Да
roe
Свг, ДОЛМАТОВСКИЙ
a
Октябрьсное
письмо
ры помните, как в юности бывало?
(ельмое ноября! Октябрьский праздник!
Цветные лампочки на всех карнизах,
(редь красных кленов—красные знамена,
Ив каждом клубе — танцы до утра.
\ утром — гром октябрьского парада,
Сияние восторженных оркестров,
мы проходим мимо мавзолея,
Чтоб чистыми, счастливыми глазами
Взглянуть в глаза вождю, который машет
рукою мне и каждому из нас.
Но видел я другой октябрьский праздник.
Среди путей на станции Валуйки
(тоял угрюмый санитарный поезд.
Я вышел утром на сырую площадь
И встал под рупором. Неслышно падал
‘Снежок на белые мои бинты.
Тогда мы покидали Украину,
Кольцо сошлось у горла Ленинграда,
И под Москвой немецкие солдаты
(тихами Пушкина топили печи.
И вдруг из рупора раздался голос,
Который шел от сердца— прямо к сердцу,
Он говорил о нашем правом деле,
0 том, что победим, Его дыханье
Мы ощущали в рупоре, как будто
(тоял он здесь, стоял он с нами рядом,
В тот самый день и зачалась победа,
Незримая еще, но наша, наша,
Созревшая в душе солдата раньше,
Чем развернуться на полях сражений.
И вновь пришло седьмое ноября.
По Волге плыл колючий лед, срывая
Понтонные мосты. Горела пристань.
На взорванных проспектах Сталинграда
(тонало рваное железо кровель
И кровь лилась. По рации разбитой
Мы приняли спокойный вещий голос
Учителя, товарища, вождя.
По улицам, руинам и подвалам
Прошел мгновенный ток, Бойцы шептали:
Ты слышал! Он сказал, что будет празд-,
ник
На нашей улице, Друзья, в атаку!
И снова в полный рост на амбразуру
Встает гвардеец, каменною пылью
Покрытый с ног до головы, как будто
Он из седого мрамора изваян.
Проходит год. Осенняя заря
С пожаром вместе обагряет небо,
Мы в Киеве, Его каштанов листья
Шумят, шуршат у нае под сапогами.
Проходят танки к Золотым воротам,
И юноша в тяжелом круглом шлеме
Шерщавым рукавом комбинезона
Сдирает слезы с черного лица.
Сейчас Москва озарена салютом,
И небо так прозрачно, так прекрасно,
Что можно верить только в жизнь и
счастье,
Которые должны мы в битвах взять.
Последний раз седьмое ноября
Мы праздновали где-то за границей:
В нерусском доме, у нерусской печи
Собравшись тесною семьей, распили
бутылку иностранного вина,
Был с нами тот веселый подполковник,
Который похоронен в Кенигсберге,
И лойтонант, упавший, у рейхстага.
С пробитым пулей знаменем в руках.
0 чем мы говорили? Все о том же —
Какой в Москве сегодня день хороший—
Великий вождь выходит на трибуну,
И рукоплещет Кремль и вся страна,
Так бьется сердце. Так близка победа.
Так далеко мы от отчизны милой,
Где первый иней превратил солому
В хрусталь хрустящий, где рябины
гроздья
Пьянящей терпкой сладости полны.
Шел бой влали. Чужой угрюмый город
Тревожно спал, припав к реке холодной.
Мы пели песни о своих берсзках,
0 птице-тройке, девушке Катюше
И были счастливы, что есть на свете
Родная и свободная страна.
Вот так прошли, промчались, пролетели
Четыре октября, четыре года.
Опять октябрьский тугокрылый ветер
Колышет флаг над зданьем Совнаркома.
На нашей улице сегодня праздник,
И наша зрелость юностью одета;
Цветные лампочки на всех карнизах,
Средь алых кленов алые знамена,
И в каждом клубе танцы до утра.
А утром — гром октябрьского парада,
Сияние восторженных оркестров,
И мы проходим мимо мавзолея,
Чт0б чистыми, счастливыми глазами
Взглянуть в глаза любимему вождю.
