А. АДАЛИС

 

Есть фразы устойчивые, обязательные,
произносящиеся без запинки. От такого
«беззапиночного» произнесения теряется

постепенно их смысл, иногда глубокий и
справедливый. Одна из этих стандартяых
фраз-скороговорок помещаетоя обычно в
предпоследнем абзаце литературных ста-
тей о поэзии и звучит примерно так:
«Boe же однако тем не менее налта поэ-
зия продолжает отставать от эпохи».

Что же это значит и в чем омысл этой
фразы, утерянный при ее обращении в
«скороговорку»? В том ли дело, что наши
поэты еще сравнительно ‘редко находят
темы, способные волновать широкого чи-
тателя, другими словами, ‘не становятся
властителями дум? Либо же пресловутое
отставание лежит в области звука и сл0-
ва? А, может быть, и ‹отставания»-то нет?

Перед нами — ряд московских и ленин-
градеких
нец 1940 и первые месяцы 1941 г. В них,
помимо интереснейших ‘ переводов ©. укра-
инского, литовского; латышокого, китайско-
то, еврейского и др. помещено много
стихов, добрая половина коих принадле-
жит авторам молодым или выдвинувшим-
ся недавно.

В общей массе прочитанного материа-
ла есть произведения, действительно поэ-
тические. Это — горестные и умные па-
рижские стихи И. Эренбурга в «Звезде»
и в «Знамени». Это — воркие, живые
стихи о войне Михаила Луконина в «Зна-
мени» (кн. 10-я за 1940г.) и в «Молодой
твардии» (кн. 2-я за 1941 г.). Это—лири-
ческое «Сверстница» Павла Шубина. (в
3-й кн. «Молодой твардии») и строгое,
высокое по мастерству стихотворение Гле-
ба Семенова «Елка» (в 5-й кн, «Звезды»).
Это — искусно сделанное в архаичесвом
роде стихотворение В. Казина «Клевета»
(в 4-й кн. «Нового мира» за 1941 г.), ма-
ленькое стихотвореньице М. Львова «Мая-
ковский за границей» (в 4-й кн. «Зна-
мени»), свежие и светлые стихи А. Фи-
линчука (в 10-й кн. «Молодой гвардии» за
1940. г.) и очень немного друтих. К «дру-
тим» можно было бы причислить и
«Крымские стихи» Я. Смелякова в «Крас-
ной нови», если бы они все же не яв-
лялись явным снижением после ето за-
мечательного стихотворения о Маяковском
в одном из прошлогодних номеров «Зна-
мени?>... Далее — «горы и предгорья me-
реходят в равнину»: то-есть, начинает-
ся уровень обыленный, средний.

Каково же первое впечатление от обы-
денного журнального уровня и соответет-
вует ли оно стереотипной фразе об отета-
вании? На первый взгляд — нет. Поми-
луйте, перед нами стихи авторов, еще
He вошедших в Число «самых передовых»,
и лаже тех авторов, чьи имена весьма
мало знакомы читателю, а как прилично
эти стихи выглядят! Культурный, чистый
язык, некоторый лиризм, «хорошее Tye,
как говорят музыканты Чем плохи, на-
пример, стихи Татьяны Волгиной «Сыну»
в 4-й книге «Красной нови», прочувство-
ванные, простые и «затрагивающие», как
говорится, «проблему, семьи»? Или вот, на-
пример, «Колечко» Незлобина в той же
книге. Увы. с нашей точки зрения, сти-
хотворение это слащаво, инфантильно и
примитивно! Но — скажут нем — каж-
лый автор имеет право на овою лириче-
скую манеру. а с точки зрения формы
глесь ляпсусов не наблюдается... Опять
же в ленинградокой «Звезде» — склад-
ные, легко налтисанные стихи 06 Ойротии
Ильи Авраменко и вполне грамотный,
почти задушевно звучащий цикл Михаи-
ла Дудина. Здесь же стихи В. Лифшица
и В. Шефнера, еработанные чисто и кра-
сиво — © таким, в примеру, метким и
верным описанием степного орла (у Шеф-
нера): «Но тень его, как бритва по щети-
не, за, нами шла по. зелени степной...». В
«Литературном современнике» напечатаны
стихи Федорова, Леонида Хаустова и
Ольги Берггольц, достаточно тладкие на
вид, чтобы не вызывать обвинений в эле-
ментарной литературной безграмотности...

Вот он — средний уровень журнальной
поэтической культуры, «средняя темпера-
тура» поэзии за конец 1940 и за первые
месяцы 1941 г.

Если охарактеризовать этот средний уро-
вень с точки зрения читателя, доброго и
жадного в книге, — первое замечание бу-
дет, безусловно, оптимистическим: ноду-
мать только, сколько молодых людей в
нантей стране умеют грамотно и даже выра-
зительно писать, владеть ямбом и хореем!
Даже неопытный автор уже прошел и от-
бросил в прошлое стадию примитизной
рифмовки, примитивного барабанного рит-
ма и аллегорического образа: появилась
известная изощренность и перзоначальное,
но при этом массовое, уменье произ-
водить «модельную» работу. Это хорошо.

