72

#

ПРАЗДНИК

Михаил ПРИШВИН

Признаюсь теперь, что слышать елова

” «Дом творчества» (Малеевка) мне было
смешно, мне казалось, что учреждение и
творчество — понятия несовместимые. Но
когда я сам попал в эту Малеевку, почи-

тал, поиграл на бильярде, и сам напи-
вал кое-что, то мое представление о доме
творчества переменилось; оказалось, но в
словах дело, а в самой работе: тут все
отлично работают и знакомятся друг ©
тругом непринужденно. Нигде у писате-
>й, кроме как в Малеевке, не слыхал я
таких душевных разговоров.

Вот сегодня, накануне мая, за круглым
столиком в гостиной меня окружили мо-
лодые писатели и стали выспрашивать ©
том. о сем. Я скоро понял, что им надо
т меня: я для них писатель, из которого
что-то вышло, а каждый из них, и раз-
вязный, и ‘скромный, про еебя втайне ду-
мает: «Неизвестно, выйдет ли что-нибудь
меня».

— Вы-то, — спросили меня, — вами
чувствуете ли удовлетворение в своих до-
стижениях? : :

— ff avo стал чуветвовать, — ответил
я, — с тех пор, как мне перестала ме-
шать необходимость в признании и славе,
И через это я перестал чуветвовать себя
маленьким человеком. Прежде мне хоте-
лось писать, чтобы обо мне говорили. Те-
перь же славиться не имею ни малейше-
го желания, & писать еще больше хочет-
ея. В этом я доволен собой.

4, — Но если признание, почет, слава от-
„сдают, т) какой же мотив для движения
вперед?

— Праздник жизни, — ответил я, —
лу праздника, всеобщего рабочего мая,
вечного в своем повторении.

И рассказал им, что воспитал в себе
это чувство праздника не как отдыха и
средства для лальнейшей работы, з Kak
желанной цели, завершения высшего твор-
чества жизни. Я воспитал это в себе, на-
блюдая в природе лет уже сорок без пе-
рерыва движение весны, начиная от фев-
ральских метелей и кончая майским pac-

— Ш я. вель. лоузья мон. — сказал

я, — пишу о природе, сам же только 0

людях и думаю, `Когда пройдут февраль-
ские метели, все лесные существа мне
становятся, как люли в стремительном IBH-
жении к их будущему Маю. Тогда в каж-
дом мельчайшем семечке таится будущий
праздник, и все силы природы работают
на то, чтобы ему процвести. Я тоже уча-
ствую в этом и помогаю.

Больше всего в это время я люблю ит-
ти, задумавшись, по нагреву лесной опу-
шки. Идете вы и видите, как выходят
на опушку леса березки, греются в тен-
лых лучах между елками, и тут же стоат
разные сухие травинки. Вы идете вдоль
опушки и не глядите на всею эту ме-
лочь. КВакая-нибудь былинка длинная,
желтая, с пустым колоском из веех сил
добивается вашего внимания. Случайный
ветер — сквозняк — номог ей, она кач-
нулась, поклонилась, и тогда © поднебее»

ных высот вы спуекаетесь к Heli, Ha-

клоняетесь, с удивлением разглядываете,
изучаете эту желтую длинную сухую бы-
линку с пустым колоском.

Это внимание открывает вокруг на сне-
гу темные точки ве семян, выбитых зи-
мой шеглами. Вы находите в самом ко-
лоске одно уцелевшее зернышко, завер-
тываете его в бумажку и дома опускае-
те в пветочный горпюк. и, поверьте мне,
первого мая новой зеленой былинке, взра-
щенной при вашем учаетии, вы . радуе-
тесь, как всему маю. А в радости этой,
конечно, не простую траву — самих
людей чувствуешь и веришь, ‘что дождем-
ся мы праздника, не как передышку от
одной войны до другой, а такого всеоб-
щего рабочего мая, побеждающего войну,
как лучи весеннего солнца побеждают мо-
роз.