Незадолго до н
тябрьской оны ms
ры И Писателей, закон
~ аетьневосточных фронтах, находилась
и Желтого моря, в Порт-Артуре.
pte А мн отделявшие нас от
поневоле Натолкнули, MOCKDeA he be fa
минания © первом годе войны: ИЛИ ВН
не дн”, море шумель за окнами
мы И октябрь едва лишь окрасил
yr oe inn и рощи Артура, за городом
аа армейцы, солдаты и
Bets feat артурского гарнизона, про-
an “Я сюда через пустыню и горы Хин-
‚ наслаждались заслуженным отдыхом
на земле, напоминающей благословенные
чив работу
берега Кавказа и Крыма, и кто-то из Hac,
пораженный контрастом
ранств, м сказал:
— в Мо
ПВН р четыре года назад в это
мы вспомнили Москв
Москва была почти на gl фрон-
Ta, Армейские тылы располагались
окрестностях города. Обозы, автомобиль-
ные и конные, тянулись через столичные
магистрали и плошади. Колхозные стада
гонимые в безопасное место, шли через пе-
рекреестки, равнодушные к свисткам изум-
ленных милиционеров и красным сигналам
светофоров. По ночам армейские части ста-
новились бивуаками под стенами новых
дворцов и театров, горели костры, храпели
артиллерийские кони, а батареи, проследо-
вавшие ночью через Москву, в тот час бы-
времен и прост-
1941 года,
вали уже в жестоком бою. —Домо-
хозяйки, подростки, горожане, среди
которых были и рабочие, и профессо-
ра, строили возле своих домов барри-
кады, Подпоясав ремнями пальто и шубей-
ки, в дождь и в распутицу шли москвичи
к предместьям столицы, рыли траншеи, рвы
и эскарпы, возводили из стальных «ежей»
противотанковые о препятствия, слушали
близкий гул канонады и думали, что будет
с Москвой через день, через два. Какой-
нибудь немецкий квартирмейстер наверное.
отмечал на плане Москвы дворцы’и отели
своих офицеров, запасшихся фраками для
банкетов немецкой победы...
Москва стала городом фронта. Сирены-
воздушной тревоги будили по ночам устав-
щих за день людей, многие так и спали, не
раздеваясь, как спят на линии фронта, а
дети и женщины шли в подземные залы
метро, Армейский быт понемногу отстаивал-
ся во многих столичных учреждениях, люди
старались жить вместе, чтобы всегда быть
готовыми К действию по тревоге, и, бросая
обжитые квартиры, селились «казармами»
там, где работали. Казарменный быт уста-
новился и в московских редакциях, где, об-
рядившись в военные гимнастерки, несли
корреспондентскую службу многие из на-
игих писателей. Часть своих людей и часть
оборудования редакщии отправили на во-
сток, газеты выпускались стараниями не-
болыцой группы сотрудников, окончательно
перебравшихся в редакционные помешения,
где появились кровати и койки, где редак-
торы к утру засыпали на грудах отработан-
ных гранок, где жили общей семьей журна-
листы, писатели, наборщики, ротационщи-
ки; водители военных корреспондентских
машин и бедные, пропахшие писательским
махорочным дымом, редакционные машини-
стки.
Это было трудное время, но многие тепло
вспоминают о нем. Я помню, как Конст.
Симонов, сердито теребя свой солдатский
ус, сидел на борту тарахтевшего по бездо-
рожью пикапчика и в
тряскеподекакивая на
ухабах, отбивая рукой
возникавший в движе-
нии ритм стиха, слагал
в уме баллады о сол-
датах нашего фронта и
вдруг, ударив кого-
нибудь по плечу, тре-
бовал внимания и Чи-
тал в дребезжавшей
машине новые строки.
Я помню, как в нашей
«‹известинской» кор-
респондентской казар-
ме поздней осенью ‹о-
-рок первого гола поя-
вился беспокойный и
милый своей горячно-
стью человек, чистая,
искренняя душа, чу-
десный писатель И
вемный товарищ Евге-
ний Петров. Он жил
вместе < нами в комна-
те пятого этажа, гле
развешаны были на
стенах немецкие тро-
феи. где вырезанный
из бумаги драчливый
петух был приклеен к
стеклянной двери ря”
дом < надписью «ме-
стов больше нет», об-
рашенной к жаждав-
шим поселиться в той
же «казарме», где од-
нажды ночью все мы
московских здание
проснулись оттого, что шестиэтажное
«Известий» слегка `покачнулось,
двери сами собой раскрылись. крова-
ти сдвинулись с места, и вскочивший
от толчка Евгений Петров появился в две-
рях и замер в ожидании; сейчас будет
взрыв. Но взрыва не было, и.мы долго ло-
мали головы, отчего же покачнулось мас-
сивное здание, если нет бомбы и ничего не
взорвалось рядом с «Известиями», где ле-
стница и редакторский кабинет и без того
‚уже были повреждены маленькой бомбой.
