5. БРАИНИНА С xX

«И если уж налобво гово
педовольство человека самим соб

Роман Конст. Федина «Первые радости»
проникнут чувством ответственности
«взыскательного художника», беспокойст-
вом, понсками, Лишь на первый взгляд ро-
ман может показаться монументально спо-
койным. Такое представление прежде все-
го идет от самого материала; 1910 г., гу-
бернский гарод старой России, город «сар-
пинки, отставных генералов и мучных ко-
ролей». Но за жизнью, подернутой пеленой
былого, скрыта «такая схватка, такая: гонка
чувств», жадное ошущение грядущего, что
характеры людей, их судьбы в романе за-
ставляют думать о современности.

Вопросы ‘искусства всегда занимали
К. Федина, И в большом романё «Братья»
и в маленькой книжечке «Рисунок с Лени-
на» поиски ответа: в чем тайна жизненно-
сти, отчего зависит сила воздействия ис-
кусства, каково соотношение между вы-
мыслом и реальной жизнью...

В рассказе «Рисунок с Ленина» молодой
хужожник Шумилин, тщетно пытаясь соз-
дать «близкий к правде образ», восклицает:

«Но даю слово, даю вам честное слово
—у меня непременно получится!».

У художника, который с таким пылом
душевным ищет, настойчиво изучает нату-
ру, должно «получиться».

Возможно, желанием заглянуть в самую
глубину этого процесса и об’ясняется от-
части выбор писателем материала: слож-  
ная обстановка после поражения первой
революции, когда в условиях усилившейся
реакции зреет, собирается ‘новая, могучая
революционная волна. Федин по-новому
‚показывает жизнь провинциальной интел-
лигенции: взаимоотношения людей, судь-
бы их определяет не застой безвременья,
как об этом писалось в литературе прош-
лого, а подпольное, но чрезвычайно бурное
движение революционных ‘сил, когда, ка-
залось, все находится «в ожидании резкой
спасительной перемены».

Автор как бы проверяет взгляды и по-
ступки своих героев, писателя Пастухова и
актера Цветухина, степенью понимания и

 

ace 9 «свяшенномь, — так
и его стремление быть лучше, чем он есть».

#
№ eS

oo
ae

священно только

А. М. Горький,

ибо «важно — к чему воля приложенах

аконец, когда Пастухов заявит, что
юные годы хороши своей безответствен-
ностью, Кирилл отпарирует: «У юности
есть своя ответственность».

Кирилл Извеков много проницательнее
Пастухова. Он сразу заметил, что во вре-
мя разговора Пастухов посмеивается «не
над собеседником, а над самим содержа-
нием беседы,
до выше своего разговора». Кирилл под-
 мечает не только это самолюбование, но
И старческую холодность души Пастухова.

А Пастухов ничего не понял в Кирилле.
Автор показывает, как реальная жизнь ра-
зоблачает Пастухова. Здесь продолжение
спора автора со своим героем. «Бог во-
ображения» оказался посрамленным, ибо
«вымыслить — значит извлечь из суммы
реально данного основной

его смысл и
воплотить в образ» (Горький).
Но воображение, летающее бесцельно

по кругу, бессильно угадать смысл. Пасту-
хов уверен, что его «прихотливое перо»
легко «отгадает» судьбу Кирилла. С ка-
кой самоуверенностью он раскидывает
карты будущего, полагая, что Кирилл «по-
ступит чертежником на железную дорогу
и будет требовать пирогов с вязигой». Й
с какой скрытой и хитрой иронией гово-
PHT 06 этом «даре предвиденья» автор:
«Все ясно видно Пастухову на картах бу-
дущего, безжалостно и прискорбно их
проницательное сочетание».

Безусый мальчик вышел победителем в
этом споре. Он оказался мудрее, сложнее
и тоньше рафинированного служителя муз,
интеллигента, парализовавшего свою волю
холодным и бесцельным любопытством к
ЖИЗНИ.

Но автор, стремясь к наибольшей э‹из-
ненности ‘образа, к художественной прав-
де, отнюдь не делает Кирилла ровным, за-
кругленно правым во всем.

Второй спор между служителями муз и
Кириллом происходит в театре после спек-

 

участия их в этом основном жизненном
процессе. Пастухов и Цветухин написаны
К. Фединым так пластично, живо, что <изо-
браженное, — как говорил Горький, — хо-
чется тронуть рукой». За внешней об’ек-
тивностью изображения этих героев скры-
вается страстная внутренняя полемика ав-
тора с ними, тонкое и острое жало иронни.
Пастухов и Цветухин — хорошие, умные,
талантливые люди, и спорить с ними труд-
но, причем спорить без лирических отступ=
лений и без пояснений от автора. И все
же главная «схватка чувств» происходит не
между героями, а между ними и автором.

Читатель знакомится с Цветухиным и
Пастуховым, когда оба героя посещают
ночлежный дом. Цветухин придумал этот
поход для изучения типов, потому что те-
атр ставил «На дне», и где же, как не на
Волге, можно было увидеть живых бося-
ков, ‹уже больще десяти лет царствовав-
ших в литературе».

Цветухин «сохранил в себе жар семина-
риста», он непосредственнее, добрее,

скрыты наивные и благородные порывы.
Он-чувствует, что в искусстве «надо. ис-

KaTb>, что зритель «переживает только то, То совестно до слез, и слышишь — ноги   Нашла царская охранка? И Кирилл, и Ра-

что пережито сценой». в своем изображе-
нии он бессознательно и в то же время
<театрально» создает какого-то враждеб-
ного себе человека, которого побеждает,
но ЧТо это за человек и почему он встал
на его’ дороге, Цветухин не знает. Он как
бы репетирует «страшно — интересную

такля «На дне», где Цветухин, погрясая
зрителей, в том числе и Лизу Мешкозу,
вдохновенно играет роль Барона. Автор
заставляет Кирилла в порыве молодого
задора «отчитать» Пастухова: 1

«Не всякий драматург видит в жизни,
что скрыто, — так же наставительпо и
будто рассерженно и лично адресуясь к
Пастухову, продолжал Кирилл. — Для это-
го надо быть... он подвинулся к Пастухо-
ву, — революционером!.

