А. ЛЕЙТЕС «Идею нельзя замешать на воле...». В. Маяковский. es Это были дни, которые навсегда запе- чатлелись в сердцах и умах миллнонов. Дни, когда Красная Армия штурмовала Берлин и долгожданный час победы ста- новился конкретной реальностью. В эти дни, когда салюты над Москвой возвеща- ли о последних днях фантистской импе- рин, о падении Берлина, люди не только сознавали справедливость исторического возмездия, но, вспоминая все пережитое, с исключительной силой чувствовали ве- личне той борьбы и тех идей, которые привели к победе. Вот почему с особым интересом. с до- верием к автору, талантливому и опытно- му писателю. мы начали читать новый ро- ман Всеволода Иванова, ответственно озаглавленный «При взятии Берлина». В центре романа — художник Виктор Михеев. Это о его переживаниях «при взятии Берлина», главным образом, рас- сказывается в романе. Писатель рекомен- лует читателю своего основного героя с самой лучшей стороны. И как храброго, волевого человека, участника боев за Бер- лин, и как талантливейшего, умного масте- ра живописи. «Он попрежнему, крупным шагом настоящего художника взобрав- шись на крутой берег своих мыслей шел вдоль реки искусства, влекущей обшир- ные, плодоносные, плотные свои волы в океан вечности», — так несколько велере- чиво и пышно аттестует автор своего ге- роя. Мнхеев, как сказано в романе, «терпе- ливый, тароватый, боелюбивый, он дрался за четверых». «Такой он заприметный, видный точно верстовой столб на пово- роте дороги», — говорит о нем один под- полковник. У Михеева, по выражению ав- тора, «интенсивность и энергия воли со- единились с продуктивной и творческой силой мышления, как в мае месяце тепл и свет соединяются © землей». Естественно, хочется полюбить такого значительного героя. Естественно, хочется перевоплотиться в него, чувствовать и мыслить вместе с Михеевым. Но при всем нашем стремлении полюбить его, жить чувствами, мыслями, наблюдениями и пере- жнваниями героя мы с горечью ощущаем невозможность осуществить это желанне. 4 Почему? Может быть, потому, -что стиле автора, и в особенности в языке его персонажей, немало претенциозного? В самом деле, говорит ли Михеев о войне, об искусстве, о любви, — во всем этом есть какая-то. напряженность, искусствен- ная приподнятость и рацноналистичность. Вот, к примеру, как звучит его задушев- ная беседа с генералом Кочергиным на подступах к Берлину: «..то, что мы сейчас с вами видим, есть идея категорического долженствования. Фашизм хочет играть роль Немезиды, злой, завистливой, не допускающей, чтоб люди были велики и сильны и подобны бо:ам. Эта бесчувственная багрово-крова- вая фраза, пересекающая веселое сообще- ние о чудесном соке жизни, выжатом нормандскими мужиками, — попытка соз- дать почерк Немезиды. Но человек в огне оргии жизни, — да не побоимся этого сло- ва! — встал и об’явил раз навсегда, что он сам себе судьба, — и он создал эту торжествующую великую силу, которая несет нас к Берлину». Собеседник Михеева отвечает ему в той же манере. «Генерал Кочергин отки- нул назад голову и, глядя вперед на вста- ющий мокрый весенний лес, сказал: — Вы хорошо промаршировали вдоль смысла жизни...». = -вотомы вместе с Михеевым <марши- Ph и it ; it. Cae by lk te НЕ a у Нк. С руем вдоль смысла жизни». Это происхо- дит не только тогда, когда он участвует в походе на Берлин, но и тогда, когда до этого — в уютной московской квартире — художник пытается об’ясниться в любви Саше Озимковой. «Я убежден, — говорит он ей, — что расширение умственного горизонта произ- водит подконец такое же успокаивающее действие на страсти, как и продолжитель- ный опыт на того, кто жил». Лирически беседуя между собой, Ми- хеев и Сана Озимкова не столько об’яеня- ются в любви, сколько разговаривают об ее идее. «А любовь — идея? В том смысле, Вик- тор Ильич, что есть конечные идем. Ко- нечная она или над нею есть еще более высшая?» — спрашивает Саша. И Михеев пытается ‘ей доказать, что <над любовью есть еще более высшая идеях — идея самопожертвования. Странный разговор об идеях продолжа- ется. «Разве идея — застрявшая новозка, которую надо все время подталкивать?» — спрашивает Саша, Михеев отвечает: нет, идея это — «подать, которую долж- ны выплачивать все мы». Мы готовы допустить, что автор застав- ляет влюбленных людей разговаривать в таком стиле ради «расширения умствен- ного горизонта». Мы способны предпо- ложить, что писатель вкладывает в уста своих героев эти резонерские фразы, что- бы дать нам представление о них, как о <люлях отвлеченвого ума». Но перевопло- титься в характер Михеева и Саши нам очень трудно, тем более, что и сам автор говорит о чувствах героев такими же не- уклюже-разонерскими фразами. ` Желая