А. ГУРВИЧ
МОЛИ, yx
у =
#5 ЛАНВУШИЕ
В статье «Лик bo
зета «Фелькишер бы
«Здесь в действит
4 я oy ельности все оказы-
В том походе АрМЫ себе представляли
eae - POP Baek et comasy . ORME
вается как бы д
часть света, в другую
это следует Ю планету, причем
> H у
ском смысле. Причаной ei eye
люди, живущие в arog ие ee
Такими словами Фворят, oantyamnen, от
тдучркото. сна. «Фелкищер беобахтер»
этот самый крупный бомбарди ЕК as
шистской пропаганды, ahaa р BS
толовы своих читалелей Аи на
‘ лжи, демагогии и других а Тони
] сознание веществ, в yr а
j HHA вадох смущения. Многое (зв ме
этого понадобилось. адо было СТИ
тельно очутиться на другой ея
Два мира, которые
Е ало д
воположными, ежедневно Ghehercus meer
нами на страницах щих тазет eater:
ские писатели и жур листы ведут лето-
пись отечественной войны. Нь в в&бине:
тах, а в окопах, в ae на воен-
; :
тых кораблях и самощт
Trax, -
Тедовой линии фронт, рые
городов и даже из вр
ходят их походные бл
кии корреспонденции.
йны на Востоке» га-
бахтер» пишет:
Из осажденных
еского тыла при-
ноты, их дневни-
Может быть, кто-нибудь из наших това-
рищей не вернется в Нину семью, но на
краю гибели, в огне и ови зарождаются
ne слова, новые и новые писате-
Мы хорошо знаем друг
перь знакомимся еще р
триваемся в своих друзьи,
отечественников. По-новому
нас названия наших тородов.
мелкое, разобщающее,
все, что нас связывает. Зто сделала вой-
на. В одно мгновение он показала нам,
как мы близки и дороги руг другу, как
безраздельно связали сво судьбу с судь-
бой родины. Советские лрди еще раз в
еще ближе породнились, И, кажется, все
стали личными друзьями.
«Из коротких корреспон нций во весь
te ст встают люди-богатырй люди-красав-
цы, люди, живущие в нацей стране. И
рядом с ними мы видим лицо врата,
мощной железной броней 1рикрывающего
ничбожество своего духа.
Я читаю очерк Эзры Виденского «Сжа-
тые кулаки». Одесса, беспёчная Одесса,
всегда любовно смотревшая на свое теп-
moe, голубое море. Теперь она поверну-
лась к нему спиной, окощлась, ощети-
нилась. Ни на мгновение нельзя ей огля-
друга, но те-
Заново всма-
земляков, со-
звучат для
Исчезло все
ивет и крепнет
нуться. «Это осажденный род, город
сражающийся, отстаивающий свою свобо-
ду, свою жизнь. И он нахиурился, га-
прягся, сжал кулаки. Город }казал: я не
сдамся, я не уступлю... Жен
не плачут, когда встречают
ных мужей, отцов и сынов, Они са-
дятся к ним в грузовик, онимают их,
везут в госпиталь и в перернвах между
работой носят им подарки, щеты...›
Виленский рассказывает о новой, пе-
узнаваемой Одессе много и лаюнично. Он
не хочет пропустить что-либо из увиден-
ного. А увидел он все, что тоько можно
было увидеть. В его коррепонденции
фактов больше, чем фраз. Но ни не рас-
сыпались. Сжатый кулак хурналиста
скрепил их силой патриотичежого чув-
ства, и из торопливых, беспоюйных за-
писей возник образ осажденною города.
Он борется без сна и отдыха. Мы видим
новую, мужественную Одессу, ее @ррикады.
Мы слышим гул ее орудий, е{ взволно-
ванные голоса, ее учащенное духание. И
) у каждого из нас крепко сжимются ку-
лаки. Мы видим себя на барриюдах оса-
жденной Одессы, чувствуем себ! ее жи-
телями.
ee
*
своих ране-
До тех пор, пока в городе остется хо-
тя бы один советский патриот, он еще не
сдан, он еще обороняется. В очной из
своих корреспонденций Виленсый pac-
сказывает о’ «неизвестном моряке:. Неиз-
вестно имя героя, но сила его д\ха, его
подвиг станет известным всему миру.
