Поэзия Есенина, грустная и размашис- тая, щемящая и озорная, давно нашла свой уголок в душе нашего современника, зака- лившейся в суровых невзгодах и бурях ве- ка. Многое из того, что мучило Есенина, ото- шло и кануло в прошлое, а образы, создан- ные в этих муках, сохранили всю свою пле- нительность и наполнились новым смыслом. И можно сказать, что новый русский чита- тель, чувствующий себя законным наслед- ником красоты и правды великой русской литературы, сумел оценить есенинский благородный, страстный порыв к новому. Обаятелен есенинский образ родины, от- крывший его поэзии все сердца, Русь «страна березового ситца», русская равнина с ее неоглядными далями, пропахшая потом крестьянина-труженика, -- вот родная зем- ля, о которой Есенин всегда говорил с вос-  торженной нежностью. Россия, русское представлялись ему в картинах и воспоминаниях родного рязан- ского края. Он мог бы всерьез сказать о своем рязанском селе то, что Пушкин ска- зал, шутя:   Нам целый мир чужбина, Отечество нам Царское Село. В зрелом периоде творчества Есении хо- тел, чтобы все стало иначе, и упрекал себя за узость своего поэтического кругозора: Другие юноши поют другие гесни, Они, пожалуй, будут интересней Уж не село, а вся земля им мать. Привязанность поэта к родным местам, к их природе и обычаям сильнее его тяги к «нездешнему». Если крикнет рать святая: … Кинь ты Русь, живе в раю! Я скажу; не надо рая, Дайте родину мсю. Есенина рано посетили религиозные сом- нения, В детстве у него были резкие пере- ходы: то полоса молитвенная, то необычай- ное озорство, вплоть до желания кощунст- ствовать и богохульствовать, Первые стихи, которые написал Есенин еще в детстве, бы- ли духовные. Но и после революции, когда Есенин рвал со своей детской религиоз- ностью, называя мотивы своих ранних сти- хов «протухшими настроениями», он все- таки не мог расстаться со сказочными пред- ставлениями религии. Он славил революцию в образе родины: «Мать моя -- родина, я - большевик». В одушевленном пейзаже родного края самые люди становились, так сказать, «грезами природы» (Тютчев): или: О всех ушедших грезит коноплянник С широким месяцем под голубым крылом.

B. ПЕРЦОВ

клонение перед личностью Владимира Иль- ича, но с обезоруживающей искренностью поэт признается - Застенчивый, простой и милый, Он вроде сфенкса предо мной. Я не пойму, какою силой Сумел потрясть он шар земной? Твердость, закалка революционера, геро- ика подвита и самопожертвования были чу- жды есенинской поэзии. В «Анне Снегиной» - одном из наиболее светлых есенинских творений, есть прекра- сная сцена, где поэт отвечает крестьянам на вопрос о новых порядках в деревне: … Скажи, Кто такое Ленин? Я тихо ответил: … Он … вы.

резы в воде--знак мира, «глупого счастья», которого жаждет мятежный человек. Ря- дом с тонкой березкой-девушкой дерзкий ветер чувствует себя отроком, а лунные лучи хотят стать гребешком для ее «кос- ветвей». Эти фантастические образы из дет- ской сказки так близки каждому любяще- му поэзию сердцу, и кажется, что чем су- ровей дело, которое творит человек во имя  «любви ко всему живому вмире», тем боль- ше они нужны ему. Странным кажется, что в гуманизме ран- него Есенина нет ощущения тревоги за бу- дущее, нет и намека на мечту об изменении жизни, Это тем более удивительно, что Есенин в своем образе Руси, как известно, во многом шел за Блоком, всем существом которого, как художника, владело предчув- ствие катастрофы «страшного мира». Эта струна в творчестве Блока оставила Есени- на равнодушным, но именно эта струна, в которой по-новому жила в поэзии XХ века традиция Некрасова, оказалась созвучна молодому Маяковскому, В творчестве Есе- нина задрожала другая струна блоковской лирики - от романсовой поэзии Аполлона Григорьева с ее мотивами отчаянин и буй- ного размета богатой натуры, чью силы не находят себе применения. Октябрьская социалистическая револю- ция разбудила в Есенине мечту о свободной человеческой жизни. Он горячо принял ре-