убедить нас в глубоких душев- ных переживаниях Михеева, мечущегося Вс. Иванов. «При взятии Берлина», мир» №№ 1-2, 3, 4-5, 6, 1946 г. «Новый между чувством семейного долга и лю- бовью к Саше, Всеволод Иванов пишет: «Если раньше это предмыслие, предмыс- лишка посещала его по одному — два ра-- за в день, то теперь липко осела, встава- ла по сто раз, грубо впилась в него». Читая о «предмыслишках», которые то «липко оседают», то «встают по сто раз», то «грубо впиваются в него», мы, как ни стараемся, не можем заразиться эмоциями Михеева. Не волнует и не убеждает нас писатель и тогда, когда пытается показать творче- скую лабораторию художника или его во- енные переживания. К тому же здесь вме- сто обычной для него рационалистичности появляются: чуть ли не мистические фра- зы, столь же косноязычно и туманно вы- раженные. Вот, к примеру, как разгова- ривает Михеев, получив задание написать портрет в три недели: «..разве не странно, что залачу всей жизни нужно решить в три недели... А по- чему месяц, год? Разве ты забыл, как в детстве бабка тебе рассказывала о Мои- сее. Долго лин он поднимался в гору, что- бы в громе ий буре получить скрижали Завета, которыми столетия затем жил его народ? И разве не гром и буря твор- чества в твоей душе, и не воздвигнуты там скрижали искусства? Три недели от- чаянного, неутолимого труда: очень мно- го. Таинственные пучины времени измеря- ются нашей страстью и нашей волей». В такой форме выражает Михеев свои мысли о тзорческом процессе. «Мои мыс- ли нельзя прерзать. Они упорно торчат во мне и вылазят при первом улобном слу- чае», — говорит Михеев в другом месте романа. Попытаемся, однако, прервать мысли Михеева, чтобы предоставить сло- во самому автору. Но нелегко сказать, ка- кими «скрижалями искусства» или други- ми таинственными причинами навеяны не- вразумительные обороты самого писате- ля, нередко встречающиеся в рецензируе- мом романе. 1 «Миновала пора, когда гордо лилейные : морды беспрепятственно шествовали по Европе. Встала хмурая и угрюмая дейст- нтельность. Немцы постепенно размягча- ли Европу, как железо, намереваясь вы- ковать из нее вечный пьедестал для Гер- мании. Кинулись они и к России, не зная того, что Россия сразу способна сжечь парадные мундиры и парадные замыслы В фюреров и подфюреров», Вопрос шел не о парадных мундирах и не о парадных замыслах фашистов, ао чем-то более серьезном и опасном для на- щего народа и человечества. В ряде фраз романа «При взятии Берлина» тумана на- пущено много, а смысла почти не видать. If. Было бы, однако, упрошеннем об’яс: нять чувство неудовлетворенности, воз- никающее у нас при чтении романа, толь- KO особенностями языка и стилевой мане- ры. Отдельные выдержки из произведе- ния, как бы они ни были многочисленны и показательны, еще не могут служить окончательным доказательством его не- удачи. Ведь можно привести из этого ро- мана другие выдержки, свидетельствую- щие и о хорошо знакомых нам ярких изо- бразительных способностях Всеволода Иванова. Существуют произведения, где основное и главное — то ли страстно вы- раженная большая идея, то ли глубокая жизненная правда — искупает, в конечном счете, и шероховатости языка, и от- дельные стилистические чудачества ав- тора. Большая удача в искусстве не всег- да сводится к сумме ero мелких удач. В свою очередь, как ни велика сумма про- махов автора, не всегда она’ знаменует основную неудачу . его пронзведения. Здесь вряд ли применим примитивно- арифметический подход.. Велико и естественно наше желание найти положительное в романе, и мы по мере возможности попытаемся отвлечься от его стилевой манеры или, точнее, ма- нерности, чтобы вплотную подойти к то- му главному, чему он посвящен. На nep- вый взгляд, здесь переплетается много сюжетных мотивов. И тема Великой Оте- чественной войны на ее завершающем победоносном этапе, и тема искусства, и тема любви. Все же нетрудно уловить в романе его определяющую тему, подчиня- ющую себе все остальные сюжетные мо- тивы. Это — тема творчества, передового, ищущего, искреннего и идейного. Это — тема художника, безраздельно преданного искусству и передовым идеям эпохи. Выделив фигуру Михеева крупным пла- ном, автор, очевидно, хотел подчеркнуть вдохновляющую роль передового исчус- ства в освободительной войне и любовь нащего нарола к искусству. И как ни ин- тересны — особенно в последних главах — отдельные, написанные в патетически очерковом плане снены боев за Берлин, они, к сожалению, все же воспринимают- ся в романе как фон, на котором высту- пает образ художника. Как ни подробно останавливается писатель на любовных пе- реживаниях Михеева, они тоже служат в романе чем-то подсобным. Хотя роман и