Н. ЛЯШКО
Исполнилось семьдесят пять лет со дня
рождения Василя Семеновича Стефаника—
замечательного мастера слова
дела взыскательного поэта.
В 1926 году, за десять лет до мучитель-
ной кончины, он писал о себе; «До сих пор
я написал очень мало». Да, за всю свою
жизнь. он написал только одну книгу рас-
сказов. Но в эту книгу, горячую и необыч-
ную, вместилось столько человеческих
жизней, н жизни эти изображены в ней с
такой проникновенностью, что она возвы-
шается над множеством произведений о
крестьянстве и так волнует, будто ее ро-
дил не один человек, а бедняки всего мира.
и до пре-
Книгу эту нельзя читать без раздумья и
глубокого волнения. Это — рука друга,
протянутая бедняку з минуты горя: «Я,
поэт, страдаю вместе с тобою». Это — мя-
тежная прокламация, огонь которой зажи-
гает в сердце желание рушить все, что по-
рождает неправду, гнет, темноту; это яр-
чайший правдивый документ и до предела.
сжатая поэма о темноте и бесправии без-
зэмельного и малоземельного крестьянства
Западной Украины,
Василь Стефаник проник в душу
етьян и мог нисать только о них: он знал,
как солнце обжигает голову бедняка. на
кулацком или господском поле, как в его
босые ноги вонзается стерня, о чем он ду-
мает на работе, за скудной едой, перед
сном, за пляской, в минуты гнева, страха,
радости или отчаяния.
Это подлинное знание, равное сопере-
живанию, подсказывало Василю Стефани-
ку такой подход к людям и явлениям, что
его произведения не укладываются в рам-
ки общепринятых представлений о жанрах.
Василь Стефаник перешагнул через мно-
гие литературные приемы: ему не нужны
были завязки, развязки, пояснения и про-
чее. Его произведения звучат, как разго-
вор героя бедняка с самим собою, с окру-
жающим миром.
кре-
Страницы его книги часто так поражают
и потрясают, что кажется: или рукою Ва-
силя Стефаника водила нежная и бесстраш-
ная рука Тараса Шевченко, или он, Василь
Стефаник, писал эти страницы с таким чув-
ством, будто пишет в первый и в послед-
ний раз.
И еще одна особенность: Василь Стефа-
ник творческим взглядом заставал людей в
таких положениях и обстоятельствах, когда
каждая их фраза, каждое движение выра-
жают одну или несколько сторон их ха-
рактера, дают представление об их жизни
и их поведении в ней. Вот почему разговор
этих людей даже с собою представляет как
бы окно, через которое видна скружающая
их действительность, и горячий сгусток их
переживаний, и их личные выводы из пе-
режитого.
А говорить людям Василя Стефаника бы-
помещики выжимали
ло о чем; кулаки н
из них пот и кровь; государство выколачи-
вало из них налоги, угоняло сыновей в ка-
зармы и тюрьмы, помыкало и преследовало
их даже за то, что они украинцы. Их все
«стригли» — помещик, кулак, поп, богач,
чиновник, жандарм — с детских лет и до
могилы. они терпели муки нужды и угне-
тения. Когда они изнашчвали свои силы В
хозяйствах кулаков и бар, им говорили:
«Куда хотите, туда и девайтесь, а хозяе-
вам вы больше не нужны». («Поджига-
тель»).
Чем глубже проникал В. Стефаник во
тзаимоотношения богачей и крестьянской
бедноты, тем отчетливее видел, что трудя-
щнеся втоптаны в грязь, лишены прав, а то,
что на словах выдается за их «право», на
деле превращено в издевательство над нн-
ми. Чем отчетливее видел это В. Стефаник,
тем сильнее охватывали его боль, гнев. Он
глядел на беспросветную жизнь крестьян,
и ему нередко казалось, что бедняк счаст-
ANB только в ранием детстве, когда ему
еще неизвестно. что его ждет, когда леде-
няший мир угнетения отгорожен от него
“удесным теплом родной хаты. Но мир на-
счлия и нужды был рядом; он подстерегал,
он врываялся в тепло хаты и
оттуда детей в пекло страданий.
Иван из <Кленовых листьев» говорит +0
своих детях: «Я не жду, чтоб они вошли в
силу, ума набрались н пожили со мной. Как
только богач или барин разинут челюсти,
Иллюстрации Д.
ГОР:
Советскому читателю хорошо известны
многие из отзывов иностранных критиков
о произведениях Горького (они уже дав-
во и очень тщательно собраны И. Грузде-
вым в его книге «Современный Запад о
Горьком»).
