Ан. ВОЛКОВ
За последнеб время появилось немало
Работ о Маяковсоком. Только к десятой
годовщине со дня смерти поэта вышло
16 книг, которые в конце прошлого года
явились предметом дискуссии в Cowse
писателей. Уже имеются два академиче-
ских сборника «Материалов и исследова-
ний», подготовленных институтами Ака-
демии наук ССОР. Все это свидетельству-
ет о том, что изучение творчества Мая-
ROBCKOTO значительно продвинулось впе-
ред. Однако, как это отмечалось во время
прошлогодней дискуесии, большинство ав-
торов исследований и мемуаров проявля-
ет интерес, главным образом, к дорево-
люционному Маяковскому. Советский пе-
риод, на который падает девять десятых
валисанного Маяковским, или же совсем
обходится, или же освещается поверх-
НОСТНО, В «общеочерковом» жанре,
Большая монографическа.я работа
А. Дымшипа (свыте 25 печатных листов),
напечатанная в №№ 3—1 «Звезды» за
1940 г. и еще не вышедшая отдельным
изданием, ценна тем, что пытается серьез-
но исследовать весь творческий путь поэ-
та. Автор опирается на все новейшие
данные о Маяковском, учитывая опыт кол-
лективного изучения биографии и творче-
ства поэта в, работах Перцова, Катаняна,
Трегуба и других критиков и литературо-
велов. Он рассматривает творчество и био-
трафию поэта в органическом единстве, и
это предохраняет его от «академического»
эмпиризма, который по, иронии судьбы
уже сказался в некоторых работах о поэ-
те — неистовом борце с академизмом в
олиозном смысле слова.
В работе Дымпгица анализу поэзии Ма-
яковокого предшествует обстоятельный
раздел, посвященный «дотворческому» пе-
риоду его жизни. Привлеченные автором
обширные материалы дают возможность
понять первоначальные истоки революци-
онно-демократической позиции Маяковско-
го, которая отличала ero от футуристов и
логически привела к постановке больших
общественных ‘проблем своего времени.
Если у многих футуристов поэзия и тео-
рия были орулием чисто эстетического
бунта, то Маяковский, как правильно ут-
вержлает Дымшии, перефразируя класси-
ческую формулу Клаузевица, «шел в ис-
кусство для того, чтобы продолжать поли-
тику средствами искусства». Временно
блокируясь с футуристами, Маяковский
расходился с ними по основным вопросам
эстетики. А. Дымшицщ обстоятельным анз-
лизом артументирует эту точку зрения.
Однако у автора иногда проскальзывает
тенденция прикрасить великого поэта.
Так, он лаже в «Желтой кофте» Маяков-
ского готов видеть чуть ли не проявле-
ние социалистических взглядов. «Этим
поэт, устремленный в свободное и свет-
лое, счастливое и творческое будущее лю-
дей, — пишет Дымшиц, — старался ак-
центировать свое отличие от средних бур-
жуазных обывателей, сереньких мещан,
довольных безбурными днями, видевших
свои жизненные «идеалы» в будничном
освещении и боявшихся смелого прозре-
ния в «завтра», несущее освобождение и
революционные потрясения». В такой фор-
мулировке действительно пресловутая
желтая кофта вытлядит чуть ли не. как
символ революционной борьбы ‘и прозре-
HHA B «социалистическое завтра». Пра-
вильно, конечно, что Маяковский желтой
кофтой демонстрировал свою неприязнь к
вкусам мещан, но’ в таком контексте вы-
сокопарные слова о «революционном по-
трясении> просто неуместны, Мы уже не
товорим о тяжеловесном стиле этой цита-
ты, который вообще характерен для мно-
тих страниц работы.
Иногла, не желая «дать в обиду» Мая-
ковското, Дымшиц пытается. реабилитиро-
вать заодно и футуризм. По мнению Дым-
шица, футуристы своим формальным экс-
периментаторством и заумью товорили
«сознанию слушателей, что неблахгополу-
чие в области искусства являлось линь
частным проявлением общего неблагополу-
чия». В таком случае зачем же Маяков-
скому понадобилось отмежевываться от
футуризма?
Как видим, попытка прикрасить Мая-
ковского неизбежно приводит автора Е
прикрашиванию футуризма, ибо ему нуж-
но как-то об’яснить факт участия Мая-
КОвСКого в ЭТОМ TOSTHYCCKOM направлении.