ГИ лишь позже выяснилось, что в ту ночь
где-то под Москвой взорвался склад co
снарядами. Евгений Петров, увлекаюншийся,
неутомимый, работал сутками напролет,
ежеутренне отправлялся © нами на фронт, к
ночи возвращался, окоченевший, замерз-
ивий, и тут же бросался в бюро к мащинист-
кам диктовать очередное донесение ©
фронта, затем письмо в_Американское теле-
графное агентство, в журнал «Лайф»; за
океан, где американцы знали и любили
Петрова, одного из самых талантливых и
правдизых корреспондентов сражающейся
Советской России.
Суровое время. Редакционные машинист“
ки бледнели, выстукивая с наших слов все
те же, изо дня в день повторявшиеся горе-
стные вести: «Положение под Москвой ос-
тается попрежнему напояженным». Наши
друзья во всем мире с - тревогой сле-
дили за ходом грандиозного сражения
под стенами советской столицы, и многим
казалось, что участь ее решена, что нет
уже сил противостоять чудовищному Ha
тиску германских армий, бросивших под
Москву‘ подкрепления со всех фронтов, да-
же танки из ливийской пустыни,
Так подошел канун 7 ноября 1941 года.
Никто не.помышлял о празднествах, о па-
раде: фронт под Москвой, все солдаты в
бою. И вот теперь, на берегу теплого моря
в Артуре, за двенадцать тысяч километров
ст милой Москвы, четыре года спустя, мы
Антон БЕЛЕВИЧ
До свиданья, поезд. Трогай... Я
И пешком пройду к родному дому:
Предо мною сторона моя,
Каждая тропинка мне знакома,
Слева Шведовы Курганы в травах —
Меж лугов проложен путь в село,
Повернешь тропинкою направо —
Там село Зеленое Крыло.
А прямая стежка — на Дубровку: }
Я к плечам мешок приладил ловко.
Сколько дней — дороги фронтовые!
Что в родной увижу стороне?
Вышли вербы старые, кривые
И с приветом кланяются мне.
Кладка через речку, недалече
Мост ‘наводят плотники опять...
Кто мой край любимый изувечил?
Кто посмел поля его топтать?
Сломанные липы, вязы, клены..,
Где ни взглянешь — раны у земли,
Пахнет дымом даже луг зеленый,
Чернотою кости изошли.
Мне, мой край любимый, расскажи ты,
Сколько горя, горя пережито.
Почему не счесть крестов, могил?
Повела дорожка через жито,
Ты в Дубровку, стежечка, беги!
М. ГЕЛЬФАНД Люди С чистой совестью
Герой Советского
Автор этих записок
свои лавры <тя-
(оюза генерал Вершигора
жал в партизанской армии Ковлака, как
превосходный мастер разведки. Любопыт-
НЫЙ штрих в биографии человека, которого
“и легендарный. «дд» называет ант
данным разведчиком: до 22 июня 1941 год
ин не имел никакого отношения. к войне как
профессии, получил специальное xy Rome
минное образование и перед самой porno!
мботал в Киеве кинорежиссером.
Настоящее место в великой борьбе он Нашел
№ сразу, а предварительно прошел hppa
вй искус в стрелковой части, где RO
мл взводом, ротой, даже батальоном. в
мантические наклонности, а наряду эти!
> : ‘ о
яв аналитический склад Ума влекли ег
кнюму типу боевой деятельности.
OBIIO
Летом 1949 года командование, CJ
1942 год: Верши-
Аотадываясь о заветных помыслах :
№ры, перебросило его Ha параитюте лы
фронт для разведывательной работы Ha
Юцких ж.-д. коммуникациях. Там же :
августе 1942 roma Bepmummropa ses ы
Cinopom Артемьевичем Ковпаком И Не
юм Васильевичем Рудневым. Он сам ве
‘Матривает это знакомство как одно Из „ре
Шающих событий своей жизни. «Узнав ре
пака ближе, я для себя окончательно ре
ШиЛ, что буду воевать с ним вместе».
Советское сердце и ясный УМ ори
Му, Что перед ним не рядовые или случ a
№ выдвинувигиеся вожаки, а nee *
Политические руководители и организа a
Лышевистской выучки, люди выдающих”,
Иных качеств, каждым СВОИМ словом
нской
дем олицетворяющие В партиза
Chere разум, волю, нравственную
чистоту
большевистского руководства.
*вот, —
иЖлу прочим, замечает в ЭТОЙ связи Вер:
чело-
ropa, — вот какими были эти ae бес-
м ev_ipoa ювела меня,
а, © которыми судвоа 1942 ro-
в августе
партийного интеллигента
i i ; т на
№. И, сказать по правде, я’ не в обиде
(hoo суд ьбу»
сказанного, что
Неудивите: :
Дивительно после
J к iH
так и Руднев занимают такое исключ
Ae В Петро
Герой Советекото Союза геметал man’ ига т.