несколько раньше Кирилл выступает
против исполнителей пьесы потому, что
галахи «разжалобили публику»; по мне-
нию Кирилла, надо было вызвать не жа-
лость, а возмущение. Автор отвечает
Кириллу словами Лизы:

«Да, они поднимают возмущение про-
тив... против всего... Именно потому, что
их жалко».

самом начале этой сцены актер Ме-
фодий говорит о Льве Толстом. «Он пер-
стом своим животворным кору с меня

та-  отколупывает, чтобы моего благородства   «Делает их будущее», кто-то «сквозь дикие
лантливеё Пастухова. В глубине его сердца   Коснуться и меня вознести. А я в страхе   дебри, весь изодравшись,

вижу — глубок, глубок овраг, в котором я
лежу, не выбраться. То отчаяние возьмет,

сами дергаются, итти куда-то хотят, и
как будто из оврага тропинка какая про-
является кверху и манит: ступай, смелей!

ведь ты, думаю, Мефодий, забунтуешь,
смотри, забунтуешь!» я

Вспомним, что в романе все споры об
искусстве ведутся вокруг Льва Толстого,

роль», которая созревает из музыкальных вокруг тех вопросов, которые не утрати-

и поэтических находок и

воплощается   ли

значение, остроту и сегодня. Ав-

«в’телесную силу, в мускулы, пригодные  тор не щадит своего самого справедливо-
для победы над любой волей». У Цветухи- го героя Кирилла, когда идейность, целе-

на смутная, неоформленная, беспожоя-

устремленность искусства тот нытается

зиая потребность деятельности, ошущение! подменить рационализмом. Вель искусство
своей ответственности перед зрителем. Но   действенно только, если оно потрясает, вол-
дряблость воли толкает его на путь прРи-   нует. Это поймет н сам Кирилл. Не случай-
вычных, замкнутых впечатлений, «байбак>   но из далекой ссылки он напишет Лизе, что

мешает художнику.

Лев Толстой находится в числе его вели-

Подопудную, неразбуженную жизнь ДУ-   ких людей.

ши автор все время шевелит в Цветухине,

Подчас в романе Федина подтекст гово-

но писатель Пастухов холодным взором   рит больше самого текста. Автор с боль-

своих равнодушных и пристальных глаз шим уважением,

манает, стоит на пути.

Самая тяжелая для автора черта харак- мя часто казнит и милует своих

доверием относится к
читателю. Поэтому он в одно и то же вре-
героев,

тера Пастухова — самодовольство, холод:   спорит с ними и отстаивает их, все силь-

ность, стремление быть по ту сторону до-
бра и зла. Довольное лицо «холеного чело-
века в пальто» сразу настраивает против
Пастухова обитателей ночлежки и мешает
Цветухину, хотя и не вполне осознанно
для него, выполнить поставленную задачу.

«А вы — господа?» задает вопрос Цвету-
хину и Пастухову девятилетняя Аночка —
дочь галаха Парабукина. А спустя некото-
рое время сам Парабукин хрипло спросит:
«Любопытствовать на бедность пришли?»

И пока Пастухов размышляет, не «явил-
ся ли он на свет с особым предназначе-
нием», Цветухин смущенно и жалостливо
оглядывает окружающую его нищету.

А потом, собравшись во флигеле у свое-
го хорошего приятеля — актера Мефодия,
они, разгоряченные вином и вкусной едой,
подымут разговор об искусстве. В этом
разговоре раскроется часть правды. Но
полуправда иногда бывает хуже неправды.

Пастухов вынет свою записную: книжеч-
ку, процитирует Льва Толстого и поды-
мет тост «за художника против копиров-
щика, за Толстого против Золя!

Цветухин вспоминает слова Гете, «что
если художник срисует с полной точно-
стью мопса, то будут два мопса вместо
Фдного, а искусство ровно ничего не при-

обретет». у
Но означает ли это, как полагает Пасту
xoB, что «бог искусства — воображение»

сильнее реальной жизни, что добро и зло

нее и сильнее втягивая
чувств» читателя.

Так, казня Кирилла за поучительный тон,
за рационализм, выступая «строгим су-
дией», он в то же время предоставляет
читателю все возможности оправдать Ки-
рилла.

А в главном, основном Кирилл прав. Это
скоро поймут и Пастухов и Цветухин, а
лучше их обоих благородный добряк Ме-
фодий. Он тогда, по всей вероятности,
забудет резкость Кирилла и, возможно,
второй раз скажет себе: «А ведь ты, ду-
маю, Мефодий, забунтуешь, смотри, за-
бунтуешь!» Сама жизнь заставит героев
ощутить правду.

Сложно отношение автора и к Пастухо-
ву. Холодный и самовлюбленный Пастухов
умен и, размышляя 06 искусстве, часто
бродит около правды.

Пастухов выступает как будто бы про-
тив ограниченности, замкнутости искусст-
ва, против эстетства, когда, вспоминая
Бальзака, утверждает, что природа искус-
ства заключается «в качестве воздействия
произведения художника, а не в качестве
выделки самого произведения».