Между тем, думается нам, вовсе He
страшно, если исследователь отметит здесь
внутреннюю противоречивость самого Ма-
яковското, рвавшегося на широкую доро-
ту большого общественного искусства, не
в манифестах, & отчасти и в ранних сти-
хах связанного групповыми принципами
футуризма. Право же, величие Маяковско-
го не померкнет от этого. И с друтой сто-
роны, не слелует всюду, даже в стихо-
творениях «Утро», «Из улицы в улицу»,
видеть выход Ha «центральную тему».
Именно эти стихи были «издержками
производства» на пути Маяковского К
«центральной теме».
Но ошибки, допущенные Дымшицем в
первых главах его работы, являются все
же частными, хоть и значительными недо-^
статками работы, В своем анализе ранней
сатиры Маяковского, а в особенности его
замечательных поэм «Облажо в штанах»,
«Война и мир», «Человек», Дымшиц без
прикрашивания. показывает истинное Be-
личие Маяковского, оставившего далеко
позади всех футуристов и даже такого
крупнейшего поэта, как Хлебников. Уча-
ствуя в «Новом сатириконе». Маяковский
так же резко выделяется своими социаль-
но острыми памфлетами, возрождающими
традинии русской демократической сатиры
60-х голов.
Некоторые досужие ревнители Маяков-
ского еще сравнительно недавно, стараясь
подчеркнуть революционность поэта, сбли-
жали его’ с поэзией «Кузницы» и Пролет-
культа и таким путем оправдывали кос-
мизм в стихах Маяковского Toro перио-
да. Дымтиц показывает, что Маяковский
в отличие от кузнецов и пролеткультов-
цев, преодолевал разрыв между граждан-
секими и личными мотивами поэзии. Это
преодоление Дымшиц видит в ноэме «Про
это», пересматривая вслед за В. Перцовым
традиционный, взгляд на поэму, как на
выражение «размягченности и» расслаблен-
ности».
Может быть, автор излишне категоричен
в своем подходе к этой спорной вещя
Маяковского и уж во всяком случае не
доучитывает его внутренней противоречи-
вости, но указания на то, что в поэме
«появляется герой сильный и смелый, об-
личающий и громящий нэповское мещан-
ство, обывательский быт», совершенно
правильны.
Налрасно А. Дымшиц лишь поэмой
«Про это» отраничил важнейший разговор
о Маяковоком-лирике, органически с0че-
тавшем в своем творчестве личные и об-
щественные темы. Ведь это имеет очень
большое значение для современной поэ-
зии, продолжающей традиции Маяковско-
ro. Особенно важно раскрыть понимание
Маяковским любви, как великой творче-
ской силы:
Любить —
это с простынь,
бессонницей рваных,
срываться,
ревнуя к Копернику,
ето,
a He мужа Марьи Иванны,
считая
своим
соперником.
К достоинствам работы Дымтица нуж-
но отнести то, что на протяжении всего
анализа в ней прослеживаются народные
истоки поэзии Маяковского. Великий поэт
видел в народном творчестве неиссякае-
мый источник поэтических образов. Бли-
ЕН ДИ
к
я = < Bane ion dt,
=
» pad
*>-
Монография о поэте
зость Маяковского к фольклору ощущает-
ся уже в дореволюционных произведениях,
но еще более отчетливо в пореволюцион-
ных. Эту близость Дымшиц видит не
только в текстовках Роста, но и во мно-
тих стихах, композиционно и структурно
сближающихся с народной частункой, а
также в пьесах и поэмах. Интересны на-
блюдения автора над языком «Мистерин-
буфф», которая и в прубоватом разговор-
ном стиле и в афористичности идет от
народного языка. Творческое использова-
ние поэтом фольклорных жанров и сти-
левых принципов особенно заметно в поэ-
ме «150.000.000». 4
Интересно анализирует Дымшиц исто-
рию создания поэмы о Ленине. Он пока-
взывает, как в ряде случаев ленинские
публицистические образы, например,
ленинские мысли и цитаты из статей
«Уроки московского восстания», «О новой
экономической политике», из речей и до-
кладов, входили. в плоть и кровь художе-
ственных образов поэта.
Очень большое место уделяет Дымияи
теме советского патриотизма, которая вхо-
дит в самую плоть поэзии Маяковекото.
Анализируя эволюцию темы и жанров
стихов о загранице, автор прослеживает
путь поэта от ‘лирико-декларативного во-
площения идем и чувства советского пат-
риотизма к сюжетным стихам, в которых
Ta же тема тордости своим социалисти-
ческим гражданством возникает из реали-
стически мотивированных фабульных си-
туаций.