Вертигора, «Люли с чистой совестью»,
Чнана» № В, 1945 г,
тельное место в записках Вершигоры. Это
целиком соответствует и замыслу книги,
где на первом плане стоят не столько бое-
вые дела партизан, сколько внутренняя ис-
тория соединения, история политического и
вообще духовного роста людеи, история
борьбы за дисциплину, нравственную ме
ту, военную культуру движения. Ей ve am
говорил, что романтик сочетается в ср”
горе с аналитиком. Он прекрасно чувству
поэзию партизанской борьбы, любит а
случае вспомнить о запорожщах и даже a :
мо высказывается в ТОМ смысле, т x ee
ший партизан — всегда романтик. a т
не мешает ему смотреть на вещи необычай
но об’ективно и трезво. В одном месте me
признается, что раньше, до к аа
через фронт, он представлял с пар :
так же, «каки сейчас представляют ae . :
люди Болышой земли, сильно идеализиру
и дела».
r Практическое знакомство &© партизанским
миром убедило Вершигору, что на мы
е, а просто-нап:
кстоит не то что хуже, °
ane Партизанское движение как an
‘но боевая и страшная для врага и
й из-под земли; чтобы -
явилась готовой из :
вать сплотить, воспитать, ни
ваТЬ эту силу, нужны были a ae
нические усилия, И какую-то о ВА
надлежащую Ковпаку И а ее
ет в ряде эпи , у
ра описыва и,
ом кругозоре,
вующих о широк
care neaOCTH, об умении м. и
приходилось обоим, С о a
телях. —
партизанских Учи
nach: образованию и характеру, люди oe
в одном были сирени а Г и
тийному долгу, -
анности своему пар г
nok порученное им 1 ораниин ее
тизанского движения — выполнить В
т то ни стало».
о и их страстная приншилиальность,
строгая ера к aoe р
Вад чи Отсюда и стиль ра-
cons ив. ассказыва eT, pets singe
впервые К Ковпаку, он хотел О ы Г
явить ему свои документы, но ны lage
:да»: «Бумажку сховай, тут во
ar Это очень характерно для Ковпака.
Teo в каръер ом дает новичку предмет-
ный урок: у нас тут, мол, судят человека
по делам, а не по бумажкам. Надо сказать,
что и новичок оказался достаточно понят-
ливым. «Я сразу увидел, что тут надо дер-
жать ухо востро.. и понял, что деийстви-
тельно бумажки тут ни к чему».
Острая неприязнь ко всякой формалисти-
ке, фразе, хвастовству, какая-то особая де-
ловитая правдивость чрезвычайно ярко вы
ражены во всем облике Ковпака. В этом же
духе он воспитывал и своих командиров.
Он, например, терпеть не мог, когда в до-
несениях фигурировали преувеличенные
данные о потерях противника. «Ковпак, —
рассказывает Вершигора, — очень боролся
против дутых цифр. Он всегда, если только
представлялась возможность, проверял эти
данные разведкой. Он знал, у кого из
командиров есть скверная болезнь преуве-
личения... Часто в рапоотах, не имея точ-
ных данных, он делал скидку на увлекаю-
щуюся натуру командира. Кроме того...
лично опрашивал бойцов...».
В другом месте Вершигора показывает
нам гневного Ковпака, учиняющего разнос
одному из командиров за недостаточно
правдивые и прямодушные речи на штабном
совешании. <«— Отже не люблю брехни...
Брехня мне — нож в сердце! — И, высту-
кивая рукой < покалеченными пальцами по
столу, отчеканивал: — Каждый партизанин
и партизанка знають, що мы за правду бо-
ремся. Я сам это слово каждому в отряде
при приеме в мозги вколачиваю... Приучать
надо людей по правде жить, правду гово-
рить, за правду бороться... А ты...»
Нельзя не упомянуть, что гнев Ковпака
был до крайности распален еще одним об-
стоятельством. Перед этим партизаны раз-
громили в бою батальон мадьяр, но сами
понесли значительные потери («раненых
около сорока человек, были и убитые»).
видимо, пытался
Злополучный командир,
кого-то выгородить или что-то замазать, а
Ковпак, по наблюдениям Вершигоры, очень
переживал утрату.
Какая драгоценная и, скорее всего, чисто
советская черта! Этот старый солдат, Ви?
девший на своем: веку столько <мертеи И
страданий, не просто жалеет, как он выра-
жается в одном месте, нашу кровь, но, ве-
(D CUBEICKOLO ПОСОЛ -
вспомнили, как нежданной, горячей волной
бодрости и надежды взбудоражил столицу
приказ товариша Сталина — провести, как
сегда, традиционный Октябрьский парад
на Красной площади, которую лишь нё-
сколько десятков километров отделяли от
линии фронта, от передовых германских ча-
стен, продолжавших неистовое наступление.