В опустевший, брошенный горот, рас-
положенный на красивой реке, кодили
немцы. Жители, — кто только лог, —
ушли за реку. Туда же увезли вс! иму-
щество города. Осталась одна поцедняя
баржа, тгруженная ценными машинми и
аппаратами. Когда ее грузили, явиля мо-
ряк и взял на себя командовани( по-
трузкой. Никто не знал, кто он и (ткуда
он пришел. Яснолицый, мускулисый и
Всякий пленный немец, когда его cirpa-
шиваешь, есть ли у него какие-нибудь
вопросы, прежде всего хочет знать: будет
ли сообщено его родным, что он - в
плену, или — когда разрешат ему нвпи-
саль домой? Многие немецкие солдаты и
особенно офицеры знают о существова-
и старого международного соглашения,
которому воюющие державы обменива-
ся списками взятых в плен.
i Г Пожалуй, этот международный домнор
{ терманцы не прочь соблюдать, в личных
своих интересах, конечно. Всеми осталь-
ными договорами они пренебрегли, как
мешающими их варварским способам ве-
сти войну. Они расстреливают госпитали
и поезда Красного креста, они бомбят не-
защищенные города, добивают раненых
на поле сражения, уничтожают детей и
женщин. Они творят жестокости, не ду-
мая ни о каких законах и договорах. Но
вот немец попал в плен и сразу вспом-
нил о международном договоре; сообщат
ли его близким о том, что он жив и здо-
ров?
Эта чувствительная забота о родных и
близких является обычным свойством ха-
рактера немцев. Семейственность, привя-
занность к очагу, «родина» в узком зна-
чении слова, то-есть дом, в котором вы-
ос немец, его окружение из друзей, со-
eH HM ‘родни, тород или село, откуда
происходит семья, — вот основа герман-
ского быта. Связь немцев со своим окру-
жением весьма крепка и сентиментальна.
Я не встречал за всю свою жизнь ни од-
ного немца, который не носил бы с со-
бою фотографии родных и близких. Каж-
дое новое знакомство начинается у нем-
ца с того, что он, к месту или не к ме-
сту, достает из бумажника портреты сво-
их семейных и предлагает ими полюбо-
ваться, Женатые показывают детей и
жен, холостяки — невест. Нередко фото-
графия невесты сопутствуется карточками
«прежних» невест, или вообще чьих-ни-
будь «невест», Разглядывание xopomo
изученных карточек. происходит не без-
участно, а именно с любованием и само-
JJOBObCTBOM.
Пленные немцы всегда просят оставить
Чувствитель
В МАШЕЙ СТРАНЕ
спокойный, он быстро и ладно погрузил
свою баржу и теперь, оставшись на ней
один, охранял ее и ждал буксира. Но
буксир завозился на том берегу. Немцы,
разлившись по городу, подошли к реке и
осторожно, боясь засады, подбирались к
барже. У моряка был пулемет ‘и писто-
лет-пулемет. После первого его выстрела
враги рассыпались и начали «войну ©
баржей». Моряк стрелял метко и умно.
Каждая его
стоила жизни немцу.
Внезапно моряка ударили по толове.
Кто-то подплыл сзади и незаметно лод-
крался. «Его допрашивали долго. Угрожа-
ли. Он молчал. Тогда его стали бить. Он
молчал. Тогда ему отрезали палец на пра-
вой руке, потом все пальцы. Он поте-
рял сознание, Он пришел в себя ночью,
в сарае, на мокрой соломе. Его поил кто-
разговаривали, двое,
то из кружки. Они
моряк и пехотинец, попавшие в лапы
зверей. Разговаривали до утра. Потом мо-
ряка повели на площадь. Там стояли ше-
ренги немецких солдат и кучка испуган-
ных местных жителей. Моряка привязали
К столбу и кололи тесаками в грудь, в
бедра, в лицо. Ему вырвали оба глаза.
Он умер».
Мертвого моряка повесили на дереве.
«Он висел пять дней.
Потом его сняли и куда-то увезли.
И никто не узнал его имени, даже тот
пехотинец, который говорил с ним в
тюрьме, который убежал, видел все
рассказал нам, на этом берегу...»
Ежедневно читаем мы в газетах леде-
нящие кровь слова о смерти храбрых. Но
даже в этом ряду титанов неизвестный
моряк кажется непостижимым, Ему нель-
зя отдать должное одним поклонением,
Он заставляет думать о себе. Быть мо-
жет, именно неизвестность, безымянность
и придает образу моряка особое величие.