В работе есть элементы об’ективизма,
иногда кажется, что Дымшиц «добру и
злу внимает равнолутно», создается Bire-
чатление, что он, например, не видит раз-
ницы между поэмами «Облако в штанах»
и «Про это».
Между тем, на пути Маяковского были
срывы, поэт их мужественно преодолевал
и последовательно шел к своему замеча-
тельному произведению «Во весь голос»,
этой своеобразной декларации прав социа-
листического человека. Кстати, в послед-
нем разделе работы, озатлавленном «Во
весь толос», отводится много места поле-
мике Маяковского с РАПП, но не наш-
лось почему-то места для разбора послед-
него произведения великого поэта.
Слишком мало внимания уделяет Дым-
ниц анализу стиха Маяковского.
В заключение хочется высказать еще
одно существенное замечание, которое ско-
рее звучит, как очет всему. коллективу
«маяковистов». Дымииц, как и другие
исследователи, рассматривает Маяковского
на фоне литературной борьбы в дореволю-
ционное и пореволюционное время, — это
xopomro. Хоропю также, что он поставил
проблему о предшественниках Маяковско-
го. Но, к сожалению, проходит мимо во-
проса о продолжателях традиций великого
поэта, иначе товоря, о Маяковском и со-
временной советокой поэзии. А между
тем, эта проблема сейчас особенно важ-
на: ведь не случайно все выступления на
прошлогодней дискуссии вращалиеь во-
крут этого главного стержня. Показать Мз-
яковского нашим современникам не только
в его поэзии, но и в живом творческом
продолжении его традиций современной co-
ветсокой поэзией — вот насущная залача.
IP.
3: и TIN
ELF
Лермонтовские места
° в Москве
В 1860 т. родственник М. Ю. Лермон-
това и близко его знавший А. НП. Шан-
Гирей в своих воспоминаниях 0 юности
поэта писал: «Через тод (т. е, в 1828 г.
— Ф. М.). Мишель поступил полупансио-
нером в Университетский благородный
пансион. и.мы переехали с Поварской на
Малую Молчановку в дом Чернова». 80 лет
эта запись не вызывала сомнений, и
всеми биографами поэта считалось, что
он жил вначале на Поварекой, а затем
на Малой Молчановке. Обычно точный в
своих воспоминаниях, здесь Шан-Гирей
совершил ошибку. Теперь на основании
новых архивных документов у нас есть
возможность устранить эту ошибку и
точно определить, где жил Лермонтов в
Москве в 1827—1832 гг.
Осенью 1827 г. ЕВ. А. Арсеньева при-
ехала со своим внуком И Юрьеви-
чем Лермонтовым в Москву /для продол-
жения его образования. В Москве у Ар-
сеньевой были родственники Мещерино-
вы, у которых она и остановилась. Дом,
в котором жили Мещериновы, принадле-
жал титулярному советнику И. А. Тоони
находился в Сергиевском переулке (Сре-
тенка).
Весною 1828 г. Арсеньева с Лермонто-
вым переехали на новую квартиру Ha
Поварской улице. Это был одноэтажный
деревянный домик, принадлежавитий «кза-
питанской дочери девице Варваре Мя-
хайловне Лаухиной, 63 лет>. (Сейчас ул. Во-
ровокого, 24). Арсеньева жила здесь с
Лермонтовым, его сверстником Н, Г. Да-
выдовым и с дворовыми. В 1829 г. к ним
приехало семейство Шан-Гирей: отен Па-
вел Петрович и его сын Аким. В домике
Лаухиной стало тесно, и Арсеньева со
своими домочадцами переселилась в с0-
седний дом на этой же Поварской (те-
перь дом № 26 на ул. Воровского), при-
надлежавший «вдове — майорской жене
Екатерине Яковлевне Костомаровой».
Весной 1830 т. (когда Лермонтов ушел
из пансиона, а не поступил в него, как
указывал Шан-Гирей) Арсеньева с Лер-
монтовым переехали на Малую Молча-
новку, в дом купчихи Феклы Ивановны
Черновой (сейчас дом № 2). Черновой
ее три дома — небольшой дом
4, где она жила со своим семейством,
дом № 2 с мезонином, который она сда-
ла Арсеньевой, и дом № Ш на Повар-
ской, который занимали Столыпины, Be-
рещагины и Бахметьевы. Рядом, в доме
№ 13, жили Сушковы, где часто бы-
вал поэт. В доме № 2 на М. Молчановке
Лермонтов жил с весны 1830 г. до сво-
его отезда в Петербург (летом 1832 г.).