Но стоит хорошо вдуматься в сказаж-
ное, чтобы, честно говоря; впасть в неко-
торую мрачность Не являются ли выска-
ванные похвалы похвалами, достаточными
лишь для ученика-семиклассника, пишу-
щего в школьном журнале? Да ведь они
— похвалы эти — не более, чем простое
«отлично» или даже «хорошо» за школь-
ную. словесность! Это явление массовой
литературной грамотности было бы поис-
тине радостным, если бы стихи упомяну-
того качества были достоянием кружковых
альманахов. ученических журналов. С чи-
стой совестью можно было бы воскликнуть:
какой рост словесной культуры! И вос-
клицание это остается в полной силе, так
kak существование огромной массы тра-
мотных стихов — неопровержимый факт.
Мы подходим к той стадии культуры,
когда уменье писать становится естествен-
ным. Виноваты ли авторы, люди о©пособ-
ные, если роль ученического журнала со-
тлантаетея играть толстый литературный
ежемесячник?

В принципе между школьным альмана-
хом и толстым ежемесячником лежит не-
измеримая пропасть. Нельзя забывать И
то. что каждый наш толстый журнал, в
современных условиях распада‘ культур-
ных ценностей на Западе. — явление ми-
ровой культуры, знамя передового искус-
ства и передовой мысли. Если подходить
© ЭТОЙ, нисколько не кпреувеличенной»
точки зрения. к оценке и к отбору жур-
нального материала. то много ли окажется
среди отмеченных нами поэтических про-
изведений таких, которые стоило бы пе-
чатать в нашем ежемесячнике? Таких ока-
жется мало. В большинстве своем жур-
нальные стихи— плохи ли, хороши ли—
но мелкодонны. Замыслы многих поэ-
тов слишком скромны и .сужены. Лириче-
ские чувства авторов редко идут даль-
ше «приятно—неприятно», «весело—труст-
но». Большой тлубины чувства, вдохно-
венной зоркости восприятия мало даже в
стихах на военные темы. Вот четкие по
форме, в проблесками истинной душевной
внергии стихи Н. Грибачева «Батальон
идет в атаку» («Октябрь», кн. 5-я 1941 т.).
Но и здесь больше бряцающих слов, чем
поэтического «дэла»: заданная форма еще
стесняет чувство и мысль, сжимаэт жи-
вую речь, автор не совсем подчинил ее
себе... Теплы, но поверхностны стихи Мур-
зиди, часто печатающегося в «Знамени».
И лаже военная поэма Долматовекого
(«Знамя», кн. 4-я) не имеет ничего  об-
шего с художественной правдой.

В третьей книге журнала «Октябрь» за
нынешний год появился раздел под не-
сколько странным заглавием: «Поэзия сту-
дентов Москвы». Здесь — стихи Кронгау-
ва, Кульчицкого, Слуцкого, Наровчатова,

 

Литературная газета
° № 23

литературных журналов за ко-‘

Кауфмана. Похоже на то, что заявить о се-
бе решила новая, молодая поросль поэ-
тов. Цикл этот может иметь, впрочем, и
другое значение. важное и очень поло-
жительное: демонстрацию все той же ли-
тературной грамотности в более широких
масштабах — литературной грамотности и
развитости не-профессионалов.

Хуже то, что, будучи не слабее многих
Других напечатанных стихов, они и не
сильнее. Здесь ученическое неумение CO-
владать с серьезным материалом, наивное
разрешение тематической задачи выпирают
наглядно. Мы отнюдь не считаем глад-
Бость хорошим качеством, но эта глад-
кость скрадывает порой внутренние де-
фекты работы, обманывает читателя, в
«студенческих» же стихах гладкости нет;
они обнаженно неуклюжи. Тем не менее
самый этот отказ от гладкости, от обмя-
на полировкой — импонирует. Есть сме-
лость в этом юношеском желании показать
себя без прикрас. Трудно, правда, ‹ про-
стить ‹наивную . претенциозность таких
стихов, как «Маяковский на трибуне»
Слуцкого и «Самое такое» Кульчицкого—
автора способного и успевшего нас. пора-
довать другими своими стихами. Раздра-
maeT невнятность «Охоты на мамонта»
Кауфмана. Но все же есть в этих стихах,
если не свежесть, то стремление к све-
жести, желание вырваться на простор
подлинно поэтической темы. Правда, пе-
чатать столь сырые стихи, как «Маяков-
ский на трибуне», нелепо, но виноват в
обнародовании сей «пробы пера», конечно,
не автор, смело пробующий свой голос,
рвущийся к свежему образу, а та тен-
денция скидок, которая характеризует
поэтические отделы журналов.

Будучи неожиданно мягки к маловыра-
зительным стихам некаторых молодых, ре-
дакции тем более снисходительны к рабо-
те старших поэтов, даже в тех случаях,

‚когда их стихи неудачны. Так, в 10-Й

книге «Знамени» за прошлый год были
напечатаны стихи из нового цикла В. Лу-
товского «Лето 1940 года», весьма звучные,
но лишенные как. большой идейной зна-
чимости, так и живого поэтического чув-
ства. В 7—8-Й книге «Красной нови» кра-
совалось «Стихотворение» Лаврова, спо-
собное лишь поразить читателя редкой для
нашего времени смысловой ограниченно-
стью и омертвелостью. Разнородные, но
унылые примеры доказывают редакцион-
ное неумение отбирать стихи, строить сти-
хотворные разделы журналов...

