Геннадий ФИШ

 

ДВЕ

В нашей стране дарвинизм етал великой
творческой силой. Русская наука не только
восприняла эволюпионную ‘теорию Дар-
вина о происхождении видов. Тимирязев
был не только ее неустанным пропаганди-
стом, но творчески дополнил и углубил ее.
Мичурин открыл ряд законов создания но-
вых растительных форм, сделал. дарви-
изм действенным орудием жизни; и, на-
конец, работа академика Лысенко, его от-
крытия, его теория стадийного развития,
давшая возможность управлять развитием
растений, необычайно плодотворно соче-
тающая теорию с практикой, является
дальнейшим творческим движением и под-
тверждением учения Дарвина, учения, обо-
гашенного методом диалектического мате-
риализма и опытом миллионов.

Вот почему далеко не случайно и впол-
не свозвременно появление у нас художе-
ственных гроизведений о Дарвине — и
таких пьес, как «Даунский отшельник»
Л. Рахманова, и таких, как изданная Детги-
зом повесть Лидии Тыняновой «Друзья-со-
перники>.  

Книга Л. Тыняновой утверждает выхо-
кий этический смысл жизни, отданной
науке,

Дарвин свыше 20 лет разрабатывал свою
теорию, накапливал все новые и новые
факты, систематизируя их, готовя свой
труд к печати и все время откладывая его
опубликование, когда вдруг неожиданно
для себя получил с далеких островов Ма-
лайского архипелага пакет от молодого
ученого, путешественника Уоллеса.

«Он развернул рукопись и с интересом
принялся читать. Но но мере того, как он
читал, краска отливала от его янна. Он чи-
талине верил своим глазам... Этот мояо-
лой, еще никому не известный натуралист
в коротенькой статье излагал то, над чем
онсам работал всю свою жизнь. Никогда
до сих пор ему не приходилось видеть бо-
лее поразительного совпадения. Если бы
Уоллес знал содержание всего огромного
труда Дарвина, то и тогда он не мог бы
изложить его более ясно и кратко, чем
это было сделано в присланной статье».

И тут рядом с огромной темой о суще-
стве новой теории, которую так нелегко
раскрыть в небольшой, полубеллетристи-
ческой -книжке, предназначенной для мо-
лодого читателя, встает вторая тема — об
этике, о поведении большого ученого,
опережаемого в своем открытии другим. и
эта вторая тема разрешена Л. Тыняновой
так, что в читателе, который уже полюбил
каждого из двух друзей-соперников и жи-
во заинтересован в разрешении коллизии,
воспитываются чувства справедливости И
благородства. =

Правда, здесь задача писателя облегче-
на, и решение ее подсказано самим Дарви-
ном, благороднейним из ученых.

Различие индивидуальностей героев, их
биографий; манеры работать хорошо пока-
зано в книжке Л. Тыняновой. Для тото
чтобы отленить ту или иную черту харак-
тера, она ‘не пренебрегает и биографиче-
ским ансклотом. Нужен был писательский
такт для того, чтобы извлечь из многотом-
ных и обширных исследований только то,
что требуется для повествования и вместе
с тем для уяснения теоретических положе-
ний. И этот такт автором соблюден, хотя
нам кажется. что научную часть книги
следовало. бы развить, дать еще дополни-
тельные доказательства правоты эволюци-
онной теории, дать еще факты, которые
и сами по себе очень красочны и важны
как для уяснения, так и для запоминания
теории. В частности, если и не подвергать
критике мальтузианские аналогии Дарви-.
на, то, во всяком случае, не следовало бы
приводить пример прогрессии размноже-
ния одуванчика, так как он сейчас опро-
вергнут последними работами Лысенко
“Maa одуванчиком — кок-сагызом. Эту
часть книги хоропю было бы расширить
в будущих изданиях. А книга, вероятно,
будет переиздаваться; и мы от всей души
пожелали бы автору расширить ее. (В этой
будущей книге надо проследить, чтобы
Уоллес не отправлялся в путешествие, дав-
шее ему материал для ето теории, в янва-
ре 1884 года, если статья его, адресован-
ная Дарвину, была прочитана на заседании
; т общества уже 1 июля 1858
года).

 

Книга Вл. Немцова «Незримые пути»,
также изданная ОДетгизом, Ha первый
взгляд, казалось бы, ничего общего He
имеет с повестью  «Друзья-соперники».
Действие ее развивается в годы первых
пятилеток и в дни Отечественной войны.

