т 1 ny aaa es a. ett ee ES Dt \ С. БЫТОВОЙ Алёксандо Ренютов известен читэгелям, Kak поэт-лирик. Книга ето «Избранные стихи», об’единившая лучшие стихотво- рения последних лет, в том числе и но- вые северные и фронтовые стихи. дает богатый материал для серьезного разгово- ‘р& о поэте. В то же время творчество Решетова по непонятным причинам почти «не тронуто» нашей критикой, Вет по- чему хочется полным голосом сказать о незаурятных хостоинствах его поэзии. С принципиальностью и упорством по- эт утверждает своё искусство: Привет тебе, земля-отрада, Как счастлив. что твою красу Сквозь все невзгоды и преграды Я незапятнанной несу. («Письмо из деревни»). Среди послелних стихотворений Реше- това мы не найдем, поэтических программ и деклараций. Но читателю нетрудно по- чувствовать резлистическое. глубоко жиз- ненное начало его поэтического направ- _ чения. Характерно в этом отношении стихотво- тение «Чапыгин». ° Неторопливый и простой, как пахарь, отдыхающий мастеровой. ‚— Писатель А. ЦП. Чапыгин о «создатель `неподвластных смерти книг» изображается здесь в подробностях его быта. подчинен- ного великому и трудному искусству. В то же воемя полновесные. содержательные „и горячие строки этого стихотворения убё- „‚дительней ученых исследований определя- ют историческое значение творчества Ча- пыгина: ‘ Сороки милые налюмнят сроки. Старик силит, страницы вороша. И все познав. такие строит строки. В которых вековать тебе. луша. — Тебе, душа богатыря-народа, Из века в век пребудь в‘ живых; краез, Вак мудрость греков в слове Гезиода, Как лревний месяц: в тихих небесах. - Авсоциация е древнегреческим поэтом крестьянином Гезиодом. етоль уместная в стихах о «мастеровом и пахафе» Чапын гине, заставляет жить значительной жизнью выбранные поэтом летали из бын Та этого огромного художника. Хорошее чувство русской народной речи, умение не навязчиво, а естественно, живо свя- зать темы нашей советской хействитель- ности в историческим прошлым — вот от- личительные черты реалистического твор- чества А. Решетова. В стихотворениях Решетова, в большеин- стве коротких и лирических, прочно жи- вут строго отобранные летали внешнего мира. С большим настроением в стихотворении «Вечером на детской даче» поэт лает ле- тали детского мира, обитатели которого уже спят, «лышю всем счастьем тетства»: Неслыштно по двору иду. . Ero площадка так просторна! ` Вот вижу на песке звезду С лучами ровными из дерна. Со елепков глиняных. ярки, Глядят росинки огоньками, — Как грустны ломики: зверьки, Покинутые их творцами! Дадьний дым не синее сосен. крупных звездах речное дно... Золотые лубы под осень ЭЖолудями стучат в окно. («Желание»). (тихи Рептетова. несмотря на его при- стаестие к предметным деталям, эмоцио- нально собраны и ясны. качества мы найдем в стихотворениях: «Ястреб», «Бал- 1818 0 свадьбе прадеда», «Апрель», «Пись- № из леревни». «Послесловие к легенле «Аист», в охотничьих стихах, в стихо- творньх портретах «Русой бригалирпти co «Светлапы», артистки Корчагиной-Алек- ‘андровской и особенно в северных и фронтовых етихах. Тонкий рисунок богатой и <уровой се- верной природы. быт коренных обитателей тундры: Саами, мужество советских лю- Ал. Решетов. «Избранные стихи». Гос- литиздат. 1940 г. Удачи поэта дей, — вот главные мотивы стихов из раз- хела «Север мой», Ii за мертвым морем тундры Откликаются ущелья. Люди покилают чумы, Тюли входят во лворцы. Из глубин земных и темных Ть внесешь в свое жилище, Может. проще, . чем синицу, И жар-птицу и зарю! Свое давнее неразнохушие к нашему (е- веру, к его природе. к его новым городам‘ и мужественным людям поэту довелось как бы утверхить и в своем сердце, и в сознании читателей фактом непосрехет- венного участия в героическом походе Ерасной Армии. Находясь в красноармей- ской среде, поэт написал сильные. глу-’ боко патриотические стихи. этих стя- хах Решетов заново увилел и воссоздал суровый северный пейзаж. Борьба и с природой и с врагом раскрыла перел по- этом богатство душевных и физических