Он прав и тогда, когда говорит о вели-
чайшем значении воображения в искусстве

о родном брате воображения — высо-
ком даре провидения. А с другой сторо-
ны, он полагает, что искусство лишено
дара предвиденья, что «воображенье не

в эту «схватку

 

постигается художником помимо Воли, ЧТО может предугадать ничего», что вообра-

фантазии безразлично,

полет —к египетскому фараону или к члену  ше всего он противоречит

Государственной: думы?

куда направить свой   жению «доступно все, без отбора». И боль-

себе,
умеющие

самому
когда говорит, что «пророки»,

Тогда, оставаясь незримым, в спор встУ- выбирать и предвидеть, лишены вообра-

wit сам автор. Он сделает это тонко, так-
тично, и читателя убедят не авторские реп.
лики и пояснения, а логика разговора ге-
‘роев, те внутренние противоречия их спо-
ра, которые яснее всего показывают, что
безразличная, бесцельная фантазия тожде-
ственна копировке, ибо там и здесь отсут-
ствуют отбор, воля, действие.

Эти споры об искусстве—пока, лишь
вступление к большой теме, которая рас-
кроется только тогда, когда в споре примет
участие Кирилл Извеков.

Кирилл — представитель молодого по-
коления революционеров. Все людские
судьбы, чувства, страсти будто магнитом
притягиваются к сердцевине произведения,
к человеку большой судьбы, к Кириллу.
Он вселяет беспокойство всюду. Живой,
очистительный ветер грядущего врывает-
ся вместе с ним и в старозаветный уклад
жизни купца Мешкова, и в модернизиро-
ванный дом крупного промышленника
Шубникова, и в ночлежку, и с особой си-
лой в «алтарь искусства», охраняемый  
Пастуховым и Цветухиным.

Образ Кирилла приобретает большое
значение для нашей литературы, для уяс-
кения весьма простой и часто, игнорируе-
мой истины, что нельзя художественно
правдиво показать большое, геройское де-
ло человека без раскрытия красоты и сло-,
жности его внутреннего облика.

Первая очная ставка, «схватка чувств»
Пастухова и Кирилла происходит в
Троицын день на Кумысной Поляне,

жения.

В этом монологе автор оставляет Па-
стухова наедине с читателем. И читатель,
припоминая все, что он знает о Пастухо-
ве, совершенно ясно видит, в чём корень
зла, почему умный и талантливый Пасту-
хов почти фатально идет мимо правды,
сам того не сознавая, заходит в тупик, пу-
тается в противоречиях.

Замкнувшись в круг профессиональных,
кастовых интересов, Пастухов не видит
народа. Он не «угадал» Кирилла, хотя пе-
режил 1905 год, он не «угадал» и Парабу-
кина, хотя «босяки уже более десяти лет
царствовали в литературе». Там, в театре,
OH  снисходительно-насмешливо смотрел
на Кирилла, а сам не волновался, не «по-
жалел» галаха на сцене, как не понял в
жизни Парабукина.

сколько бы Пастухов ни подымал
тостов за Толстого, он неё «угадал» и Тол-
cToro.

Автор очень последовательно приводит
своего героя к полному душевному краху-
Сразу после внутреннего монолога, после
высоких разговоров об искусстве он стал-
кивает его с реальной жизнью. Жандарм-
ское полицейское управление потребовало
от Пастухова подписку о невыезде.

Насколько благородно и мужественно
ведет себя Кирилл, заключенный жандар-
мами в тюрьму, настолько малодушен и
жалок Пастухов, вынужденный дать под-
писку о невыезде. Теперь уже не в очной
ставке, а на расстоянии, не в споре, а по-
ведением своим Кирилл торжествует над

 

куда Кирилл отправляется с любимой де-
вушкой Лизой Мешковой, чтобы отпразд-
новать окончание гимназии — начало но-
вого этапа жизни.
Спор ведется о воле,

ственности.
Пастухов, снисходительно посменваясь
над  чудачествами молодости,  вспом-

нит, что он занимался когда-то воспита-
ннем воли, это был своего рода спорт, вро-

де упражнения с
достоинством ответит, что бесцельное уп-

ражнение воли действительно смешно,

о цели, об ответ- него мучительную безнадежность. Он то

гантелями, а Кириля ©  другой крайности,

Пастуховым.
Все пугает Пастухова,
ему мелким и отчаянным, все

представляется
вселяет в

хочет <по-бабьи отдаться своей судьбе»,
то в припадке истерической озлобленно-
сти ссорится со своим приятелем—Ивету-
ХИНЫМ.

От самовлюбленности он переходит к
к самоуничижению.
«Может быть, Пастухов заблуждается во

как будто ставя себя гораз-  

YBCTB

ошибся в Кирилле? Может быть, Пастухов
— просто тупица, самонадеянный дурак и
бездарь? Может быть, Пастухов и в прия-
теле своем — Цветухине — тоже оши-
бается?»

Так жестоко мстит жизнь за пренебре-
жение к ней,

Но автор не захотел оставить своего
благородно бить лежачего и неинтересно
спорить с человеком, который кругом не-
состоятелен.

И вот начинается новая «схватка чувств»
в душе самого героя, а также между ним
и автором. Известие ‘о смерти Толстого
будоражит в дуще Пастухова все лучшее,
что еще сохранилось в ней. Он вдруг ощу-
THA, что тайна жизненности, сила искус-
ства Толстого в действенности, в беспре-
дельности самоотдачи, в народности, в не-
рушимой связи этого гения с ‘миром, с
людьми. А наряду с этим он почувствовал
свое совершенное одиночество, «но уже не
в тех тончайших оттенках, которые 0-
ставляли грустную ‘усладу, а в безжалост-
‚ном, грубом тоне все заливающей ‘собою
беспросветной тьмы».