Кто из нас не читал рассказов о героях-

радистах, работавших ¢ переносными
станциями, корректировавших артиллерий-
скую стрельбу и иногда, чтобы  лучне
поразить неприятеля, наводивших ‘огонь
«на себя»? Кто из нас не знает о том, как
партизанские отряды, действовавшие В
тылах неприятеля, получали приказы и по-
сылали донесения по переносным радио-
станциям! Действия авиации часто направ-
лялись этими малыми радиостанциями ©
земли. И когда мы узнавали о таких де-
лах, о боевых подвигах, получавших осо-
бое значение, благодаря работе маленькой
радиостанции, внимание и ‘интерес наш бы-
ли сосредоточены главным образом на этих
отважных партизанах,  героях-летчиках,
самоотверженных корректировихиках. Ни-
кто из нас тогда не подумал об изобрета-
теле, конструкторе переносной рации, 0
том, сколько самоотверженной работы,
сколько усилий мысли, упорства, страсти
было вложено, чтобы создать этот неболь-
нюй аппарат.

Во время боев за Петсамо мне довелось
находиться в командирском танке, и я был
поражен тем, как точно командир брига-
ды руководил танковым сражением, на-
правлял командиров батальонов и рот, ис-
правлял ошибки, намечал цели, знал, что
делает в каждую данную минуту каждый
экипаж. И все это благодаря тому, что во
всех танках были маленькие радиоуста-
новки. Но, откровенно признаюсь, тогда я
не подумал о сложном труде радиокон-
структора.

С тем болыним интересом прочитал я
сейчас книжку Вл. Немцова «Незримые пу-
ти», в которой он рассказывает молодым
читателям, как он сконструировал подоб-
ную радиостанцию.

«Автор этой книги еще в ранней юно-
сти увлекался радиолюбительством. выду-
мывал разные маленькие приемники, пере-
жил все этапы развития радиолюбительст-
ва, начиная с его первых детских шагов.
Со временем радио сделалось его профес-
сией, и он стал конструировать не люби-
тельские приемники, а малые войсковые
радиостанции, о чем и рассказывает в этой
книге», — сообщается в предисловии.

 

Книга Немцова читается, как захватыва-
ющая приключенческая повесть. Оказы-
вается, что н в Москве от привычных Крас-
ных ворот, Кировских ворот, по Трубной
площади, по Петровке можно отправлять-
ся в путешествие, полное загадок, интере-
са, тайн н открытий. И путешествие это
происходит в наши дни, когда герой сидит
в автомобиле и проверяет аппарат, ульт-
ра-короткие волны. А первый разговор по
радио с планером? Прыжок на параниоте
с микрофоном в 1935 г.? Нет, не переска-
зать всей этой книжки чудес! Да и не
стоит пересказывать — ее нужно прочи-
тать. И если книжке недостает той плав-
ности повествования, какая есть в повести
Тыняновой, если местами рассказ слишком
отрывочен и некоторые описания схематич-
ны, то недостатки эти искупаются созна-
нием того, что все новые знания, весь бо-
гатейший материал, заключенный в книж-
ке, мы получаем из первых рук, — от того,
кто это пережил, передумал, испытал и,
наконен, сконструировал прославленную
в боях переносную радиостанцию.

В этих, порой излишне скупых, строках
ощущается великая страсть человека, по-
глощенного научным творчеством, откры-
тием, созиданием нового и борьбой за не-
го, борьбой, в которой зачастую  прихо-
дится быть не менее самоотверженным,
чем красноармейнцу на штурме.

И эта книга, написанная бывалым чело-
веком, и книга профессионала-литератора
Л. Тыняновой учат мололых читателей то-
му, что процесс развития науки непреры-
вен, не окончен, продолжается, и каждый
молодой читатель может стать его участ-
ником, В этом отличие названных произ-
ведений от произведений тех авторов, ко-
торые ограничиваются тем, что ‘в занима-
тельной форме дают’читателю ряд юлез-
ных сведений. В этом сходство рецензи-
руемых книг с книгами Свешникова «Тайна
стеклаз, Арманда «Как измерили землю»,
Нечаева «Рассказы об элементах».