Этот сталинский приказ останется в ве-
ках, как свидетельство железной воли и
доблести совстокой страны, Красной Армим,
ее великого полководца, в то время уже
подготовлявшего силы для ответного уда-
ра и приказом своим о параде бросившего
вызов мрачным силам фашизма, бесновав-
шимся в предместьях советской столицы.
В тот день снежный буран бушевал над
городом, над линией фронта, над промерз-
шими траншеями. В завывании ветра, гнав-
шего на окопы тучи мокрого снега, в реве
орудий, прикрывавших наши позиции Под
`Москвой, в громе русских гранат, рвавших-
ся под гусеницами гудериановских танков,
пронеслись над землей великих сражений
спокойные, ясные, вдохновенные слова
Сталина:
«Товарищи красноармейцы и краснофлот-
цы, командиры и политработники, партиза-
ны и партизанки! На вас смотрит весь мир,
как Ha силу, способную уничтожить гра-
бительские полчища немецких захватчиков.
На вас смотрят порабощенные народы Евро-
пы, подпавшие под иго немецких захватчи-
ков, как на своих освободителей. Великая
освободительная миссия выпала на вашу
долю. Будьте же достойными этой миссии!
Война, которую вы ведете, есть война осво-
бодительная, война справедливая. Пусть
вдохновляет вас в ЭТой войне мужествен-
ный образ наших великих предков — Алек-
сандра Невского, Димитрия — Донского,
Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского,
Александра Суворова, Михаила Кутузова!
Пусть осенит вас победоносное знамя вели-
кого Ленина!» f
oo 3
На праздник
Вижу я — ветряк лететь стремится,
Парусом натянуты холстины:
— Всть теперь и жито, и пшеница,
Он не нищий,
Он. богач отныне!
Я с дороги вижу свой плетень,
Окна нашей хаты вижу я.
— Добрый день, Дубровка!
Добрый день,
Партизанка смелая моя!
Поредело как село мое, —
Сколько хат здесь вырвано войною...
Только снова дерево поет
И под топором и под пилою.
По колени в стружках строят дом.
Свищут дотемна в руках фуганки:
Стружки — и колечки, и баранки...
Каменщики глину босиком
У крылечка месят спозаранку.
За венцом — венец, и снова хаты
К небу гордо поднимают крыши, —
А в Дубровку все идут солдаты, —
Им — дома светлее, краше, выше!
А в Дубровке жены и девчины
Половицы моют в хатах чисто:
Мы свободно праздник встретим ныне,
День побед великих, день лучистый!
С белорусского перевел
Анатолий КУДРЕЙКО.
роятно, готов еще принять на себя ответст-
BeHHOCTh за каждую напрасно пролитую
каплю ее, Как это нередко бывает с такими
людьми, о своей собственной крови Ковпак
совсем не думал. Вершигора вспоминает,
как он неожиданно ринулся однажды в <а-
мую гущу уличного боя выручать из беды
партизанскую пушку. Подчиненные ликви-
дировали опасность... схватив «д]да» за во-
ротник. Вершигора украшает эпизод юмо-
ристическими подробностями. Но ведь все
это могло кончиться и трагически...
Иным рисуется в воспоминаниях Верши-
горы. павший еше во время карпатского
рейда Семен Васильевич Руднев (в январе
1944 года ему было посмертно присвоено
звание Героя Советского Союза). Ковпак —
настоящий самородок; он силен своим при-
родным умом, необ’ятным жизненным опы-
лом, бесподобным знанием народной жизни
и настроений, наконец, превосходным, чисто
украинским юмором. Надо делать то, «що
народ хоче», — эту свою формулу Ковпак
мастерски осуществлял и на практике, по-
тому что всегда умел узнать, «що народ хо-
че». Вершигора передает любопытнейший
эпизод, относящийся ко времени первого
сталинского рейда. Разрабатывая тактику
рейда, Ковпак и Руднев решили до линии
Днепра итти без боев. Была разработана
система мер, обеспечивавших максимально
скрытное продвижение, его бесшумность.
Из всех звуков Ковпак разрешал своим
«хлопцам» только «шелест», «..щоб ничего
не тренуло, ни брязнуло, щоб тильки ше-
лест пишов по Украине».
Первые несколько дней похода протекли
благополучно. Но на пятый или шестой день
одна из партизанских застав захватила не-
MeLKH 0603... ¢ чистым‘ спиртом. Никто не
мог этого предвидеть и. никто не успел
предотвратить последствий. Короче говоря,
скрытность продвижения, а с нею и сталин-
ское задание оказались под угрозой срыва.