Рисунка М. Ю. Лермонтова: «Дуэль» (из юнкерской тетради); «Бивуак лейб-гвардейского гусарского полка под Красным Се-  лом» (акварель). ного изложения»… В каком смысле «искус- ство»? Искусство как поэзия, как изящная литература, или искусство как опытность, и как уменье? Здесь - смешение понятий. Популяризация может быть искусством, если автор поэт, если он пользуется ху- дожественным методом, -- даже и в том случае, пусть менее желательном, когда раскрывается только научная тайна, а не ее раскрытие. И популяризация может быть искусной - дельной, умелой, интересной, но не иметь непосредственного отношения к искусству, Меня хорошо поймут писатели, пришедшие к научно-художественному жанру не от литературы, а от науки. Они - специалисты, знатоки своего дела, и кроме научно-художественных поэтических книг им то и дело- в силу острой общественной потребности- приходится писать «просто» популярные книги, содержательные, обще- растолковывает материал науки, во втором … раскрывает поэзию мира науки. Разу- меется, провести здесь резкую грань невоз- можно, одно переходит в другое, и чем да- ровитее автор, тем скорее в его творчестве вторая ступень сменяет первую. Итак, опасность номер два: если мы за- тушуем художественный критерий, то пус- тим в научно-художественную литературу халтурщиков. Научно-художественная ли- тература есть особый род поэзии, а к поэ- зии относится то, что относится к поэзии. Третье. Л. Гумилевский против обра- зов. Но ведь образы бывают разные. Изображение атомов в виде танцующих большеголовых человечков тоже образ, но образ внешний, декоративный, не выте- кающий из сути вещей. Вместе с Л. Гумн- левским мы не любим такие образы. Однако имеются не только декоративные, но и по- знавательные образы, … а в них-то как раз заключается суть научно-художествен- ного жанра. Пушкин: «От финских хладных скал до пламенной Колхиды»… Герцен: «Смоленск- ключ России»… Фольклор: «Москва белокаменная»… Ломоносов: «Звездам числа нет, бездне- дна»… Это не служебные образы, не внешний прием оживления. Это образное постиже- ние сути вещей, это - поэтическое ощуще- ние мира в широком смысле слова, Позна- вательные образы созданы из научного ма- териала, а лучатся светом поэзии, С ними в литературу врывается увиденная псэтом красота самой науки, красота мироздания. Проблема образа- основная проблема научно-художественного жанра. И мне жаль, что М. Ильин в своей правильной и интересной статье «Образ в познавательной книге» («Известия» от 13 октября) высту- бой «научной» беллетристике. пает в защиту образов вообще, не диферен- цируя их, не углубляя темы. Вот пример из книги «Горы и люди» самого М. Ильина. «В пустыне тучи без дождя, реки без усть- ев, леса без тени» -- чудесный познаватель- ный образ, поэтически ощущенная суть ве- щей. «Реки берутся за руки» - очень хоро- шо, но, мне кажется, этот образ дальше от сути вещей, он ниже рангом… Так вот, из-за боязни «беллетристики» отказываясь от образов и не различая их, Л. Гумилевский отказывается и от пюзнава- тельного образа, а это есть отказ от специфического научно - художественного мышления--видения. Конечно, познаватель- ный образ - дело трудное: чтобы его соз- дать, надо владеть самой наукой. Проще обратиться к жизнеописанию ученых, к осо- Итак, опасность номер три: отказ от по- знавательного образа есть отказ от средства поэтически постичь суть науки. Остается жизнеописание. И демонстративно изгнан- ная «беллетристика» снова тут как тут… Жизнеописания ученых, история открытий могут стать особой формой научно-художе- ственного жанра лишь в том случае, если они художественно раскрывают суть науки. Следуя за извечной мечтой, Л. Гумилев- ский вместе с нами ждет «слияния науки и искусства». Он понимает это так: надо до- вести трагедию и счастье изобретательства и открытий до читателя. Задача, слов нет, чрезвычайно важная. Но тайна слияния науки и искусства лежит гораздо глубже. В данном случае дело не в изображении психологии ученого. Пусть будет и это, но главное-- в другом. Дело в характере вос- приятия самого автора, в единстве его ума и чувства, в сращении понятия и образа, в слиянии правды и красоты. Дело в таланте поэтического ощущения мира, как целого.