качеств воинов нашей родины. «героев северных побед». которые прошли по ска- листым горам северной Финлянхии. побе- див и тикую природу и- вооруженного врага: * Вали неожиданный удар был громким, Друзей, как солнцем, осветили вы. — Суворова свободные потомки. Простые парни в шлемах боевых. («Шедшим на Петсамо из Титовки»). Переживания волнующего большого смы- сла ярко выступают в ясных, илущих от души стихотворениях: «Из новогохней тивизионной газеты». «Герои». «Полковая песня», «Шедлшим на Петсамо из Титов- ки», «Песня о великом городе», «Озер- ный край». Эти стихи отличаются. от’ во- енных стихов многих ‘авторов тем: что OHH органичны для Решетова: ` знажомюе читателям лирическое ларование поэта проявилось здесь наиболее ярко. Недалюм эти стихи так естественно вошли в раз- дел старых и новых северных стихов. Несколько вещей в «Избранных сти- хах» А. Решетова нам представляются слабыми на фоне настоящих удач. Блел- нее других стихи: «Вот припомни простую осень», «0б этом сказали сердца», «Моло- дая золотая». Итак, Решетов определился как поэт- реалист, поэт-лирик. Мне еще бы годов десяток Так ходить вдоль морей и рек. Чтобы сон был случайный слалок И случайный хорош ночлег. Эт «Желание» свидетельствует © мо- лолости поэта, о ето стремлении в боль- шой жизни, явиьщейся источником его лУчигих стихов. соо Прошлое и настоящее драматургии Армении Прошлое и настоящее армянской драма- тургии осветил в своем докладе во Все- российском театральном обществе в кругу театроведов и писателей проф. Г. Абов. — История драматургии Армении, — сказал он, — как и история всей армян- ской ‘литературы, уходит корнями в глу- бокую древность. Наибольшего развития она достигла в середине ХХ века. когда появились пьесы целой плеяды писателей во главе с крупным театральным деятелем и известным драматургом! Г. Сундукяном, а вслед за ним классиком армянской дра- мы А. Ширванзаде. Сатирическая коме- дия Сундукяна «Хатабала», mas борьбу передовой интеллигенции о восными обычаями и нравами купеческой среды, и социальная драма Ширванзаде «Из-за чести» будут показаны в Москве в дни гастролей театра им. Сундукяна. . В советской драматургии активно про- должает работать снискавший ° популяр- ность своими пьёсами еще до ‘революции Дереник Демирчян. За годы советской власти он дал немало произведений, раз- носторонних по своей тематике. Неизмен- ным успехом у зрителей пользуются его комедия «Храбрый Назар» и историческая пьеса «Страна родная». Одним из крупных представителей стар- шего поколения армянских драматургов является Анушаван Вартанян. В прош- лом рабочий-кожевенник. активный учает- ник революционного движения, он еще в 1905 г. написал пьесу «Забастовка». В на- ши дни темой его произведений, в част- ности, «На посту» и новой пьесы «На берегу Аракса», стала тражданская война и защита границ Советской Армении. Прекрасную традицию старого театра продолжают, активно работая в драматур- гии, и деятели театра. Лауреат Сталин- ской премии народный артист Армянской ССР Вагарш’ Вагаршян написал пьесу о гражданской войне «В кольце». правдиво изображающую борьбу в тылу у’ дашна- ков: Известны его пьеса «Нефть», показы- вающая бакинское большевистское подпо- лье, и переведенная на русский язык пьеса «Давид Сасунский» (по мотивам на- родного эпоса). Автором интересных пьес является также ведущий армянский ре- жиссер и ‘народный артист республики Армен Гулакян. По-новому стремится осмыслить прош- doe страны молодой драматург Л. Микае- лян в своих исторических пьесах «Гош» СХТ век) и «Вараздат» (\ век). Интересными современными произведе- ниями следует признать драму «Слепой музыкант» Кочяра — из жизни молодых ученых и советскую комедию «Пусть рас- кроются розы» Худавердяна и Ацагор- цяна. После доклада т. Абова состоялся ожив- ленный обмен мнений. С большим вни- манием было выслушано выступление Дереника Демирчяна, поставившего вопрос 06 исключительной роли переводов пьес с национальных языков. ПО ЛЕРМОНТОВСКИМ МЕСТАМ Lees Середниково (Моск. обп.). Усадьба Стопыпина; парк, прилегающий к`дому, где жип поэт. Зарисовка с натуры художника А. Н. Рудович. -.