Взрослые могут искренно позавидовать
читателю детгизовских изданий, потому
что именно здесь удалось, по-нашему, соз-
дать если не жанр, то, во всяком случае,
серию книг, которая не только сообщает
читателю в увлекательной форме полез-
ные сведения, но и помогает формирова-
нию мировоззрения и характера, такого
характера, о каком говорил в своем заме-
цательном нестареющем письме к молоде-
жи И. Павлов.

 

Литературный й имени
СВЕРДЛОВСК. (От наш. корр.). В Свер-
дловске открылся Уральский литератур-
ный музей имени Д. Н. Мамина-Сибиряка.
Музей открыт в доме писателя на Пушкин-
ской улице. В этом доме Мамин-Сибиряк
жил почти десятилетие — до огГезда В
Москву  в” 1891 г. Здесь было наинсано
большинство его «уральских» романов, по-
вестей ий рассказов. В музее экспонируют-
ся главным образом историко-литератур-
ные материалы и документы, относящиеся

Б. ДАЙРЕДЖИЕВ

 

Ленин. говорил: «Сначала свергнуть гнет
денег, власть капитала, частной собствен“
ности; потом длинный рост «добросовест-
ности» на этой новой почве». Вдумайтесь
в эту формулировку, в ее моралъно-этиче-
скую суть; отрицание буржуазной морали
и этики единственная почва, на. которой
возможны рост и формирование  соцнали-
стической добросовестности нового чело-
века.

Интеллигентность и интеллектуальность
современного героя сами по себе еще ни-
чего не решают. Похоже, что для той «ин-
теллигентности» и «интеллектуальности», о
которых хлопочут иные театры, драматур-
ги и критики, вполне достаточно ординар-
ной пиливизованности, которая оставляет
неприкосновенным гнет денег и частной
собственности:

В своем споре с Юзовским Гурвич прав
уже потому, чло. он рассматривает вонрос
об интеллигентности с позиций социалисти-
ческой культуры, а не ординарной цивили-
зации. Но мне кажется, что Гурвич стано-
вится в невыгодную и неправильную по-
зицию тем, что он не заостряет общест-
венный смысл понятия интеллигентности.
Не ясно ли, что за этой «интеллигентно-
стью» и тонкостью стоят прямые граж-
данственные вопросы? Социалистическая
добросовестность — это прежде всего со-
циалистический патриотизм, вне которого
не существует ни новой морали и этики,
ни благородства и бескорыстия, ни героиз-
ма. Нет попросту и самого советского че-
ловека.

В последние годы образ врага, вредите-
ля, коутившего ряд лет сюжетную пружи-
ну трафаретных и плохих пьес, к общему
удовольствию исчез со сцены. Исчезнове-
ние врага—в известной степени явление
закономерное: война силотила народ; HO
значит ли это, что иастало время для эле-
гий, как это, повидимому, представляет се-
бе Юзовский? Это в послевоенном-то ми-
ре! В. Овечкин чудесно сформулировал ус-
тами своего героя Петренко, чего сейчас
ждет советский человек. Не старые рубежи
он хочет отвоевывать, а новые занимать.
Эти новые рубежи обозначены новой пяти-
леткой, новыми, еще более демократиче-
скими отношениями между людьми, борь-
бой за дальнейший рост социалистической
добросовестности во всем — в отношении

ОТ РЕДАКЦИИ. Прололжаем обсуждение воп-
росов современной драматургии: (См. статьи,
напечатанные в №№ 19, 14, 15, №, 18 и 21 «Лит
газеты»).

Мамина-Сибиряка на Урале

к писательской деятельности Мамина-Си-
биряка. В отдельной комнате сосредото-
чен материал, посвященный литературной
жизни Урала, особенно в советский период

(творчество Бажова, Бондина ` и других
писателей). Музей ставит своей  зздачей

собирание, систематизацию и изучение до-
кументов по истории литературного разви-
тия на Урале. Предполагается издание Уче-
ных записок Музея, а также широкая по-
пуларизаторская работа.

 

к труду, к людям, к государству, к обше-
ству, к миру. Это действительно новое, Ho
его-то именно почти и не видно в творче-
стве так называемого «нового поколения
драматургов».