Здесь, на Молчановке, жило семейство
Лопухиных (у них был собственный дом
на углу Поварской и Молчановки). В
1821—1831 тг. в доме Лопухиных ‘жили:
Александр Николаевич Лопухин — отец,
дети его: Мария, Елизавета, Дмитрий и
Алексей. Зимой 1831—1832 тг. приезжает
Варвара Александровна Лопухина
младшая дочь. К этому времени необ-
ходимо отнести серьезное увлечение Лер-
монтова Варенькой Лопухиной.
Местожительство Лермонтова, его род-
ственников, знакомых и друзей в выше-
указанных домах записано в делах ду-
ховной консистории, хранящихся в Мос-
ковском областном историческом архиве,
& чертежи и рисунки этих домов имеют-
ся в строительном архиве
Московского
‚городского совета депутатов трудящихся.
\ Ф. МАЙСКИЙ.
..\ Tht
=
> =) я
snes
rae
- il! а т
Wie
и
В Москве, на улице Кропоткина, 12, открывается постоянная выставка, посвященная жизни м творчеству В. В. Маяков-
сного, Слева — вход на выставку, справа — фасад здания выставки.
Зарисовка с натуры художника А. Рудович.
}
«Он курил и начал что-то рисовать на
Боробке резко черным катандашюм. Вее
время я смотрел на него. То’он улыбал-
ся, то становился задумчивым. то абео-
лютно снокойным. Штрихами он изобразил
голову человека. Пальцами on растирал
вокруг рисунка каранданую тень, — по-
тучилось очень выпуклое изображение го-
TOBE...
В этих нескольких строках, незначи-
тельных и случайных, есть внимательное
любопытство, любовный интересе к чело-
веку. старание ето понять.
Строки эти взяты из воспоминаний
Я. Равича о Маяковоком (сборник «Ма-
яковскому». Государственное издательство
художественной литературы. Ленинграл,
1940). Очерк Равича — один из лучиих
в книге. Это — простой и очень искрен-
ний по тону рассказ о стуленческой по-
ре жизни, когла юноше-автору Удалось
встрелить и полюбить громалного, слож-
ного человека. великого поэта пролетар-
ской революции — этажую махину! А
махина-то была нежна к людям. мечта-
тельна и проста. «Грубияна» Маяковекого
волновала полудетская мечта 0 поезлке в
Инлию, обуревала блаторолная жалность к
новсежневной горячей работе. раловала
привязанность начинающего автора. — и
этому случайному молодому знакомцу ве-
ликий поэт отвечал простодушной забот-
IEBOCTEH,
Очерк Равича — документ о настоящем,
невымлуманном Маяковском. Как и прутие
авторы воспоминаний. Равич, пожалуй,
многовато говорит о себе самом. даже
опубликовывает собственные. TOBOIbHO
длинные стихи. но в том-то и дело. что
говорит он ведь о своем отношении. 0
своем чувстве к Маяковскому. отправляет-
ся от себя к нему. а He «наоборот». и
9M отличает его от таких «мемуаристов»,
которые отправляются от об’екта к своим
биографиям.
Может быть. автор очерка етал профес-
епональным литератором, — это уже не
важна. Важно, что о Маяковском он на-
писал, как «обыкновенный человек»,
Да, для многих Маяковский был таким,
как WIA этого студента первой поры pe-
Borman. Даже больше, он был именно
Литературная газета
и № 15
надлежит миллионам любознательных и
пытливых людей — учителей, атрономюв,
техников. разбросанных по всей великой
стране и хранящих живую. реальную лю-
бовь к стихам и к образу «лучшего, та-
лантливейшего поэта нашей эпохи»,
Литературовелам. журналистам, пожалуй,
нехватает «простого» отношения к биогра-
фии Маяковского. Могут возразить, виро-
чем, что он и не был певцом людей обык-
новенных, а был певцом титанических и
сложных натур... Какое неверное возраже-
ние! Гиганты. силачи, для которых писал
и которым читал стихи Маяковский, это
силачи, сумевшие преобразовать нищую и
разоренную страну, вынести на своих
плечах колоссальный труд и трудности пе-
рестройки: вот они — «обыкновенные»
люди нашей эпохи, и для обыкновенных
сих Маяковский не был ни «грубияном»,
ни «нетюнятным», ни «чудаком».
А ненависть Маяковского к обыватель-
щине, столь тесно роднящая его с Горь-
ким, это отнюдь не высокомерие артиста
по отношению к простакам. — нет. это
страстная ненависть к мещанину. в какие
бы экзотические охеждь ни фялилея ме-
шанин!