Отзывы эти в большинстве своем хва-
лебны. И тем не менее, когда перечиты-
ваешь их сейчас, многие из них поража-
ют своей близорукостью, узостью, неглу-
боким, а то и превратным гониманием
Горького. Одни сводят вклад Горького в
мировую литературу к босяцкой роман-
тике, другие пытаются найти точки сопри-
косновения между Горьким и Ницше, тре-
тьи ишут в нем «славянскую экзотику»...
Даже такие проникновенные знатоки И
истолкователи русской литературы за ру-
бежом, как Вогюэ и Брандес, Горького по-
няли очень поверхностно. з
И это нельзя считать случайным. Горь-
кий с трудом укладывается в рамки буржу-
азного сознания. Вго враждебность к соб-
ственническому миру столь безоговорочна
и откровенна, что он никогда не мог быть
приятен и приемлем для буржуазной кри-
тики. Отсюда — многочисленные попытки
либо частично преуменьшить
Горького, понимая его как местное, рус-
ское явление, либо ‘односторонне истолко-
вать его, гроходя мимо самого главного
значение
выхватывал !
oo 6 Ht
в нем. С
О всех русских классиках за грани-
цей лучше всего писали не профессио-
налы-критики, а сами писатели, художни-
ки. Так обстоит’ дело и с Горьким:
Его величие почувствовали на
Западе
в первую очередь те, кому был созвучен
его антимещанский и
антикапиталиетиче-
ский гнев, его пафос борьбы, — передо-
вые, демократически настроенные
тели, :
Молодой Шарль Луи Филипп писал
писа-
B
1901 году в личном письме: «Появился но-
вый русский потрясающей
силы: Горь-
кий... Читал его только в отрывках. Я от
них, как в лихорадке...». В этом
же году
Джек Лонлон откликнулся обстоятельной
статьей на появление английского перево-
да «Фомы Гордеева». Лжек Лондон сумел
— одиим из первых на Занаде — понять
с основными
традициями русского искусства, с его эти-
связь творчествя Горького
ческой миссней.
вреден
Литературная газета
№ 23
oe
ночество, нищета — вот награда за труд
Мастер слова
я туда бросаю свое дитя, лишь бы изба-
виться.. Там оно бегает вокруг скотины,
ноги его. — сплошная рана, роса ест их,
стерня колет, а оно прыгает, плачет...»
Вдовен Грыць Летучий («Новость»), дове-
денный нуждой и равнодушием окружаю-
ших до умопомрачения, топит младшую
дочь, а старшей говорит: «Раз просишься
(не топить, — Н. Л»), не буду, но тебе бы-
ло бы легче. Будешь сызмальства бедовать,
а потом пойдешь в няньки к торговцам и
опять будешь бедовать».
Сурово воспел Стефаник страдания де-
тей бедняков и любовь к ним их родите-
лей: дети — надежда и радость — подра-
стут и пойдут батрачить, очутятся в нена-
вистной цесарской казарме или в тюрьме,
будут всю жизнь задыхаться в нужде
(«Осень»). К родителям придет пора, ко-
гда тоска ‘и горе «ткут полотнище восломи-
наний, чтобы скрыть от глаз яму жизни».
А на этом полотнище все то же: родился,
работал на других, выхаживал детей, на-
деялся, — и вот остался один «под синим
сводом». Хату нечем обогреть, обуться не
во что. есть нечего, рубахи. и олежда рас-
ползаются. Бедняк глядит в «яму жизни» и
говорит о прожитем, о настоящем, о том, -
что ждет его детей, — говорит Tak, что
сам содрогается под непомерной тяжестью
своих слов и как бы оправдывается за, си-
лу своей страшной правды: {
«Может показаться, что я издевался ‘над
своими детьми, А я... только заглянул сво-
ими глазами вперед на год, на два года,
поглядел, как они будут жить. Я будто схо-
дил к ним в гости. и кровь моя застыла в
жилах...» («Кленовые листья»).
Смерть приходит к бедняку не тогда,
когда он зовет ее, — на него надвигаются
мучительное одиночество и нищая, бес-
сильная старость: чтобы согреться в нето-
пленной хате, старуха бьется головою о
стену («Сочельник»), одинокую больную
старуху заедают мухи («Одна-одинешень-
ка»), старик с внуками собирает на чужом
поле бурьян для топлива («Вестники»),
старуха от кашля синеет на печи н просит
у бога смерти («Осень») и так далее. Оди-
всей жизни. «Доля, оборви мою дорогу, я
Василь СТЕФАНИК
М А
ds!