Всю ночь между пытками и казнью раз-
товаривал он в тюрьме с пленным крас-
ноармейцем и не назвал своего имени.
`Скромность?
Как скучно и пресно здесь это слово.
Неизвестный моряк умирал не скромно,
он умирал в жестокой борьбе, он драл-
ся, как лев. Он защищал ‘родину, раст-
ворился в ней и забыл‘ о своем имени.
Он не заглядывал в свою судьбу, потому
что действовал. В душе его. не осталось
ни места, ни времени для мысли о том,
чтобы оставить по себе память.
Виленский нашел и назвал нам безы-
мянного героя. Надо было спасти, сохра-
нить подвиг для будущего. Он написал о
нем взволнованно, отрывисто, написал
все, что узнал и только то, что узнал.
Неизвестный моряк описан со стороны, в
действии. Мы увидели его, но голоса его
мы не знаем. Он не произносит ни одно-
го слова, не высказывает ни одной мыс-
ли. Автор очерка хорошо чувствует, что
образ неизвестного моряка призовет к сё-
бе «самых вдохновенных, самых” человеч-
ных художников» и заканчивает свой
рассказ уверенностью в том, что его ге-
рой будет увековечен в памятнике и во-
спет в поэмах.
Но, может. быть, еще больше этот об-
аз всколыхнет воображение — прозаика.
очь, проведенная в тюрьме, станет ду-
шой этого рассказа. Его надо писать с
такой силой проникновения в душевный
мир одинокого тероя, с какой был нанпи-
сан «Хаджи-Мурат».
‚ Среди палачей, терзавших неизвестного
‘моряка; был, возможно, и ефрейтор Пило-
виц, писавший своей жене Марте в Га-
мерсфельд:
«Я организовал одну пару детских ту-
фель для нашего малыша, а себе одну
пару лыжных ботинок, десять кусков мы-
ла, два кожаных пояса, два карманных
ножа, один консервный нож, один што-
пор и еще разную мелочь. Скорее бы
представилась возможность все эти вещи
послать домой. Иначе у меня ‘нехватает
места для организации следующих ве-
щей».
Что может понять в бессмертном под-
виге советского тероя этот организатор
штопора!
Мы не хотели бы осквернять память
тероя никаким сравнением, даже контра-
стным, с убогим и низменным терманским
солдатом, и вспоминаем его здесь тоже,
как жителя другой планеты. Как же ему,
мародеру и скопидому, понять широкий
размах вольного русского человека, как ему,
привыкшему ставить свою фамилию на
портсигаре, на кошельке, на футляре от
зонтика, понять человека, не оставивше-
то своего имени для мировай славы!
Конст. ФЕДИН
Взаимная безвестность членов семьи —
самое горькое чувство, действительно
устрашающее германского солдата. Поэто-
му и вылетает у него первым вопрос о
родных, когда, принужденный к сдаче,
он оправляется от испуга и растерянпо-
сти.
Этот сентиментализм сочетается в харак-
тере немецкого мещанина с жестокостью,
проявляемой и в семейном быту, ив 00-
лее широких общественных отношениях.
Немецкий обыватель жесток к детям, его
традиция пброк и других физических ис-
тязаний малолетних весьма упрочилась за
время господства фашизма. Особенно от-
личается немецкий мещанин нещадностью
в отношении к подчиненным. Солдат хо-
рошо знает это по своему офицеру, бат-
рак — по своему хозяину, школьник—
по своему учителю.
Сочетание жестокости с чувствительно-
стью —- черта довольно обычная, хорошо
известная психологу. Чрезмерная слезли-
вость, склоинссть легко растрогаться и
умилиться наблюдались и за тиранами, и
ва палачами.
Чем дальше идет война, тем уязвимее
становится это чувствительное место в
психологии немца. Семья германского
солдата казалась ему нёлосягаемой для
опасностей войны: в глубоком тылу, за-
шищенная сильной авиацией, она могла
спокойно дожидаться своего добытчика—
фалиистского варвара, кочующего по от.
даленным, чужим, разоряемым землям. К
тому же — долго ли продлится война?