С искренним одобрением ответил один
из писателей:

— Такой оптимизм!

— Только это не мой оптимизм, —
ответил я. — Этот оптимизм таится в

пветом растений и песнями всех птиц. каждом семечке.

 

МОСКВА

Илья СЕЛЬВИНСКИЙ

Я люблю Москву так, как можно лю-
бить сонаты Бетховена или поэмы Гете.
Это как произведение. „Но дело тут не
Только в архитектуре; тотоили другой ше-
девр стекла и камня еше не делают Мос-
квы. Москва для меня — это как бы
огромный лирический узел. Это прежде
всего — ощутимое присутствие вождя,
подобное ощущению океана в портовом
городе, гле. даже не виля волы. чувству-
инь ев свежесть и ветровое ее дыхание.

Затем — это педлинная культура мил-
тионов. Москва хочет знать! Хочет так,
как ни один город, а, может быть, на
одна страна в мире! Ее афиши, плакаты,
об’явления 0 докладах, циклах лекций,
вечерних курсах и воскресных универси-
тетах, посвященных философии. истории,
экономике, эстетике, итальянскому Воз-
рождению, французской живописи.  Ари-
стофану, Бальзаку. Маяковскому. — бу-
поражат, волнуют и увлекают в чудес-
нейшее из путешествий... В Москве мож-
во стать образованным, He имея никако-
го образования,

Наконец, Москва — это лиризм на-
ций, населяющих . СССР. Вы видите на-
родного певца Казахетана,  емотрящего
«Лебединое озеро», и ‘понимаете, что он
считает это зрелище чем-то неземным и в
то же время кровно связанным с Москвой,
страной чудес. но чудес его родины —.

. Вы слышите «Короля Лира» на
еврейском языке или «Кровавую свадьбу»
на цытанском и чувствуете в этих спек-
таклях межлунаролный язык искусетва и
вто же время язык, пронизанный револю-
цией. Я подумал а том, сколько же в Мо-
скве вообще национальных театров, музеев,
выставок постоянных и временных, гасть
рольных демонстраций и концертных пока-
зов больших, средних и малых наших рез-
публик? И понял. что Москва = это дей-
ствительно интернациональный город. живя”
в котором, чувствуешь масштаб мира.

Сильна любовь нашего народа к BYJb-
туре. Там, где народ до такой степени
жаждет истины и красоты, —— можно быть

‘уверенным в-его будущем.

СЧАСТЬЕ ХУДОЖНИКА

Ю. ЛИБЕДИНСКИЙ

 

Жить в стране, представляющей собою
ограждениый мудростью Сталина сад, В
котором уже  поднялиеь неисчислимые.
рестки не только завтрашнего. но да-
He послезавтралинего дня человечества,
‘—поистине не может быть большего
ечастья для всякого истинного художника.

Только б не стать ворчливым брюзгой,
который э новом говорит: «это было»...
Только б не стать «умилягой», который
сюсюкает. готовый принять з» новое лю-
бую подновившуюся. старину:

Только б не потерять остроту глаза и
уметь различить в сегодняшнем эти’ туго,
как кулачок новорожденного, стиснутые,
крепко свернутые почки неисчислимых

« бегов коммуниестического счастья чело-
 вечества.

toe

 

КОГДА ТЕБЯ

С. СЕРГЕЕВ -

ПЕСНЯ — МЕЧ

Знанья. мало, коли ты
Сердцем холоден и сух.
Нужен нам и взлет мечты,
Благородный, пылкий дух.

Все, что может их растить,
Надобно хранить и чтить.

Да, и звон газелл могу

Счесть я фронтом боевым.
Если — фронт, его врагу
Оставлять нельзя пустым.

Песня — меч. У нас она
Лучшей в мире быть должна.

Перевод Ц. БАНУ.