Затем он испытывает прилив силы,
желание болыного дела, ощущает  необхо-
димость переменить жизнь. Ему даже’. по-
казалось, что «начинать надо именно с
побега, с бегства, как начинает новую
  жизнь каторжанин, убегая из острога...»:

Автор продолжает полемику с0 своим
героем, показывая его противоречивость.
Даже и теперь Пастухов кокетничает с ре-
дактором газеты тем, что «замешан в по-
литическом деле».

Главы о Толстом необычайно динамич-
ны: происходит напряженная смена, борь-
ба чувств. На какоё-то мгновение и Пасту-
  хов, Н Цветухин, и Мефодий поняли, в чем
‹ правда искусства и в чем истинный смысл
слов: «За Толстого». Цветухин говорит:
«Если мы станем учиться у жизни — бу-
  дет толк. Как он учился. Как он творил
ради жизни, а не ради завитушек. Если
нет, то мы так и останемся завитушками...
вместе с нашим искусством».

А потом начинается продолжительная
пьянка. После «тупых метаний в тумане»
Пастухов возвращается домой и в присту-
пе новой боли и презрения к самому себе
«спокойно, с убеждением осознанной пра-
воты» рвет на клочки рукопись своей
пьесы. .

Читатель ждет каких-то изменений. Внут-
реннего переворота. Но все остается по-
старому. Жандармское управление мило-
стиво разрешает Пастухову уехать, и’он
уезжает в Петербург. К нему возвращает-
ся его самодовольная осанка, его  само-
уверенность. По дороге к вокзалу, проез-
жая мимо тюрьмы, Пастухов отвернулся,
потому что «глаза’его не любили смотреть
на то, что омрачало». 2

И читатель уже не в состоянии верить
ам даже очень глубоким афоризмам
  Пастухова. «В искусстве, — говорит Ila- 
стухов; — никогда всего не решишь, как и!
в любви всего не скажешь». Это оправда-
ние неуменья любить и нежеланья решать.

кто-то неподалеку от этих байбаков

 

 

 

идет к цели».
Кто это? Кирилл. А может быть, старый
  подпольщик Рагозин, которого так и не

гозин, и многие, многие другие.

«В искусстве никогда всего не решиить»,
и судьба таких людей, как Пастухов и Цве-
тухин, больше зависит от них самих, чём
от воли автора. :

Во всяком случае, эстетская замкнутость,
соединенная с холодным любопытством,
булет большой помехой для Пастухова и

  Цветухина и тогда, когда Кирилл отвою-.
ет им грядущее.

Федин не проводит строгой грани меж- 
ду копировщиком, который с холодным”
любопытством регистрирует все, на чем‘
остановится его равнодушный”“ взгляд, и
эстетом, утверждающим искусство и в том
числе самого себя, как «отрадную caMo-
цель». И тот и другой принадлежат к лю-
дям «нищеватого, мещанского типа». И
там и здесь бездейственность, Холодность,
расчет, самоуспокоенность. Тайна жизнен-
ности искусства раскрывается художнику
лишь тогда, когда он действует, выбирает,
зовет, ищет, постоянно ищет новое и луч-
шее. : С

Пастухов уничтожает свою пьесу, пото-
му что смерть Толстого на мгновение раз-
будила в нем писательскую совесть, ост-
рое чувство ответственности, и он понял,
что шел мимо правды,

Тайна жизненности искусства — траги-
ческая тема мировой литературы.

В <Портрете» Гоголя и в «Неизвестном
шедевре» Бальзака искусство трагедийно
по своей природе. Художник, дерзающий и

вдохновенный, мучительно ищущий прав-
ду натуры, судьбой, роком обречен на ги-
бель. Как бы противоборствуя этим тради-
циям, Федин разрешает тему ONTHMHCTH-
чески. В неумении дерзать, в ограничен-
ности требований, в отрыве от жизни —
гибель художника. Но в его же власти
подняться к вершинам искусства, постичь
тайну художественной правды и, как Лев
Толстой, отдать весь свой талант народу.

Искусству «нужно все и ему ничего не
нужно». Ничего не нужно от равнолушных
глаз успокоенного человека. нужна вся
бурная потрясающая жизнь души’ от тех,
кто «кусочек жизни оставляет в черниль-
нице» (Лев Толстой).

Здесь основная проблема романа;

 

 

героя в таком печальном положении. Не-  

ля с природой дельты, с

 

1
}

ecseoase febseaue

egae

 

Переплет книги А. Фадеева «Молодая
гвардия» работы А. Морозова. Книга
выходит стотысячным тиражом в изда-
тельстве «Молодая гвардия».

6.2979
И, ЕГОРОВ

каспийских
джунглях

Мы привыкли видеть на карте причудли-
вое сплетение рек, образующих дельту
Волги,—будто обнаженные корни могучего
дерева, извиваясь и пересекая друг друга,
охватили, опутали северную часть Каспия.
В водном кружеве дельты насчитывается
около трехсот рек, речек, протоков, рука-
вов, имеющих свои наименования. Но ед-
ва ли найдется карта, на которой с исчер-
пывающей полнотой были бы вычерчены
все закоулки этого изменчивого . водного
лабиринта в 15 тысяч квадратных кило-
метров.

Дельта Волги — сокровищница рыбных
богатств нашей страны, гигантский про-
мысловый рыбопитомник, созданный при-
родой и совершенствуемый усилиями чело-
века. .

В книге Г. Боровикова описывается та
часть дельтового пространства, которая по
указанию В. И. Ленина была в 1919 году
об’явлена Астраханским государственным
заповедником. Рыбы, птицы, звери, расте-
ния во всем изумительном многообразии
их видов и форм остаются здесь в перво-
бытной неприкосновенности. Стада диких
кабанов прокладывают тропы в крепях —
зарослях камыша пятиметровой высоты.