Старая Взрежиха опиралась на высокую
клюку, шла к дочери и думала:
«Осень богатая, воробьи до того сыты,
что еле летают, даже дети бедняков потол-
стели».
— Слава йсу. с
Села у дочери на скамью и тихо сказа-
ла себе; «А ведь красива»...
= Что ты, доченька, делаешь? Почему
ты своего мальчишку забыла? Он с дедо-
вых рук не сходит и мешает работать.
Катерина задрожала, как осиновый лист
перед бурей,
— Доченька, разведи огонь да завари
мне того чаю; слышала я, он очень помо-
гает.
Огонь горит.
— И покажи мне, доченька, подарки, что
дал тебе тот важный офицер.
— Ой, мама, я не могу рук поднять, вон
там подарки...
Вережиха клюкой снимала шелковые
платки да юбки, да маленькие башмачки,
да тонкие полотна, а жемчуга, что раска-
тились по полу, разбивала клюкой. Потом
села перед печью и кидала в огонь господ-
ские подарки один за другим.
Катерина, белая, как стена, дрожала в
углу и, чтоб не упасть, держалась за стол.
— Вот, твое распутство уже сгорело!
Если бя могла и тебя впихнуть в огонь, но
стара уже, сил нет. Ведь твой муж где-то
обирает с себя вшей да вытягивает из
болота пушку, а ты своего ребенка бросн-
ла мне на постель, как сука, и милуешься
с офицером. Ездишь с ним в колясках, как
пава; люди прячутся, когда ты едешь; ко-
леса твоих колясок идут по моему сердцу,
Ты заткиула в мои седые волосы смердя-
щий цветок позора...
Огонь погас. 5
Старуха взобралась на постель и снима+
ла с жердей мереженые вышитые ный
уже не могу итти. И шагал с могилы’ на
могилу... А когда оставил за собою сто мо-
rua, сто первая была его. Припал к ней,
как припалал когда-то к груди матери»
(«Дорога»).
Так поэт по кругу возвратился к исход-
ному, но еще более безотрадному положе-
нию: бедняк счастлив у груди матери и... в
могиле. Это отчаяние на ‘бездорожье, мука
от незнания того, как трудящиеся должны
бороться за свое счастье, — самая тяже-
лая мука, какую знали ‘писатели.
Не зная законов борьбы трудящихся с
упнетателями, Василь Стефаник мучительно
греживал тяжкую долю крестьянскую, но
был: бесстрашен перед правдой жизни. Его
книга — пример горячей любви к народу,
исключительной правды о народе и неувя-
дающего, вспоенного народом, мастерства.
В одной из речей к землякам-крестьянам
он сказал о себе: ;
«Я писал о том, о чем сердце пело-
Говорят, я пессимист. Но это неправда. Я
писал в горе, и кровь моя смешивалась со
слезами. Но если я нашел в ваших душах
слова, которые могут греметь, как гром, и
светить, как звезды, это оптимизм!».
К нам, в страну Советов, Василь Стефа-
ник мучительно рвался, — у нас, на Со-
ветской Украине, не раз и не два издава-
лись его книги, сюда посылал он свои
предсмертные произведения. На родине его
произведения не находили издателей. Пил-
судчики не пускали его к нам и даже де-
тей его преследовали за его тягу в нашу
страну и связи с нами. На наше приветст-
вие по случаю шестидесятилетия со дня
его рождения он, искалеченный параличом,
отвечал:
«Стою на углу своей хаты и протягиваю
к Вам руки. Поздравьте от меня все крег-
кие таланты Ваши. Стою на углу, с лю-
бовью жду Вас, и ноги мои не болят...».
Не он, а воспетый им любимый народ
‚ дождался освобождения, но его’ верность
народу, его жаркое правдивое ‘слово, его
дивное мастерство долго, долго не умрут!
ки, коврики, рушники и тонкие полотна.
ГРЕХ МАРТЫ
собралась
сестер и
и
Вдова Марта давно болеет,
умирать и позвала к себе двух
‘подруг. Гости сели на лавки У постели
под окнами. Марта говорит с подушек:
— Мало пожила я на этом свете, не на-
тешилась, а нагрешила. Доктор говорит,
каждый мой час дарован мне, и вы изви-
няйте, что оторвала вас от работы...