—— изображаю-. Александр ДРОЗДОВ 1 Павел Иванович Чичиков ездит изо по- местья в поместье николаевской Руси, вы- полняя свой фантастический план обога- щения. Им движет корысть. тетки из «Ярмарки» Б. Ямпольского целих более скромные: ей нужно где-нибудь и как- нибудь приетроить мальчишку-племянни- Ka, обузу нищенокой местечковой семьи. Й подобно тому, ‘как Чичиков посещал помещиков, чтобы скупать мертвые души, еврейская тетка посещает сильных людей местечкового мира. чтобы продать труд ребенка. Павел” Иванович. булучи актером в жизни в ловцом человеческих душ. лов- Ko приспособлялея к темпераменту своих жертв: се Маниловым он был сладок. как сахар. е Ноздревым держалея рубахой- парнем, на Коробочку начальственно ‘по- крикивал. У тетки из «Ярмарки», простой местечковой еврейки, знающей, почем пул лиха. — одно оружие: прямолинейная, беесовестная. жалкая лесть. Похлая жизнь! Тяжелы ее жернова, пе- ремалывающие в песок человеческое ло- стоинство утнетенных! Царский режим. ‘символом которого в повести является го- родовой Бульба. лихоимец, притеенитель, пьяница и самодур, довел эту женшину до такого страшного попрания гордости. Она продает мальчика точно так же, как мелкие торгалии на ярмарке продают свой грошовый товад. Она готова продать его любому хозяину: труженику-кузнецу: co- держательнице публичного дома. ювелиру или зеленщику, богачу-спекулянту или ярмарочному факиру. Кому угодно и за какую уголно пену. Госпоже Гульке угодно думать. что этот мальчик даже не мальчик, & — «фу». И тетка говорит льстиво: «Он знает, что он «фу», он не имеет о себе понятия». Фокуснику Хаскеле нужны мальчики — идиотики, сопатые. горбатые, карлики. Й тетка кричит в отчаянии: «Он же зеле- ный! И его можно показывать, и все бу- дут уливляться!» «On может икать!» Бакалейщик. заподозрил. что мальчик тай- KOM попробовал варенья и оттого у него красный язык. И теткь в иеступлении кричит: «У ребенка всегда такой язык, у папы его такой язык, у дедушки был тажой язык, даже у меня, далекой род- ственнипы, тоже такой язык, у Hac’ y всех такой язык». Тетка из «Ярмарки»— жертва жестоких уеловий жизни, политических, социаль- ных и национальных. зв которых еврей- ский народ прозябал до революции. Павел Иванович Чичиков-—тоже жертва политического и социального режима, жертва, среды. в которой залают тон’ Со- бакевичи и Ноздревы; но если тетка из повести действует своей жалкой ле- стью, то Чичиков действует, как хищник, в полном согласии © волчьим законом жизни, которому научен сызмала в цар- стве свиных рыл. ‘ Таким образом. не составляет трула отыскать литературные корни: из кото- рых выросла «Ярмарка».—повесть,. неео- мненно. яркая и свежая. изобличающая в авторе своеобразную талантливость. Ана- логия в «Мертвыми душами» налраши- вается сама собою. Сходство не только внешнее. Сходны. при всей несоизмери- мости дарований. и с1060б видеть миро, угол зрения на мир, отношение к образу, кав Е оружию сатирического воздействия. 2 Понятно. целью нашей зналогии вовсе He является стремление доказать. что Го- голь писал лучше Ямпольского: такое за- нятие было бы мало нродуктивным. Ин- тересно другое: следуя литературному ме- Tory Гоголя, Ямпольский. в решении 06- разев своих героев. остамовилея па пол- дороге. В царетве «Мертвых луш» живут поистине страшные образы. построенные на теувеличении человеческих (соцпиаль- ных) пороков и косности. на свелении этих пороков в символы огромной сатири- ческой силы. Ямпольский, как явный ученик Гоголя, тоже потянулся за гиперболой и... осту- пилея. Не поднявшись до сатиры. он от- Б. Ямпольский. «Ярмарка». Повесть. «Красная новь» № 3. 1944 г. раничился серией карикатур. вышолнен- HEIX изобретательно и нахолчиво. Неемо- тря на ‘явное увлечение литературной техникой, он нарисовал далеко не бес- страстные карикатуры. 