдем на парусе. нюю свою вахту на катерке. Аклеев не хочет, не может оставить неиспользован- ным уже собственно совсем эфемерный шанс на спасение- эфемерную надежду на то, что показавшийся вечером на горизонте и не услышавший тогда их отчаянных пулемет- ных сигналов корабль все-таки до утра не уйдет и услышит или увидит их, чтобы спасти. «Аклеев далеко не был убежден, что ему суждено когда-нибудь в жизни увидеть этот тральщик и вообще какое бы то ни было судно, Скорее он был уверен в обрат- ном. Но какая-то, хоть и весьма незначи- тельная, теплилась у него надежда, что на корабле услышали сигналы лимузина, но отложили поиски до утра». Если бы Вернивечер знал эти мысли Ак- леева, он, пожалуй, с еще большим основа- нием, чем в случае с парусом мог бы снис- ходительно подумать: «Пусть утешает- ся…», но только не от силы его духа шла бы эта снисходительность, Она шла бы из того же самого источника, из которого шла его стремительная и в геронческом подвиге и в отчаянии импульсивная решимость. Ис- точник этот -- в общественной незрелости сознания, которая дает перевес чувству над разумом и связана с индивидуалистическим строем психики. Особенно ясной становится незрелость, детскость сознания Вернивечера в момент попытки самоубийства. Последнее и оконча- тельное решение умереть, - глотнуть воду вместо того, чтобы сделать все усилия всплыть, - Вернивечер принимает уже нев силу первоначального побуждения освобо- дить от себя товарищей, а из чисто мальчи- шеского стыда показаться трусом, не вы- полнив отчаянного поступка. «…он всем своим существом почувство- мысль, психологически закономерная у Вер- нивечера, могла бы стать решающей в поведении не только Аклеева, но и Куто вого, У Вернивечера в самом его героизме был, пусть нужныи и ценный в этом случае, но несомненно индивидуалистический эле- ментстремление к личному, превосходя- делиться и решить по-своему наличествует во всех других его поступках, щему всех остальных геройству, То же поч- ти невольное и неосознанное стремление вы- самоубий- Лагиным «Верни- Вернивечер ошк- решении на само- желание облегчить участь товарищей. Как ни вознегодовал бы сам Вернивечер, если бы ему открыли глубинные мотивы его поступка, мотивы эти лежали в индивидуалистическом, т. е, по своей общественной природе незрелом в сравнении с мыслью социалистического верх другие самолю- сто- чувством человека бие роны сознании. Мальчишеское от него над все даже

 в рая всегда сказывается во всем поведении человека, а отнюдь не только в «положи- тельных» поступках, Та же самая импуль- сивная стремительность, привычка целиком отдаваться озарившей сознание идее и не- медленно претворить ее в жизнь, позво- лившая Вернивечеру выиграть небывалый бой, обусловила и неверные его поступки. Сам этот выигранный тремя моряками боя, как нельзя лучше, доказал, что предложе- ние «кончать», с которым Вернивечер об- ратился к товарищам, когда смерть каза- лась неизбежной, какими бы благородными мотивами оно ни вызывалось, по существу было духовной сдачей врагу. Также духов- но сдается Вернивечер и вторично, когда тяжело раненный, он бросается в море, что- бы освободить товарищей от заботы о нем предстоящих странствяих по оккупиро- ванному врагами Крыму, Как и в первом случае, благородный, но не подчиненный контролю разума порыв нежелание бе- речь собственную жизнь ценою опасности для жизни других получает в действи- тельности смысл, противоположный этому благородному намерению. Вторично Верни- вечер толкает этих теварищей к гибели: бросившийся за ним в море Аклеев, спасая его, едва не погибает сам, а это обрекло бы на гибель и остающегося в одиночестве Ку- тового. Что же обесценивает многие из благород- ных порывов Вернивечера, сообщая им по- рой смысл, даже противоположный его соб- ственным сознательным намерениям? В чем коренится его импульсивность, подавляю- щая контроль разума? В чем противостоит ему Аклеев? Аклеев противопоставлен в повести Вер- нивечеру не как «более положительный» персонаж (если вообще возможно такого рода сравнение степеней «хорошести»), а как другой характер с более высоким мо- ральным чувством, Аклеев в каких-то своих качествах бледнее яркого, стремительного жизни- в другом: в той постоянной устой- чивой духовной выдержке, которую мы на- зываем присутствием духа, в контроле ра-