Целые колонии пеликанов сооружают
свои шумные города. Белые цапли с их
вычурным оперением по-домашнему обос-
новались здесь. На далеко вдавшихся в мо-
ре песчаных косах дремлют аристократиче-
ски щеголеватые фламинго. Эти южане,
скосив головы; наблюдают, как за рыбными
косяками гоняются... тюлени, живущие в
тех же широтах, где цветет царственный
лотос.

Много экзотических неожиданностей
преподносит волжская дельта вниматель-
ному наблюдателю, ученому и юноше-пу-
тешественнику, пробирающемуся в лодке
по речным извилинам с фотоаппаратом н
удочками.

Книга Г. Боровикова в легкой и непри-
нужденной форме знакомит юного читате-
ее богатейшим
растительным и животным миром.

Как рыбы мечут икру, бытуя в теплых
травянистых полях, как птицы вьют гнеёз-
да, как мелкие зверьки спасаются при на-
воднениях, когда южный ветер прноста-
навливает выход дельтовых вод в Каспий...

Много интересного подсмотрено ‘автором
HW записано со слов научных работников го-
сударственного запеведника. Очерки. о
каспийских джунглях ‘не’ связаны прочной
сюжетной канвой. Но материал сам по се-
бе настолько увлекателен, что, взявшись за
книжку, читаешь ее безотрызно, мирясь с
погрешностями стилистического порядка.

При всей неполноте сведений о волж-
ской дельте книжка Г. Боровикова дает
отличные зарисовки, по которым юный
читатель может составить правильное
представление 06 этом замечательном
уголке нашей страны.

Природа заповедной части дельты не-
прикосновенна. Здесь птицы не боятся че-
ловека, как бы не замечают его. Но чело-
век замечает все. Он пробирается в джун-
гли не ради простого любопытства. Хозяин
несметных богатств  Волго-каспийского
бассейна, человек предвидит великие изме-
нения, какие произойдут при реконструк-
ции Волги по плану сталинских пятилеток.
Но лотос будет цвести, как он цвел тыся-
челетия тому назад, птичий рай в каспий-
ских джунглях станет еще более обильным
и шумным, хотя число вредных птиц, как
и число хищных рыб, при творческом вме-
нгательстве человека, булет поубавлено.

Работа ‘ученых, занятых проблемами
волжской дельты, довольно скупо очерче-
на в книжке Г. Боровикова. Это — почти
нетронутая тема для новых увлекательных
КНИГ.

Нет сомнений, что учащаяся молодежь,
ознакомившись с книжкой Г. Боровикова,
снарядит не одну лодку, вычертит не один
маршрут для поездок в каспийские джун-
raw,

 

 

 

B

 

ТГ. Боровиков, «В каспийских джунглях», Са:
ратовское областное издательство. 1946 г.

Василий КАЗИН

 

Классик и

Койдула — это псевдоним классика
эстонской поэзии Лидии Янзен. Это пеев-
доним-символ, символ национального воз-
‘рождения эстонского народа.

Койдула по-русски — утренняя заря.

И действительно, ‘после многих веков
немецкого рабства, которое претерпел эс-
тонский народ, Койдула явилась яркой
зарей эстонской поэзии, эстонской культу-
ры. В дни, когда мы, ‘разгромив фашизм,
торжествуем победу, патриотическая поэзия
Койдулы громким голосом перекликается
с советской патриотической поэзией. Лю-
бовь к своей родине, ненависть к немецким
поработителям Койдула выразила с таким
вдохновенным пафосом, что поэзия ее,
поэзия 60-х годов, входит в наше сознание
как живой участник Великой Отечествен-
ной войны.

Автор стихов, бытующих в эстонском
народе, как песни, лирик возвышенной
проникновенности, певец свободолюбивой
красоты, Койдула вместе с тем — поэт ©
ярко выраженной философской темой.

Чаше всего эта тема раскрывается ие в
прямых высказываниях, а в тонких образ-

ных композициях.
Основная мысль Койдулы — это мысль
о непрерывном круговороте явлений в
природе и в человеческой душе.
Чередуясь, плач и емех
Холят вечно кругом.

Ветра зов, порыв невастья,
Скорбь без слов. улыбка счастья

Реют друг за другом.

Поверхностный взгляд не может уловить
этого закона, и потому человек часто не
понимает даже своего близкого друга:

Как мало знаешь ты,
Мой лруг, меня!
Смеюсь—рентаепть ты:
Счастлива я...

И в розе сладостной—
Черви и прах.

Пуеть днем я радостна,—
Ночью в слезах.

В радости—заложено горе, в горе—воз-
никает радость. Лод тяжестью  испыта-
ния—не падай духом, будь тверд, не теряй
надежлы на лучшее будущее, учись смот-

 

Лидия Койдула, «Стихи», перевод с эстонско-

 

  всех своих представлениях так же, как

ге. Гослитиздат, 1945.

переводчиви

реть в глубь вещей и явлений. Одно из ха-
рактерных стихотворений Койдулы нагляд-
но показывает эту мудрую истину и даже
своим названием «В глубине» подчеркивает
ee. :

Хотя перевод стихотворения «В глуби-
не» испорчен в последней строфе неуклю-
жим анжамбеманом (смысловым перено-
сом), оно все же дает представление о вну-
тренней силе и композиционной лаконич-
ности Койдулы:

Пусть лес и темен, и суров,

Пусть издали ветвистый кров

Грозится нам, —

Вступить под своды будь готов:

Найдешь ты множество цветов
песен там!