3а вими стоят злость и страдание, вызванные вопиющи- ми несовершенствами мира, и жажда ра- дикальной и беспощадной переделки чело- веческих ‘отношений —- тем ‘более опти- мистическая жажда. что Ямпольский — Halk современник, и на трагедии статой жизни может смотреть ретроспективно. Но что такое карикатура в литерату- ре и какова ее роль? Литературная кари- катура — это фельетон наилучшего кз- чества. Изобличая отдельное урохетво че- ловека. она оставляет в тени все другие его черты, полчеркивзя только это урол- ство, насмехаясь нах ним. доводя ето до степени нелепицы. Цель подобного нару- шения поавдополобности ‘состоит B том. чтобы‘ читатель легко фазтладел порок ге- роя. только на нем одном сосфелоточив свое внимание. Карикатура. как правило, не живет долго. Она рассчитана на не- медленную действенную реакцию и 6ее- сильна оставить в хуше читателя веч- ный селел. Тем не менее агитациониая роль карикатуры велика. Дозволено будет спросить: кого же аги- тируют карикатурные персонажи Ямполь- ского? Революция стерла черты знамени- ТОЙ еврейской оседлости. нал евреями не довлеют ни «правожительство», ни поли- цейский произвол, ни лубинки черной сот- ни. Нужна ли, в таком случае. «Ярмал- ка» Ямпольского? Нужна! Высмеивая, раздевая ло-нага былых парьков жизни, она агитирует за новую жизнь, за нашу жизнь. напоминая о том. что наша жизнь не свалилась с неба. что капитализм, уролующий людей, не только жив за пре- делами нашей страны. но и вооружилея до зубов. 3 ‚ Кого ни возьми: что за уродливые, жалко-смешные, отвратительные и He- правдополобные люди! Пересказа здесь не- достаточно, нужны цитаты. мадам Канадейка. вхожая в дом графини Bpa- НИЦкоЙ, разбогатевшая, разжиревиая дрянь. стыдящаяея своего еврейского про- исхожления. Она так разговаривает < _бед- ной еврейкой, которую презирает: «— Так в этом доме, — продолжала она. — He едят Ффаршированной рыбы. Bor! — указала она на поросенка, как бы призывая ето в свилетели, и таким тоном, булто это она родила поросенка, она его придумала, и на поросенке она в’едет в покои графини Браницкой и ca- ма етанет графиней. — нае лрутой язык... Й пусть нам в рот положат пе- рец, если люди интеллигентные говорят «елалко». мы тоже будем говорить «елал- ко». Вам же будет казаться сахаю саха- ром и соль солью. Ну, как могу я с вами беседовать. скажите сами?» Слекулянт Дыхес созвал гостей. Гости подводят к нему своих детей. чтобы он оценил их таланты. ибо он «уже точно определял. кем будет ребенок: кантором или разбойником. первой скрипкой или водовозом». И в то время, как племян- Ник тетки пел перед ним, ибо тетка хоте- ла ‘пристроить племянника к Дыхесу. господин Дыхее закричал: «— АЙ-яй-яй! Тотчае всё забеспокоились: — Слишком громкая нота, =— сказали одни. — Наоборот. слишком слабая. — гово- или другие. — Ай-яй-яй. — повторил госпохин Дыхее и, показывая на пятку. засмеялся. Выяснилось. что госполина Дыхеса шекот- нуло в пятке». Гости Лыхеса даны в TOM же плане шумного. и пестрого, гротеска; «Гости’Шли H mau: богатый Гоникштейн. и Зюемам. и Эфраим. — все самые хоропие фами- лии. — и Пискун, который тоже считал себя хорошей фамилией; мадам Пури — дама с костлявой шеей и подбородком, как лопата, и мадам Тури с жирной шеей и тройным подбородком, и одна желала смерти другой... и’одна готова разорвать SAMA Ярмарка карикатур другую». «И еводня вылавала себя за пе- каршу., a пекарша за кондитершу. а кон- дитерша за музыкантшу. а музыкантива и сама не знала. за кого вебя, вылать». Кажой п@рекособоченный. искаженный мир. какие смещенные плоскости, какие изломанные — перспективы —— геометрия жизни, вышедшая из подчинения форму- лам! Порою жизнь эта напоминает эстра- ду. где люди говорят языком анекдота: Никто слова He молвит в простоте, а все с УЖжимочкой, © юмористикой, не всегла высокого свойства. Даже в семье коваля Давида. олного из немногих. которых ав- тор любит, говорят стилизованным под местечковый языком. Есть ли пределы условности, которых не следует перехо- дить лаже в. карикатуре? думается, что такие прелелы обязательно холжны быть. иначе