РАЗГОВОР В ЗЕМЛЯНКЕ  

Бор. ГОРБАТОВ

 

Это было год назад, на реке Вуовси-
Вирта, на острове Ваасик-Саари, который
мы для удобства называли просто Ваеь-
киным островом. Семь суток дрался наш
полк за Северный берет, и немало моих
товарищей осталось здесь навсегда.

В те лни я научился многому. Я узнал,
как исчезают ‘леса, когда наши артилле-
ристы начинают методически «обрабаты-
вать» гектар за тектарюм землю против-
ника. Я увидел, как простые парни. зна-
комые мне по лагерю, по мирной, гарни-
зонной службе, становятся героями.

Ho не это вспоминается мне сейчас.

Вспоминается мне ночь на 10-е марта,
землянка, печь е прыгающим на ней чай-
ником и длинные ноги старшего политру-
ка Третьякова. Третьяков только что вер-
нулея © передовых. Он промерз, устал и
теперь © наслаждением вытянулся во весь
свой длинный рост на соломе. Нов зем-
лянке было тесно. Третьякову пришлось
«размещаться» под. столом, длинные поги
его проходили под коленом печной трубы
и терялись где-то в соломе, на которой
мы лежали,

Тогда-то и началась наша беседа. Но
странное дело: говорили мы не о войне,
не о бое, не об этой тревожной ночи, что
текла сейчас над нашей землянкой, —
говорили © литературе.

Се всех сторон обруптилея на меня пе-
рекрестный огонь вопросов: что пишет
Леонов? Что создает Твардовский? Над чем
работает сейчае Федор Гладков? И пох
этим огнем я, ей богу, почувствовал себя
значительно менее уверенно, чем под
огнем финских кукушек.

Я убедилея вдруг в TOM, что ностыд-
но мало, плохо знаю о том, как живут и
работают мои товарищи по литературному
фронту. И это было стыдно, как стыд-
но не знать, что делает в бою твой со-
cex. Я убедился затем, что к нашей нпи-
сательской работе здесь относятся сурово
и требовательно. и на эТи требования от-
ветить нечем: мы пишем мало, и пишем
часто не о том, что волнует, мучит, тре-
вожит BOT этих славных парней из зем-
лянки на Васькином острове.

Может быть, впервые в жизни я € Ta-
кой ясностью понял, чем должна быть
наша литература: это, как патроны, как
хлеб, как знамя в бою.

CHPOCAT..

ЦЕНСКИЙ

=

Когда тебя спросят там, куда ты Идешь,
Как у нас колосится рожь,

Ты скажи: — Урожай у

нас будет таков,

Что нехватит для ржи закромов!

Когда тебя спросят, как

гадают у нас

* Невесты в полуночный час,
Ты скажи: — А зачем и о чем им гадать?

Ведь красивее их не сыскать.
Когда тебя спросят: — Ну, & как женихи —

Сильны, удалы,

лики?

Ты скажи: — Женихи — молодцы наподбор:
Станет рать, что дремучий бор!

ки

4
{

OLY

ake

В ПОЛНУЮ СИЛУ

Вячеслав КОВАЛЕВСКИЙ

fl mew no берегу моря.

Мокрый песок кромки Out naoten. To
этой легкой для ноги тропе можно. было
итти без конца мимо виноградных садов
и песчаных люн Бимлюка.

Свет  предзакатного солнца, како брон-
зовая пыль. был тонко взвешен в в9зду-
хе. В этом свете все видимое вокруг меня
и невидимое вышло за пределы евоего
обыленнюто смысла. —= предметы ‘стали
значительнее и совершеннее. ’Выброшен-
ные морем ракушки, мельчайший  каме-
шек на моем пути и любая тореть пес-
ка лежали в этот чае, как соверненней-
шие образцы тончайшей работы. ;

Из-за ближайшей косы вышел на рейд

баркас рыболовецкого колхоза. На’ спокой-
ной воде он казался пругив ‘света огром-
ным и точным. Широкогрудые рыбаки не
торопясь начали опускать в море сети.
Я знал, ‘что улов. будет богатый.
\И меня вдруг начала томить страст-
ная тоска, желание научиться работать
безукоризненно точно, не обедняя мир,
изображать его в полную силу и добить-
ся в своем деле такого совершенства, что-
бы моя работ» хотя бы в самой малой
доле вошла в общую сокровищницу pa-
дости моеге народа.