H. МИХАЙЛОВ СУТЬ ВЕШЕЙ Критерий научно-художественного жанра я вижу: речь во-первых, в научном материале, безраз- лично, уже открытом или еще только от- крываемом, Но при условии художествен- ности, - и в этом отличие от нехудожест- венной популяризации, а не в том, идет ли о тайне или о ее раскрытий; во-вторых, в художественности, дости- гаемой любыми средствами искусства, вклю- чая, конечно, и образы, Но при условии на- учного материала- и в этом, а не в отсут- ствии образов, отличие от «беллетристики». Водораздел проходит перпендикулярно к проведенному Л. Гумилевским. Свою точку зрения Л. Гумилевский пояс- няет примером. Прибегну к нему и я с той же целью. В статье упоминается сборник «Море». в свое время вышедший в Детгизе. все гах Это книга о жизни моря - о волнах, о левский исключает книгу из числа научно- художественных, И подчеркивает свою по- следовательность - в самом деле замеча- тельную-- словами сожаления: «а написа- на-то она отлично!» Тут меня так и под- мнвает сказать: я с радостью променял бы эти теоретические рассуждения о кни- на одну отлично написанную книгу… Если б только такая была. Но, на мой взгляд, сборник «Море», безупречный по материалу, к сожалению, лишен поэтиче- ского замысла, примитивно построен, сух по языку. Для научно-художественной кни- ги смертельно то, что планктон описан скучно и нехудожественно, а не то, что ав- торы опустили психологические подробно- сти его исследования. А вдруг они расска- зали бы об этом суконными словами, что тогда? Спор идет не о тонкостях, и тем более не о мелочах. Здесь таится источник многих, далеко идущих следствий. Отмечу только три. Первое, Превращая «подробности творче- ского процесса» в высший критерий научно- художественного жанра, Л. Гумилевский тем самым по существу сволит этот жанр к художественной биографии ученых. Вполне естественно, что область, в ко- торой сам работаешь, может показаться самой важной. Она действительно очень важна и в художественном и в воспитатель- ном отношениях. Не будем спорить о значе- нии наших участков в общей работе, Но я не рискнул бы сказать: «в серии книг «Жизнь замечательных людей» появились наши первые опыты обращения к научной и технической теме», Не уясняю, чьи «на- ши»-русские, советские, автора? Научно- художественный жанр, - скажем словами Л. Гумилевского: «художественное обсле- дование материала науки» - существовал от века. Был, например, Ломоносов… В советские годы различными писателями создан ряд хороших научно-художествен- ных книг не в форме биографий. В них сред- ствами искусства раскрывается суть мно- гих вещей из области науки, это книги о машинах и минералах, о химических веще- ствах и биологических процессах, о пере- стройке советскими людьми своей страны. Но раз в них нет «подробностей процесса», то это не искусство… Даже М. Ильина Л. Гумилевский не избавляет от перевода из разряда художественной литературы в разряд «элементарной популяризации и школьной педагогики». Итак, опасность номер один: писатели оцениваются не по их достоинствам. Второе, Л. Гумилевский пишет: «попу- ляризация как искусство», «искусство науч-