карикатура отрывается от жизни и обращается в некую абетрак- ЦИЮ. Б. Ямпольским это случается не часто. и все же порой гротесковая ли- ния становится для него самоцелью и уже неспособна передать черты: живого че- ловекз. Такими абстрагированными полу- чилиеь у него старичок из салона малам Канарейки. госпожа Гулька и эпизоличе- ские липз — торгаши на ярматке. Но основные персонажи — тетка, го- родовой Бульба и жена его Бульбиха. еи- нагогальный служка Бен-Зхарья и в 060- бенности сам виновник всех. происшествий в повести. мальчик, от лица которого ве- делся рассказ. умно и тонко написаны в границах узкого гротескового жанра. Понятно, нужно пожалеть о том, что рас- сказ ведетея от лица этого маленького философа: в детский мир его восприя- TH насильственно ввелены восприятия взрослого. Это уже совсем лишняя уе- ловность. никаким жанром не диктуемая. Й все-таки жалко. что талантливые карикатуры Ямпольеского, — только ка- рикатуры. жизнь которых литературно эффектна. но, по самой природе жанра, не глубока. 4 Жалко потому, что в Ямпольском-бел- летристе заложены ббльшие возможности, и сила воздействия карикатуры не yilo- влетворяет самого автора. Ямпольский ищет выхола Ha глубокие места литера- ‚туры. Он чувствует. что его ярмарочные персонажи сами по себе бессильны пере- дать основную тему повести — тему. ко- торую можно сформулировать. как траге- дию еврейского народа. «Ярмарка» не была бы произведением советской лите- ратуры, если бы эту тему автор ощущал только как национальную, а не социаль- ную тоже. Эту тему он лает в л0б. прибегая к лирико-патетическому отступлению. Вне жанрового и композиционного строя пове- сти отступление звучит сильно. несмотря на свой библейский синтаксис. Оно на- писано © душевным пол’емом. Евреи «жлали обешанного золотого века. когда волк будет лежать вместе с ягненком. и барс будет лежать около козленка. и ма- ленький мальчик будет стеречь их... Но пока они молились. золото сделало мно- гих из них хозяевами — и рабы у них— евреи». Дальше Ямпольский развивает эту те- my. Bee ec той же поямотой он вклалые вает ее в уста старика Урии и ку- старя Иекеле. рассказывающих сказки. Урия рассказывает © юлоли еврейской бедноты: «...несчастье. кула ты илешь?м— в белняку. Когда несчастье илет к бед- няку. никто ему дорогу не перебежит, за- крыты все окна и двери. все мертвы, один бедняк жив». А ИМекеле говорит 0 Стране счастья; Там «по всей стране на верблюде раз’езжает старик В Высокой шапке и показывает бутылочку во сле- это сто лет назал один челове плакал в’этой страже». Трогательная належла измученного ев- рея, поведанная пол буханье молота ко- валя Лавида! В этом символе легко pac- крыть идейный замысел своеобразной, но художественно противоречивой повести. Да, все-таки жалко. что талантливые ка- рикатуры Ямпольского — только карика- туры. и подлинный глубокий замыеел про- является He благодаря им, а обходя их! Вера СМИРНОВА * У высохшего русла Это очень любопытная история о том, хак рождаютея книги. Жил-был когда-то итальянский писатель. Он писал книги, и никто не хотел их чи- тать, поэтому писатель огорчалея и счи- тал себя неудачником. Однажды он сидел 6 приятелем в таверне и, как все неудач- ники в мире, старался залить свое горе вином. — Что мне делать? — спрашивал он, и так как он. как всякий писатель, не мог сказать себе: не писать, то, говорил тсрько: — «Как писать? О чем писать?»— И вдруг его тоскующий взор остановился на деревянной марионетке, висевшей на стене. — Hanuma Bor o6 этой кукле. — вос- кликнул тогда приятель, — и твоя книга прославит тебя на весь свет! Вероятно, приятель, как все приятели писателей в таких елучаях, He думал ‘всерьез того, что говорил, но неожиданно оказался пророком. „Бедный неудачник долго смотрел на бу- ратино (так называлась эта кукла по- итальянски), что-то толкнулось у него в сердце, и, придя домой, ош сел писать вниту о деревянном мальчике, который хотел стать человеком. Книга вышла в свет, сделалась любимицей итальянских детей и, действительно, прославила писа- теля. Она путешествовала по разным странам и явилась даже на далекий се- вер — в Россию. Спустя много лет она попала в ‘фуки русскому мальчику, и деревянный герой ее пленил его воображение. Мальчик <...