На Нрасной площади

 

 

BIG BONY  

Федор ГЛАДКОВ

Ham реализм — действенный, револю-
ционный, большевистски-актгивный, Kak
орудие борьбы, ‘как сила политического
сознания. как воспитатель борца, деяте-
ля, красавца-человека,.

Труд, борьба, пюди великих лет. ге-
роизм в быту, повседневность. как герои-
кз, и подвиги, как быт; мятежные и хдер-
‘зновенные замыслы и ищущая мыель. но-
вые отношения и, человеческая мораль—
одним. словом, небывалый в истории че-
лоБечества круговорот новых могучих сил
и творческой воли — вот что питает co-
цизлистическую литературу. И смысл co-
цизлистического реализма =— в глубоком
и ярком отражении этого наступательно-
го движения действительности, в воздей-
ствии на эту действительность. в пости-
жении великах проблем эпохи, в создании
типических ее характеров =— людей, ‹о-
зилающих и движущих нашту жизнь впе-
ред и выше.

Социалистический реализм требует не
вообще правды, но правды конкретной,
нашей, коммунистической. Писатель на-
ших лней — ‘не холодный наблюдатель,
а полон огня и страсти. Он — етрогий,
предельно правдивый живописец, Ho и
пламенный трибун. !

 

oo

«ТЫ МОЖЕШЬ

Александра

Однажды. в разговоре, Антон Семенович
Макаренко сказал © ком-то:

— Замечательно красивый был
век!

Но тут же засмеялся:

—— А рирочем, на меня не очень пола-
гайтесь! Моих красавцев проверять надо:
у меня все — красивые...

— Kar же это так — все? — епро-
сила я. ‘ ‘ 4

— А так. что все! Мне вее люли по-
чему-то красивыми кажутся...

— И даже — Икс?

— А разве Ике — не красивый?
искренне удивилея Антон Семенович.

— По-вашему, может, и Игрек. — m-
же красивый? ;

— А как же! БВрасивый...

— И. 361?  

— Ну, Зет похуже, конечно:.. Ho see-
таки посмотрите, какой y него’ лоб, а?
Как хожит, как говорит!.. Нет, и Зет —
красивый.

Мы тогда посмеялись над «собственной
эстетикой» Антона Семеновича. И только
позднее я поняла: это — не было абер-
рацией вкуса. Это не было «полюби нас
черненькими», — вель OH не самого се-
бя навязывал в красавцы другим людям,
2 в них умел видеть красоту! Не быль
в этом и христианской уравниловки: «все
черненькив, все прытают»... А была B
этом горячая любовь. мечта © красоте,
которая заставляла А. С. Макаренко ло-
вить и подмечать малейшие  зернышки
прекрасного и действенно помогать людям
раздувать в себе эти намеки — огонечки
в большое пламя. ba

Антон Семенович. подозревал наличие
прекрасного в каждом советском человеке.
На основании этого подозрения он аван-
сировал человеку уважение. И. тогда. «за-
юдозренное, ирекрасное» почти всегда
оказывалось явью! Потому что, во-пер-
вых, вам Антон Семенович умел выковы-
рять это из человека, а, во-вторых, «1ю-
хозрение» в прекрасном и звансированное

чело-

‘

БРУШТЕЙН

уважение обязательно приппоривали за-
полозренных к тому, чтобы это «подозре-
ние» оправдать.