Пусть ничего ты не встречал

Угрюмей угловатых скал,

Бесплодных плит. :

Знай: скрыла золото гора.

Его волшебная игра

Тебя пленит.

Пуеть жизни мы не познаем

В ее обличии пустом, —

Ужель на дне

Души поэта нет чудес,

Подобных тем, что прячет леё?

Но—в глубине!

Вечная смена светлых и темных явле-
ний — это у Койдулы не простая «игра
светотеней», как обмолвился автор всту-
пительной статьи Л. Тоом. Это выстрадан-
ное жизнепонимание, которое Л. Тоом
далее очень хорошо сама раскрывает. Глу-
бина национального самосознания, высо-
кая идейная целеустремленность и народ-
ность делают Койдулу в глазах русского

читателя замечательным представителем
братской поззии.
К переводу стихов Койдулы был

привлечен небольшой круг переводчиков.
Это, устранило обычную стилистическую
пестроту. В основном работу по переводу
выполнили М. Замаховская, А. Кочетков и
3. Шишова. Наиболее поэтично, художест-
венно ‘убедительно звучат переводы 3.
Шишовой. Правда, она, быть может, слиш-
ком модернизирует стихотворную культуру
Койдулы, но, во всяком случае, ее перево-
ды («Эстонская песня, звени», «Открой»,
«Не верю!», «Будь счастлив», «За спиною
крыла» и «Жалоба») вызывают большой
интерес к эстонскому лирику.

М. Замаховская и А. Кочетков перевели

é

Койдулу очень неровно. Наряду с такими

  лянский.

PBPPPP PP PP PPP PL LL LOLOL LLL LAL PL LAL AL ALD ALALRAL A LOAL AL LAL AL POD AL AP

С. ГОРОДЕЦКИЙ Лесные ОГНИ

 

Книга стихов Анатоля Астрэйки — это
походный дневник партизана. Автор сам
неоднокоатно в своей книге определяет
этот жанр: «Все, что ‘увидел я за день, B
тетрадь хочу сложить словами». Этот свой
долг очевидца и летописца он исполняет со
всей добросовестностью начинающего ху-
дожника. слова. Стихи Астрэйки согреты
подлинным чувством патриотизма и любви
к родине. У него есть зоркость к деталям,
отвращение к литературщине и стремление
к простоте. Есть и понимание событий, но
недостаточно широкое, поскольку борьба

народных. мстителей изображается как ме-
стное явление.

В стихотворении, посвященном памяти
Янки Купалы, автор указывает своего учи-
теля поэзии’ («Под снопами ржи ребенком,
на загоне узком я словам твоим учился, че-
стным, белорусским»). Но нельзя сказать,
что Анатоль Астрэйка вполне усвоил ве-
ликолепное наследство ‘своего учителя.
Ритмы Астрэйки бедны: глубоко народные
ходы хореямбов Янки Купалы он еце` не
почувствовал; многообразие ритмических
пульсов внутри строки, которым блещет
Купала, не дошло до слуха его ученика. Не
отличается богатством и образность Аст-
рэйки. Встречается у него и прекрасная
поэтическая речь, как например:

Звезды рассыпала ночка

В лес, окропленный росой.

Тихие звезды с листочков
Я собираю рукой.

В неуклюжем переводе М. Шехтера эта
почти не требующая перевода строфа зву-
чит так:

ВЗрезды над чащею светят,

В росах мерцают. Лишь тронь—
Звезды посыплются с веток,
Хоть собирай на ладонь!

Но такими удачами не очень часто ра-
дует читателя книга Астрэйки. Процент не-
избежных в каждом стихотворении проза-
измов, вроде «Идут спокойно на посадку
на свой аэоодром», слишком велик в книге
Астрэйки. Образным языком поэт еще не
овладел. Он считает возможным печатать
такие строки: «И песни, как яблони цвет, о
людях, о днях партизанских поднимут, как
знамя». Или: «Сад, как сажа». Не вполне
овладел он еще рифмой. Нельзя же риф-
мовать «Сказки-—партизанских»; «Минск —
Пинск», «белорусский русский» — тоже,
строго говоря, не рифмы. Не увлекаясь
формалистическими подсчетами, все же
можно отметить, что в книжке Астрэйки
слово «бой» стоит на рифмующем месте
19 раз, а слово «хата» — 24 раза. Это го-
ворит о недостаточной заостренности мыс-
ли, ибо яркая оифма родится только от
молниеносной и притом яркой ‘мысли.

Хочется верить, что эти технические не-
поладки происходят от спешки походной
жизни, что вслед за этой записной книж-
кой поэта последует книга высоких поэти-
ческих синтезов пережитого, что он HC-
полнит данное им обещание:

Но час придет, и я сильней

ОСпою, войною умудренный,

О сёрдце и душе monet
Моей земли непокоренной.

В неплохом переводе В. Звягинцевой эти
строки звучат так:

Но срок настанет. и в тиши
Я опишу, припоминая. i

Мошь человеческой луши

И подвиг твой, земля родная.