начинается с фразы о том, что «семейные отношения Михеева запутались», автор на всем протяжении произведения не про- являет особой настойчивости в их распу- тывании. А если кое в чем и пытается распутать их, то опять-таки с точки зре- ния своей основной темы. Короче говоря, связывая с образом Михеева различные сюжетные ситуации, писатель подчеркивает, что не только в искусстве, Елена КОНОНЕНКО Гуля, героиня повести «Четвертая высо- та», не литературное, а историческое имя. Была в действительности девушка — Гуля Королева. Автор повеёти, Елена Ильина, знала ее еще ребенком, затем школьницей-пионеркой, комсомолкой И, наконец, встречала в дни Отечественной войны. Кроме того, она собрала рассказы о Гуле родителей, друзей и бывших това- рищей по фронту, а также письма Гули, начиная с самых ранних и кончая послед- ними — с фронта, и решила написать для детей в беллетристической форме историю Этой короткой, но яркой жизни. Приступая к биографической повести о Гуле, надо было, говоря словами автора, «представить себе не только то, что она говорила и делала, но также и то, что она думала и чувствовала». Иными словами, надо было художественными средствами обработать и восполнить биографический материал, чтобы создать живой образ. Удалась ли эта задача автору? Главы, в которых с художественной убедительностью показан характер Гули, самобытность ее натуры и ее очарование, перемежаются со стоаницами, где черты живого человека заменяет литературный грим. И все же хочется книгу читать и, дочи- тав до конца, бережно сохранить в серд- Гао, це память о Гуле, героической дочери Ри i CY Oe gy oh наоода. Значит, эта книга хорошая... Недолгая жизнь Гули Королевой пока- зана начиная с колыбели. Из множества жизненных эпизодов выделяются четыре, от которых книга и получила название. 12-летней девочкой Гуля снималась в кинофильме «Дочь партизана», в сцене, гле Василинка верхом на лошади бефет Е Ильина. «Четвертая высота». Детгиз. М. 1946. ‚ Повесть © Гуле Королевой препятствие. Это было трудно. Это было опасно. Надо было, научившись ездить галопом, преодолеть затем препятствие. Но перед самым барьером злой и упрямый конь всякий раз дико шарахался в сторо- ну. Дело могло кончиться для девочки ка- тастрофой. Но, наконец, барьер был взят. Это — первая высота в гулиной жизни. Гуля продолжала сниматься в других картинах. В роли Варьки — внучки погиб- шего при обвале старого шахтера — она особенно потрясла глубиной и снлой пере- живаний. Из-за с’емок в кино полгода было упу- шено в школьных занятиях. Нужно было много наверстывать, чтобы выдержать эк- замен. М требовалось большое напряже- ние воли от девочки, за которой по стра- не уже бежала слава юной киноактрисы. Но все окончилось прекрасно: экзамен был сдан очень хорошо. Это — вторая вы- сота.., 15-летней школьницей-комсомолкой Гуля с увлечением отдается водному спорту, она хочет закалиться: это, наверное, по- лагает она, потребуется в военной школе, куда она задумала поступить... Вот она у бассейна; прыгает в воду; сначала с одно- го метра, потом с трех, потом с пяти, за- тем предстоит бросаться с восьмиметро- вой вышки. «Сердце у нее замерло... Ей казалось, что она стоит на крыше трех- этажного дома. Снизу властная команда: прыгай! Гуля стиснула зубы... И, зажму- рив глаза, она... разбежалась по площад- ке, подпрыгнула и снова полетела, как птица, с распростертыми, будто крылья, руками...». Прыжок был безукоризнен- ный. Это — третья высота.. О четвертой — трагической — высоте рассказывает заключительная часть книги. Гуля Королева перешла на второй курс Гидромелиоративного института. Война... Через несколько месяцев гибнет на фрон- HSHEM EIT говоря словами Белинского, «все, что `длинно ‘идейного ‘произведення. i Природа одной неулачи ческое начало, а не холодное ремеслен- ничество. Благая мысль, против которой трудно возражать! Но есть нечто бестактное в тех, временами‘ беспомощных и путанных приемах, какими в романе подчеркивает- ся значение искусства и спасительность творческого начала. Одно дело, когда речь идет о портрете, над которым работает Михеев и который вдохновляет офицеров и бойцов Красной Армии. Одно дело, ког- да речь идет о выставке картин Михеева на переднем крае. Но тут же в романе рассказывается, как благодаря тому, что жена Михеева сыграла на пианино «Ше- стой полонез» Шопена, ее жизнь спас польский сыровар пан Путульский и не только спас, а и предложил ей руку и сердце, помогая тем самым Михееву рас- путать свои семейные отношения. Эта сцена, по замыслу автора, тоже должна подчеркнуть благотворную роль искус- ства, его великое значение! А так как но- добного рода почти карикатурные места в романе соседствуют с