Правда, радуют нас журналы замеча-
тельными переводами замечательных CTH-
хов и поэм (чего стоит, например, «Окро-
вавленная дождевая шляпа» в 4-Й Кн.
«Октября», пер. с китайского!), есть и пе-
реводы прекрасных стихов западных клас-
сиков и современников. Но тем больше
внимания ‘надо уделить воспитанию н8-
ших молодых поэтов.

жжх*х

Отсюда начинается главное.

В конце концов, чем отличаются хоро-
шие. необходимые сердцу стихи от сред-
‘a. и В чем находим мы критерий оцен-
ки

Легко назвать неудачными стихи Лу-
товского «Лето 1940 года», поэму Долма-
товского «Суровая зима», бросить походя
фразу об инфантильной слащавости «Ко-
лечка» Незлобина и, поставив отметку,
перейти к очередным делам. Но «плохо»
по арифметике или по грамматике ставят
за незнание десятичных дробей или за
неумение склонять слово «стол». Поэзия
же, как известно, материя тонкая Трудно
доказать даже начинающему поэту, ес-
ли только он элементарно грамотон, в
чем «недостатки» его стихов. С масте-
pom me дело обстоит во сто крат слож-
ней. Автор поэмы «Суровая зима» не
только блестяще спрягает и склоняет, но
и отлично владеет синтаксисом. Более то-
то, в стихах его присутствует «душ-в-
БОСТЬ», то-есть То, что определяет поэта.
Более того, стихи эти изобличают непло-
хое знание газетных материалов и пра-
вил военной подготовки. И, тем не менее,
поэма плоха.

На поэме Долматовского, на трех сти-
хотворениях Луговского (столь с виду
энергичных и крепких), на незлобинском
«Колечке» можно доказать. что читатель
ставит поэту «плохо», «хорошо», ‹прекрас-
но» за качества совсем особого рода, за
качества, которые никогда не фигурируют
ни в канцелярских ведомостях, ни в бюро-
кратических анкетах: за поведение чувств,
за сипу разума, за чистоту вдохновения.
От поэта требуются качества душевные —
благородство, бесстрантие, прямота.

В <Синих лампочках» Луговской любов-
но и сентиментально рассуждает о войне,
как о прекрасной «волшебнице», манящей
поэта на поиски счастья. В «Полночи» он
изощряется ‘в чисто оэстетском  описа-
тельстве разрушения. Памятник Ленина
пристегнут. сюда без связи с внутренним
смыслом предыдущих строф. В «Неизве-
стных солдатах» мысль © бесплодных
жертвах первой империалистической вой-
ны тонет в псевдопоэтической невнятице.

«Что чувствовал ты при виде синих лам-
почек?» — спросит читатель автора «Лета
1940 тода». Думал ли ты о суровом
счастье «посетить сей`мир в его минуты
роковые»? или же о том, как человече-
тво застроит новой жизнью черное по-
жарище мира? Или, может быть, ты ду-
мал о детях, ожидающих писем от OT-
цов, 0 грозовом и мрачном уюте’ затем-
нения, в котором люди наши забывают
страх -и жаждут действий?

„горят, как спирт, как жженка.
На’ пир, суровый пир они сваю
нас!

Образно и красиво, но до-нельзя искус-
ственно отвечает Луговокой Очевидно. чи-
тал он и «Слово о полку Итореве», где в
зловещем княжеском сне черплют ‘сине-ви-
но, и Александра Блока. Но’ устарелый,
хотя и некогда прекрасный, образ войныы—
ратного пира отталкивает современного чи-
тателя, ибо мы «умеем воевать и любим
воевать», но не на пьяный пир похожа
для нас война.

Иных, совсем ‘иных образов требуют
стихи 0‘ современной войне, иные чув*
ства владели бойцами на Халхин-Голе и в
снегах Финляндии. И даже — внешне
непохожи нынешние ‘ поля сражения’ на
исконное зрелище’ ратного пира. Насколь-
ко ближе к человеческой правде, к жиз-
ни сердца хотя бы. последнее из трех
стихотворений А. Копштейна в «Смене»,
пускай сырое, недостаточно энергическое,
но подлинное! }

Автору «Лето 1940 тода» в данном слу-
чае товорят «плохо» за то, что он чувствует
войну не так, как миллионы’ лучших
людей. Не в литературной грамматике и
не в синтакоисе здесь дело и даже не
в образности стиха. Дело — в существе
чувств. :

Но еще определенней и сильней фэаль-
шивит толос незлобинского «Колечка». А
ведь написано оно на тему, близкую идо-
рогую нам, — на тему о любви совет-
ского народа к вождю. Выразить это чув-
ство, найти для него простые и сильные
слова — ответственнейшее дело для поэ-
та. В этом чувстве слились глубокие дви-
жения народной души, восторги угнетен-
ных прежде народов, жажла подвигов,
жажда справедливости, уважение трудя-
щихся людей, к человеку, трудящемуся
больше и лучше. всех. .