H. ЧЕТУНОВА

О повести Лагина «Броненосец Анюта» («Знамя» № 7), далеко не совершенной в ху- дожественном смысле, хочется говорить потому, что она, на наш взтляд, верно ста- вит перед читателем проблему характера со- ветского человека. Три моряка Черноморского флота, вы- державшие героическую оборону Севасто- поля, остаются для прикрытия отходивших частей севастопольского гарнизона. Вы- полнив эту последнюю боевую задачу, мо- ряки видят перед собой уже ничем, каза- лось, не отвратимый конец. И в их отноше- нии к опасности, к смерти, к критическому моменту собственного существования со всей резкостью сказывается различие их ха- рактеров. «Сзади послышался шорох. Аклеев обер- нулся и увидел ползущего к нему Верни- вечера… Давай кончать, братки! Нету больше моего терпения!… - Ну, и что? -спросил его Аклеев. - Кинемся вперед!… Крикнем «ура!» и вперед… - Умереть спешишь? - холодно конста- тировал Аклеев. Он бросил взгляд на Кутового. Кутовой о вце- был очень бледен. Он молчал, крепко вш пившись в рукоятку своего пулемета». Правильно ли поступает Вернивечер, предлагая друзьям этот последний бросок вперед, т. е. в данном случае на смерть? На первый взгляд, правильно, Ведь сражаться им больше было нечем, порученная за- дача с честью выполнена. Позади бы- ло море… Как и в дальнейшем, Вернивечером руко- водят благородные мотивы: обреченный на смерть, он хочет встретить ее в наступле- нии, Это человек, который по первому зову слется на любую опасность, без коле- бания жертвует собственной жизнью. Именно он, Вернивечер, когда друзьям не- ожиданно удалось спастись на прибитом ким торпедным катером. Вернивечер весь в стремительном движении и физически и духовно. Усмотрев здесь решающую черту его характера, Лагин сумел вскрыть внут реннюю логику этого характера, кото-

загораживает берет дела,

самосохранения. Интеллектуально, нее развитой, чем Кутовой несомненно

может быть, даже ме- Вернивечер, Василий

Между тем ни клочка годной для паруса материи на катерке не было, и Аклеев ко- нечно, очень хорошо понимал, что даже и при наличии паруса шансов на спасение в открытом море на разбитом катерке почти не было. Таким образом Вернивечер фор- мально был прав, когда в ответ на слова Аклеева подумал: «Пускай его утешается, ссли ему так веселее будет помирать. Пес с ним, пускай и Кутовому голову морочит, тем более тот человек сухопутный, его в чем угодно убедишь. А я мальчик тертый. И я могу в случае чего помереть и без са- мообмана». Но в том-то и дело, что казавшиеся Вер- нивечеру наивными надежды и планы Ак- леева отнюдь не были самообманом. При- выдруб отдавал себе отет в серьезности их положения, Но чем более ясна для него этa серьезность сает еньшкосе самообман, а рождае- мос органимеским инстинктом коллектыва чувство ценности и прочности жизни дви- жет Аклеевым и тогда, когда он, уже поч- ти умирающий от истощения, лежа держит целую долгую бессонную ночь послед-

более зрел в смысле общественного уровня своего сознания. Так же, как Аклеев, беззаветно отдаваясь смертельной борьбе, Кутовой ценит и бере- жет жизнь, настойчиво и внимательно ища в критические моменты возможности сохра- нить ее. Так же, как в Аклееве, вместе с уважением к ценности жизни живет в нем чувство ответственности за эту жизнь, хотя проявляется в нем это чувство иначе, чем в Аклееве. Люди типа Кутового - люди труда и долга, скромно и просто вершили великий исторический подвиг. изображение характера оказы- вается неудачным потому, что писатель не видит, вскрывает в человеке отределяю щей характер черты, страсти, наклонности. Поведение человека обусловливается тог плывается, уходит из памяти, - остается сумма поступков и разрозненных человече- ских качеств. Дорога поэтому тельская попытка целостного каждая новая писа- решения трудной задачи воспроизведения характера.

вал, что он не хочет, не может умереть, что он отдал бы все за день, за час, за минуту жизни… Пожалуй, он ошибся, подумал Вер- нивечер с тоской… Он непростительно по- спешил. Он должен был повременить пока их не прибьет совсем близко к берегу… и     тельно спасут. Но как он им все обяснит? Почему он бросился в воду - это они пой- мут. Но почему он после этого выплыл? «Сдрейфил! - и Кутовой, - стру- Никогда подобная  Почему запросил помощи? подумают о нем Аклеев сил Степан Вернивечер»,

импульсивными Для советского человека это чувство от- движениями души, в умении охватить соз ветственности естественно и незаметно,