Наконец-то завязалось обсуждение про- рас- блем научно-художественного жанра - тущего, многообещающего. В № 5--6 «Но- вого мира» напечатана статья Льва Гуми- левского «Проблема литературы и науки». Хочется приветствовать писателя за ини- циативу в споре, за привлечение внимания к теме. Л. Гумилевский прав, считая, что в художественной биографии ученых подроб- ности творчества важнее подробностей быта, Но со взглядами Л. Гумилевского на сущность научно-художественного жанра я не могу согласиться. Перед читателем вырастает контраверза. С одной стороны. «популяризатор должен быть прежде всего художником», а с дру- гой «обращаясь к художественному об- следованию материала науки, писатель не становится популяризатором»… Заинтригованный противоречием чита-  лок на авторитеты). Вот выезжает тяжело нагруженная каре- та научно-художественной литературы. Сре- ди пассажиров всякие ученые ведь любая наука может быть изложена «так, чтобы стать доступной для всех». Но ученых с об- щедоступным языком скоро как-тонеза- метно высаживают; остаются ученые с художественным чутьем- ведь между их произведениями и художественной литера- турой «нельзя провести строгого различия». Чуть проехали, и этих ученых уже нет, оста- лись одни литераторы. Вот маневр цитата- ми- и из кареты вываливаются писатели детской познавательной литературы, они отнесены к «элементарной популяризации». Теперь в просторной карете можно без по- мехи заняться тем, что обявлено сутью на- учно-художественного жанра- «описанием исследовательского процесса». Но вдруг на ходу, из-за боязни «беллетристики», ради «точности научных определений», высыпа- ются эпитеты и образы. Через минуту и са- ма наука летит вон - ведь, как говорит Л. Гумилевский, важно не «что» открыто, а «как» открыто, «привлекательна не тайна, а процесс ее раскрытия», «в биографии Фа- радея мы ищем не сведений об электро- магнитной индукции, а раскрытия творче- ской личности»… Но - мы спрашиваем - как же можно рассказатьо процессе откры- тия, не раскрывая сути самого открытия? Мы ждем художественного рассказа о раз- витии науки, а нам предлагают «сокровен. ные подробности, среди которых разви- вается творческий и исследовательский про- цесс», «страсть ума и сердца», «трагедию и счастье изобретательства»… Останавливаем экипаж, раскрываем дверцу, заглядываем внутрь, - научно-художественная карета пуста! Бажность и ценность раскрытия психоло- гии и эмоций научного творчества я сам рад всемерно подчеркнуть. Но суть научно-ху- дожественного жанра вижу в другом. Поэт постигает мир, все многообразие мира - «и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье», Сюда входят не только труд, любовь, борьба,- сюда вхо- дит и мир науки- расщепляются атомы, превращаются вещества, клокочут вулка- ны, фосфорисцируют глубоководные рыбы, по сосудам древесины бегут восходящие соки, зеленые листья улавливают энергию солица… Вовлечение этого мира в круг ху- дожественной литературы и есть задача научно-художественного жанра. Поэт пости- гает суть вещей не всегда в процессе их открытия ученым. Он сам силой своего та- ланта- вместе со своим пытливым чита- телем -- открывает этот мир! К

Едва ли не раньше других советских по- этов Есения побывал за границей. В разлу- ке с родиной он особенно остро почувство- вал свою связь с ней, В одном из писем дру- гу в 1922 году из Европы Есенин восклица- ет: «Здесь такая тоска, такая бездарнейшая северянинщина жизни». Возвратившись из Америки в 1923 году, он восторженно опи- сывает чудеса американской индустрии, но свою статью о том, что он видел в людях за рубежом, он озаглавил: «Железный Мир- город». Есенин понимал высокую идейную и нравственную силу советской России С тем большей душевной болью он говорит о се- бе: Я не знаю, что будет со мною, Может в новую жизнь не гожусь, Но и все же хочу стальною Видеть бедную, нищую Русь. Стихийно сочувствуя новой жизни, Есе- нин не смог избавиться от болезненного со знания своей неустроенности в новом мире. В ряде стихов он говорит о себе, как о «последнем поэте деревни», на которую как будто надвигается новый, невидимый, непо- нятный враг, идущий откуда-то из города в образе машины. Есенин не понял, что со- циалистический город не враг, а друг де- ревни, и, не поняв этого, Есенин настойчиво заговорил о своей обреченности, как поэта.   Скоро, скоро часы деревянные Прохречят мой двенадцатый час. Стихи его наполнены жалобами на то, что молодость прошла, силы растрачены. Он верит в новую родину, но не верит в се- бя. Из этого противоречия между общим и личным в его поэзии возникает тема вины перед родиной, отразившаяся в цикле сти- хов «Русь советская». Это противоречие и приводит его к трагическому концу. У Есенина не было недостатка в «поклон- никах», которые беззастенчиво подыгрыва- лись к его душевной драме, превращая иные его стихи в знамя упадочных настроений, Зрелище поэта, ревущего, как раненый зверь о своей тоске по здоровой жизни, «скандалиста», исступленно обнажающего в любом московском переулке свою окро- вавленную душу, привлекало многих, И не- которым оно казалось привлекательным Страшно подумать, какой зловещий сброд окружал Есенина в последние годы его жизни. Никто резче Маяковского не провел границы между Есениным и «есенинщиной», не вступился с такой силой за поэта, за- клеймив тех, кто хотел спекулировать на его духовной драме. …У народа, у языкотворца умер звонкий забулдыга подмастерье. Есенин был честен в своих порывах к но- вому. И если Есенин казнился тем, что не дал родине всего, что мог и хотел дать на ее новом пути, то в этом сказывался его искренний советский патриотивм, Ничто не могло для него сравниться с любовью к родной земле: …и тогда, Когда по всей планете Пройдет вражда племен, Исчезнет ложь и грусть, - Я буду воспевать Всем существом в поэте Шестую часть земли О названьем кратким «Русь».