Раз-два — и лобытчик возвратится до-
мой, Уувешанный трофеями, и снова на-
ступит для очага золотое, мирное время,
защелкают «кодаки» и «лейки», застучат
по дубовым столам пивные «маасы», до
нового Похода на чужбину, за новой до-
бычей для жен и невест.
Но вот случилась первая решающая не-
ожиданность: война «раз-два» не получи-
лась. Она не получилась и «раз-два-три»,
распространяется во времени и не-
oa’ erHom пространстве. Да, именно — в
том самом «пространстве», 3a которое
очередь, каждая ето пуля
И
Н. КОВАРСКИЙ
Стиль Эренбурга-публициста резко изме-
нился за последние годы. Он стал совсем
иным уже в статьях, посвященных осво-
бодительной борьбе испанского народа
против испанского, итальянского и He-
мецкого фашизма, Авторская интонация
стала мужественней, резче и тверже, фра-
за — суше и отчетливей. Автор должен
успеть рассказать читателю в корот-
кой газетной статье o60 всем, что он
видел, — о героизме испанского наро-
да, о людях, которые предпочитали уме-
реть стоя, чем жить на коленях, о чу“
довищных преступлениях фашистов в аа-
Хваченных ими испанских селах и горо-
дах. Каждая строчка этих статей звучит,
как строчка обвинительного акта.
Так же написаны были и статьи Эрен-
Gypra o Европе, над которой уже нависла
зловещая тень тотового к наступлению
фашизма, так же написана и книжка
«Плененный Париж».
«Я помню могилы беженцев, заплакан-
ную служанку, учительницу с перепуган-
ными ребятишками. Я знаю, что прино-
Cat народам немецкие фашисты, я не
читал об этом, я это видел».
Он видел, как немцы входили в Па-
риж, как, собрав несколько десятков про-
CTHTYTOK, они сняли их, чтобы потом по-
казывать на экранах «население Парижа,
приветствующее немецкие войска», как
грабили они Францию, вывозя все — «от
яиц до дверных ручек, от мыла до’ му-
зейных картин», как жрали они в ресто-
ранах, как сжигали книги французских
писателей, как пили, поднимая ‘бокалы,
«за уничтожение Франции», как марширо-
зали «по площади Конкор», по прекрасной
площади, о которой Маяковский написал:
«Эта площадь оправдала бы каждый го-
род».
В. Париж, во Францию вошли не про-
сто гангстеры, бандиты и грабители,
Аль-Капоне выглядит благороднейшим
джентльменом по сравнению с фашист-
скими солдатами и командирами. Аль-Ка-
поне убивал, чтобы присвоить чужое
добро. Эти убивают и грабят, сопровождая
убийство и грабеж такими издевательства-
ми, до которых никогда не додумался бы
Аль-Капоне, Они на каждом шагу обкорб-
Илья Эренбург. «Плененный
Гослитиздат. 1941 г.
Париж»,
«Плененный Париж»
ляют достоинство французов, они издева-
ются над всем, что составляет националь-
ную гордость французского народа, его
историческую славу. Школы превращены
в казармы, ученые брошены в тюрьмы и
кснцлатери, писатели обречены на голод-
ную смерть. О Париже, одном из самых
прекраснейпгих городов мира, они говорят
«грязный город для негров» Во фран-
пузском парламенте проходимец Ровзен-
берг заявляет: «Мы выкинем идеи фран-
пузских просветителей в мусорный ящик».
Темные и отвратительные пережитки
средневековья, с которыми боролись фран-
пузские просветители, теперь воскресли в
гнтлеризме и пытаются отомстить тем, кто
больше века тому назад об`явил им бес-
пощадную войну.
В статьях, собранных в книжке Эрен-
бурга.—только фактызи впечатления оче-
видца, изложенные скупо и сухо. Они г-
ворят сами за себя, они не требуют по-
яснений, Только иногда после подробной
сводки фактов идет несколько слов от
автора, проникнутых ненавистью, гневом
и надеждой; «Я знаю отвагу французско-
то народа — я видел Марну и. Верден. Я
понимаю, почему пугливо озираются по
сторонам гитлеровцы в мнимо спокойном
Париже. Мальчишка поет: «Ты скоро от-
сюда уйдешь». Конечно, им придется не
уйти — убежать из Франции. Но убегут
не все;..»