ча- сто рассказывал своим товарищам, девоч- кам и мальчикам, занимательные приклю- чения Буратино. Но так как книжка по- терялась, т0... рассказывал каждый раз по-разному, выдумывал такие похождения, каких в книге совсем и не было». Нотом этот мальчик вырос, написал много. хоро- ших. и разных книг и стал известным русским писателем. И вот однажды, ког- да его попросили написать что-нибудь для детей, он вспомнил’ своего прежнего лю- бимца и в последний раз — уже на бу- Mare — пересказал старую итальянскую сказку. Новая книжка о Буратино была напе- чатана во многих тысячах экземпляров, и, историю деревянной куклы стали пока- зывать в детском театре ‘и в кино, так что очень многие советские дети познако- мились с Буратино — кто в театре, кто в кино, кто, прочтя про него книжку. Одна ленинградская писательница тоже пр эту книжку «нять раз © начала и пять — с конца, три раза вдоль и два— поперек!» Она подумала, что, если совет- ские дети знают и любят Буратино, то межно продолжить это приятное знаком- ство. Она была очень добра и написала продолжение. Эта третья (последняя ли?) книжка о Буратино вышла в 1941 году в ленинград- ском отделении Детиздата, и, собственно товоря,‚ мы хотели поговорить о ней. Но, когда мы стали ее читать, нам сейчас же понадобилось заглянуть в предыдущую, & когда мы прочли ту, мы уже не могли не прочесть, как говорят дети, «самую первую». И вот все три книжки лежат у нас на столе: К. Коллоди «Приключения Пинок- Кио», А. Толстой «Золотой ключик, или приключения Буратино» и Е. Данько «Побежденный Карабас». Мы знаем, что очень часто книти рож- дают книги. Существует, очевидно, какая- то единая литературная цепь, и искать недостающие звенья, вероятно, так же ин- тересно, как искать промежуточные фор- мы вилов растений и животных в биоло- гии. Преемственность, влияния — один из самых интересных вопросов литералу- роведения. Идеи, замыслы, технические достижения отдельных писателей стано- вятся общим достоянием литературы. Стремление дописать, развить, продолжить, возразить так же естественно у литерато- ра, как продолжение научных поисков ученых всех времен новыми современны- ми исследователями. Лермонтовский «Пророк» написан, как прямое продолжение пушкинского. Одина- ковый размер, одкн и тот же словаль, один и тот же шифр. Но Пушкин в «Про- роке» дал образ поэта — в становленин, Лермонтов — в действии. Пунгкин гово- рил о назначении поэта, Лермонтов — © торестной участи поэта, и в этом были и возражение, и поправка времени, и дру- гое мироощущение. кроме того, как теперь часто делается, Что же такое лермонтовский «Пророк»? 4 Подражание. влияние, ° заимствование? Нет, это перекличка равных. Можно при- вести друтой классический случай — © Пушкиным же. Великолепный пушкинский «Золотой петушок», который российская цензура урезывала в виду чересчур явно- го «намека» на отечественные дела, ока- зался, несомненно, плодом позаимствова- ния из легенды Вашингтона Ирвинга. Но, узнав это, даже прочтя легенду Ирвинга, MBI He испытываем никакого разочарова- ния; наоборот, нас еще более восхищает искусство Пушкина: золотой петушок пути- кинской сказки не тускнеет рядом © ве- личественным всадником ирвинговской ле- тенды. Так, не разочаровывает нас «Огни- во» Андерсена, хотя мы чувствуем, что оно загорелось впервые от волшебной во- сточной «Лампы Алладина». На то и сказка, чтобы ее пересказывать! Пусть ни- когда не иссякает река сказки, принимая в себя новые большие и малые ручьи, протекая по разным землям! Но бывает иногда, что большая река истощается, те- ряется в песках, превращается в едва заметный ручеек и, наконец, совсем вы- сыхает. По такой убывающей линии сказки идет, нам думается, вышеупомянутая три- логия о буратино. Стоит сравнить стиль всех