Гемным слям снится Гомон косарей.

C. ЕСЕНИН.

Характерен здесь для Есенина образ: не косарям снятся ели, а елям снятся косари, Живыми были для него каждый колос, каждый сноп: Режет сери тяжелые колосья, Как под горло режут лебедей. Все его стихи о животных и среди них «Корова», «Табун», «Лисица». «Песня о со- баке» и «Собаке Качалова» - представляют собой шедевры русской лирики, О горе со- баки, у которой отняли щенят, Есенин на- писал, как о человеческом горе, В связи с эими стихами хорошо сказал о Есенине A. М. Горький; «…невольно подумалось, что  Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое более всего иного - заслужено человеком». Как к живому существу, относился он к родной природе, так подсказывалн ему на- родные поверья и предания. В его стихах волк выл на звезды, и это означало, что небо закрыто тучами, дождь был небесным молоком, а рыжий месяц жеребенком за- прягался в сани, Есенинская образность пи- талась русской мифологией, поэтическими воззрениями славян на природу, которые поэт ревностно изучал, … знаменитой кни- гой А. Афанасьева он зачитывался. Это был сказочный мир, который имел над поэтом непонятную власть. И он лю- бил, любил все это сказочно-прекрасное, все эти коньки на крышах, в которых он видел уподобление мужицкой хаты колеснице, пе- тухов на ставнях, как бы начоминавших о том, что хозяин дома живет по солнцу, тру- дясь в поте лица своего, голубей на князьке крыльца-знак привета входящему, цветоч- ное узорочье крестьянских полотенец, Свою Русь не хотел Есенин покинуть ради рая. То была любовь земная «до радости, до боли», порождающая тоску, потому что для любящего, для одержимого всепоглощаю- щей страстью сердца нет меры любви. Картины русской природы, созданные Есe- ниным, нельзя назвать обычными пейзажа- ми, В них природа и человек поменялись местами, В его березке, засмотревшейся в пруд, столько человеческого, русского, что, полюбив ее, нельзя не полюбить русского человека, нельзя не пережить чузства тоски по тому огромному, что зовем мы родиной. Говорят, что лондонские туманы «открыл» в искусстве знаменитый английский живо- писец, так, можно сказать, русская березка Есенина. Тень бе- a.

Неопубликованная фотография, хранящаяся в Государственном литературном архиве оССр волюцию, Но ее общественный идеал п вал пред- ставлялся ему в виде утопического мужиц кого рая, где «люди блаженно и мудро бу- дут хороводно отдыхать под тенистыми ветвями одного преогромнейшего древа, имя которого социализм». Нужно сказать, что после революции в творчестве e Есенина, с одной стороны, усилились религиозные мо- тивы, а с другой - яростные атаки на ре- лигию, подобно тому, как в детстве он носе переходил от полосы молитвенной к полосе богохульной, В «Инонии» - поэме о пасту- шеском рае - Есенин писал: Языком вылижу на иконах я Лики мучеников и святых, Обещаю вам град Инонию, Где живет божество живых. Мятежная тоска по свободе и счастью породила его замечательную революцион- ную драматическую поэму «Пугачев». Од- нако сильнее, чем революционный гнев, слышится в ней боль по поводу неудачи крестьянского восстания. Боже мой, Неужеле пришла пора… Неужели под душой так же падаешь, как под ношей? А казалось… казалось еще вчера… Дорогие мои… дорогие… хор-рошие…: В год смерти Ленина поэт посвятил ему стихотворение, в котором чувствуется пре- Би