Вазарменная. официальная  дореволю-
ционная педагогика нодходила к самому
милому ‚ребенку с уверенностью в том, что
он, — потенциальный бандит, которому
втайне хочется. играть со спичками или
ковырять в носу. Она пугала ребят «бо-
LEM оком». которое-де видит их даже
в темной уборной. А детская литература
с удовольствием. расписывала. как дети-
поджитатели гибпут в пламени, а детя-
ковырятели вынуждены возить иа тачках
свой пос; разлувшийся ло размеров ги-
гантской тыквы. От всего этого самые
кроткие дети. неудержимо хватались . 3a
спички и_за. носы... . ~

А. С. Макаренко подходил в детям,
страшным, грязным, часто — больным
и преступным. Сквозь эту ужасающую
] ввешиюсть он видел в них то детски
милое и человечески прекрасное, чего
не видели другие. Он видел возможность
приобщения их к труду, возможность воз-
рождения их трудом. Он авансировал им
уважение, как к булущим членам совет-
ской трудовой семьи, — и с его помо-
шью они действительно начинали заслу-
жизвать этого. В этом была его сила, еила
восритателя люлей. преобразователя. жиз-
ни. Так, другой мечтатель и преобразо-
ватель, И. Мичурин, умел провидеть. в
какой-нибуль уссурийской  рябине или
дикой ( кавказской груше те скрытые
свойства, которые Toy ero рукой давали
RYALTYPY новых замечательных плодов...
В эюм. — думается мне, — сек-
рет не одной только педагогиви, ни
всяческой «инженерии человеческой ду-
ши». В умении видеть жизнь ‘не - глаза-
ми регистратора & глазами поэта. В же-
лании ‘не только протоколировать ‘экру-
жающее; но активно. вмешиваться в
жизнь, подсказывать, вызывать,  пюдби-
вать людей на трул, на борьбу за луч-
шие илезлы коммунизма, внушать чело-
веку: «Ты можешь!»...

Zor oy

TP

Виктор АВДЕЕВ

В колонии для беспризорных, rye a
жил, быма своя лекарственная плантация.
Однажды, когда мы рыли ямы под шал-
фей, небо затянули мутно-черные тучи. и
разразилась гроза. землю вонзались
молнии, точно кто-то с пеба бросал отнен-.
ные копья, железный лязг грома походил
нз отзвук от их падения. Мы побросали
лопаты и кинулись под деревья. Разгул
стихии нагнал на всех страх, каждый
боялся, что его ‘убьет.

По тлинистой почве сразу потекли

РУЧЬИ.
— Пропали теперь наши ямы, — ска-
зал один из ребят, — ополэни пойдут,

молчали. Внезапнэ старость груп-
пы стал проворно снимать рубаху.
— Пойду прикрывать. Ребята, кто со
мной? Ведь даром пропадет работа.
Мы переглянулись. Тогда староста но-
бежал сам, и тут за ним, нерешительно,
один за другим последовали веёе воспитан-

 

УД

ники, Мы начали накрывать ямы бухим
хворостом. лежавшим в осиннике у ме-
жи, отводить ручьи. Постепенно испуг
прошел, и появились то бесстрашие и
самоотверженность, какие возникают, ког»
да чувствуешь себя слившимся с друж-
ным коллективом.

Гроза прошла, выглянуло солнце, ямы
были сохранены: труд переборол стихию.

Й теперь. когда над миром идет болев
страшная гроза, — мы. граждане одной
шестой земного шара. должны еще лруж-
нее сплотиться и еще упорнее выполнять
свое дело. Я верю. что наша великая
страна, которая возвышается нал миром,
как знамя своболы, своим славным тру-
дом спасет почву, в муках возделанную
тением человечества — иначе и не может
быть © народом, который зпитал `совер-
шенные, гуманистические идеи марксизма-
ленинизма. И тогда над миром воесияет
солнце для того, чтобы больше не захо-
ДИТЬ.

 

ПРИЗЫВ

ВЕСНЫ

Лев КВИТКО

Как весел бег весенних вод,
Пронизан воздух солнцем мая
И голубеет небосвод,
Улыбксй ласковой сияя.