В том же сборнике «Маяковскому»
есть очень интересный очерк Катаняна
0 знакомстве Маяковокого с Горьким. Чи-
татель узнает. что отношение великого
писателя к молодому Маяковскому отнюдь
не носило характера сентиментальной сни-
схотительности, похлопывания по плечу...
Горький. сначала ветупивииийся за юното
поэта-футуриста. в котором «что-то есть»,
не удовлетворилея литературной полеми-
ROH. — он закрепил свюе дружеское вни-
Manne к Маяковскому. прочно ввел его в
свой кругозор, сделал участником овоего
жизненного дела. Or> заступнического
«что-то есть» Горький перешел к упрямо-
му и залорному «они-—свое. ‘а мы свое».
Это уже не мепенатетве — это дружба
и товарищество в борьбе. Горький и Ма-
яковский — люди одного времени, одного
дела.
Исследователь причуд. изысканный ме-
муарист не узнает правды о Владимире
Владимировиче. Человеческую уемешкх та-
кой исслелователь примет за нечто «мно-
гозначительное», минутную горечь ToHa—
за пессимизм или мизантропию, резкость
— за эпатаж ит. x. № тому, кто любит
Маяковскоге, тому, кто им верит,
огромная шроетота
поэта. искренность незатцииценность
этой храброй души.
Человеческая или, верней, литературо-
ведческая пенхика так устроена, что У
знаменитого писателя или артиста всегда,
предполагается некая «тайна», Тайна
Маяковского «велика есть» для празлных
эстетов; она ясна и проста для тех. кому
он с уважением и любовью адресовал свои.
Стихи.
Тайна Маяковекого в том. что он ни-
когда не был скептиком.
В литературе это качество драгоценней-
шее. Писатель , наблюдательно притлялы-
вается вк жизни. он знает о ней слишком
много. Искусный поэт, как и актер. вла-
деет техникой выразительноети. Он учи-
тывает звучание букз, ход ритмических
кривых, обаяние пауз. — и случается
порой, что техника выразительноети ста-
новится мастерством имитации интонаций.
Техническое умение владеть сердцами чи-
тателей или слушателей плюс знание
жизни — не порождает ли это в созна-
нии неустойчивом и слабом наклонность
к высокомерному скептицизму. к некоей
«аристократической» иронии? Тем более,
чТо труд виртуоза зачастую непланомерен,
не несет в себе. суровой необходимости
кажлодневного рассчитанного долта. В ми-
ре старых отношений артист нередко ста-
новитея «призраком среди живых».
Есть глубочайшая историческая спра-
велливость в том. что в конечном итоге
зыбких и мимолетных слав нарол coxpa-
няет и чтит веками имена тех поэтов, ко-
торые выдержали один из самых <траш-
ных искусов мастерства: искус скепти-
цизма.
В той же книге 0. Форш в очерке «В
Париже» (очерке, по-моему. чересчур пре-
тенциозном и деланном) рассказывает о
некоем мосье Франсуа. Этот мосье в ожи-
дании приезда русского. большевистского
поэта философствовал, оперируя цитатой
из какого-то молного скептика о призна-
ках якобы зрелости нации, «когла люли
уже ни во что не верят и толькю стре-
мятся жить ограниченно и красиво».
Вот прогивником этой-то ограниченной
красивости был Владимир Маяковский. —
He только литературным противником. оп-
понентом, но и Еровным, воинствующим
врагом всяческого скептицизма и призрач-
ного существования.
и
^ ммш ЗКИВОЙ и ЭФЕМЕРЫ
их поэтом. И правла о Маяковском при- ясна прежде воето
Ирония его не имеет ничего общего 6
аристократическим высокомерием «высоко-
брового»: она искренна, гневна и горяча.
‚ быть может. категорическое отсут-
ствие аристократизма, лурного артистизма,
скепсиса — это и есть та роковая черта,
которую никогда не могли простить Ма-
яковскому (так же, как и Горькому) ero
враги!
Не сложность, а простота, не ломанье,
a глубочайшая исхренноеть красили ero
творчество в чудесный пвет жизни. Будь
Маяковский в творчестве своем холоден,
фиглярничай он и ломайся, — это про-
стили бы ему в конце концов те. кто
не могли простить искреннюю ярость и
действительную страсть.
Маяковский явился на Парнас поэзии
$ улицы, которую он любил, как ребенок
и как трибун; он пришел, как пришли
сотни тысяч «плебеев» — лелателей жиз-
ни. Маяковский жил без маски,
Очерк Равича кончается так: «Однажды
весенним утром, в окрестностях военното
лагеря посмотрел я влаль. Там... маячил
высокий силуэт человека. Может быть,
это был тракторист из ближайшей МТС,
& может быть, командир, возвращающийся
в лагерь... Но почему-то высокая фигура,
в просторе поля напомнила мне живого
Маяковского»...