подлинно патетиче- скими сненами, последние от этого сосед- ства только опошляются и дискредити- руются. Таким образом, ощущенне фальши воз- никает не только от языка персонажей, нс и от всей композиционной структуры романа. Некогда Дюма иронически гово- рил: для меня исторический сюжет — это, гвозль, на который я вешаю любую карти- ну. Получилось так, что большой волную- щий сюжет на тему о боях за Берлин пи- сатель использовал для того, чтобы нани- зать на сюжет художественно бесплотные образы и внутоенне противоречивые рас- суждения о любви, о творчестве, об искус- стве, об идейности. Но идейность в искусстве не сводится к абстрактным рассуждениям об идеях. От- нюдь не декларациями о себе самоутвер- ждается подлинное искусство. Искусство сильно тем, что сквозь него «просвечива- ет» действительность — во всем многооб- разии своих проявлений, во всей новизне н конкретности своих идей. Стремясь показать, как в спорах с са- мовлюбленным и бескрылым художником Теребентьевым Михеев ратует за правди- вое, Передовое, идейное искусство, писа- . тель, по странной иронии, нарисовал порт- рет самого Михеева методом Теребентье- ва. Михеев выступает в романе, как «си- стема фраз», которые не столько раскры- вают действительность, сколько заслоня- ют ее. А так как внутреннее фаскрытие этого образа является основным стержнем романа, то роман рассыпается на отдель- ные куски. Многие читатели — те, кто своим вдохновенным трудом, самоотверженной борьбой и жертвами содействовали раз- грому фашистской Германии, те, кто с ог- ромным эмоциональным напряжением пе- реживали дни взятия Берлина, с естест- венным любопытством вчитываются в но- вый роман. Но любопытство вскоре пере- ходит в недоуменное чувство. Как похоже и как непохоже! Какое произвольное сме- шение правдоподобных и нетипических сцен, какая странная мозаика интересных зарисовок и абстрактно-напыщенных рас- суждений! И чем ярче отдельные места романа, чем сильнее чувствуется в некого- рых сценах художественный темперамент автора, тем большую досаду испытываешь от романа в целом. Значит, далеко не сдез лал всего, что мог бы сделать этот круп- ный писатель, работая над своей ‘ответст: венной темой! Значит, выражена основная идея его романа без той эмоциональной напряженности, без той «сознательности, доведенной до страстности», которая . ха- рактерна для подлинно жизненного и по- > Когла положительный герой Всеволода: Иванова, художник Михеев, называет идею ‹«податью, которую. платим весе мы», когда он, патетически восклиная:. «Надо навечно и беспощадно проникнуться од- ной идеей», тут же добавляет: «Идея, как, шелковое платье, должна плотно облегать.: душу и тело», —мы в этом вндим не только! безвкусицу, заслуживающую эстетической критики, но и то поверхностное отноше- ние к идейности и идеям, как к чему-то такому, что привносится извне, которое определило внутреннюю фальшь образов! и композиции романа. : Существует известчзый ‘уровевь литера- турного мастерства, когда у писателя мо- жет создаться иллюзия, будто достаточно набросать интересную сюжетную схему, очертить отдельные, как будто списанные с жизни фигуры, красочно зарисовать уви- денное, пронизать это более или менее правильными идеями, и «талант вывезет». Но «идею нельзя замешать на воде...» Священные чувства и передовые идеи на- шей эпохи сцнементированы кровью и тру- дом миллионов наших людей. «Россия вы- страдала марксизм»; — замечательно ска- зано В. И. Лениным. Передовые идеи со- ветских людей органически выросли из самой действительности, они стали ее’ плотью и кровью, а не внешним одея- нием и, естественно, они стали плотью и! кровью, а не «шелковым платьем» искус- ства, верного этой действительности. Этой художественной плоти и крови мы не чувствуем в романе. Его идея’ лишена глубокой эмоциональной ‘основы. Вот по- чему этот роман, задуманный, как поэ- блемный, идейный, злоболневный, полу- чился беспроблемным. Вот почему он стал только беллетристической имитацией идейности и злободневности. Вот почему, в пре- ием только можно заметить, 3TO.., ; HO H Ha войне и в быту необходимо твор- красный замысел, дурно выполненный...». ии ИАА лилии ИЛЬ лы те ее муж... На руках Гули остается груд- ной ребенок. В 1942 году молодая мать добровольно уходит на фронт. Под огнем выносит раненых... Отпрашивается на пе- редовую, чтобы участвовать в боях. В од- ном из боев, в излучине Дона, северо-за- паднее Сталингоала. гле решалась судьба высоты 56,8— жизнь Королевой окончи- лась. Высота 56,8 была у немцев взята, но это была последняя высота в гулиной ЖИЗНИ... Десятки других эпизодов, в том числе из раннего детства. проходят перед чи- тателем. Они должны, по замыслу