Поднятые дискуссией вопросы я хочу
вывести за рамки драматургии на широкий
простор общелитературной проблематики.
В плане поднятых обсуждением статьи
т. Юзовского вопросов интересны три фи-
гуры из недавно появившихся книг: Кру-
тицкий из романа А. Калинина «Товари-
щи», Супругов из повести В. Пановой
«Спутники» и Стахович из «Молодой гвар-
дии» А. Фадеева-

Анатолий. Калинин в первом своем рома-
не «На юге» отдал дань моде, охватившей
на короткий срок часть наших литераторов.
Он всячески пытался оживить в капитане
Луговом «истинно русский», музейный ма-
некен лейбгвардейского офицера, вообра-
зив, что именно таким и должен быть но-
вый советский военный интеллигент. Не-
смотря на все старания автора, вместо со-
ветского офицера у него получился без-
идейный, сухой, надменный эгоист. Ни ра-
дости его, ни его страдания, ни его благо-
родство не тронули читателя.

И вот в новом романе «Товарищи» моло-
дой нисатель снял с души этот камень
тяжкой моды. Луговой, потеряв свое яркое
феодальное оперение, превратился в дар-

  моеда и труса Крутицкого, откровенно меч-
тающего о «касте военных людей». Вот это
другой разговор. Это — ближе к истине.
А ведь жил Луговой совсем по рецепту
Юзовского «намеками, взглядами, интона-
циями, невысказанными словами» за отсут-
ствием прямых н честных мыслей и боль-
итих идей. Может быть, в самом деле стои-
ло пройти через Лугового, чтобы так де-
тально разглядеть и возненавидеть Кру-
тицкого. У него «трезвая голова», — гово-
рит о нем умный и об’ективный человек,
капитан Батурин. Он исполнителен и пред-
приимчив, но какой холод в этой пустой
душе, какая бездна самомнения, какой ци-
низм в отношении идейных воззрений ок-
ружающих его советских людей. И как не-
огемлемое следствие всего этого, какое
мелкое, подлое хищничество. Какая бесце-
ремониость в обращении с государствен-
ными и общественными ценностями! «По
\ холжности ему не полагалось ординарна.
Но он взял себе для этой цели бойца из
хозяйственного взвода». Обращался с ним
хамски, надменно. «Он заставлял своего ор-
динарца чистить ему сапоги, одежду. Ox-
нажды капитан Батурин сказал ему:

 

 

‚гения Воробьева, молодого писателя, тру-

‚ женика войны. Любителям пышных ба-

тальных снен и чрезвычайных подвигов
книга Воробъева может показаться мало
интересной, Но тот, кто захочет узнать
быт войны, ее повседневность, лицо ee
подлинного героя — рядового бойца, тот. с
увлечением будет читать один рассказ за
другим. Мужество и скромность — харак-
терные черты этой книги.

Прежде всего хочется сказать о выборе
автором героев рассказов. Наводчик Петро
Иванович Выборнов, боец Вишняков, боец
Катаев, сержант Каширин, сержант При-
ходько, второй номер расчета Третьяков,
Разведчик Листопад — все это рядовые
бойцы, те «винтики», которые составляют
сущность Коасной Армин.

В рассказе «Голубая заплатка» не вер-

 

Иллюстрации А. Пахомова к стихам В. Маяковского «Кем быть?» (Детгиз).

 

Фо

 

в. шкловкийи ДОСТОИНСТВА

ры

Петр Первый заботился © русском теат-
ре. Уже был составлен репертуар. Сестра
Петра — Наталья писала пьесы. Шут Ла-
Коста, известный больше по своему про-
звищу «самоедский король», переводил
Мольера. Но Петр me был удовлетворен
репертуаром. Г

Бассевич записывает: «Вкус императора,
всегда верный и здравый даже в искусст-
вах, не совсем ему знакомых, побудил его
обещать премию актерам, если они дадут
трогательную пьесу, без этой любви, ко-
торую всюду навязывают, что надоело
царю, и веселый фарс без шутовства. Ко-
нечно, представленные по этому случаю
пьесы не удались, но для поощрения им
все-таки выдана была награда».

Театр был мало профессионален. Играли
русские молодые люди, обучавшиеся меди-
цине, и плохенькие немецкие актеры.

Петр хотел выписать из-за границы
трунпу актеров-славян и в 1720 году писал
к Ягужинскому, бывшему тогда в Вене.
«Постарайтесь нанять из Праги компанию
комедиантов таких, которые умеют го-
ворить по-слазянски или по-чешски». Ак-
теров-славян Петр выписать не успел.

И.

Трагедию, основанную не только на’ од-
ной любви, а главное фарс без глупостей
выписать из-за границы было трудно.