Вероятно, это плюхо. как литературный
прием — излишне патетично и слегка
безвкусно. (Весь очерк вообще натисан
не блестяще). Но, кажется. это... вовсе
не литературный прием, :
А, пожалуй. и многое в стихах Влали-
мира Маяковского, что казалось иногла
литературоведам фокусом, — тоже не
прием и тем менее фокус. Не «прием-
чик», а потрясающая поэтическая правха
плюс совершенная техника.
То. что скептикам казалось непомерной
высотой ходулей, былю действительным
человечьим ростом, То, что на слух эфе-
мерных созданий гремело. как «трубный
глас» из усилительного рупора, есть под-
линный и простой человечий голое поэта.
Маяковский — реальность. Олна из чу-
деснейших и навек неот’емлемых реально-
стей нашего времени. Карнавальным эфе-
2
Оо
Обычно так издают стихи. Портатив-
ный, изящный томик. Его удобно носить
с собою постоянно и, как бы невзна-
чай, читать и перечитывать.
«Коротк! 1сторй» Юрия Яновского —
проза, но в ней больше поэзии, чем во
многих стихах, и поэтому ее можно чи-
тать несколько раз.
НОВЕЛЛЫ Ю. ЯНОВСНКОГО
«Легенда о птице» поместилась Ha
трех маленьких страничках. Это сказка-
миниатюра. Удивительно, как много смы-
cla вложено в ее простую фабулу. У
Ленина была прирученная птица. Ее по-
дарили ему рабочие в далекие годы си-
бирской ссылки. Птица — мечта рабо-
чих. Послал Ленин птицу в чужие края.
Облетела она моря-океаны, возвратилась
в Москву, видит — Ленин в гробу.
Покружилась птица над Красной пло-
щадью ‘и села Сталину на плечо, И по-
вел Сталин людей.
Кратко и выразительно написаны и
другие новеллы.
Бабусе Одарке много-много лет. Она
на два года моложе Маркса. Ей было
пятьдесят, когда родился Ленин. Она
рассказывает своим гостям — автору и
генералу Лукачу — о временах, давно
прошедших. Когда ей было семнадцать
лет, к ним в хату зашел парубок. Неиз-
вестно откуда и взялся. Сел и начал ри-
совать. До сих пор бабка не знает, кто
был тот парубок. Только рисунок его
она свято хранит.
Юр Яновський. «Коротк! 1сторй». Ра-
дянський письменник. Льв]в, 1940.
ИЗБРАННЫЕ СТИХИ Г. ГЕЙНЕ
Сборник избранных стихов Гейне, вы-
шедший к 85-летию со дня смерти по-
эта, представляет для массового читате-
яя горазло болыний интерес, чем может
показаться с первого взгляда. Состави-
телю сборника А. Дейчу удалось в ма-
ленькой книжке, содержащей всего 50
стихотворений, показать все разнообра-
зие лирики Гейне и, что особенно важ-
но, — наряду со старыми, уже неолно-
кратно печатавшимися переводами поэ-
тов-классиков и крупных советских пе-
реводчиков (Лозинского, Тынянова,
Шенгели и др.) дать новые переводы (в
большинстве сделанные В. Левиком).
Молодой поэт-переводчик В. Левик
уже известен прекрасными переводами
лирики Ленау и новым (седьмым на
русском языке) полным переводом поэ-
мы Гейне «Германия». Основным досто-
инством переводов В. Левика является
их мелодическая близость к подлинни-
ку, простота и безыскусственность инто-
наций, полностью передающих характер
гейневской поэзии. У большинства рус-
ских переводчиков ХХ в. своеобразная
мелодическая прелесть неровного гей-
невского стиха ночти совершенно про-
падала из-за механического сглаживания
размера, чаще всего передаваемого пра-
вильным амфибрахием с многочисленны-
ми вставками «для затычки». Блоку при-
надлежит заслуга введения гейневского
дольника в практику русских переволов.
Но последующие переводчики, отказы-
ваясь от правильного размера, нередко
превращали стих Гейне в рифмованную
рубленую прозу. Левику удалось уло-
вить внутреннюю закономерность неров-
Г. Гейне. «Избранные стихи». Библио-
Teka «Огонек» № 8. Изд. «Правды». М,
1941 г.