Плохие переводы ‘прекрасных и пламен-
ных фольклорных стихов, восторженные,
но поверхностные ‘очерки. искреннне; но
упрощенные стихи для детей виновны в
там, что’ тема ‘народной любвя стала ка-
заться некоторым поэтам легкой.., Стихо-

 

 

Воспитание чувств

творение Незлобина по теме патриотично,
по мелодической интонации искренне, но
во природе чувств,
слащаво. Сказочный тон автор смешивает
неудачно с тоном житейским. Но даже не
в этой лубочности основной порок вещи.
Основной порок в характере чувства, в
окраске народной любви «по-Незлобину».
Елейной сладостью, психологией голубых
бантиков и канареечных сентиментов веет
от стихотворения «Колечко». Автор может
возразить, что мотив умиления не чужд
и народной поэзии. Но там — в фолькло-
ре умиление материнское, гордость
лучшим сыном народа, а здесь — у Нез-
лобина — не умиление, а умиленность,
не нежность. а сюсюканье. Что общего
имеет такое «Колечко» о подлинной ча-
родной любовью, мужественной, стыдливой
и суровой.

Но вот уж где, вероятно, дело обойдет-
ся без позерства и сладости. — это в. поэ-
ме «Суровая зима>. Заголовок обязывает.
Автор поэмы `В. Долматовокий выбрал
его не походя, нё зря: немалая часть ав-
торских рассуждений посвящена, если
можно так выразиться, «очередному во-
просу суровости».

Первые строфы поэмы не обманывают
ожиданий читателя; они реалистичны и
овеяны дыханием поэтической правды.
В поэме есть отдельные прекрасные стро-
фы, строки, целые стихотворные абзацы.
Но опгибка—и в полном смысле слова’ ро-
ковая ошибка — Долматовского начинает-
ся там, гле он переходит в психологии
своего героя-лейтенанта Вячеслава.
психология писчебумажная, и писчебумаж-
ной остается на протяжении всей поэмы
авторская философия. — Кардинальный
пункт сей философии выражен в следую-
щих строках:

Нам на легкую юность

Найти оправдание надо:

Мы ero обретем

При защите святынь Ленинграда...

В едином образе, надуманном и картон-
вом, автор путает три несовместимых
судьбы: судьбу меланхолического баловня
легкой и «красивой» жизни, судьбу жер-
твенного юноши-‹шестидесятника», и судь-
бу передового «парня с завода «Светлана»,
рождения 1917 или 1919 г. кем, по ав-
торской справке, и является Вячеслав.
Последней «справке» поверить вообще не-
возможно: из памяти героя начисто вы-
лущены образы заводской жизни, ни
единой ассоциацией не связан он с про-
изводством, с людьми завода, с чувством
завода, < профессией. Свою «Светлану» он
вспоминает однажды, лишь «с фасада»,
как «светлый контур». В тесной и корот-
кой памяти остались только цветы, про-
дававшиеся на проспекте, увеселительные
катания, да личико жены. Какой элегант-
ный юноша из интеллигентной семьи! —
воскликнула бы старая чиновница былых
времен. Вячеслав — сноб, барчук, но бар-
чук.. с гражданской совестью. В тяготах
войны он ищет оправдания своему бла-
гополучию: война призвана ему, Вячесла-
ву, послужить, дабы совесть ето не чув-
ствовала себя` неудобно! Досужий человек!

С предельной обнаженностью выступает
в поэме «Суровая зима» основной порок
поэта, или, верней, порок многих, даже
счень способных поэтов: незнание народ-
ной жизни.

Долматовский, к счастью, не производит
своего положительного «типа» ни в герои,
ни в орденоносцы, но все же он рекомен-
лует его читателю, как вполне порядочно-
го, волевого командира, человека-победите-
ля. А читатель скажет: «Как хорошо, что
на самом деле таких командиров у нас
нет, ведь, победителем этот человек быть
не может!». Что велет такого к победе —
любовь к своим бойцам, к своей армии,
к своей родине? Этой любви не видно и
не слышно, автор забыл о ней связно
рассказать. С бойцами Вячеслав вообще
бывает странно мало и общается странно
неумело, натянуто.

Может быть, положительному тяпу Дол-
матовского знаком яростный восторг борь-
бы? Какое там! Парень ¢ вялым и. холод-
ным сердцем, он заставляет себя быть
храбрым во имя самоуважения, во имя
любви к жене, во имя множества лите-
ратурных причин. Размьипления Вячесла-
ва о родине, о подвиге носят все тот же
«писчебумажный» характер, ^они лишены
жизненности. Когда этот командир по-
падает в чужой блиндаж, в ловушку,
ни на минуту не охватывает его искрен-
нее беспокойство 0 своей роте, сво-
их бойцах. Он ведет себя по необходимо-
сти прилично, утешает друзей, но зани-
мается преимущественню лирическими раз-
имышлениями на личные темы. «Спаси гос-
поль» нас от таких командиров!

Bee «патриотическое» чувство Вячеслава
заключено для него в любви к собствен
ной жене Галине. которая, кстати, тоже
ушла на фронт сестрой. Жена, однако,
не спасает эту надуманную поэму, сна
вообще в «Суровой зиме» не появляется.