Полумеры только ‘вконец погубили бы де-
ло, выход был лишь в крутой перемене так-
тики, и Kopnak пошел на это. «...А все рав-
но, — сказал он Рудневу, — мы их не вдер-
жали б до Днпра. Рано чи поздно цего не
минувать. Напролом, так напролом. А раз
уж напролом, значит, треба. це робить с
шумом, с труском и як можно быстрище...»
Это смелое решение дало нужный эф:
ext. ‹..Наш рейд до Днепра и за Днепр
был похож... на лавину, катящуюся с гор...
Народная молва превратила нас в прорвав-
РК
ОД ФЛАГОМ ПОБЕДЫ
Не было в истории столь смелого и вели-
чественного решения, как это сталинское,—
традиционный парад в Москве, которая ка-
залась всем осажденной. ”
С парада ‘многие из батальонов пошли
прямо в бой, но спокойная рука Сталина
уже накапливала для подмосковного
фронта свежие силы, великолепно BOODY-
женные части, батареи могучих › орудий,
танки, сотворенные героями индустриаль-
ного тыла — бил последний час немецкого
наступления. Началось другое, великое на-
ступление — сталинское, повергшее в сне-
га разбитые немецкие полчища, определив-
шее. первый перелом в ходе грандиозной
ВОЙНЫ.
Следующее Октябрьское празднество,
7 ноября 1942 года, было также в канун ве
ликого наступления, на Волге, под Сталин-
градом, выдержавшим самую жестокую В
истории войн осаду и восставшим из пыла-
ющих руин, чтобы похоронить в волжской
земле немецкие полчицшта, а ‘вместе с ними—
последнюю ставку фашистской Германии на
победу. ;
Еще через год, в канун Октябрьской го-
довщины 1943 года, был взят Киев, и штур-
мующие батальоны Красной Армии вторг-
лись на правый берег Днепра, углубились
на земли Украины, двинулись навстречу ар-
миям партизан, громившим в далеком тылу
у врага немецкие штабы, немецкие комму-
никации, немецкие надежды на спасение
от карающей руки советского человека.
7 ноября, 1944 года солдаты и: офицеры
Красной Армии встречали уже на освобож-
денных землях Европы — советская земля
была очищена полностью. Знамена нашей
родины: вздымались над освобожденными
городами Югославии, Чехословакии, Бол-
гарии, Румынии, Венгрии, Финляндии
реяли, призывая к последнему штурму, у
границ Германии, где фашизм породил чудо-
вище войны, где это кровавое чудовище
должно быть задушено.
И вот еще год прошел, еще одна война
молниеносным ударом закончена на Даль-
нем Востоке, на берегах Тихого океана, и
там, в Порт-Артуре, на земле. возмездия за
русскую кровь, пролитую в 1904 году, мы
смотрели на карты двух войн, пытались од-
ним взглядом измерить пространства, прео-
доленные Красной Армией, необозримые
земли нашего штурма от центра Европы до
Желтого моря, равнины, пустыни и горы,
пройденные советским солдатом, — и дух
захватывало при одной мысли об изменени-
ях времен и пространств, о событиях и гра-
ницах четырех лет войны.
Океанская голубая волна билась о скалы
Артура. Горячее солнце освешало холмы,
где лежат еще на брустверах мешки с пес-
ком, уложенные сорок лет назад руками
русских солдат, извилистый берег бухты с
дымами первых наших кораблей, входивших
на внутренний рейд Порт-Артура, склоны
далеких гор, поросших маньчжурской <ос-
ной, сады, виноградники, рощи, чудесную
землю нашей Победы.
Победа развернула свои красные знамена
и здесь, над могилами русских солдат, сра-
жавшихся на берегах Тихого океана и
преданных злой волей царских «тавленни-
ков Стесселя, Фока и прочих немцев в рус-
ских мундирах. На флаги Победы с восхи-
щением смотрят. толпы китайцев, впервые
за долгие годы разгибающих спины от
бесконечных поклонов, которые обязан был
каждый китаец отвешивать японскому офи-
церу и японскому негоцианту. Завидя крас-
ноармейца, ‘китайцы
` улыбаются, ° кричат
«шанго» и торчком
поднимают большой
палец правой руки —
знак приветствия И
крайнего удовольст-
вия. Видеть это прият-
но. Красная Армия
вернула право на сча-
стье миллионам людей
на Западе‘и на Восто-
ке.