Е. Мль- иной, показать, как складывался и прояв- лялся характер Гули. Некоторые главы написаны очень хоро- шо. Вы живо чувствуете неугомонную, беспокойную, впечатлительную натуру Гули, благородство ее порывов, честность её с собой и с другими. Вы ощущаете об- становку, в которой действует Гуля, вы видите и слышите фронт, его тревоги и героизм, вы чувствуете, что переживают люди. Запоминаются молоденькая мед- сестра из Белоруссии Ася и юный боец из Башкирии Кадыр Хабибулин, О них на- писано просто и правдиво. Из детских лет запоминаются эпизоды с медвежатами, укрощение овчарки, поведение Гули во время операции уха, беседа Гули с октяб- рятами, поездка в санаторий, мальчики Клюква и Килька... Плоха глава «Новая школа» и = на глава «Бегство в Испанию», в которых автору изменяет художественное чутье и психологический рисунок становится фальшивым. Приведу пример. Гуле не то 5, не то 6 лет. Мать покупает Гуле кар- тинки, Гуля расклеивает их на свеже- выкрашенных стенах. Старушка-няня в ярости срывает их со стен. Мама на работе, пожаловаться некому. Гуля назло няне решает... бежать из дома. «Но куда уехать? На дачу? Там холодно. Окна заколочены досками. Ветер воэт на чердаке! Нет, если ехать, то в какие-ни- будь теплые страны. Например, в Испа- нию. Там теперь как раз революция (ма-, 4 BOM 6e33a601THO WiyToBatoe личико Лены». ‚бомба падает на лом и рушится маленькая Евг. РЫСС На первый взгляд может показаться, что Панова безжалостна к своим героям. Санитарка Лена Огородникова, комсомол- ка и фузкультурница, росла в детском до- ме. «У нее было жилье и не было дома. Были подруги и ке было семьи». Первая ее любовь была большой и счастливой. «Жизнь оказалась полной счастья и чу- дес». И через триста дней началась вой- на, и муж ушел воевать. «.А муж всегда был рядом с нею, никуда не уходил. Правда, она He могла всё время, как прежде, разговари- вать с ним и рассчитывать каждое движе- ние так, чтобы нравиться ему. У нее было очень много дела, но все-таки она ни на минуту не забывала о его присутствии и то и дело обращалась к нему». Трудно вспомнить, в какой повести, в какой пьесе, в каком кинофильме рассказы- валось о нежной любви людей, разлучен- ных войной. Кажется, в очень многих. И всзгда от одного из влюбленных долго нет никаких известий (именно это и происхоэ- дит в повести Пановой). Всегда в конце рассказа, пьесы или кинокартины, когда на благополучный исход уже не остается почти никакой надежды, случается неожи- данная счастливая встреча, и влюбленные благословляют друг друга за верность. Именно такая удивительная, невероятная встреча происходит и в повести Пановой. На вокзале, где случайно остановился са- нитарный поезд, Лена встречает мужа. Но это — не счастливая встреча, «— Ленка! — сказал он. — Я не хочу обманывать. — Он взял ее за локти, ви- новато пожал. — Прости меня, так случи- лось, знаешь... я женат». Так Лена Огородникова потеряла самое дорогое в жизни. _ Самым дорогим в жизни доктора Белова была семья. Чудесно рассказала Панова о жене доктора. С такой любовью, с таки- ми подробностями рассказала, что вместе с доктором чувствуем мы: без нее он не мог бы жить и не может, и все лучшее, что у него было, — было от нее, и если о ней не вспоминать, так не о чем больше вспомнить. М здесь, в поезде, живет Бе- лов памятью о ней, и чувство его, шести- десятилетнего челозека, не менее снльное и свежее, чем чувство Лены Огороднико- вой, только, может быть, оно еще нежней и суеверней. «О, когда же он придет, этот день, когда они все вчетвером сядут ‘вокруг стола в маленькой столовой, и лампа под старым абажуром с оборванными бусичками будет светить на любимые лица! И придет ли этот День? «Ла, все это булет», — (утвеождала спо- койная, статная командиоская фигура Ла- нилова. «Какой может быть: вопрос?!» -— читалось в поднятых брозях и гоодели- юди нашего Иллюстрации А. Бубнова к книге «Шемякин суд» (Детгиз). © ® > т eae ace повесть прежде. всего о радостном, а не о печальном. Rs Повесть Пановой ве о Данилове или Бе- Jose, He о Юлии Дмитриевне или Лене. Это повесть о санитарном поезде, о мно- гих и разных людях, которые встретились только потому, что началась война, и рас- станутся, как только война окончится. Повесть Папозой трудно пересказать. Она бессюжетна. Это ряд эпизодов, случив- шихся с едущими в поезде за время их долгого и трудного путешествия. Конст- рукция, закономерность начала и конца, определяется событиями историческими, лежащими за пределами повести. Повесть написана как очерк, но эта очерковость мнимая, нужная автору для того, чтобы придать повествованию достоверность, чтобы читатель забыл о литературном уме- нии автора и, знакомясь с героями, He