Последняя, заключительная статья книж-
ки названа «14-е июля». Французский на-
род черпает силы для освободительной
борьбы в том, что составляет националь-
ную гордость Франции и над чем изде-
ваются гитлеровцы.‘ 14 июля 1941 г. по
улицам Парижа, где некогда восставший
народ шел на штурм Бастилии, марширу-
ют гитлеровские солдаты, тащат на рас-
праву арестованных французских патрио-
тов. Но Франция свято хранит в памяти
дату 14 июля 1789 г. Рабочие ломают
станки, крестьяне жгут хлеб, утром на
улицах находят убитых гитлеровских сол-
дат и командиров. Франция проснулась,
она готова к борьбе.
«Гитлерия — вот Бастилия ХХ века,
страшная, вловонная тюрьма, в которой
томятся народы Европы! На штурм этой
новой Бастилии идут вместе с бойцами
Красной Армии партизаны и терои пора-
бощенных фашистами стран, патриоты
свободолюбивой Франции.
Бастилия будет взята!»
„Родина зовет“
Отделение издательства «Советский пи-
сатель» в Ленинграде выпускает сборни-
ки стихов, очерков и рассказов писателей
о героической борьбе Красной Армии про-
тив гитлеровских орд, о мужестве бой-
цов и партизан. Первые два сборника
вышли. В них напечатаны произведения
М, Зощенко, В. Каверина, Б. Лазвренева,
В. Саянова, Н, Тихонова и других ленин-
тградских писателей. Заканчивается печа-
тание третьего сборника.
Ленинградское отделение издательства
большими тиражами выпускает также не-
большие брошюры писателей, содержащие
отдельные боевые эпизоды.
ао —————и
Писатели Л. Спавин, М. Светлов ин. Богданов на френте
ность и жестокость
фотографии при себе, не, отбирать их.
Германия, по программе Гитлера, билась
и бьется и которов стремительно погло-
щает и поглотит все немецкие силы,
употребленные на его завоевание.
Я спросил одного пленного германского
офицера-пилота: © Е
— Долго ли, по-вашему, продлится вой-
на с Советским Союзом?
— По-моему... я так думаю... недолго.
— Но сколько же времени?
— Месяца два, может быть, три.
— Что же будет дальше?
— Мы заключим мир.
— Что значит — мы заключим? По-ва-
шему, Россия капитулирует?
Он промурлыкал:
— Н-нет, ну, что’ вы!
Он хотел показать, что хорошо воспи-
тан и понимает, что говорить неприятно-
сти в лицо неделикатно,
‚ — Но что же означает — заключим
мир? Вы собирались нам продиктовать
условия мира?
Оя опять что-то забормотал с вежли-
вой миной.
— Но все же, — настаивал я, — как
вы’себе все это представляете?
— Я, конечно, не знаю... Но я думаю
— мы заключим с Россией мир и тогда
покончим с Англией...
Тут его вежливость прорвало: антли-
чан с нами не было и можно было не
деликатничать.
— Но знаете ли вы, что такое Совет-
ский Cows?
—: Разумеется: территория, неисчерпае-
мые людские резервы... вообще ресурсы...
И вдруг он облизал губы и точно ре-
шив, что в конце концов не помешает
сказать нечто правдивое, вздохнул:
— Россия была для нас книгой
семью печатями...
С момента, когда немцы почувствовали
яростные удары Красной Армии, для них
начали вскрываться печати на неизвест-
ной книге. Оказалось, что ни о каком
мире Советский Союз не хочет знать, по-
ка не разобъет германо-гитлеровский фа’
птизм. Оказалось, что три месяца войны
миновали, не принеся Гитлеру вожделен-
за
ной цели, и германский народ вынужден
тотовиться к третьей военной зиме, да
притом — к зиме на просторах России.
Неожиданность затяжной длительной
войны ударила не только по немецкой
армии, она нависла смертельной угрозой
над всей Германией. Тыл немцев под-
вергся новому приливу испытаний мед-
ленным оружием лишений и голода. Это
бъет по германской семье, по детям и ма-
терям, по возлюбленному немецкому оча-
гу.
Но эта первая неожиданность принес-
ла за собой вторую, ‘еще более грозную.