Они создались в России позднее — тру-
дами Фонвизина, Гогояя — и не сразу бы-
ли поняты. }

О. Сенковский издевался над гоголев-
ским <Ревизором» с течки зрения класси-.
чёской комедии и предлагал свой план
переделки.

Статья Сенковского напечатана в «Биб-
лиотеке для чтения» (том ХУ1, СПБ, 1836,
стр. 44). . ;

Критика на «Ревизора» вставлена между’
анализом одной комедии Загоскина «Недо-
вольные» и разбором одной ничтожной
французской комедии. Статья большая и
раздраженная. Вот совет Сенковского:
«Оставаясь дней десять без дела в малень-
ком городишке, Хлестаков мог бы приво-
локнуться за какой-нибудь уездной ба-
рышней, приятельницею или неприятель-
ницею дочери горадничего, и возбудить в
ней нежное чувство, которое разлило бы
интерес на всю пьесу. Поибавивши Е
двум первым актам две или три сцены для
этой любви, автор’ оживил бы остальную
часть сочинения интригою, которая в чет-.
вертом действии ‘могла бы еще запутаться

комическому дарованию г. Гоголя много
забавных черт соперничества двух  про-
винциальных барвинень. Это отчасти ис-
правило бы даже и пошлость анекдота. Мы
передаем эту мысль благоуважению авто-
ра, который без сомнения захочет усовер-
шенствовать свою первую пьесу, уже
столько приносящую ему чести, и сделать
из нее комедию не по одному заглавию».
Пошляки, даже умные, яростно ненави-
дят новое и нытаются его задержать.

ИЕ

Наша литература нуждается в решении,
связанном с Гоголем, а не с Сенковским.
В этом нам поможет наука.

В «ДЛекамероне» Боккачо («День ше-
стой», девятая новелла) молодые люди на
кладбище застали некоего Гвидо Каваль-
канти. Они начали шутить над молодым
человеком, который избегал их общества.
Он ответил: «Господа, вы можете гово-
рить мне у себя дома все, что вам угод-
но». Упершись рукой в одну из гробниц,
Гвидо легко перескочил через нее и ушел.

Один из молодых людей растолковал
слова Гвидо:

«— Эти гробницы — жилище мертвых,
так как в них кладут и покоятся мертвые,
а он говорит, что это нанг дом, дабы по-

О советской интеллигентности

— Откуда у вас эти замамики? .

Крутицкий возразил ему, что в армии не
может быть равенства.

— Не может быть равенства чинов, —
подтвердил капитан. — Но перед консти-
туцией и мундир генерала и гимнастерка
солдата равны.

Вспоминая этот разговор, Крутицкий по-
думал, что капитану и тут, как и в споре
о касте, мешает найти правильное понима-
ние вопроса то, что он не кадровый, а из
запаса. «Увидим», — подумал Крутицкий,
улыбаясь». ep

И вот это ничтожество, этот «баран»,
как его аттестует Клава, смеет усмехаться.
Он убежден, что его время придет—уви-
дим!» Так чем же он держится? Снисходи-
тельностью со стороны умных и честных
советских людей к его глупости, наглости
и самоуверенности? Нет! Снисходительно-
стью к его «идеям».

Юзовский скажет: какое имеет все это

отношение к моим интеллигентным юно-
шам? Нет, товарищ Юзовский, Крутицкий
и сейчас вполне цивилизован для BIOTHE
нивилизованного общества. А через не-
сколько лет в своем идеально сшитом ки-
теле он так преуспеет в искусстве «затаен-
ных взглядов и невысказанных слов», что
в любой компании «новых друзей» будет и
завсегдатаем, и любимцем, и завидным же-
нихом. Он и сейчас, пригласив Клаву к се-
бе в блиндаж, держался  джентльменом.
Он даже не попытался ее обнять, не то
что поцеловать, он знает, что всему свой
срок. Шивилизованности у него отнять
нельзя. Но тут на помощь Юзовскому при-
ходят ходячие истины. Не следует быть
сектантами. Крутицкий — не враг. Плохо
ли, хорошо ли, — он сражался за родину.
И оглянуться не уснеечть, как Крутицкий
притворится «винтиком», маленьким чело-
веком, которого обижать у нас в стране
не принято.
° Задача критики сейчас, когда весь со-
ветский народ двинулся завоевывать новые
рубежи, заключается в том, чтобы не дать
Крутицкому притвориться «винтиком».
Это уж скорее песок в нашей государст-
венной машине, а ие винтик.