трех сказок. У Коллоди книга начинается так: «Маэст- ро Чиледжа, плотник, нашел полено, ко- торое плакало и смеялось, как ребенок»— это заголовок. Й дальше — очень сказоч- но: «жил-был... король!» — скажут сейчас же мои маленькие читатели. Нет, дети мои, вы ошиблиеь. Жил-был... кусок де- рева. Это было ‘не какое-нибудь редкое дерево, но простое полено, которое обык- новенно зимой бросают в печку и в ка- мин, чтоб развести огонь и согреть ком- нату». (Цитирую по рукописи човото, кстати сказать, очень хорошего перевода М. Г. Сергеева, предназначенного для Дет- издата). У А. Толстого: «Столяру Джузеппе по- палось под руку полено, которое пищало человеческим голосом» — и дальше: «Дав- ным-давно в городке на берегу Средизем- ного моря жил старый столяр Джузеппе, по прозванию Сизый Нос. Однажды ему попалось под руку полено, обыкновенное полено ‘для топки очага в зимнее время». У Данько: «Жил-был на свете старый шарманщик... Вот вырезал он себе из по- лена деревянного мальчика и назвал его своим сыночком Буратино... В том же гороле жил богатый-пребогатый синьор Ка- рабас-Барабаю Огромная Борода — хозяин кукольного театра... Это было в Тарабар- ской стране, где богачи делают все, что им вздумается, и никто им не смеет пе- речить»... Сказка «усыхает» на глазах. Но, если в нарочито грубоватом тоне Толстого, раз- руптившем медлительное и плавное тече- ние старой сказки, мы чувствуем сразу веселую каверзу, то сладкая серьезность Данько и аккуратная с места в карьер, расстановка сил заставляют нас с первых же страниц насторожиться. И недаром. Сказка Коллоди, нестерпимая сейчас для нас в своей дидактической части, инте- ресная до сих пор в части «приключе- НИЙ», ПО существу, жестокая и невеселая книга. Но это книга о’ воспитании, о том, что для того, чтоб сделаться человеком, надо пройти через тысячи больших и ма- лых испытаний. Никакие наставления, предупреждения, предостережения, ника- кая школа не могут помочь ребенку. Ре- бенок следует не поучениям, а своим вле- чениям — дурным и хорошим. Ему пред- стоит испытание жизнью — в «стране ду- раков» и в «стране лентяев», в трязном болоте и в бурном море, в зубах соба- ки и в руках злых товарищей. «Школа жизни», которую проходит бедный дере- вянный мальчик, — мрачная и жестокая, оттого таким невероятным кажется блахо- получный конец, когда Пиноккио стано- вится человеком. У Коллоди это не тра- диционный счастливый сказочный конец, а завершение главной мысли, может быть, и неё вытекающей из всего повествования. В «продолжениях» сказка становится мельче по мысли. Книжка Толстого — то- же книга а воспитании, но ироническая. Пересказав почти слово в слово BCI первую часть о рождении Буратино, он, естественно, отбросил всю дидактику и откровенно сделал книгу приключенческой. Вместо желания сделаться человеком, сказку ведет у Толстого борьба за золотой ключик. Книга для современного. читателя выит- рала в стремительности, но ирония не о- тавила места для большой утверждающей мысли. И образ героя книги совершенно изменился. Старинная итальянская дере- вянная кукла приобрела какие-то местные черты российского Тома Сойера, живого озорника-мальчишки, у которого речь из- обилует весыма знакомыми современным налим пгкольникам выражениями. Бура- тино говорит: ‹У нее бзик (?!) в голове», «Никакой паники», «Наших бьют!», «Вот так влипз. «Пьеро, катись к озеру, прине- си воды», «Наладить такой шишкой по толове — так ой-ой!. Это смешение: «Синьоры, чирий мне на язык, прострел в поясницу» — озорное, нарлчитое, чтоб подчеркнуть ироническое отноптение в ма- * териалу. Как бы для того, чтобы пара- лизовать действие «жестокостей» Коллоди, Толстой с явным удовольствием расска- зывает всякую неаппетитную и неэстети- ческую чепуху: «Серьезные муравьи не спеша залезали в ноздри и там пускали ядовитую муравьиную кислоту», «Жуже- лицы и жуки кусали за пупок». «Жабы держали наготове двух ужей, готовых умереть геройской смертью», «Старый сле- пой уж бросился толовой вперед ему в тлотку-и