В русском переводе стихи Анатоля
Астрэйки вышли под общей редакцией Бо-
риса Турганова, под заглавием «Лесные
огни». Заглавие этой книги выбрано пра-
ВИЛЬНО, ПОТОМУ что оно определяет основ-
ную тему. Но против принципа, пс которо-
му построена эта книга, нужно возразить.
Книга «Кремлевские зори», цельная в своем
плане, имеет четыре отдела: «Кремлевские
зори», «В дороге», «Слуцкий пояс» и «Сле-
ды войны». Б. Турганов для чего-то пере-
путал страницы этого поэтического днев-
ника и создал три отдела: «Лесные огни»
( в основном соответствующий третьему.
разделу книги автора), «Дорогами войны»,
где спутаны и первый, и третий. и четвер-
тый разделы книги автора, и «Здравствуй,
Беларусь», куда вставлено несколько но-
вых стихотворений. Дело не только в том,
что такая перестановка затрудняет работу
рецензента, но и в том, что это путает. по-
ниманиеё развития поэта. Каждая книга по-
эта со всеми ее разделами есть творческий
документ, и редактор должен относиться к
нему бережно. Список книг Валерия Бою-
сова или Александра Блока есть точная пу-
тевка к творческой биографии этих поэтов.
Каждый поэт — летописец своей эпохи. А
мы (и в наших русских книгах) потеряли
эту традицию. Надо ее восстановить и пуб-
ликовать свои отклики в точной последо-
вательности их возникновения. Для иссле-
дователей роста национальных литератур
это имеет особо важное значение.

К переводам книги Астрэйки были при-
влечены лучнше переводческие силы. Но
ведь у нас спорят разные методы перево-
да. Установить единство метода в пределах

1. Анатоль Астрэйка. «Крэмлеуские зоры».
Вериты. Дз. Выд-ва БОР. Мивск. 1945.

2. Анатоль Астрэйка. «Лесные огни». Стихи.
Перевод с белорусского Е. Благининой, В. Бу-
гаевского. П. Вячеславова, А. Глобы, В. Дер-
жавина, В. Зкягинцевой, ВБ. Иринина, С. Обра-
довича, М. Рудермана, ВБ. Турганова, М. Шех-
тера. Редактор С. Обрадович. Художник Н. По-
Изд-во «Советский писатель», 1945.

несомненными удачами, как «Волны»,
«Письмена», «Долг песни», М. Замаховская
обесцветила стихотворения «Отчизне», «О,
как сильно сердне бьется!», «Весна и пес-
ня». Стихотворение «Отчизне» начинается:
О, родина. любовь моя!
Всю ‘жизнь тебе даю!

Опытная, с большим стажем, переводчи-
на М. Замаховская не понимает разницы
между глаголами «отдавать» и «давать».
Применительно к родине выражение «Всю
жизнь тебе даю» — явная несообразность.

Связанный формой, переводчик иногда
вынужден отступить от оригинала. В от-
ступлении этом необходим художествен-
ный такт.

Койдула говорит в «Отчизне», что она
не покинет родину, хотя бы ей пришлось
принять cto смертей. М. Замаховская это
передает так:

О; родина, любогЪ моя!
Тебя не брошу, нет!
Хотя б стократ погибла я
За это в цвете лет.

Внеся от себя слова «в цвете лет», пере-
водчица не усилила, а только скомпромети-
ровала мысль Койдулы. Не противоесте-
ственно ли: стократ погибать и все в цве-
те лет? :

Восьмистрочное ‘стихотворение «А на
дворе весна», где кажлое слово должно
быть особенно взвешено, испорчено не-
грамотностью — неправильным ударением
в рифмующем слове:

Сердце стучит — не усну я,
Сердце не знаег сна.

Поют ему отходную,
А на дворе — весна...

По-русски произносят не «отходную», а
«<отходную». Надо ли считать указанный
промах досадной случайностью, если в
другом стихотворении слово «поплыли»
Замаховская заставляет читателя произно-
сить «поплыли»?

Встречаются у нее срывы и не столь гру-
бые, но тем не менее нарушающие цель-
ность образа. Так она переводит:

«резкий ветер бродит вдоль лугов».

Несоответствие эпитета «резкий» гла-
голу «бродит» — для более чуткого слуха
ясно ощутимо.

У А. Кочеткова в переводах тоже каче-
ственный разнобой.

Из удачных его переводов можно на-
звать стихотворения «Птичка летит», «Тог-
да приходит весна», «Счастье Койдулы»,
«Песни» и «Где научилась песням?»

Стихотворения же «Красота», «Сердие
матери», «Утро», «Эстима, где я ступала»,
<Об’единяйтесь» представляют примеры

;

данной книги — неот’емлемый долг вни=
мательного редактора, К сожалению, этого
своего редакторского долга Б. Турганов не’
выполнил. В переводах — разноголосица.

Один из самых «вольных» наших пере-
водчиков, талантливый поэт В. Державин,
поступает так—Астрэйка пишет, и его стихи
сами ложатся в перевод:

До подробностей все примечаю,

Что меня беспокоит в ночах,

о лесных партизанских огнях

Слов ‘волшебных искать начинаю.

Те слова я в стихи соберу,

Чтоб они на далекие голы

Стали памятником тех походое,

Что величат мою Беларусь.

В. Державин переводит:

Примечаю я снова и снова,

Что мерцает мне в чащах ночных.

Об огнях партизанских, лесных

Я ищу чародейное слово.

Пусть горит оно ярко! И пусть

В золотые грядущие годы

Блещет памятью наших походов,

Прославляет мою Беларусь.

Сколько лишней риторики! «Снова и
снова», «мерцает», «в чащах», «пусть горит
оно ярко», «золотые, грядущие», «блещет
памятью». Половина слов и образов — со-
чиненных. И провал в центре вместо про-
стого и главного. «Те слова я в стихи со-
беру» — пустая риторика. «Пусть горит оно
ярко, и пусть». С нашей точки зрения так
переводить нельзя.

Вслед за В. Державиным М. Рудерман
допускает вольности, прямо искажающие
смысл. Оставляя на совести переводчика
такой непонятный образ, как «переплетен-
вые колы», укажем только, что партизан-
ский шалаш выглядит у него гораздо бо-
лее комфортабельно, чем у автора. М. Ру-
дерман пишет:

Здесь мой стол, из досок сбитый,

И лощатая кровать

Сена ворохом покрыта,

Чтоб не жестко было спать.