В чем же омысл поэмы «Суровая ви-
ма»? По существу, она является опразвда-
тельной речью в защиту гладкой, удач-
ливой и легкой жизни, которая, по ав-
TOPCROMY разумению. должна быть время
от времени искупаема, если не подвига-
ми, то тяготами. Это идея ложная и вред-
ная. «Временем от времени» ничего ‹иску-
пить» нельзя. Праздная жизнь, строя-
щаяся на чужих трудах, все равно остает-
ся неискупленной и неоправданной.
Если же человек добыл свое счастье соб-
ственными, самоотверженными усилиями,
то ‘ничего и =е надо ему искупать! Драть-
ся и нести воинскую повинность надо не
BO имя какого-то своего «искупления», а
во имя счастья многих, во имя чувств мо-
гучих и гордых, не знакомых, к сожале-
нию, герою «Суровой зимы».

Праздность чувств, досужесть мышления
героя Долматовского — не показательна
ли она для многих авторов, неправильно
понимающих лиризм? Заказана кем-то се-
рым мода на «мягкую лирику», и начи-
нается надумывание камерных чувствьиц,
псевдолюбовных томлений. В журналах
хоть отбавляй стихов никчемных, кисей-
но-легких.

Лирику некоторые понимают негативно:
лирика — это, мол, то, что не слишком
сильно, не слишком гражданственно, не
слишком публицистично. Слово же «‹пуб-
лицистика» они лишают его истинного
значения и неверно, нечестно применяют
для определения сухих, трескучих стихов.
Остается понимать, что лирик — это ав-
тор, живущий принципиально малыми
чувствами, микрочувствами: поэт-улитка.

Так рожлаются в поэзии печальные
ошибки и поэмы, вроде «Суровой зимы».

Мы говорим 0 воспитании характера.
А ведь поэзия — это такая область, в
которой характер, душа, Чувство. воля че-
ловека предстают без покрова, соприкаса-
ются 6ез посредников с характерами, ду-
шами. чувствами миллионов!

Поэтические произведения надо судить
в6 только по внешней теме, по форме и
по красивости образов, но по качеству и
высоте чувств. по плолотворностя мыелей.
Какие плоды даст в народе это стихотво-
рение, чему послужит оно не толькю сво-
ей внешней темой, но и всем своим внут-
ренним строем чувств? — должны спра-
птивать себя поэт. и критик. Такова един-
ственная достойная мера воспитания поэ-
тов и единственная пыкола новой,  пере-
довой поэзии.

Когда уразумеют это, наконец, редакто-
ры, критики, рецензенты. пропагандисты
литературы. тогда на почве освоенной уже
массовой литературной грамотности под-
нимутся произведения, достойные наше-
го народа.

по качеству чувств  

Микола БАЖАН
В ЧУФУТ-КАЛЕ

Пригорки и солнце. Пространства
застыли,

Лишь желтыми струямн в небо пыля.

И бледная даль пожелтела от пыли

И с нею слилась воедино земля.

Растаяли горы, дороги и грани,

Окраску свою потеряли они

В жаре недвижимой, в невнятном
тумане, —

Он в легких, он всюлу, куда ни
взгляни.

 

Но вдруг сквозь туманы, сквозь пыли
паренье

Вдали, там, где небо с землею
слилось.

Гора показалась, как бы в отдаленьи
Нагромождение туч поднялось,
Отвесные склоны из смутности
. дальней
Возникли над маревом жарких степей,
Гора мне казалась в тот день
наковальней,
И ржавую. цепь позабыли на yell.
О, ты, наковальня купеческой славы,
Невольничьих жалоб и рабских
невзгод,
Ты — холм надмогильный жестокой
державы,
Которой купец управлял — мореход.

Зияет пещерою мертвый песчаник
И тьму источает, былое жилье
Об’ято безмолвием; башни
трехгранник
Вонзается в небо, как будто копье.
Погиб этот город— гроза всей
округи,
Мне кажется, — здесь побывала чума.
Истлели скелеты, распались кольчуги,
Осыпались стены, исчезли дома.
И войско усталое, войско больное
Навеки ушло с площадей и дорог.
Последний боец. — над стеной
крепостною
Взлетает подхваченный ветром песок.
Взлетел на мгновенье, и нет его в
небе,
Ни звука, и воздух желтеет один.
Вот камень свалился, хрустит где-то
щебень, -
И эхо, как птица, летит из руин.