Отбросила ото рта жгут седых волос и
раскрыла бледные губы, чтобы отдышать-
ся.
— Смерть, сестры, болюча, а, моя смерть
будет проклята людьми на веки. Грех у
нас такой, что ни мой муж не смог выне-
сти, ни я, жилистая баба, не могу донести
его до конца...
Раскрыла рот и носила в него пальцами
воду из миски, чтоб хватило сил досказать
до конца:
— Вы ведь знаете, я не раз призывала
ксендза, исповедывалазь, но правды He
сказала, ‘видно, или потому, что на нем ше-
лестиг ряса, или потому, что ой очень в
глаза глядит, или потому, что у меня язык
не поворачивается. Можно сказать друго-
му о своем грехе, о человеческом грехе,
о таком, какими все люди грешны, но что-
бы сказать о моем, надо зубы каленым
железом разнять, чтобы горели они, как
ладан на углях...
Сестра Мария подняла © подушки ее. го-
лову и успокаивала, подруги уперлись ру-
камн ‘в колени и наклонились над ней.
— Буду вам исповедываться, потому,
видите, как я высохла, такое плохое тело
и земля не сможет проглотить... Мужик
всегда слабее бабы: мой муж только TOA
выдержал, а я терпаю годы. У меня с ним
общий грех, но он через год оставил меня,
чтобы я несла весь грех, а ведь даже одна
половина того греха такая тяжелая, что
под нею железо рассыпалось бы’ в прах...
— Мы, видите ли, сожгли, село, В самый
полдень пошло под небо кровавое полымя,
кровью закрыло ясное солнце. До нашей
хаты как-то не дошло... Муж, чтоб не кои-
чать, бросал в рот землю, но крик из серд-
ца выбрасывал ее изо рта; тогда он. сел
возле ведра с водою и держал полный, рот
воды, но воду тоже выбрасывало из него,
и он опять пил, чтоб не кричать. Село уже
в дыму, село почернело, черные люди ипла-
кали, а он сидел возле воды, черный, мок-
рый, да так и забылся в грязи. Я хотела
перетянуть его на сухое месго, но он чуть
не ударил меня ведром. Тогда я упала воз-
ле него в грязь и лежала...
Женщины вскочили с мест и, как извая-
ния, одурело глядели на Марту. Сестра не
удержала ее головы и урокила на подуш-
ку. Больная захватывала ладонью воду, не
доносила ее до рта, разливала на рубаху.
— Вы только от одних моих слов каме-
неете, а как такие слова чужому ксендзу
Минькова к книге П. Бажова «Русские мастера» (Дезгиз).
°
ТУ МОТЫЛЕВА
°
«Фома Гордеев», — писал он, — боль-
шая книга: в ней есть не только широта
пространств России, но и широкий разво-
рот жизни... Ибо Горький— русский по са-
мой своей сущности, и в своем охвате
жизненных фактов, и в трактовке их. Рус-
ский самоанализ и настойчивая проникно-
венность—все это ему присуще. Он подо-
бен своим русским братьям и в том, что его
твофчество проникнуто страстным, горя-
чим протестом. Оно целеустремленно. Он
пишет потому, что ему есть что сказать
— сказать нечто такое, что весь мир дол-
жен услышать... Это не книжка для зани-
мательного чтения, а умелая постановка
вопросов жизни — не‘жизни вообще, а
жизни в частности, сегодняшней социаль-
ной жизни. Ее нельзя называть приятной
— да и современную социальную жизнь
нельзя назвать приятной... Но. это — здо-
ровая книга. Она столь откровенна в изо-
бражении социального зла, столь безжа-
лостна в срывании привлекательных по-
кровов с порока, что в ней заключено
сильное стремление к добру. Это овод,
который жалит ‘уснувшие человеческие
совести, пробуждает их, чтобы двинуть их
в битву во имя человечества»:
Джек Лондон сумел ощутить в Горьком
не только обличительное бесстрашие и
призыв к человеческой совести — не
только то, что роднило Горького с рус-
скими классиками ХХ в., но и то, что от-
личало его от них: активность, действен-
ность его реализма: Сопоставляя Горького
с Тургеневым и Толстым, он писал:
работы Л. Лотман об Островском, проф. Г:
Бялого-«Горький и Короленко» и проф.
Н. Яковлева—«Шедрин и Аксаковы в 50-е
годы».