ОВА

ДЕРЕВА

грная

Михалков «Быль детей», Г. Х. Андерсен «Дикие лебеди», Жюль Верн «Черная Индия», «Рикки Тикки Тави» и В. Одоевский «Городок в та бакерке».

Обложки новых книг, выходящих в Детгизе: А. Гайдар «Мои товарищи», С. Г. Х. Андерсен «Стойкий оловянный солдатик», «Коза дереза», Р. Киплинг чика Тимченко, лежащего с обожженным лицом и пустыми глазницами, она тяжко давит на сознание ослепшего красноармей- ца Титова и сохранившего один глаз лей- тенанта Егорьева. И здесь, в этой атмосфе- ре непоправимого несчастья, среди полных отчаяния жалоб Тимченко и о и желчных реп- лик Егорьева, вдруг начинает звучать го- лос Питомцева- упрямый, сначала раздра- жающий раздавленных несчастьем людей непокорный голос надежды. омнев сам несчастсм глубоко и мучи-  проявления всех своих душевных, сил в труде, в борьбе, в любви, Писатель вводит нас в душевный мир героя, полный бурь, битв с подступающим отчаянием, побед и поражений, мир напряженной и страстной борьбы, Питомцев подходит к своему не- счастью, как к жизненному факту, и выход из него ищет на путях жизни. Он не имеет сам и не пробуждает у других никаких ил- люзий- да, жить будет трудно, потребует- ся много душевных усилий, каждодневного, невидного героизма, но зато - будет жизнь, а не прозябание калеки. Обитателей третьей палаты не беспокоит вопрос о кус- ке хлеба- они знают, что о них позабо- тится государство (только Петрусь, батрак из Западной Украины, попавший в Красную Армию, не знает этого), Другой, гораздо бо- лее важный вопрос волнует их, вызывает тоскливые, горькие мысли: как утвердить себя в жизни, в чем найти выход из пассив- ности, на которую обрекает слепота. Почти все обитатели третьей палаты на- ходят ответ на этот вопрос, и Б. Леонилов показывает это без ходя реальные трудности жизни. Счастли- вый консц истории каждого приходит не по- тому, что так хочется писателю, а потому, что его герои выстрадали, завоевали, добы- ли себе право на возвращение в жизнь, Капитан Питомцев, обогащенный огром-  ным жизненным опытом, приобретенным на  