Но вот другой активный общественный
деятель — Супругов из «Спутников» В. Па-
новой. Этот уж вполне «интеллигентен». И
«новые друзья» просто будут повержены в
прах его «ленинградской» деликатностью.
Он всем улыбается, пожимает руки, yro-
нгает патиросами, и е это разносто-
ронне «интеллигентный» человек. Просто
  двоюродный брат Самгина: Помав в сани-

 

 

 
 
 
  
  
 
 
 
 
 
 
  
  
 
 
 
 
 
 
 
  
 
 
 
  
  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  
  
 
 
 
 
   
   
  
 
 
 
 
 
  

Заново понятая античность

‘происходит революция

там
тельнее, чем у них обыкновенно водится.
С воспоминаниями о протекшей юности ли-

 

 

И ДРАМЫ

казать нам, что мы и другие — простецы
и неученые, сравнительно с ним и другими
учеными людьми, хуже мертвых, и пото-
му, находясь здесь, обретаемся` у себя до-

ма».

Так говорит не Гвидо, а сам Боккачо—
умный человек, человек, которому изуче-
ние античности показало дорогу к показу

новой реальности.

Боккачо поднял искусство из гроба.
Для того, чтобы быть живым в искусстве

того времени, нужно было иметь гумани-

тарное образование, как говорится сейчас.
лежит в ве-
шах и Боккачо и Шекспира. Без нее непо-
нятна живопись и архитектура Италии.

IV

Сейчас человек, который не знает физи-
ки, химии, может оказаться на кладбище
дома.

Он мертв для сегодняшнего дня.

Пушкин превосходно знал старое искус-
ство. Мифология использована в его сти-
хах. Он брал явления искусства и вводил
их в свои произведения, как слово. Поэто-

a

му его произведения не только точно pe-

альны, но и обогащены всеми ассоциация-
ми искусства его времени.

Но в ночь перед дуэлью на балу Пушкин
говорил. о другом —о паровых машинах.
Он жадно смотрел на пароходы, думал о
железных дорогах для своей страны. Он в
просвещении был с веком наравне.

Завтрашнее искусство вберет в себя по-
новому понятую любовь, но это искусство
можно строить, только много зная,

Новый гуманизм основан на знании но-
вой науки, которая еще и в сотой доле
своей не-введена в искусство. Между тем
в науке. - Победа
будет за тем, кто быстрее обратит дости-

жения науки в технику, тот народ побе-

дит, который будет жить наукой.

Это относится, главным образом, к про-
зе, но это относится и к поэзии. Пушкин
писал о прозе: «Она требует мыслей и
мыслей—без них блестящие выражения
ни к чему не служат; стихи дело другое
(впрочем, в них не мешало бы нашим поз,
иметь сумму идей гораздо позначи-

тература наша далеко вперед не подви-
нется)».

Сенковский был талантлив и очень 06-
разован, но свое образование он оставлял

‘для себя, а в искусстве работал на штампе.

} _ещ ся   On yuna Гоголя обычкому.
‘ревностью Марии Антоновны и доставить  

Гоголь был с Петром, а Сенковский был

в заговоре с обыденностью.

У.

Русское искусство никогда не боялось
сложных задач, Романы Толстого, До-

стоевского с точки зрения обычной лите-

ратуры перегружены. Но великое . искус-
ство если не перегружено, то всегда на-
гружено. Его цель — дать новое ощуще-
ние жизни, его цель—-увеличение кругозо-
ра человека. Часто оно трудно в момент
освоения; оно трудно для автора, но труд-
ность. эта должна быть преодолена так,
чтобы о ней не знал читатель или зритель,
чтобы, во всяком случае она не стала
между произведением и тем, для кого оно
написано.

Надо учиться новому у Маяковского.

Надо учиться у классиков жажле нового
и презирать неокрыленное ремесло.

ковского. Дело не в том, чтобы взять ко-
мандировку на сопровождение новой ия-
тилетки. Дело в том, чтобы строить сюжет
на основе мечты и подвига вре-
мени.

Надо поднять небо над собой, звы-
рваться во вселенную со стратостатом и
смеяться над тем, кто хочет летать на ра-
кетопланах по расписанию дилижансов.