ошущал писательского посредничества. В «Снутниках» судьбы героев почтн не перекрещиваются. Они развиваются па- раллельно и мало зависимы друг от друга. Очень непохожи военные бисграфни нер- сонажей. Так непохожи, что если пере- сказать внешние факты. нелегко будет сб’яснить. что свело в одной повести этих разных людей с непохожими путями жиз- ни. Но при всем внешнем различии судеб есть в них внутренняя общность. Трагична судьба бывшей учительницы Фаины: «Ему представилось, как она идет по улице, выписавшись из госпиталя. Протез ей поставить нельзя. К костылям присуж- лена до конца дней. Ребенка нести не мо- жет. Ребенка несет за нею кто-то чужой. Он представил себе все это, но ему He было ее жалко. Ту жалость, ксторая при- гнала его сюда, сняло как рукой. Он ис- пытывал теперь только уважение к этой женщине и к трудной судьбе, ожидавшей ее. Для такой судьбы жалость была слиш- ком мелка». И с Леной Огородниковой мы расстаем- ся в тяжелую для нее минуту: «Она шла, изнемогая. Любовь, дававшая ей силу, красоту и радость, теперь давила ей пле- чи, как тяжкий крэст. Этот крест она бу- дет нести до тех пор, пока не найдет сил сбросить его с себя». В повести не рассказано, как Лена сбро- сила с себя крест, но так богат ее внут- ренний мир, так много высоких чувств в душе этой маленькой женшины, воспитан- ной и выученной советской страной, что незачем говорить то, что и так ясно: по- бегит Леня несчастье, булет жить, чувст- вовать, Любить, думать, добиваться им, зна- чит, будет счастлива. Поэтому ‘не жа- лость вызывает у нас ее горе, а уваже- НИР. И доктор Белов победил несчастье: «Мир желал жить попрежнему, несмотря на то, что Сонечки и Ляли не было в нём. спокойствии Юлин Дмитриевны. «Ах, МИлОС, , пу, конечно, будет!» — говопило 1 Het, не будет, — решает автор, и столовая. «Погибли не только они — их вещи, платья, столик, у которого работала Сонечка, лялины школьные тетрадки, ко- ! топые он берег». Так доктор Белов потерял самое доро- гое в жизни. И Юлии Дмитриевне автор не дает счастья. «Это был ее первый реальный женский! расчет. Первый и последний: ей сорок че- тыре года. Скоро старость. Жизнь уходит. Если уйдет Супругов, ей больше не оста- нется никаких надежд на замужество, ма- теринство, на нормальную жизнь, которой живут миллионы женщин, не оценяя ее». Супругов уходит, и она остается. назсег- да одинокою, эта удивительная, HeKDa- сивая, старая девушха. Печально складывается личная жизчь Данилова. Когда-то, еще деровенским мальчишкой, он безвадежво любил учи- тельнину Фаину, потерял её, женился и прожил жизнь не, вместе с женой, а толь- ко рядом, нелюбящий и. равнодушный. Седая, безногая женщина, рожающая на вагонной койке, это и есть Фаина, кото- Это было непонятно и ужасчо, но доктор ничего не мог поделать с этим. Сам он жа. У Белова хватает силы пережить свое горе. «Терпение, трудолюбие, неиссякае- мость порыва» окружающих Белова лю- дей заставляют доктора «удивляться и за- видовать и желать подражать им...». За- ставляют доктора не только жить, но и работать, работать взпряженно и честно, остро чувствуя огромную свою ответст- венность: «Если у меня горе, — думал доктор, — то почему другие должны от этого сградать?» Горе сближает доктора с сыном, кото- рый был чужим ему и, кажется, не очень хорошим юношей. Мы ‘не знаем, по ка- ким дорогам шел через войну сын, но по короткой его записке мы угадываем, что он возмужал, что его изменили потери и горе. Мы знаем, что отец и сын встретят- ся — двое друзей, двог мужчин, пережив- ших многое, ставших мужественнее и неж- нее друг к другу. : Гэсои Пановой — люди, которых по- стигло несчастье, но ие несчастные люди. a Великолепно написаны Пановой сцены в операционной. Коротко, сдержанно и с на- стоящим пафосом. В освещенном пожа- РУЮ он любил всю свою жизнь, которую узнал только из окна вагона, когда ее уно- сили на носилках, узнал и потерял снова, чтобы вернуться к нелюбимой жене. Трулная жизнь у героев Пановой, много в этой жизни печального и горького, все дается с трудом, и война приносит не- счастья и потери. И все-таки Павова написала жизнеут- вержлающую повесть, повесть глубоко В. Панова. «Снутники», «Внамя» № 1,2-3, 1946 г. ма говорила), и Гуля\ сможет даже He- множко помочь испанёким горнякам. Hy, конечно, в Испанию! Только надо снро- сить у кого-нибудь на улице, где она»... Странно, конечно, что в Гуле сочета- лось намерение а помочь испан- ским горнякам» («т как раз револю- ция») с узнаванием /на улице, где она, эта Испания, с ожиданием на вокзале дачного поезда, ит. д. ит! п. — всё это назло ня- рами, сотрясаемом взрывами вагоне, не умая об опасности, забыв об усталости, работают хирурги. <..