 с все, связанное Тимченко еще не дошел до конца того не-  вероятно трудного пути, который уже прой- ден Питомцевым, не выстрадал еще воли к жизни, Но он- не Егорьев, и мы верим в него. Персонажи повести Б. Леонидова облада- ют живыми индивидуальностями, ясно очерченными характерами. Питомцев выле- плен пластично, зримо, выразительно, Этот образ пробуждает мысль, влечет к обобще- ниям, сравнению, Вспоминаешь Николая Островского с его отвращением к страда- нию, неистребимой активностью, страстью к творческой жизни. Эту очень важную черту характера большевика, определяю- щую весь его душевный облик, правильно и гаубоко понял Б. Лосенидовот самом удивительном явлении советского строя-о людях новой психологической структуры, которых становится все больше и больше; о пройденных нашим народом тягчайших испытаниях, закаливших души людей; о чудесной человечности нашей идеологии, всегда активной, всегда откры- вающей широкие горизонты. Все эти мысли возникают в непосредственной связи с по- о с се ситуациями, с развоворами и что 5. Леонидов умеет вызвать у читателя живое движение мысли. Вот Петрусь, бат- рак из Западной Украины, темный, забитый паренек, попавший в Красную Армию, ра- ненный и эвакуированный в советский тыл. Здесь все непонятно ему: и отношения между офицерами и солдатами, так несхо- жие с нравами армии панской Польши, и общественная забота о раненых, и - глав- ное - отношение людей к рабо работе, к труду. Полагая, что так же, как и в панской Поль- добыть себе работу, он мечтает стать пово- себе работу, он мечтает стать пово- ×рать милостыню. Питомцев и Титов научи- ли этого паренька трудовой гордости, до- стоинству рабочего человека, Так Петрусь обрел свое место в жизни. свое счастье. Б. Леонидов лишь пунктиром наметил этот образ, лишь тронул огромную тему, но сде- лал это так, что читатель додумал, дорисо-А вал все необходимое, Менее всего удалась автору повести Зоя Федоровна. Образ этот написан по сенти- ментальному шаблону, о любовных пережи- ваниях Зои Федоровны рассказано стертыми, потерявшими выразительность словами. Ря- дом с ярким, полнокровным Питомцевым она бледна и анемична. Наивность ее вызы- вает недоверие. От длинных пересказов меч- таний Зои Федоровны всет скукой. Гораздо ярче, выразительнее, трогательнее дана в повести другая любовная ситуация, Титов, выписываемый из госпиталя, опасается, что его жена, суровая, энергичная, скупая на ласку женщина, не захочет жить со сле- пым калекой, и семья его развалится. Опа- сения его оказываются неосновательными, и читателя по-настоящему волнуют подробно- сти встречи Титова с женой, Это --- подлин- обон», без понхолоти А в истории Питомцева-Зои Федоровны нет ни подлинно сильных чувств, ни поэзии любви. Здесь особенно сказывается серьез- ный недостаток повествовательной манеры Б. Леонидова- неэкономность, чрезмерная, подчас раздражающая детализация описа- ний всяческих пустяков: как встал, как сел герой, введение излишних подробностей и даже лишних персонажей. Зачем Б. Леони- дову понадобилось скучной скороговоркой ки Зои Федоровафиктетуш- занной с развитием повествования? Немило- у сердно растянуто описание обеда Питомцева Зои Федоровны, но автор не удовольство- вался одним обедом и столь же немило- сердно повторил его. о Художественная сила отдельных глав, отдельных кусков повести неравна. Рядом с прекрасно написанной главой-кто сказал, что раненому неприлично петь?! - читаем бледное, вымученное описание городской весны. И таких диссонансов немало. Б. Лео- иилов еще должен искать живые слова, ухо- дить от безжизненного штампа, Но голос его уже звучит и убедительно рассказывает подвигах духа, о доблести воли, о счастье, завоеванном в борьбе. Литературная газета 3

ПОБЕДА ВОЛИ повествования. Даже разговоров, которые при данных обстоятельствах могли бы стать чересчур пространными, в повести не так много. Основа ее - внутренний монолог центрального персонажа, капитана Питом- цева, Здесь Б. Леонидов обнаруживает хо- рощий литературный такт, живость речи, психологическую убедительность, О мыслях Питомцева рассказано так, что вы чув- ствусте естественность его размышлений. Это создает, если можно так сформулиро- вать, ощущение живого, прерывистого ды- по оворах с товаринами выражающая особенности его характера. Больничная приглушенность жизни, моно- тонная смена дня и ночи- лишь обманчи- вая внешность, В третьей палате кипит внутренняя напряженная жизнь, происходит борьба, столкновение различных характе- ров, темпераментов, мироощущений. Сю- жетная основа повести- история любви капитана Питомцева и слепой девушки Зои Федоровны, обучающей раненых азбуке для слепых. Но не в любовной истории дра- матический конфликт «Третьей палаты», не в неи тема вещи. Думается, что любовная линия повести могла-бы отойти на второй план; быть может, ловесть стала бы лучше. Зоя Федоровна - мелодраматична, черес- чур наивна и сентиментальна, все эпизоды, связанные с ней, растянуты и скучноваты. «Третья палата» - повесть не о любви, а о могуществе душевных сил человека, о незримых подвигах воли, о торжестве жиз- ни, «Ненавижу всяческую мертвечину, обо- жаю волнсскую жизнь»эти строки Мая- ковского могли бы служить эпиграфом книги. Одну из глав повести начинает неточно сформулированная фраза о том, что в тре- тьей палате несчастье не чувствовалось. Это сказано плохо и противоречит всему рассказанному до и после этой фразы, Нет, удушливая атмосфера несчастья ясно чув- ствуется, она гнетет двадцатилетнего лет-