Далее в первом томе «Трудов» следует
раздел «Теория литературы». Здесь печа-
таются работы проф. Г. Винокура «О изу-
чении языка художественных произведе-
Познакомивший нас с содержанием сдан- ний», проф. Б. Томашевского «К истории
тома русской рифмы» и проф. Б. Мейлаха «О ме-
тафоре, как элементе художественного мы-
шления». В разделе «Новые материалы и
— Как известно, наш институт издал не-! обобщения». помимо публикуемой руко-
писи: Белинского «Рассуждение о воспита-
лям-классикам (Достоевскому. Гоголю,\ нии», центральное место занимает подго-
вым. Там есть его адрес. Напиши ему, что Гл. Успенскому, Горькому и др-). Такие
того, что мы сделали, никто не выдержит,
и мы умерли от этого. Теперь давай свеч-
ку, я больше не оживу...
гремела в Америке, И я учился у него то-
му, что великая литература не может быть
в стороне от великой борьбы бедных и
угнетенных».
Мировое значение Горького в этом смы-
сле очевидно и бесспорно. Гораздо
сложнее — проследить отражение горь-
ковских образов и идей в художественном
творчестве его многочисленных закадных
друзей и соратников.
Общеизвестны те дружеские и лигера-
турные связи, которые соединяли в’ тече-
ние двадцати с лишним лет Горького с
Ромэн Ролланом. Естественно напра-
шивается параллель: Горький—Роллан, тем
более, что она дает материал для уяснения
общего вопроса о’роли Горького в созна-
нии и художественном развитии писателей
Запада.
Горький и Роллан — при всех сущест-
венных различиях были во многом друг
другу родственны. Характерен сам повод
к их заочному знакомству: незадолго до
Февральской революции Горький предло-
жил Роллану принять участие в замышияв-
шейся им серии биографий великих людей.
«Наша цель, — писал он Роллану, — вну-
шить молодежи любозь и доверие к жиз-
ни; в людях мы хотим видеть героизм».
Самая эта идея — пробудить в людях ге-
роизм и «доверие к жизни», рассказав мо-
лодежи о подвигах гениев, была чрезвы-
чайно близка замыелу <«Героических жиз-
ней» Роллана. Творческие пути Роллана и
Горького здесь скрестились. Автора «Пес-
ни о соколе» и автора «Жан Кристофа»
сближали тяготение к положительным жиз-
ненным ценностям, поиски действенных,
созидательных начал в человеке.
В книгах Роллана — особенно в его
«Ошпие апз Че сотра{» можно найти немало
следов того, как разработка проблем со-
циалистического гуманизма в послеоктя-
брьском творчестве Горького, совгадая с
направлением собственных исканий Рол-
лана, решающим образом помогала его
илейнаму развитию. Результаты этих иска-
ний — в последних томах «Очарованной
души». Они врял ли были бы возможны
без того систематического воздействия,
которое оказывал на Роллана Горький.
Можно спорить — точио ли это прелом-
ление горьковских мотивов. Когда Аннета
Ривьер, воплощая # себе пафос материнства
и пафос революции, окумастся в борьбу,
заменяя собою выбывшего. из строя сыил,
это злетапляет вспомнить конец Toph-
ковской «Матери». Когда пронинательный
и умный буржуа, выходец из низол, Тнмон,
предчезствуя неминуемую гибель своего
класса, все более явственно склоплется
на сторону эго противников, ск кое в
сатели горьковского поколения, был
сборники будут выходить и в дальнейшем.
Однако специального научного издания, ко-
торое целиком было бы пссвящено про-
чем напоминает горьковских купцов-отще-
пениев —от Фомы Гордезва до Егора Бу-
лычева. Возможно, что эти и им подобные
горькоБвские реминисценции у Роллана
лишь косвенны, неосознанны. Но бесспор-
но, что весь социально-философский за-
мысел «Очарованной души», вся широкая
концепция «Смерти одного мира» и <Ро-
дов», мира нового, огределяющая собою
структуру романа, тесно связаны с тем
кругом идей, которые не раз были предме-
том заочного разговора Горького с Рол-
ланом.
Однако Роллан — характерный пример
не только силы горьковского влияния на
писателей Запада, но и границ этого влия-
ния. Об этом отчасти сказал сам Роллан
в своей статье «Привет Горькому»:
«Горький, вышедший из народа по свое-
му рождению, снова пустил в него корни...
Горький и пролетариат нзотделимы друг
от друга. Я не так счастлив: в течение
тридцати лет мне пришлось тщетно искать
свой народ, чтобы пустить в него корни...
Почва кругом меня была истощена, иссу-
шена».