Нынешняя весна говорит мне иное, чем
все мои прежние весны. Никогда я еще
не слышал от окружающей меня природы
такого‘ ясного, почти человеческого языка.
Я пробовал перенести его на бумагу, уло-
жить в ритм и рифмы, но ‘все расплы-
лось.

Услышанное все же звенит в ушах, не
дает покоя, жжет меня. Если перевести
это на человеческий язык, наскоро, при-
близительно. то оно булет звучать, быть
может, так:

— Мы, булькающие ручейки, что бе-
жим, сливаемся и бежим дальше е при-
горков в волну. к рекам, смывая по до-
Тоте остатки погибшей зимы, напоминаем
вам, что и на западе бегут ручьи, но там
эте ручьи крови, вопиющие и не унося-

щие зло, увеличивающие его; вы же, е9-
здавшие себе возможность мирно и счает-
ливо трудиться, помните 06 одном: кре-
пите свою мощь, крепите свою mont!

— Мы, первые ростки травы, кото-
рые еще под снегом прокладывали cebe
путь к вам. и, стоящие теперь крепкими
пучками среди весенней елякоти, мы шец-
чем вам: там тоже побеги рвутся из-под
земли к людям, но снаряды преврашают.
их в пепел. Вы же, еумевшие отстоять
свою свободу и грозную силу. вы. елин-
ственные хозяева своей судьбы, помните
0б одном: лучше работать, крепить свою
мощь!

— Я, ясный небосвод нал вами. я,
который изнываю там от взрывов. воплей.
дыма, я говорю вам: знайте. к вам с на-
хежлой полнимают головы загнанные, уг-
нетенные мира, помните об олном: крепи-
те свою мошь. мощь страны счастья,
страны Советов!

Вот что говорит мне нынешняя весна.

 

ЗВЕЗДА

С. ГАЛКИН

Дорожу я. той звездой,

Чей прекрасен свет живсй,
Что средь множества одна
Так чиста и так ясна.
В сонме звездном не затмится,
В малой капле отразится,

Дорожу я той звезлой,
Что, сияя над водой,

Луч в воде не раздвоит,
Золотым путем бежит,

Не бледнея, с небосклона
Прямо вниз, в морское лоно.

Дорожу я той звездой,

Что безмерна надо мной,
Но во мне предел нашла,

В кровь мою огнем вошла.
И с землей и с небесами
Щедро делится лучами.

О СЕБЕ -

Мих. ЗОЩЕНКО

Обычно мне удавалось весе. что было
связано © моим большим желанием.

Иной раз я ставил себе весьма ‘труд-
ные задачи (и не только в литературе)
и выюлнял их:

Будучи студентом. я на пари скроил
и сшил китель. Хотя до этого времени

 

я, если и’ держал иголку в руках, то
только для того, чтобы пришить путо-
вицу.

Этот китель я по уеловию должен был
носить месяц. Однако я проходил в нем
целое лето — китель был сиит доволь-
HO CHOCHO.

В 19-м году я (без подготовки) стал
следователем уголовного розыека. до-
вольно порядочно вел лела.

В 32-м году я поставил в Мюзик-Холле
мою одноактную  комедию «Свадьба». Эта
моя режиссерская работа увенчалась ус-
пехом. i

B 34-М ‘году я, худо или хорошо, но
проиллюстрировал мою «Голубую книгу».

Довольно приличио и в короткое время
я изучил медицину.

Но одно дело; © которым я столкнулся
в жизни, я не ‘мог преодолеть. Я товорю
о драматургии.

Вог в большой драматургии я’ успеха
me имел. Хотя желание написать ‘хоро-
Ty! трехактную комедию было у меня
не меньше, чём тогда, когда’ я бралея
китель. ‘

Из этого’ заключаю. что  храматур-
THA —— OJHO из’ нелегких дел.

 И ‘это лействительно так. Во веяком
елучае, для рук литераторов, ‘пишущих
повести и романы, .