фронте, переосмыслил его довоенной профессией инженера, про- ник живой мыслью рационализатора во все детали производственного процесса на сво- ем заводе и нашел точку приложения своих сил, место, где, даже будучи слепым, он бу- дет выполнять важную и необходимую функцию. Солдат Титов, бывший на войне связи- стом, в госпитале научился вслепую соби- рать телефонный аппарат. Оба вышли из ог- ромного несчастья, но вышли не по автор- скому соизволению, а в итоге большого во- левого напряжения.

СуБОЦкий

Разговор о повести Б. Леонидова «Третья палата», напечатанной в восьмой книжке «Нового мира», имеет не только литератур- ное значение, Скажем в самом начале: автор дал критикам много оснований для упреков. В повести есть погрешности против добро- го литературного вкуса, особенно заметные в характеристике героини повести. Во внеш- них описаниях героев, в пейзаже словарь пи- сателя бледноват, шаблонен. Внимание чита- теля иногда отвлекается на мелочи, не име-  ющие никакого значения, а о вещах более важных сказано скороговоркой. Но все это - детали и чвстности, к кото- деталях и частностях, а в том, что Б. Лео- нидов написал хорошую, простую и челове- чную повесть. Хорошую не только пото- му, что тема «актуальна», но и потому, что большие жизненные вопросы писатель по ставил честно и правдиво, Попав в третью, глазную палату военного госпиталя, мы проникли в мир, полный трагических кол- лизий, физических страданий и душевного надлома, Закрыв книгу, мы покидаем этот мир с чувством горя, удивления и надежды. Что же происходит в третьей палате про- е прошеходит и вой своих как-будто ничего не происходит. На потеряв- зрение полностью или ча- койках лежат шестеро раненых, стично. Тоскливо и монотонно тянется боль- ничный день. Для троих - капитана Питом Титова- дня, собственно, уже не суще- ствует: слепые, они живут в непрерывной и. Но и трое других-- офицеры Егорьев и Добров, красноармец Петрусь, потеряв- шие зрение частично, еще не оправившиеся отститви нелодвижно- сти. Томительны неторопливые дни, бесконеч- ны бессонные ночи- да, здесь как будто не происходит ничего, внешние проявления Леонидов жизни сведены до минимума. Б. по линии наименьшего сопротивле- не идет ния- не прибегает к искусственным прие- мам для усиления внешней динамичности

В том-то и состоит удача Б. Леонидова, родного дела. Общественно-полезный труд, как основа и радость жизни, активный, жиз- неутверждающий оптимизм- ведь это и есть основа нашей советской идеологии, Б. Леонидов показал, что это уже стало ор- ганической чертой сознания советского че- Особенно удачно раскрывает эту мысль писатель в центральной идейной коллизии повести -- споре Питомнева с Егорьевым. Оба они честно воевали за победу над фа- шизмом, оба стремятся утвердить себя в новой нелегкой жизни, предстоящей им. И в то же время- это совсем разные люди. В сознании Егорьева сильны еще элементы консервативности, косности, Это сказывает- ся и в характере человека - нерешитель- ном до робости, замкнутом, желчном, Пи- томцев- новатор, пролагатель новых пу- тей, обладатель активного и волевого ха- рактера, Они оба покидают третью палату, возвращаясь в жизнь. За Питомцева мы спокойны, - радовать. А Егорьев- человек оглядки, «утешительствамизантропическтеловек оглядки, сомнений?… Нет, у нас нет уверенности ости в праве этого героя на «счастливый конец». Несчастным покидает третью палату и дейтенант Тимченко, - нас не вводит в за- блуждение ни его радость при свидании с матерью, ни вспышка надежд при встрече с любимой девушкой, которая не любит его,