Затяжка войны означает усиление воен-
ной мощи противников гитлеровской Гер-
мании. Некогда сильнейшая германская
авиация оттесняется и начинает грозно
подавляться воздушными армиями Вели-
кобритании и Советского Союза. Непре-
рывно тяжелые бомбардировщики англи-
чан и русских появляются над городами,
заводами, верфями Германии. Все могу-
щественнее и суровее становится отмще-
ние за бесчинства и всемирный разбой
германских летчиков. Очаг немецкого сол-
Дата, его дом, его семья, его родина от-
ныне вполне досягаемы для отня и гро-
ма войны. И с этого момента для герман-
ца начинается новая полоса, новый счет
военной истории.
He так ‘давно в Америке вызвала ог-
ромный интерес книга Ларса Мена —
«Под железной пятой». Ларе Мен —
бельгиец, содержатель тостиницы «со хо-
рошей кухней» в Антверпене. Прошлый
год, когда германцы ворвались в Бель-
гию, он долгое время оставался в родном
городе, и у него в тостинице квартирова-
ли немецкие офицеры, главным образом
летчики. Свои наблюдения над немецки-
ми оккупантами Ларс Мен. очутившись в
Соединенных Штатах, записал с большой
вдумчивостью и очень об’ективно.
Уже в прошлом тоду, по свидетельству
Мена, в немецких войсках очень много и
очень охотно говорилось о сроках окон-
чания войны, говорилось с естественным
разочарованием, потому что слишком дол-
то и чересчур настойчиво немцам внуша-
лась мысль о чмолниеносности» всех гер-
манских кампаний. Даже самые от’яв-
ленные фашистские фанатики во всей не-
мецкой военной организации — летчики,
которых Мен характеризует, как поме-
шанных, унылых и молчаливых людей,
вечно пьяных («пьяные — в полет, пья-
ные — из полета») — и те вздыхали о
скором мире.
В. КИРПОТИН
BURTOBKON, MONOTOM, NEON
Это заглавие как нельзя лучше харак-
теризует содержание и смысл книжечки
стихов Иосифа Уткина, написанных во
время войны.
Стихи Уткина — боевые и веселые пес-
ни. В них звучит обычная «уткинская»
лирическая, интонация, соединенная с
шуткой, с издевкой над врагом. Вместе
это создает впечатление боевой решимо-
сти, бодрости и уверенности.
Стихи Уткина призывны. Они агитиру-
ют, они зовут Фодчинить усилия всех со-
ветских людей — на фронте и в тылу,
мужчин и женщин — единой цели
разгрому немецких фашистских полчищ.
Профессий мирных больше нету!
Винтовкой, молотом, пером,
Как дело общее, победу
На плечи общие берем.
Но в то же время стихи Уткина не
декларативны, не беспредметны. Ояи опи-
раются на конкретные факты, нередко
‹сообщенные Советским Информбюро. В ря-
де случаев они согреты интимным лириз-
MOM.
Лучшие стихотворения в сборнике —
«Песня о родине и о матери», «Красноар-
мейцу», «Чему никогда не бывать и что
непременно будет».
Выписываем «Пебню
матери» полностью:
Так уж водится, наверно,
Я давно на том стою:
Тот, кто любит мать, — наверно —
Любит. родину свою.
И в народе неделимо
Счастье радости одной:
Счастье родины любимой,
Счастье матери родной.
о родине и о
Иосиф Уткин. «Винтовкой, молотом, пе-
ром». Гослитиздат, 1944 г.
И выходит — руку поднял
На твою родную мать
Кто осмелился сегодня
Счастье родины ломать.
И с таких, как с гадов хищных,
Отраашных в подлости своей,
Их поганой кровью взыщут
Миллионы сыновей!
Стихотворение «Красноармейцу» — при-
зыв к мести, к страшной и беспощадной
мести ва поруганных женщин, за истер-
занных детей, за невиданные и неслыхан-
ные зверства фашистов.
Третье названное здесь стихотворение
может служить хорошим образцом уткин-
ской шутки. Это — шутка, выражающая
истинную бодрость и прочную уверен-
ность в силах народа, в победу народа
над врагом. Уткин в шуточных своих сти-
хотворениях удачно опирается на фоль-
клор, «что делает их весьма пригодными
для исполнения с эстрады, в любой ауди-
тории—красноармейской, рабочей, колхоз-
ной. «Чего никогда не слышал?» — спра-
шивает поэт. И отвечает:
Чтоб лебедем взвился рак.