К утру профессор не выдержал. — Все, — сказал он и не развязал — разорвал завязки халата, — не могу. Я уже пятые сутки... Фаина повела его в штабной вагон от- дыхать. Кстати, сказала она Юлии Дмит- риевне, она тоже немножко придет в себя и переоденется. Ее уже тошнит от крови, а белье от пота все мокрое... — Я тоже пасс, — сказал другой хи- рург, маленький и черный, с лимонно-жел- тым лицом, и ушел. Ольга Михайловна прилегла тут же в обмывочной на диване. —<На минуточку, на минуточку!» — ска- зала она детским голосом и сейчас же ус- нула. Остался молодой хирург с белобры- сым бобриком, нос рулем, росту выше Да- нилова. He, «с которой жить вместе прямо невоз- можно». x Столь же Надуманно и то, что Гуля, Э-классница, фолнуясь перед экзаменом по физике, говорит себе для уснокоения: «А дрожать) как осиновый лист, тоже; конечно, глупо, С восьмиметровой вышки прыгнула — и\ничего, уцелела. Ну, а на экзамене, что бы там ни вышло, голова, во всяком случае, останется на плечах. оть и пустая, какая ни на есть, а голо- ва..» И Гуля/сразу повеселела... Этот каламбур: «что бы там (на экза- мене) ни вышло, голова во всяком слу- чае останется на плечах» — никак все это неё вяжется с общим представлением Гуле, При всей своей жизнера- достности ба все-таки не может поте- шаться подобной игрой в словечки, когла идет на экзамен с мыслью, что <теперь было бы соцсем позорно сдать не на <от- лично», когда я комсомолка». При всех ведостатках книга «Четвертая высота» дает\почувствовать, кем и какой была в жизни\ Г Автор в обрущении к читателям гово- рит; «Я буду рёда, если для тех, кто уз- нает Гулю Корёлеву по страницам этой книги, она‘станей — хотя бы отчасти — такой же близкой, какой она была для тех, кто узнал и полюбил ее в жизни», Это пожелание \исполнится, исполнится с избытком. Нельвя, прочитав повесть (хорошо иллюстрированную фотография- мн), не полюбить \Гулю, Нельзя без вол- нения следить за (ре героическим поведе- нием на войне. И !нельзя представить се- бе, чтобы юные Читатели не пережили смерть Гули, как Корькую утрату. 1 } о девочке — Ну? — спросил он, глядя на Юлию Дмитриевну. — Ну! — ответила она одобрительно и перешла к его столу. Они работали вдвоем молча. Вагон тряс- ся от канонады, а они работали и не ду- мали ‘о том, скоро ли кончится эта ночь, скоро ли утро, будет ли отдых.... Работая, молодой врач насвистывал скрозь зубы, еле слышно, что-то красивое, Юлии Дмит- риевне понравилось». В операционной есть свой бог, своя ду- ша. Это Юлия Дмитриевна. «Она священнодействовала. Ее не надо было ни о чем просить. Она нё нуждалась ни в какой подсказке». Труд творческий, труд вдохновенный, труд, дающий счастье и радость. Не будет у Юлии Дмитриевны мужа, дома, детей, обманет ее Супругов, и все-таки счастлив человек, умеющий так трудиться. Будет у нее и горечь разочарования и зависть к женам и матерям, будет порой ее то- мить одиночество и все-таки: «если бы ей сказали: хочешь, у тебя будет муж краси- вый и любящий, только за это отка- жись от своей работы, она подняла бы брови и сказала: — Нет». Художественная сила повести Пановой прежде всего в том, что всё время мы знаем и чувствуем: счастливые люди ее герои. Счастливые потому, что жизнь их наполнена и богата, труд их — творче- ский труд, чувства их глубоки и сильны, они мужественны сами и живут среди му- жественных людей. А то, что им трудно, то, что у них много горя — что же, это жизнь, это война, и они ее не боятся. Герои Пановой—люди бурного, героиче- ского и трудного времени. Они такие, ка- кими их создала эпоха, и они своей эпохи достойны. ремени К сожалению, в нашей литературе писа- тель часто боится нарушить благополучие героев и, описав гладкую, лишенную тре- БОГ и волнений жизнь, полагает, что рас- сказал о счастье советского человека, продемонстрировал свой оптимизм и заст- раховался от возможных упреков. 4, И все-таки есть в повести Пановой один по-настоящему несчастливый человек. Это единственный благополучный персонаж по- вести — доктор Супругов. С ним не произошло никаких несчастий. Он благополучно закончил войну, ничем себя не скомпрометировал, наоборот — обратил на себя внимание статьями и вы- ступлениями. Мы ощущаем некоторое его злорадство — вот как он хорошо все устроил, всех обошел, обеспечил себе поч- тенное положение, избежал всех опасно- стей. т Казалось бы, порок не наказан. Мелкий, плохой человек торжествует. Вот pac- стается он с Юлизй Дмитриевной. Юлия Дмитриевна уходит бледная и мрачная, со стиснутым ртом. Ее встречает смешная Васька с нарисованными бровями, Васька, которую она выучит и выведет в людн. Её с восторгом встречают старики, для кото- рых она, их дочь, глава семьи и величай- ший авторитет. Так