своего

тарный поезд, Супругов  «исступленно
боялся». Когда же наступило испытание, и
ему пришлось. вместе с другими в
горящем Пскове, под обстрелом, целую
ночь нодбирать на улицах раненых, он
сначала еле оторвался от поручней ваго-
на, а затем все время чувствовал себя, как
пьяный. «Его шатало от сознания собствен-
ной безумной отваги». И он вместе с дру-
гими под пристальным взглядом комиссара
все-таки сделал свое дело. Его даже слег-
ка зацепило осколком. Видите, и этот не
враг, и этот сражался. Но боже ж мой, как
мгновенно он сумел извлечь все выгоды
из своего «подневольного героизма», как
великолепно «подал» свое возвращение в
поезд, как ловко начал искать популярно-
сти среди персонала.

Когда же поезд перевели на тыловые
рейсы, Супругов окончательно расцвел. Он
пишет статьи о работе поезда. Выступает
на с’езде военных врачей. Он создает сла-
ву поезду, умудряясь при этом ни словом
не обмолвиться о том, кто действительно
создал эту славу, — о комиссаре. Всюду
и везде он твердит: «Мы, мы и мы». Когда
же ему об этом говорит начальник поезда
доктор Белов, он отвечает: «Подчеркивать
заслугу одного лица — значит умалять за-
слугу коллектива. Я считал это несправед-
ливым по отношению к коллективу». Да
ведь он еще и демократ! Но беда, что де-
мократизм его корыстен. Супругов активно
добивается ордена, и в этом все дело.

Придя в поезд жалким трясущимся чело-
вечком, под конец он усмехается ничуть
не менее самоуверенно и нагло, чем Кру-
тицкий. Несмотря на разницу интеллекта
н степень интеллигентности, однопород-
ность обоих этих героев очевидна. Они
живут и преуспевают. А ведь от них под-
линно маленький человек плачет. Ведь это
обидчики. Ведь Супругов, пробудив в
Юлии Дмитриевне ложные надежды, на-
смеялся над ней. Ведь Крутицкий измы-
вается над красноармейцем Степановым.
Оба они — Крутицкий и Супругов—трусы,
эгоисты, оба презирают демократизм,
презирают народ, оба стяжатели, но оба
вполне цивилизованы.

Стахович начал свою карьеру в парти-
занском отряде. Когда окруженные парти-
заны бросились на прорыв, он затаился в
кустах, пропустил мимо себя немцев и
снасся. Хоропю оценивает его поступок
Сережка Тюленин: «Выходит, все пошли на
гибель, чтобы его спасти», И это самое
типичное в характере Стаховича. «Стахо-
вич... не быя чужим человеком. Он не был
н карьеристом или человеком, ищущим лич-
ной выголы. А он был из породы молодых
людей, с детских лет приближенных K
большим людям и испорченных внешним

Наши театры часто идут по следам

нулся из боя летчик Петр Кирпичов. Майор
Шелест наперекор горькой правде упор-

но долго ждет своего любимца. Ше-
лест приходит в общежитие эскадрильи,
rae жил Кирпичов. Он «долго сидел Ha

койке Кирничова, открыл было его короб-
ку папирос, достал оттуда одну, потом ос-
торожно положил ее обратно и достал
свои папиросы». :
Разговор шел © пустяках. О летных де-
лах, о Петре никто не заикался. «Уходя,
Шелест поправил подушку Кирпичова, по-

 

правил одеяло, чтобы не морщилось, и
опять ничего не сказал».

Так без риторики и сентиментальностч,
простыми и выразительными словами ав-
тор показал глубокую печаль человека,
потерявшего боевого товарища. Боевая
дружба — одна из основных тем сборника.
И рассказывает о ней Воробъев всегда точ-
ными, простыми, сердечными словами.

В нательную рубаху погибшего комап-

дира бойцы завернули запасной ствол пу-
лемета.

«— Тимофея Васильевича рубаха, —
сказал Третьяков почтительно. — Он за
этим запасным стволом, как за младенцем,

смотрел».

Новый начальник Приходько ничего не
ответил и молча приник к пулемету, «но
сердце его было переполнено любовью и
благодарностью к человеку, которого он
не знал, к другу, выручившему в бою. Гла-
за Приходько увлажнились, и на какую-то
долю минуты перед ним затуманился пей-
заж горящего города» («Наследство>).

А вот доугая сцена в том же рассказе:

«— Командир живой? — необычно тихо
спросил Третьяков.

— Живой. Только оглушило.