винтом пролез в пищевод». Тол- стой откровенно потешается. Но, думает- ся нам, ирония его гораздо лучше дохо- дит там, где он говорит, что Пьеро, «ког- да заяц уставал и садилея.. целовал его в лобик», или, когда Карабас обещает встать «на колени перед самым малень- ким лягушонком», только бы жабы доста- ли ему золотой ключик. Книжка ‘Толстого — откровенная ве- селая пародия — для автора и для тех, кто. читал «Пиноккио», для прочих — просто смешные занимательные приклю- чения. Сказка здесь — итривый ручеек, мелькающий то здесь, то там, который только украшает и через ‘который нетер- пеливый маленький читатель может пере скочить, не задерживаясь и не заметив его. Зато после иронической, озорной, как очередная проделка Буратино, книжки Толстого, какой комически нелепой кажет- ся попытка Данько взять «Золотой клю- чик» всерьез и построить на нем добро- детельную ‘и блаточинную сказку, да еще «идеологически выдержанную>. Поистине, какая героическая наивность и полное не- понимание природы сказки. На первых же страницах Данько при- водит сказку в пустой и унылый буфет, The «сонная буфетчица за прилавком вы- тирала стаканы и лениво била мух мок- рым полотенцем», а «в стене была ма- ленькая дверца с ! большой надписью: «Посторонним вход воспрещается». И мы настолько чувствуем себя в атмосфере ка- кой-то дореволюционной захолустной же- лезнодорожной станции, что отказываемся верить, будто мы в Ленинграде, в ку- кольном театре, и нас. уже не веселит, что ученый пудель покупает бутерброды для деревянных артистов, мы отворачи- ваемся, как папа Карло, от гоголя-моголя из розовых лепестков, которым теперь угощает нас по рецепту Данько Бурали- но. И хотя у Данько читателю, который «превратился в писателя», предоставлены все удобства — кресло, чистая тетрадка, вечное золотое перышко, мы уже чув- ствуем, что здесь готовится «торт из чай- ных роз». Еще в театральном варианте «Золотого ключика» куклы-актеры, спасаясь от Ка- рабаса-Барабаса, убегали в потайную дверцу, открытую золотым ключиком, и попадали на сцену советского театра. Данько рассказывает историю. этого по- падлания подробно: как тарабарский ко- роль запретил смех, и куклы стали без- работными, как Карабас-Барабас давал па- пе Карло взятку, чтоб он только отдал ему кукол, как куклы искали счастья для заболевшего папы, как на пароходе, уво- зившем явно испанских ребят в явно со- ветскую страну, поехала в Ленинград Мальвина, как остальные полетели за нею на самолете, а за ними Карабаю с Лисой, в качестве секретарши, как в Ленинграде эти «гидры капитала» вели себя подозри- тельно и были на замечании у милицио- Hepa. В конце концов, все старые герои встре- тились в ленинградском Дворце пионеров на кукольном спектакле, причем Карабас немедленно сам обнаружил свои класео- во-неподходящие признаки, а Лису разоб- лачила дрессированная овчарка. «Тури- сты» были отправлены в Тарабарскую страну, а куклы остались играть во Двор- це пионеров. : Что хотела сказать Данько 93Tolt’ cBoett книжкой? Буратино почти незаметен в ней, стал тихонький, неинтересный, a Мальвина и Пьеро такие же, как прежде, и их тоже не видно в книжке. Героем сказки стал у Данько Карабас-Барабас, но герой он неинтересный, более деревянный, чем его куклы, крашеный одной краской и никому не страшный. Для чего же раюсказывала Данько свое «продолжение» ? Ради чего понадобилось хрупкую сказ- ку сажать на испанский пароход, на самолет, вселять в обыкновенную кварти- ру ленинградской старушки, вести В ленинградский Дворец пионеров, если эта казка не смогла ничего преобразить, ни- чего не осветила, никаких чудес не от- крыла, ничем новым не порадовала? Мы склонны думать, что дело в том, что книга эта написана «в тетрадку золо-` тым перышком, пока куклы угощались яблоками и виноградом, а пудель Артемон посасывал косточку». Нет здесь ни большой мысли и фанта- стики Коллоди, ни озорной иронии Тол- стого, ни современной сказки — только прилежная и привычная работа литеряа- тора. Литературная газета № 21 3