Чтоб гусь на охоту вышел.
Чтоб сладил © народом врат.
Эти веселые вопросы и ответы подгото-
вляют к заключительной строфе на тему
«А что непременно будет?».
А быть — морозу к зиме.
А щуке — быть на блюде.
А Гитлеру — быть в земле.
Книжечка стихов Иосифа Уткина —
патриотична. Она — одно из многочислен-
ных выражений нашей воли к победе.
Работа поэта Иосифа Уткина характе-
ризуется единством слова и дела. Он по-
казал, что умеет владеть не только. пером,
но и пожарной лопатой и винтовкой. Его
стихи — результат слитого воедино граж-
данского и поэтического долга.
С. ГОРОДЕЦКИЙ т
РОДИНЕ,
Так называется только что вышедшая
книжка стихов народного поэта Белорус-
сии Якуба Коласа. Она написана кровью
сердца, под огнем фашистских орд, вторг-
шихся на родную землю поэта. Поэт ви-
дел, как горел его дом, все богатство ко-
торого заключалось в рукописях, в пись-
мах Максима Горького, в любовно подоб-
ранных книгах. Он видел, как бандиты
расстреливали уходящее мз города 0ез-
оружное население. И строки его стихов
озарились справедливым тневом и жаж-
дой возмездия.
Книжка начинается стихотворением
прозе «Родному народу».
«Черная ночь движется с запада и за-
стилает непроглядным мраком твою зем-
лю, родной мой народ. Нарушен твой
мирный созидательный труд для всеоб-
щего благополучия и дружного сожитель-
ства всех народов мира. Но разве мы по-
миримся с этим разбойничьим, грабитель-
ским нашествием озлобленных гуннов,
титлеровских акул? Нет, никогда! В тор-
ниле нашего страдания будем неустанно
ковать свою победу. Теснее сплотимся во-
круг своею вождя и кормчего, родного
Сталина!» 2
Это прекрасное, мужественное вступле-
ние определяет тему всей книги. Пер-
выми идут два гимна — «Нод стягом
Ленина — Сталина» («Железную силу
нам выковал Сталин») и «Красная Ар-
мия» («Красная Армия — грозный нарол,
Красная Армия — мужества взлет»). Оба
эти стихотворения, несомненно, привле-
кут внимание наших композиторов своей
гордой и суровой красотой.
С большим чувством написанная эле-
тия «Душою и сердцем мы с вами, ге-
В
pou» служит . переходом к центральной
части книги — четырем призывным сти-
хотворениям:
Вставай, народ, всю мощь и силу
Вздымайте, села, города.
Пусть всюду гибель и могилу
Находит наглая орда.
Вставайте, народы, к оружию,
братья:
Бандиты штурмуют нап дом.
Могучим потоком, сплоченною ратью
Обрушим на недругов гром!
Сомкнем же плотнее у
Ряды боевые,
За честь, за свободу — вперед!
Над нами алеют
Знамена родные,
Нас доблестный Сталин ведет.
В 1940 г. в немецкой армии уверенно
ожидали победу над Антлией — именно
в 1940 г. Немецкие офицеры пошучивали:
«Голландия досталась нам даром, 3a
Бельгию пришлось заплатить небольшую
сумму, Франция потребовала больших
расходов, а во что обойдется Англия —
мы не знаем». Не в том дело, что нем-
цы готовы были «заплатить» за Англию,
вероятно, любую цену, а в том, что они
были убеждены, что «купят» ее в 1940г.
Прошло больше года с тех пор. Какую
цену платят сейчас германские войска на
Востоке, им известно лучше всех. Они
понимают, что эта «плата» беспредельно
возрастает, становясь подлинной pacnna-
той за содеянное германским фашизмом во
всех странах мира.
В расплату включается и то возмездие,
которое вкушает сейчас германский тыл.
Ларс Мен тоже отмечает сентименталь-
ную привязанность немецкого солдата к
своим родным, к своему очату. И он при-
ходит к выводу, что «если что-нибудь
может заставить их (немцев) сложить
оружие, то это, по всей вероятности, их
боязнь за свои семьи, подвергающиеся
опасностям, от которых национал-социа-
листы не могут их больше. залцитить».