— Командира вниз несите. А я тут поле-
жу, отдохну. Потом сам спушусь. Лестни-
ца-то, как, цела?

Он не знал еше, что ноги у него раз-
дроблены вьупе колен».

В рассказе «Пехотная гордость» co
скромным достоинством описано мужество
бойцов.

<—А ведь я врукопашную еше не схо-

длился, — заметил Катаев в раздумьи. —
Страшно, наверно?
— Да так, ничего, — сказал Плюхин.

Он помолчал и добавил тихо и очень зна-
чительно: — Потом уже, после всего, дол-
го цыгарку не мог скрутить...»

Кровно близкими, родными становятся
солдату не только боевые товарищи, но и
те места, ‘которые отвоевывались у врага.
Рядовому Вишнякову довелось побывать в
Смоленске раз в жизни, когда их батальон
первым вступил в заречную часть города.
Дивизия их носила с того AHA название
Смоленской, и Вишнякову Смоленск стал
казаться родным городом. Вот почему,
когда наступила пора отпуска, он, будучи
одиноким, решил ехать в Смоленск.

С девушкой, которую Бишняков встре-

 

Евгений Воробъев. «Нехотная гордость», «Со-
ветский писатель». Москва. 1958,

 

 

 

проявлением их власти..` Так с детских лет
он привык считать себя незаурядным чело-
веком, для которого не обязательны обыч-
ные правила человеческого общежития,
Почему, в самом деле, он должен был
погибнуть, жак другие, а не спастись, как
Иван Федорович» (командир партизанско-
го отряда. — Б. Д.).

Попав в застенок, он из страха перед
пыткой вместо обычного для всех осталь-
ных краснодонцев непримиримого рево-
люнционного упорства стал искать легких
путей — сначала хитрил с гестаповцами,
потом с собственной совестью. Палачи сра-
зу раскусили, с кем они имеют дело. «Его
мучили и отливали водой, и опять мучили.
И уже перед утром, потеряв облик челове-
ка, он взмолился: он не заслужил такой
муки, он был только исполнителем, были
люди, которые приказывали ему, пусть они
и отвечают. И он выдал штаб «Молодой
гвардии» вместе со связными».

Взгляните в упор в лицо Стаховича. У
него насмешливо кривятся губы, ирониче-
ски пренебрежительно икурятся глаза, пре-
зрительно морщится нос. Он весь из «3a-
таенных улыбок и невысказанных слов».
И в партизанский отряд, и в подполь-
ную организацию его толкнули не убеж-
дения, а безобразная деляческая тень их,
Не мог же он поверить, что немцы оста-
нутся в России на всю его жизнь. Често-
любие, ставшее инстинктом, будущая про-
фессия, которая без честолюбия, по его по-
нятиям, так же невозможна, как труд шах-
тера без физической силы, профессия ру-
ководителя — вот что двигало всеми его
помыслами.

Но похожи ли между собой Крутицкий,
Супругов и Стахович? Они все-таки слиш-
ком разные,—могут сказать мне. Я и не
предлагаю принять Крутицкого или Супру-
гова в организацию Олега Кошевого. До-
вольно одного Стаховича. Супругова и пы-
тать не пришлось бы. А Крутицкий заго-
вория бы после третьего шомпола. Что все
трое трусы, доказывать нечего. Всеми ими
руководит черствый, зоологический эгоизм.
Их самомнение имеет социальную окраску.
У Крутицкого это мечта о военной касте,
а у Супругова и Стаховича... тоже мечта и
тоже о касте. У Супругова об интеллигент-
ской, у Стаховича о чиновничье-бюро-
кратической. Единственная цель их жиз-
ни — любыми средствами выделиться из
народа, отгородиться от него стеной при-
вилегий.

Когда думаешь о людях этого тнпа, что-
то омерзительно знакомое проступает в
кажлой их черте. Самгин! Конечно же это
Самгины, поблекшие, растерявшие буржу-
азно-лемократическую фразеологию, при-
знавшие советскую власть, подкрасив-

 

 

 

o ¢ ©}

 

вании БЛИВ СОЛЛАТА

«Пехотная гордость»: — первая книга `Ев-   чает в Смоленске, у него происходит та-

кой разговор:

<— Вы что же, смоленская? — спросил
Вишняков.‘

ее Да.

— Значит, земляки.

— А вы где тут жили?

— Зачем жить? Мы воевали в этих ме-

стах. Дивизия наша Смоленская» (