Никакой, конечно, кровати в партизан-
ском шалаше не могло быть. Да и вороха
сена неоткуда было взять. Астрэйка рису-
ет другую картину:

Край доски — столу подмена,
Для постели палок пять,
А на них немного сена.

Чтоб не жестко было спать.

Но рекорд вольности побивает Е. Бла-
гинина,

Над землянкой летят журавли. Астрэйка
пишет (перевожу буквально):

Останови их, попытай,

Не переждут ли здесь до срока.

Ведь вновь весна придет в наш край,

Как сказка, с милого Востока.

Е. Благинина «переводит»:

Останови их быстрый лёт,

Спроси у них: «Что дома, как там»?

Но журавли летят вперед,

Летят вперед небесным трактом.

Вероятно, редактор не заглядывал в пол-
линник, если проверяемые им переводчики
летают такими «небесными трактами», до
безобразия искажая смысл оригинала.

И еще другой пример. Мать вышивает
сыну рубашку, под луной мочит ее в зель-.
ях, сушит на заре (мимоходом отмечаю,
что белорусское слово «рана» не есть рус-
ское существительное «рана», как перево-
дит Е. Благинина, а соответствует русско-
му наречию «рано»), и сын ей отвечает
(перевожу дословно):

Хоть я и не верю в заклятье,
Но все же в рубашке твоей,
Моя незабвенная мать,

Я в бой порываюсь смелей.

Е. Благинина «переводит»:

И на материнское счастье,
До этого самого дня
Меня миновало ненастье,
Беда миновала меня.

Возражения вызывает и TO, KaK H306pa-
жена белорусская природа в переводах
ПП. Вячеславова. Астрэйка пишет:

Нет в леса к нам ни троп, ни дорог,

Их осока скрывает и мох. у

Эти две строчки П. Вячеславов перево-
дит безупречно. Но в начале стихотворе-
ния эти же две строки он переводит совер=
шенно фантастически:

Где растут вековые дубы,

Ни дороги к нам нет, ни тропы.

Откуда же дубы на болот? Далее У
Астрэйки: «и клен и сосна». У Вячеславо-
ва опять дубы! У Астрэйки «голоса улетаз
ющих гусей», у Вячеславова «весной птиз
чий посвист>. Ну, зачем же так озорни-
чать?

Лучше других и ближе к нподлиннику пе=
реводит В. Звягинцева. Но иногда и она
плошает. Астрэйка пишет: «И на крючок
закрыты двери». Звягинцева ‘ переводит:
«Устали за день, крепко спится». Астрэйка
пишет: «А слов у людей такой запас, что
его не смеряешь и горами». Звягинцева пе+
реводит: «А слов. таких велик запас, его
не смерить и горами». Каких таких? Не хо-
телось бы встречать такие промахи в ра
боте В. Звягинцевой, переводчицы талант+
ливой и умелой. :

Книгу «Лесные огни», выпущенную в
10000 экземплярах издательством «Совет-
ский писатель», нельзя занести в список
достижений издательства. Система двойно-
го редактирования: «общего» —Б. Турганова

Ти издательского — С. Обрадовича в дан-

ном случае привела к браку, за который
неизвестно кто отвечает.

Оформление книги (обложка Н. Полянз
ского) и тип издания удобны и приятны,
но фальцовка и ‘сшивка очень небрежны.
Печать на некоторых страницах слепая.

переводов, где переводчику изменяют чув
ство стиля и способность координировать
элементы художественного образа и даже
обычной логики.

Особенно пострадало стихотворение
«Сердце матери», замечательное своей тро-
гательной простотой; недаром оно вошло
в народ как одна из любимых песен. А. Ко-
четков достоверно передал содержание
стихотворения. Но он не нашел художест-
венного ключа к его переводу, «залитера=
турил» его, применив чуждые его духу
формальные приемы. Вместо легко лью=
щихся песенных строк получилась рублеч

ная декламация:
То — сердце матери! Оно
Так нежно, вёрно! Суждено
Ему жить радостью твоей,
Нести ярмо твоих скорбей.

Наоборот, в стихотворении «Красота»
преобладают смысловые дефекты. В нем
говорится о красоте, которая:

Море, лес освобождает,
Птичьи семьи созывает,
Цепи рвет.

Рушит стены ледяные,

По межам бразлы впервые
Водит плуг.

Молит. — О, придите! Кличу
Всех. доставшихся в добычу
Злобе выюг.

Во-первых, трудно примириться © тем,
что фраза ‹по межам бразды впервые вб-
дит плуг» передает койдуловский образ
уничтожения чересполосицы.

Во-вторых, переводчик ввел плуг во
вторую строфу таким образом, что по ло-
гике вещей не красота, а плуг молит всех,
обещая в третьей строфе укрыть крылом
и даже осмеливаясь утверждать. что он не
простой плуг, а плуг, имеющий девичьи
косы, с которых льется прохлада. В четы
вертой строфе уже сама красота утверж-
дает нечто невероятное:

Полнят светлые леянья
Грудь мою

Как это могут полнить грудь деянья —
секрет не красоты, а переводчика. Фраза «в
жизнь распахнута стезя» также звучит неё
по-русски, можно распахивать ворота (как
сказано у Койдулы), а че стезю.

До советского читателя творческий об-
раз Койдулы не донесен во всей его клас-
сической поэтичности и с особенностями
его внешних и внутренних национальных
черт. Более того, в некоторых переводах
он представлен бледно и даже неверно.

 

Литературная газета
№ 16

3