Драматургическое произведение требует
He совеем обычного подхода. Французекий
замок нельзя открыть обыкновенным, хо-
тя бы и великолепно сделанным ключум.

Но я не сложил оружие. И в марте
этого ‘гола’ я снова взялся за комедию.

Я подписал логовор на госуларственный
заказ. И в первых числах Мая я сдам
мою комедию Комитету по делам ис-
КУССТВ.

Я имею надежду, что па этот раз я
преодолел препятствия.

ПУТЬ К ВЕСНЕ

Александр ЖАРОВ

—_ Ну, хотя б намеком осторожным,

Шопотом промолви в этот час:

Где пройти к весне, такой надежной
такой хорошей, как ‘у Bac?.;

Если ты меня об этом спросишь,
Друг, живущий в дальней стороне, —
Я скажу, что нам когда-то осень,
Осень указала путь к весне. .

ДЕНИЗ

Илья ЭРЕНБУРГ

Я живу теперь е героями моего романа
«Падение Парижа». Я вспоминаю годы,
когда на улицах живого горола в день
Первого мзя красные гвоздики будущего
встречались с ландышами окрестных ле-
сов. (Говорили, что ландыши Первого мая
приносят счастье...).

Я думаю сейчас об одной из героинь
моего романа — молодой коммунистке Де-
НИЗ.

Она шла по пустым улицам, Заколло-
ванный город! В окнах матазинов-——при-
вычные вещи: галетухи, игрушки, бока-
лы © яркими леденцами. Зонтик присло-
нилея к заколоченной двери. На балконе
засохшая герань. Влетка, & в ней мерт-
вая птица.

Дверь. открыл Влод.

—щ Надо что-то делать, — сказала
Дениз. — У тебя есть евязи?

— Нет. Из наших остался Яюльен.
Но как ето найти?

— ЧНало что-то делать. Их все обма-
нули. Они спрашивают — что говорят
коммунисты? Нельзя ждать...

— Но разве мы знаем, что
лЮдЯМ?..

Она сидела у окна. Мертвая улица... И
тогда совершилось чудо: Дениз вепомни-
ла, как по этой улице проходила демон-
страция, увидала красные Флаги, услы-
шала пенье. Все пестрело, звучало, виб-
рировалю. Смутно улыйаясь. Дениз ше-
велила губами: искала слов. И слова по-
неслись: «Колыбель революции... Горох
Коммуны.»

Ей казалось, что он» слыштит толоса
солдат, которые бродят по полям, всеми
брешенные, голоса беженцев, потерявших
все, кочующих по вытоптанным полям;
среди братских могил и развалин. ° Ма:
ленькая одинокая женщина в пустом го-
роде писала пол диктовку миллионов.

Мечта писателя — писать, как писа-
ла Дениз.

сказать

oo

ВСТРЕЧА

Юлиус ГАЙ

Шесть лет тому назал, в день 1 мая,
я встретил в Цюрихе олного моего зна-
комого. Это был старый человек, крупный
художник. известный профессор. Я уви-
дел его неподвижно стоящим на малень-
кой узкой улице,  рассматривающим мра-
морную доску, прибитую к стене одного
лома. Я знал эту улицу. знал этот лом и
доску. Нз ней было написано: «Здесь
жил Владимир Ильич Ленин».

Профессор Мозер (я называю его так,
ибо под этим именем хочу вывести его
в моей будущей работе) вздрогнул, по-
чувствовав на cede посторонний взгляд.
Потом он тихо сказал мне: «Я его знал..+
Я ищу зиесь его слова. Было время,
котла я не понимал их, теперь я не мо-
гу понять мир без этих слов».

Я часто думаю 0б этой встрече. С ка-
ким же, трепетом стоит теперь профессор
Мозер перед скромной мраморной доской,
с каким волнением он ищет те слова, —
ленинские слова, — которые одни толь-
ко могут успокоить  измученную душу
честного старэго профессора.

 

Литературная газета
№ 18

3