И только следы предо мною на
плитах:
Разбитые камни безмолвно хранят
Таинственный след колесниц
позабытых,
Когорт, караванов, прохожих и стад.
Одни их следы сохранились в
природе:
зернистый
гранит
Колес сучковатых большие ободья,
Подковы арабских трезвонных копыт,
Широкая важная поступь верблюда,
И небольшие копытца осла,
Толпа беспокойного жадного люда
И прах дальних странствий сюда
занесла.
Здесь след начертали невольничьи
ноги,
Невольничья кровь заливала следы,
Ремнями плетей здесь чернели дороги
И греков, и готов, и крымской орды:
Бродил здесь философ; от мирных
сандалий
Остались следы, от сапожек купцов,
Ступни мореходов тут знак оставляли,
И в шкуре мохнатой ступни бедняков.
Тут слышалось шарканье, топоты,
звоны,
И люди тянулись, стремнлись, плелись
На рынокои в крепость, — на жел-
тые склоны
По желтым ступеням и в желтую
высь.
Стояли, бежали, а было тревожно —
В поход уходили, и болыне их нет,
И нынче с трудом разгадать лить
возможно
На мертвых камнях нацарапанный
: след.
Подземные тюрьмы, пропахшие трупом,
Размыты дождями, где прежде был
склад, —
В убежище тайном под горным
уступом
Меж мхами когтистыми прячется гад.
И небо пустынно, литпь прочего выше.
Одни крепостные желтеют врата,
И плесенью своды разверстые дышат,
И всюду молчанье, везде пустота.

Вспахали шершавый,

И вдруг чей-то голос и дерзкий, и
тонкий,
Безмолвие песней знакомой смутив,
Как бы наслаждаясь, задорный и
звонкий,
Похожий на вызов выводит мотив.  
И кто же босой так уверенно топчет
Глухие ступени, седую траву.
И вот появился. «— Откуда ты,

хлопчик Ps
«— Откуда? из школы, а здесь я
живу>.
Сам рыжий, а солнце сияет во
взгляде,

И солнце веснушки считает лучом.
А в сумке у мальчика — книги,

тетради.
«— Мы вместе с отцом этот холм
cTepexem!>
И машет над всем городком. —
государством

Рукою хозяйской и машет опять.

Как будто таким недоволен
пространством:
Подумаешь, царство, — а негде
играть!

Мальчишке в рубахе из синего ситца,
Курносому, с дерзким его голоском,
Ему ненасытному — как поместиться
В прадедовском мире, в хозяйстве
былом.
Веснущатый мальчик мечтает о
многом,
И мальчику тесно такое пальто, —
Ходить бы ему по далеким дорогам,
Ходить бы ему, где не ходит никто.
Так вот он какой — здешний
школьник и житель!

Как гордо и крепко стоит на земле,
Незнающий горя, веселый хранитель
Акрополя древнего в Чуфут-Кале!

Перевел НИК, УШАКОВ

 

Чуфут-Кале — развалины древнего го-
рода около Бахчисарая в Крыму (прим.
автора). ’

oe.
GOQLLES LLL Df LES

 

УКРАИНСКАЯ «БИБЛИОТЕКА ПОЭТА»

Киевское издательство  «Радянський
письменник» начало выпускать малую
серию «Библиотеки поэта» под редакци-
ей академика А. Билецкого, М. Бажа-
на, Л. Первомайского, М. Рыльского,
И. Стебуна и акад. П. Тычины. Уже
вышли три выпуска: «Песни и роман-
сы украинских поэтов», «Думы и исто-
рические песни» и «Народная лирика».
Мы остановим свое внимание лишь на
сборниках украинского фольклора.

Книга «Думы и исторические песни» —
художественный документ героической
борьбы украинского‘ народа за свою
независимость. Большой интерес пред-
ставляют думы про казака Голоту (Не-
тягу), про Богдана Хмельницкого, кото-
рого народ полюбил за то, что он воз-
ненавидел польских панов, боролся ©
ними, за то, что он пошел на об’еди-

‘нение с великим братским русским на-

родом. «Хмельницкий вмер, а слава
Horo не вмирае», — такими словами
заканчивается дума — «Повстання  Шсля

Б1лоцерювського миру».

Сохранились и бытуют многочислен-
ные думы и песни, повествующие о ре-
волюционных восстаниях ХУ--ХУШ и
начала ХХ вв. и о руководителях, воз-
главивших эти восстания. Особенно
сильны по своей социальной направлен-
ности песни про руководителя грозных
крестьянских восстаний на Украине пер-
вой половины ХХ столетия — Устима
Кармелюка, Данилу Нечая и полкового
есаула Нестора Морозенко, которого
замучили ляхи, сняв с него «кровавую
сорочку», т. е. с живого содрав кожу.

«Думи та Кторичн] сн». Упорядку-
вання, вступна стаття 1 приммки М. Пл+-
сецького. Кийв, 1941.

Народна лрика. Упорядкування, вступ-
на стаття   примики М. Плкецького,
Ки, 1941-

В 1905 г., как известно, на Укранпе
с особой силой прошли аграрные вос
стания: бедняцкие и середняцкие массы
громили помещичьн хозяйства. Дума
про «Сорочинську трагедю» и расска-
зывает об одном таком восстании кре-
стьян в Сорочинцах против помещиков
и самодержавия. Le

ма сложен
ей ния, талантливейшим коб.
зарем М. Кравченко.

В книгу «Народная лирика>х вошли
песни рекрутские, солдатские, про кре
постничество, про чумаков, казачьи и
наймитские песни, про тяжкую жезл
скую долю, сиротские и т. д.