Против новых господ, раздирающих
страну на части, ‘против новой буржуа-
зии, а главное — против нового закона
6 смертной казни, выступил впервые в
стенах университета тихий, задумчивый
студент Петрас Тиленис,
Он говорил о борьбе рабочего класса
за свое освобождение, он призывал к
сопротивлению властям и предсказывал
победу. Студенчество заволновалось. Был
мом смертной казни, этот протест сту-
денты распространили в печати и по
всей, стране.
Петраса арестовали. Много горя вы-
несла его несчастная мать в отсутствии
сына. Ее упрекали, что она вырастила
безбожника. А она мечтала, дав сыну
образование, увидеть его ксендзом. He
сбылись мечты матери. Петрас вернулся
из! тюрьмы в родную деревню, но наот-
рез отказался пойти в костел. Под влия-
нием ксендза отец выгоняет Петраса из
дому.
Казис Борута.
солнце на
гос. изд-во.
«Он ушел
своих плечах».
Каунас. 1940 г.
ПУТЬ
«Я, милый, наблюдаю
роду... понимаешь ты? После я напишу
картину...» ,
способом, как и я...» Эта беседа с родо-
начальником русского реалистического
пейзажа произошла на самой заре от-
рочества выдающегося гравера.
Художник и рядовой читатель,
спе-
циалист-гравер и историк быта — с оди-
наковым интересом прочитают эту книж-
ку. «Жизнь русского гравера» — это в
одинаковой степени и мемуары мастера,
который по роду своей творческой дея-
тельности вращался в самой гуще худо-
жественной и издательской среды Мо-
сквы и Петербурга, и рассказы бывало-
го человека, которому очень много
пришлось не только перевидеть, но и
пережить за свою долгую и трудную
ЖИЗНЬ,
Сын николаевского кантониста,
Иван Павлов рано познакомился с нуж-
дой. Мальчиком он был отдан в гра-
верную мастерскую Рихау, где царили
жестокая эксплоатация детского труда,
оскорбления, унижения, побои.
Тяжела была жизнь’ рядовых русских
людей в ту бесправную пору. Вторая
встреча И. Павлова с художником Сав-
расовым, уже дряхлым, спившимся ста-
мерам. аристократам от искусства история РКом, питавшимся подаянием, произощ-
платит, как в притче о Ходжа Насрелди-.
не, только «запахом супа за звон золотой
I приналлежит
TEM, вто действительно жил: он достается дакция и комментарии М. П.
монеты». Дар бессмертия
поэту тяжелой и реальной ценой.
РЕНИ НЕННЬ ЛЬ
И. Н. Павлов, засл,
кусств. «Жизнь русского
деятель ис-
кова, «Искусство». М.-Л. 1940 к.
2 ПА
ПОВЕСТЬ НК. БОРУТА
составлен протест против введения сей- .
И одинокий юноша, не понятый даже
любимой девушкой, уходит в жизнь, на-
принести
Литовское
«Что жеты тут, дедушка, делаешь?» —
природу... При-
— «А кто же ты такой бу-
дешь?» — « художник Саврасов...
Учись и ты наблюдать природу... Под-
растешь, нарисуй картину таким же
гравера». Ре-
Сокольни-
ee
anne D
~
С трудом поднялась бабуся, а
сундук и подала гостям пожелтев
лист бумаги. Гости увидели девушку не-
обычайной красоты. А внизу, Bon ner
ретом, скромная подпись парубк
«Т. Шевченко»...
Десятилетний мальчуган «Чапай», Kom
хозница мать четырех ое
красноармейцев, гуцул Васыль amu.
чук.. Один за одним проходят перед
читателем образы, как бы вылепленные
самой жизнью.
Юрий Яновский
умеет подбирать вме-
стительные слова. Для народной сказки
они отбирались коллективно. Яновский
делает это один. Тем ценнее его труд.
Традиции народной поэзии не тянут его
назад; легенды окрашены современно-
стью — наши дни овеяны у него леген-
дой. Он владеет тем, что мы назвалик. бы,
чувством романтического, OCOOOH, ем“
одному свойственной манерой изображез
ния. Слово у Яновского действует, как
сильный источник света. Все обычное,
будничное. вдруг начинает сверкать, ста-
новится прозрачным, просвеченным на-
сквозь — будь то человек, событие или
какая-нибудь, на первый взгляд, мало-
значительная деталь пейзажа.
И еще одна черта. Все четырнадцать
новелл Ю. Яновского публицистичны. Не
потому только, что написаны они в
связи с крупными событиями — выбора-
ми в Верховный Совет, освобождением
Западной Украины, например, а потому
еще, что в их маленькие размеры вло-
6 шая идея.