Но как же. приятно
получить из москов-
ской редакции долго-
жданкую телеграмму:
«Возвращайтесь в Мо-
скву». Тепло в Порт-
Артуре, ненасытно лю-
буешься там пиршест-
вом света, шедростью
красок, отпущенных
природой этой земле в
самом дальнем конце
азиатского материка,
но нет для нас карти-
ны милее, чем зрелище
нашей столицы, Крем-
ля, Красной плошади
в Ноябрьский — день,
пусть ненастный, хо-
лодный, но согреваю-
щий наши сердца вос-
поминаниями о подви”
гах Родины.
Скорее, скорее на
поезд! В Москву!
шуюся армию. Нас, по’ слухам, оказалось
уже тридцать и сорок тысяч, с нами шли
танки, нас сопровождали самолеты... Сво-
им движением мы окрыляли народ, пробуж-
дали его к борьбе... Ковнак, осуществляя
сталинское задание, делал то, «що народ
хоче»,
Но вернемся к С. В. Рудневу. Под пером
Вершигоры перед нами оживает образован-
ный командир, рыцарь идеи, трибун, воспи-
татель. Вершигора ` сравнивает его <
А. С. Макаренко, уподобляет его горьков-
скому Данко. «..Речь была основным, чем
он двигал вперед свое большое дело... Руд-
нев не умел говорить казенно; каждое про-
стое, обыкновенное слово было проникнуто
у него страстностью... действовало, как пу-
ля по врагу... очишало бойца от солдатской
грязи и грубости. Руднев неустанно рабо-
тал над воспитанием своих партизан. Он вы-
бивал из них ненужную жестокость... все-
лял.. уверенность, воспитывал терпели-
вость, выносливость, ‘высмеивал трусов,
пьяниц и особенно жестоко боролся с маро-
дерами».
Когда Веригигора пришел к ковпаковцам,
многих отрицательных явлений не было уже
в помине, а другие изживались; отряд
существовал уже целый год, сложился в
серьезную боевую силу и был уже в состо-
янии принять от Сталина и выполнить за-
дание первого из легендарных отныне рей-
дов. Однако старые ковпаковцы рассказали
Вершигоре, что буквально еще за несколь-
ко месяцев до этого бывали прямые зыступ-
ления против дисциплины, и что такой, на-
пример, доблестный партизан, как коман-.
дир знаменитой третьей роты Карпенко, в
прошлом дважды поднимал бунт против ди-
сциплины и власти командиров, причем раз
даже грозил «ухлопать» комиссара отряда
Руднева. Тот имел, конечно, все основания
расправиться с Карпенко по-военному, но,
приглядевшись к человеку, решил действо-
вать не так скоропалительно. Он не ошиб-
ся: советское естество в Карпенке победи-
ло, и вся эта борьба кончилась тем, что он
подал заявление о приеме его `в партию, а
Ковпак, начальник штаба Г. Я. Базыма и
сам Руднев дали ему рекомендации.
&«— Бери! — серьезно сказал комиссар.
— Только гляди, за двадцать пять лет в
партии ни я себя, ни меня перед партией
никто не опозорил.
Карпенко молча взял рекомендацию и
вышел,
М. РЫЛЬСКИЙ
и
ИИ
Лист до рЁдного
р краю
[ue я страдал, где я любия,
Где сердце я похоронил...
Нушкин
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое!
Пушкин.
О краю м! Вечрньот години,
Коли в полях смутна лягае мла,
До тебе серце як дитина лине,
Г квол! руки, н1би два крила,
У далеч простираються незриму,
У молодост! землю несходиму.
Там по обнжках, сивим полинем
медовою кашкою порослих,
Блукали ми, бувало, день за днем,
Забувши 1 про Тжу, { про послух,
Свавольн! ди... 3 них до сивини
Один дожив — умерли вс! вони.
Береза там у шиби заглядала,
Коли я, хлопчик, спочивать лягав,
I sipka ta, mo сыт м осяла,
Lpina, MOB KBiTKa, Mim небесних трав,
Т стерегла дитину Bid HanacTi,..
Настане скоро 1й пора упасти!
Там солов’ями р:дний гай сшвав —
Тремт!ла кожна плка солов’1на!
Там б!лий Mix деревами рукав
Майнув колись одну лише хвилину
1 для очей в одну хвилину зник,
Щоб у душ! зостатися навк,
Там першу радусть 1 страждання перше
Дов!рливо навчився я приймать,
Там р1дну пеню слухав я, завмерши,
Щоб 1 самому стиха застшвать,
Там воду пив { я з джерела прудкого...
ener би раз припасти ще до нього!
Там виплив я у море юних лт,
У вир ст’янння, поривйв, скорботи,
Там бачив я гарячий труд 1 Шт
1 чув слова голодно? голоти,
Як! забуду т1льки у трун:...