При составлении выпусков были ис
пользованы рукописные собрания Ук.
раинской Академии наук: материалы
журнала «Киевская старина», Русского
географического общества, архив М,
Максимовича. П. Лукашевича, П. Кули;
ша, И. Рудченко, И. Манжуры и дру»
гих собирателей фольклора. Среди
включенных в сборники материалов
имеются давно забытые и малоизвест-
ные фольклорные тексты, есть и такие,
которые в свое время по цензурным
условиям не могли попасть в печать и
в рецензируемых изданиях публикуются
впервые. Обе книги, конечно, не охва-
тывают всего огромного богатства ук-
раинского фольклора, а лишь знакомят
нас с лучшими его образцами,  пред-
ставляющими огромный интерес не
только для специалиста-фольклориста и
писателя, но и для массового читателя.
Каждому выпуску предпослана всту-
пительная статья М. Плисецкого, хоро-
шо ориентирующая читателя в публи-
куемом материале. Жаль только, что в
статьях нет ни одного слова о народ-
ных мастерах устного творчества: коб-
зарях, лирниках, певцах.

Вик. СИДЕЛЬНИКОВ

«КОНЕЦ ПУТИ»

«Конец пути» — последняя книга вос-
поминаний Мартина “Андерсена-Нексе.

Ученик Высшей народной школы, Нек-
се становится известным писателем. Раз-
облачая систему преподавания в школе,
он разоблачает всю систему и идеоло-
гию буржуазного общества Дании. В
школе, среди учеников, Нексе, как един-
ственный представитель городского про-
летариата, чувствует ‘себя «залетной пти-
цей». Прославление в лекциях идеи
«единства народа» носило исключитель-
но показной характер. В действительно-
сти же крестьянин-собственник призна-
вался «ядром всего человечества» а
батраки или бедняки — «вспомогатель-
ными отрядами». Никакие идеалистиче-
ские, подчас реакционные взгляды, про-
поведываемые в лекциях ‘и вообще в
школе, не могли сбить с толку моло-
дого Нексе, ибо его взгляды, подкреп-
ленные личным опытом, полностью сов-
падали со взглядами широких народных
масс. «Легкие выпады» директора, на-
правленные против современного рабо-
чего движения, по словам Нексе, толь-
ко помогали ему «вырабатывать в себе
пролетарское сознание, все onpenenen-
нее чувствовать себя подлинным проле-
тарием>.

Окончив школу, Нексе работает пре-
подавателем. Потребность рассказать

 

Мартин Андерсен-Нексе. «Конец пути».
Перевод с датского А. Ганзен. Гослитиз-
дат. 1941 г.

«РОДНАЯ

Можно научиться рисовать с закры-
тыми глазами. Ho это ‘всего-навсего
привычная сноровка хитрой руки. Ис-
кусства здесь нет никакого. Самому на-
до умно увидеть’ свое творчество, что-
бы на него долго, не уставая, смотрели
другие.

Вот книга Гр. Гридова «Родная сто-
рона». Это песни, к ним даже приложе-
ны ноты. О музыке судить не беремся,
HO O стихах скажем в меру их стоимо-
сти. Они удивительно бедны. Исключим
три-четыре песни относительно  удач-
ные: «Родная сторона», «Пюд Ростовом-
на-Дону», «Казак молодой». Остальное
— рядовые стенгазетные стихи. От поэ-
зии в них ничего нет, кроме внешних
признаков, — монотонного ритма им пер-
вой встречной рифмы (она — сторона,
лугу — врагу, трудовой — герой).  

Гридов совсем не думает о новом ре-
шении темы. Каждая его несня — ка-
кое-то тысячепервое безликое повторе-
ние хода мысли, уже давно набившей
оскомину. Неужели о гибели Подтелко-
ва нельзя было сказать без перепева
других стихов, да еще с неуклюжей
последней строкой, в которой одно слово
захлестывает другое:

Никто не услышал ни крика, ни

стона...

В борьбе за народ трудовой,

 

Гр. Гридоь. «Родная сторона». Песни.
Ростовское областное книгоиздательст-
во. 1941 г.

>

другим людям о всем пережитом и в\-
денном заставляет его взяться за перо.

Герои Нексе — это в большинстве
случаев незаметные люди с трагически
складывающейся судьбой. Нексе отка-
зывается от выдуманных сюжетов и ис-
ключительных ситуаций. «Темы и сюжет
будничной жизни, говорит он,
поднялись в цене... Литература готова
приобщиться к великой общей действи-
тельности». Нексе мирился с тем, что
«художественность его произведений
ставилась под знак вопроса, — лишь бы
человечность была вне сомнений! В
противовес традициям датской литера-
туры «золотого века», Нексе является
пропагандистом реалистического искус-
ства. Внутренняя строгость, скупость и
скромность в. изображении — BOT Oc
новные художественные принципы Нек-
се. Правда, порой строгость оборачи-
вается в произведениях Нексе рассудоч-

ностью, скромность — непритязательно-
стью поэтических средств. Но все это
не умаляет большого революционного

значения творчества Нексе. Он никогда
не задумывается над тем, как стать пи-
сателем. Больше. всего его интересовал
вопрос, как стать человеком. Жизнь
Нексе «не расстилалась перед ним ров-
ной скатертью... слишком много был
случайных удач».