ли уж она одинока— некрасивая старая девушка! Доктора Суп- ругова никто не ждет, и как, в сущности, безрадостно будушее его благополучие: одиночество, маленькие чувства и жалкие мысли. Кто счастливее —Юлия Дмитрневна, знающая вдохновение великолепной рабо- ты, доктор Беэлов, страстно и нежно лю- бящий сына, ждущий встречи и дружбы с ним, Лена Огородникова, у которой впе- эди горести и радости, поражения и по- беды, или благополучный доктор Супру- гов? Кто счастливее — человек или кук- ла? 3 Супругов может избежать разоблачения, может не совершить из осторожности ни- чего наказуемого, но Панова наказывает Супругова наказанием, от которого нель- зя избавиться ни хитростью, ни осторож- ностью. Супругов благополучно избежал всех несчастий но избежал и всякого счастья, счастья любви, которое знала Лз- на, счастья творчества, которое знала Юлия Дмитриевна, семейного счастья, ко- торое знал Белов, счастья дружбы, кото- рое знали люди сенитарного поезда... Что может вспомнить Супругов? Грязноватую историю < девушкой, которая имела не- счастье его полюбить. Историю с женщи- HOH, которую он обманул. Все. Он обманул начальство, товаришей, Юлию Дмитриевну, но, прочтя повесть, мы понимаем, что больше всех он обма- нул самого себя. Жестоко наказан поэок в повести «Спутнччи». Наказанием, кото- рого избегнуть нельзя. 5. Хорошие или плохие люди действуют в повести «Спутники»? Хорош или плох Кравнов, или Низвецкий, или Фаина, или любой другой из персонала санитарного поезда? Никто из них не совершает заме- чательных подвигов, не проявляет ис- ключительного благородства. Все оки жи- вут обынновенной жизнью, у каждого свои пристрастия, свои интересы. Как во всяком коллентиве, кто-то кого-то не лю- бит, кто-то на кого-то обижен, кто-то с кем-то дружит. Панова не взвешивает по- ложительные и отрицательные качества каждого из своих героев. «Спутники» — это рассказ друзьям об общих друзьях. Отсюда свободная интонация повествова- ния, отсюда свободное обращение с пер- сонажами. Панова не боится за своих те- роев. Я говорю о свойственной иногда писателям боязни уронить своего героя в глазах читателя, боязни, заставляющей автора тщательно взвешивать норму сла- бостей, которые позволительно приписать образу для его «оживления» (а без сла- бостей нельзя получится схема). Боязнь эта происходит оттого, что автор не любит своего героя по-настоящему, не уверен в том, что пишет о действительно хорошем человеке, боится, что и читателя не сумеет убедить в этом. Панова знает, что ее герои He нуждают- <я всглаживании недостатков и оправдании слабостей, что о них можно рассказать всю правду. Она не делит их качества на по- ложительные и отрицательные и не взве- шивает, что можно рассказать читателю, а что нельзя. Ей интересно все про людей, о которых она пи:нет. В этом смысле по- весть Пановой по-настоящему гумани- стична, проникнута любовью не к тому абстрактному человеку, который долже был бы быть, а к тому, который есть, ко- торый населяет советские города и дерев- ни, работает на советских заводах, слу- жит в советских учреждениях, который воевал и побздил Германию. От этого живого интереса к реальному человеку так характерны, так индивиду- альны персонажи повести. От того, что интерес этот глубок, глубоко наше знание героев, и характерность становится ха- рактером. 6. Вопрос о пессимизме и оптимизме очень существенен для советской литературы. Советская литература оптимистична по своему существу. Тут спорить не о чем. Но бесспорная эта мысль становится по- водом многих вульгарных толкований, вредящих развитию советской литературы. Оптимизм произведения порою опреде- ляется внешним благополучием героев. Ча- сто прозаик, лраматург, сценарист, убрав с пути своего героя трудности и препят+ ствия, считает необходимым бутафорскн разукрасить мир, в котором герой живет и действует. Глядя на мир, разукрашенный художником во имя «оптимистического восприятия современности», думаешь HE- вольно, что, в сушности говоря, за этим стремлением украшать скрывается отсут- ствие настоящей любви к действительно- сти. В самом деле, как нужно не любить мир, в котором мы живем, не верить в его мужественную и прекрасную правду, что» бы бояться показать его таким, как ои есть. Повесть «Спутники» оптимистична по- тому, что Панова любит действительную жизнь и верит в нее. Она рассказывает о людях, тех, которые живут рядом с нами, зная, что они прекрасны. В повести так много любви к людям, жившим и боров- WHMCA B годы Отечественной войны, так много веры в неиссякаемую силу этих людей, что чувствуешь, закрывая квигу—юо великом и радостном рассказала Панова, IER A A NIE NST, TT TTT Литературная газета Ne 28 анны дя