О краю м! Усе ти дав менй
Прости мене: лукаво { недбало
Розтратив я дари тво? святИ
Багато хиб, доробку надто мало
Я залишаю по сво]?м житть
1 льки тим не вартий я докору,
Що сам себе засуджую суворо.
О краю м! Нелавно зав!тав
As ni xaTuH, nin crpixa wi sammini,
Де розповёдей давн!х наслухав,
Под:бних до замислено? хвиль,
Де з друзями ствав я, як yMiB...
Ох, мало. ж друзв я живих зустр!в!
Та як вони прибулого зогрёли,
Яким теплом його оповили!
Спасиб! вам, спасиб, браття миле,
Шо -знов зо мною сли за столи
Е простягли до мене дружн! руки,
Немов у нас { не було розлуки!
Ta fi xto 6 нас мг насправд! розлучить?
Х:6ба можливо матф посварити
13 немовлям? Х!ба од верхов ть
Летючий втер можна вдд1лити?
Хто знайде плуг, щоб розорати те,
lilo B cepui BipHim 3 юних лм росте?
О xpaw mii! Tontas teGe Hororw
Неситий нелюд, та не затоптав, —
Т ти стойи тепер передо мною
Стократ молодший, нж колись стояв
1 племен! незнаному, новому
Несу поклн я з батьквського дому.
О краю м! Чи можна не любить
Tsoix простор!в, верб твойх розлогих,
Нових будов, шднесених в блакить,
Нового сллу на старих порогах,
Святих рун, нетл/ино-блих ст,
Дитини б1ля неньчиних колён!
Яка дорога стелеться, м краю,
Перед тобою в сытлу далечть,
В яких садах, в як!м палю?м розмаю
Поллеться спв грядущих поколмь.
Як! слова ти свтов? промовив,
Який бенкет народу уготовиш!
Ти дав мент, о краю м, життя,
Mine, 1K ыти на столтнм кедрь
Т хоч не раз шалено, без пуття
Тво7 дари я розсипав прещедр\,
Та вдячностй нжоли, н! на мить
Не мг яв безумств! загубить.
Ти це знаеш це. Натруджену правицю
Кладеш мен! ти, рудний, на чоло,
1, — див чужих прекрасну плетеницю,
Чужих небес розкон! $ тепло
Благословивши дружньою рукою, —
О краю м, тужу я за тобою!
Белград.
Прошло с полчаса, и боком в хату. втис-
нулся Мудрый (один из бойцов 3-й роты
Карпенко—М. Г.).
— Заявление пишет, — заявил он по сек-
рету. — Четвертую тетрадку иснисал. На-
пишет, порвет и снова пишет, Ох, и прикру-
тили вы его, товариш комиссар. Просто
удивительно даже, до чего силу имеет эта
партейность над человеческой душой!...»
Последнюю, подчеркнутую мной фразу
можно было бы поставить со ссылкой Ha
партизана Мудрого эпиграфом ко всей
книге: «Просто удивительно даже, до чего
силу имеет эта партийность над человече-
ской душой!..» К сожалению, у нас все еще
очень мало книг о войне, где бы истина,
выраженная в этом наивном по форме. вос-
клицании, была раскрыта хотя-бы так, как
это делает Вершигора, которому многого
еще нехватает, чтобы называться опытным
писателем, но который умеет смотреть на
вещи своими глазами и так же ненавидит
казенную и красивую фразу, как ненавиде-
ли ее его замечательные партизанские учи-
теля. Поэтому ему и удалось написать жи“
вую, смелую книгу, в которой действуют
живые, разные и, несмотря на все их несо-
вершенства, по преимуществу. советские лю-
ди. Вершигоре ли бояться писать об этих не-
совершенствах, ему, который сам наблюдал,
как сила партии в самых трудных условиях.
приводила в движение советское естество
огромных человеческих масс и организова-
ла их для победы над опасным и злобным
врагом,
Замечательнее всего, что, закрывая кни-
гу Вершигоры, в которой так мало всякой
идеализации, испытываешь гордость ‘за
своих соотечественников и за великую со-
ветскую демократию, создавшую’ генерала
Вершигору и сделавшую возможным появ-
ление его записок.
Я не без сожаления расстаюсь с этой
правдивой, романтичной и вместе с тем про-
стой книгой. В ней остается запасе мыслей,
наблюдений, подробностей, о которых мож-
но было бы еще поговорить, Изложение
внешней стороны событий доведено в ней до
1 января 1943 года. После этого Вершигора
еще два года сражался под Началом y
«liza». Будем с нетерпением ждать продол-
жения записок о «Людях ©’ чистой со
вестью» „= партизанах Ковпака.