«Конец пути» — книга большого жиз-
ненного опыта, книга, утверждающая
жизнь и радость борьбы.

Н. МЕЛЬМАН
СТОРОНА»

За вольные степи советского Дюна
Погиб славной смертью герой.

И так все. Начнет говорить Гридов
о пограничнике, о моряке, о «девушках
нашей страны», — он обязательно твер-
дит по какому-то М-му песеннику.

Лексикон, песенная символика [pa
дова мизерны. Враги — «вороны злые»,
радость-—«еолнце, горящее в крови», до-
рога — просторная, свинец — вражий,
дозор — зоркий и уж ясно, синие гла-
за сравниваются с морем. Таких при-
липчивых эпитетов у Гридова так мно-
го, что, когда встречаешь определение
дождя, «теплый, шумный полосатый», то
эпитет этот во всей книге выглядит,
как белая ворона.

Скажут: но ведь это песни, а этот
лирический жанр может быть весьма
условным, и постоянные, стандартные
формы в песне допустимы в большей
мере. Это верно. Но любая народная
песня потому и ‘долговечна, что в ней
всегда простые чувства выражены без-
искусственными словами. И это лириче-
ское настроение всегда кажется  не-
обычным. В поисках его и заключается
тонкое песенное искусство.

Принципиальная ошибка Гридова co-
стоит в том, что он, очевидно, не по-
нимает этого. Поэтому вместо песен он
написал всего лишь тексты песен, боль-
шинство которых едва ли станет ду-
шевней даже от сочетания с музыкой,

А. КОНДРАТОВИЧ

«ОГНИ НА НЕВЕ»

В рассказах писателя Соболевского нет
интересных сюжетов, занимательной фа-
булы. Жизненные события — равно: вы-
боры в Совет или переезд на другую
квартиру, — служат лишь безразличным
фоном, на котором выделяются показан-
ные неестественно крупным планом люди.
Эпиграф перед книгой—<Идет свободный,
гордый Человек далеко впереди людей
н выше жизни» (Горький) — говорит о
том, что это неё творческая неудача, а
результат сознательно поставленной ‚себе
писателем задачи. Книга посвящена Че-
ловеку, но, увлеченный его описанием,
автор не умеет соединить в одно каждую
маленькую человечью жизнь с той боль-
шой жизнью, частью которой она яв-
ляется. И поэтому иной, несколько не-
ожиданный смысл приобретают в «Огнях
на Неве» замечательные слова эпиграфа
— «Человек» Соболевского просто далек
от людей и жизни.

Уменьшенные расстоянием большие
жизненные события превращаются в ма-
ленькие и неважные. Жизнь идет где-то
за пределами повествования.  Соболев-
ского интересует лишь обратная, заку-
лисная сторона жизни. Его герои живут
при отраженном свете, Это — как
бы второстепенные персонажи жизни.
Неторопливо и обстоятельно ‹расска-
зывает писатель © смерти Валерии
Михайловны, единственное назначение в
жизни которой — быть матерью своего
сына, о будничном существовании дру-
гой, подобной ей матери, — Анастасии
Ивановны, © душевных переживаниях
«жены своего мужа» Тамары. Попытка
найти какую-то абстрактную, статичную
человечность, человечность вне действия
толкает писателя именно к этим герои“
ням, его увлекает их особый мирок, на-

 

Е. Соболевский. «Огни на Неве». «Со-
ветокнй писатель», 1940 г.

полвенный лишь
настоящей жизни.
о внутренний облик людей, психоло-
гическим переживаниям которых посвя-
щены рассказы, остается неясным.
огда в тихом мирке героинь Соболев-
ского случается кому-либо совершить
какой-нибудь поступок, этот поступок
оказывается ничем не оправданным н
непонятным; почему-то убегает Анаста’
сия Ивановна из дома любящих и лю-
бимых сыновей, почему-то уходит от му
жа, и возвращается к нему’ Людмила.
коз °оправданная причудливость поступ-
в сочетании с искусственной «чело
вечностью», о которой говорилось выше,
делает «Огни на Неве» до того претен-
ой и манерной книгой, что поне
м НЕСЯ пресловутая тургенев»
м арынька, которую хотелось уда
pare колом в бок, чтоб она хоть взвиз»
Ула естественно. Впрочем, даже боль
аи естественными героев Соболев
то ть Героиня рассказа «Валерия Ми
м умирает до того приторно,
чих енно и длинно, что, несмот
р ета, которую автор ст>.
eis a Sern к этой старушке, чита
wake ores не пожелать ей скорой и
Chosen сивой смерти,
мне ся «Далекая гавань», 3%
ав НЫ оло трети книги, более, чем
и, есть из эпохи войны и Ок:
ть революции написана о девоче
а ея п детстве прыгать с высо-
: ое последствии оказалось, что
a’ koate Wane она прыгала неспроста, —
ао aan вести она, совершенно неожи
ЕВ Gone сделалась парашю“
и днако в «Далекой гаваню
ея о живых и мало-мальскя
her See xX людях, и поэтому повесть
вляет впечатления такой раздра-

eee манерности, как остальные рас-
зы Соболевского.

отзвуками, отсветахл

Е. ВЕЛИКОВСКАЯ