Горьковский порыв к преобразованию
жизни обрел прочную опору в русской со-
циальной действительности. Нарастание н
победа соцналистической революции в
Россин дали Горькому основу для синтеза
мечты и реальности, романтизма и реализ-
ма.
Роллан, как и другие демократически,
антибуржуазно настроенные западные пи-
«не
так счастлив». Его освободительные уст-
ремления поневоле прнобретали в услови-
ях буржуазного Запада ндеалистически-от-
влеченный характер. Ему трудно было во-
плотить в полноценные реалистические
образы свою мечту о выпрямлением, дся-
тельном человеке. Г
Герой Горького говорит: «Когда труд —
удовольствие, жизнь хороша», Герой Рол-
лана говорит: «Труд — это борьба, а бозь-
ба — это УдовОлЬСтвИе%, Здесь есть очень
существенный смысловой оттенок разли-
чия: формула Роллана констатирует, фор-
мула Горького требует. Но и помимо
этого существенно, что Горький услы-
шал слова о радостном труде «на дне»
реальной русской жизни, а Роллан вложил
эти слова в уста вымышленного героя, че-
ловека Ренессанса, Кола Брюньона. Он не
мог облечь свой идеал труженика-творца
в плоть живого человека современного За-
пала. Лаже в Кола — самом полнокровном
роллановском образе — есть нечто от ро-
мантической конструкции. Немалый. эле-
мент такой конструкции присутствует в
«Очарованной душе». И не с этой ли изиз-
отдела новой русской литературы».
товленный к печати Л. Модзалевским меиз-
данный конспект по истории русской ли-
тературы, принадлежащий перу В. Жуков-
ского.
PBB LPP SGD DP PPP PPP PP PPP PP LPP PPP PP
sein идеалистически отвлеченностью
мышления, от которой не мог вполне из-
лечить Роллана даже Горький, связаны
известные рецидивы абстрактного гума-
низма в последние годы его жизни?
Горький был для своих современников
на Западе великим и в то же время со-
вершенно недосягаемым примером. И тот
факт, что он стоял на много голов выше
их по идейному и по творческому Уровню,
об’яснялся и личной его гениальностью и,
прежде всего, ролью Горького, как перво-
го социалистического художника.
В годы, когда Горький вступил в лите-
ратуру, художественная мысль Загада
вставала перед неразрешимой для нее ди-
леммой: перед необходимостью выбора ме-
жду бездушной реальностью натурализм
и бесплотной духовностью с Н
Влияние русского реализма (его на Западе
не раз называли «одухотворенный реа-
лизм») помогло многим зарубежным писа-
телям ХХ в. найти выход из этой дилем-
мы, найти способы поэтического видения
мира, оставаясь в какой-то мере на почве
реальности. В этом смысле Горький в со-
знании писателей Запада продолжал дело
начатое Тургеневым, Толстым, Чеховым И
именно Горький дал мировой ли ту
чнкем не достигнутый, никем
денный образец сочетания острейшего
беспощадного в своей откровенности кри
тического реализма и поэтически светлого
торжествующего, i
радости бытия и
Такая полнота’ ин
правды и красоты
декаданса,
литературе
не превзой-
мажорного утверждения
ценности человека.
органичность синтеза
is в искусстве не могла
быть доступна ни одному из художников
современного Горькому Г
Роллану, ни Синклеру, _
ну. Каждый 5
с Горьк
Запада НИ
ни Генриху Ман-
a из них был — по. сравнению
Et М — «не так счастлив».
М более естественно, что передовые
м ые художники послеоктябрьского
олення в поисках новых
демократического
гократно обращались к опыту и
орького. Учениками о
прямом смысле с
прямом С пе слоза, явились, кажлы}
своему, и Анри Барбюс а
й Иоганнес Bexep, yy
сты Испании. Горький
Ню деятельность
‹апия: не будет презвел:
OV? реувеличен аз:
сы ием сказать,
ные писатели в той
тали влияние
путей развития
искусства Запада -mHO-
: примеру
Горького, в самом
и Луи Арагон,
писатели-аитифаши-
направлял нх обще-
HX творческие 1с-
се передовые зарубэж-
г или иной степени испы»
а OpbkKoro. Горький учил их—и
И ает учить НАХОДИТЬ красоту
} ва не в бегстве от «свинцовых мер-
зостей» жизни, а в эле
их, в утперждений
разующего мир.
активном поеоделении
Воли человека, преоб-
оли“ Ди
= >
in