Так же, как в прошлую мировую вой-
ну, англичане сумели внушить немцам
уважение к английскому оружию. Сейчас
немцы быстро научаются уважать оружие
Советского Союза. Пленные немцы под-
тверждают этот факт без обиняков. Ува-
жение к оружию означает страх перед
ним. Немцы страшатся нашего оружия,
потому что оно подавляет их, потому что:
оно достигает далекую цель — герман-
ский тыл, отчизну, родину немцев, их
очат, за целость которого германские сол-
AUTH были когда-то слишком спокойны.
Мы знаем уязвимость чувствительного
места в психологии врага. Мы будем ра-
нить это место все более ощутимо и бо-
лезненно. Это возымеет необходимое нам
действие. Это будет отилатой за муки на-
ших близких, за муки человечества, бро-
тенного германским фашизмом в вели-
кие страдания.
Немецкий солдат, храня на груди порт-
рет жены, ребенка, невесты, должен пом-
нить, что он сам подвергает смертель-
ной опасности свою семью, своих близ-
ких, продолжая в угоду фашизму свиренп-
ствовать в чужих странах, проливать
кровь и сеять смерть.
шой, но глубокой
книги служит широко известное стихот-
ВОЖДЮ
Дружней подымем молот, братья,
И горн раздуем горячей!
Все — обороне, все — расплате,
Чтоб Гитлер не собрал костей.
Ответом на этот призыв народа служат
два глубоко лиричных стихотворения, на-
писанных от имени бойца: «Я — co-
ветский воин» и «Клятва».
Переходя к финальной части книги,
поэт опять дает прелестную элегию «Раз-
лука».
Но и эта элегия разрешается боевым
призывом: «Подымай, народ, клич, веди
на бой!»
Финальная часть книги начинается дву-,
мя задушевными стихотворениями «На
новой земле» и «Под Сталинским солн-
цем», написанными в 1938 году и рису-
ющими картины счастливой жизни в 60-
ветской Белоруссии. Они напоминают ©
том, за что мы боремся.
Заключительным аккордом этой неболь-
по мысли и чувству
ворение:
Побеждать мы не устали,
Побеждать мы не устанем!
Краю нашему дал Сталин
Мощь в плечах и силу в стане.
В этой книге мы видим в новом рас-
цвете все качества поэзии Якуба Кола-
са:
нйи чувства, ясность
прекрасную, восходящую к народной по-
эзии, форму. В новых стихах эти каче-
ства усилились и окрепли. Особенно бро-
сается в глаза музыкальная сторона сти-
хов. Вся книга построена, как симфония.
Не только отдельные ее стихотворения, но
и вся она в целом может дать прекрас-
ный материал
ного произведения.
необычайную прямоту в высказыва-
и глубину мысли,
для крупного музыкаль-
Переводы хорошо выполнены П. Семы-
ниным, Б. Тургановым, В. Звягинцевой,
Б. Ирининой, Н. Сидоренко и др.
Борис ВЕСЕЛЬЧАКОВ
-Немчужина Юга
Я знал тебя с детства,
Жемчужина Юга.
Я буду твой образ
Хранить и беречь,
Как дни вдохновенья
И радостных встреч,
Как первую ласку
Любимого друга.
Мне чудится
Небо твое голубое,
Лиманы,
Сады. на вершинах холмов,
Цветы,
Не дающие сердцу покоя,
Летящие брызги
Морского прибоя,
Далекие тени
Родных берегов,
И нет моей злобе растущей
Предела:
Двуногие звери
С клыками во рту
Хотят на куски
Растоптать твое тело, —
Измять, опозорить
Твою красоту.
Но прежняя удаль твоя
Не остыла.
Ты смело встречаешь
Удар лобовой.
Другая,
Врагам недоступная сила
Живет в тебе нынче
И движет тобой.
‚ Тебе не страшны
Никакие налеты,
Ты вся
В неприступном кольце баррикад —
У каждого дома
Торчат пулеметы,
Бутылки с горючим
И связки гранат.
Туда,
Где засели фашистские орды,
По улицам стройным
Идут моряки.
Идут они шагом
Уверенным, твердым,
На солнце осеннем
Сверкают штыки.
И лишь потому,
Что ты выглядишь строже,
Что ты поднялась
На священную месть,
Ты стала мне ближе,
Родней и дороже.
Ты — равная жизни.
А жизнь — это честь!
Литературная газета
№ 38 3