Е er В. МИХАЙЛОВ.
ного ритма и сделать естественными
ритмические перебон.
Нелегкая задача переводить «Лоре-
пею» после Блока. Тем не менее пере-
вод Левика является новым шагом на
пути к поэтическому претворению этого
шедевра на русском языке. Левик умеет
передавать самые разнообразные оттен-
ки поэзии Гейне: и тонкую лирику при-
роды («Бродят звезды - златоножки»)
и описательные моменты («Печаль, пе-
чаль в моем сердце») и типичную для
Гейне смесь лирики с иронией («И был
в начале соловей», «Завиловать жизни
любимцев судьбы»). Преимущества
В. Левика становятся особенно ясны при
сравнении его переволов со старыми,
даже хорошими переводами тех же сти-
хов:
Мой день был ясен, ночь моя светла,
Всегда венчал народ мой похвалами
Мои стихи. В сердцах рождая пламя,
Огнем веселья песнь моя текла.
И возьмем это же стихотворение в
старом переводе:
Мой день сиял и ночь моя светла.
Народ встречал рукоплесканьём ярым
Ту лиру, что слепительным пожаром
Так много душ сочувственных зажгла.
Мы видим, что Левику удалось сохра-
нить лирическую приподнятость оригина-
ла, избежав ходульной риторичности
«ярых рукоплесканий» и «слепительного
пожара».
Лишь в редких случаях чувство меры
изменяет талантливому. переводчику; и
тогда он слегка приукрашивает Гейне
(«Отчего утратили розы красу»). Прав-
да, такие строки являются исключением,
Г. ГУППЕРТ.
деясь на своих плечах принести солнце
для своей измученной родины. Мечта-
тель-одиночка, Петрас Тиденис бросает
университет. Он становится учителем в
глухой отсталой деревеньке, ибо твердо
уверен, что для взрыва необходимо пол-
готовить почву. Юноша не понимает,
что, оторванный от сплоченной массы
трудящихся, он заранее обречен ва
неудачу.
Но вечерние курсы для молодежи и
чудесные сказки о звездах, о лучшем
будушем родины привлекли внимание
властей. Петрас опять попадает в тюрь-
му, теперь уже навсегда... Он умирает
от чахотки.
-- «Солнца! Солнца!...>—громко вздохнул
он последний раз и утих навеки, только
широко раскрытые глаза еще светилиь
радостью, словно ови видели в сумер-
ках камеры восходящее солнце...»
Эта лирическая повесть о мужествев
ном борце литовского народа создава
лась Казисом Борута в разное время, в
течение семи лет, с 1928 по 1935 г. Оче
видно, это послужило причиной некото».
рых ее слабостей, но в целом повесть
написана сильно и волнующе. . г
Р. ЯНУШКЕВИЧ.
МАСТЕРА
ла на Хитровом рынке. Да и когда вам
гравер, после двадцати лет непрерывной
и тяжелой работы резцом по дереву,
мастер, на гравюрах которого нажили
не один десяток тысяч рублей ero He
датели, заболел и слег в больницу,—оя
5ыл брошен на произвол судьбы. Впрочем,
Павлов получил два «подарка». Издатель
‚Ступин прислал ему 10 рублей, которые
впоследствии были вычтены из его пер“
вого гонорара, а «Т-во Сытина» пода
рило ему... целую четвертную.
Только последние 23 года своей жиз-
ни, в советский период своего творчеё»
ства, И. Н. Павлов сумел полностью раз»
вернуть свою творческую энергию в ка
честве художника-гравера и педагога.
В этих воспоминаниях мастер расска-
зывает о том, как он из жанриста «по
необходимости» в 90-х годах › прошлого
столетия постепенно превратился в пей“
зажиста. В пейзаже он всегда ловил ка
лейдоскоп сменяющихся очертаний, ли
ний, красок, общий лейтмотив = цвета
«гравюрность» впечатления. Так были
впоследствии созданы его альбомы и
серии гравюр об «Уходящей Москве»,
«Московских двориках» ит, д. .С интере
сом будут прочитаны страницы книги,
посвященные организатору граверных
классов в московской Школе живописи,
зодчества и ваяния — С. С. Голоушеву
(Сергей Глаголь), врачу, художнику, хи=
MHKy, литографу, граверу, писателю,
Любопытно описание «сред» В. Е. Шма-
рова, у которого собирались московские
художники. «Среды» иногда посещались
Шаляпиным, трагиком Малого театра
Sa ae журналистом Гиляровским
Ц. NJOTKHE, ‚,