<
_27 ‹«Знамя» напечатан цикл
‚ С ТРЕГУВ
°В издательстве «Моло
хит сейчас дневник «Деву о, ВЫХ
— юной партизанки Инны Константиновой
Там. есть страницы, посвященные ее первой
девичьей любви, изумительной, прек
ной силы и чистоты, И вот — погиб ак
ленный. Огромное горе свалилось на нее
грозило раздавить. и
‹.Я стараюсь отвлечься, думать о чем-
кибудь другом, — не выходит, Все равно он
всегда со мной. Всегда! И ни забыть ни от
у i
влёчься я не в силах... Душа м
se On
ии минуты радости». ен
ЕЙ исполнилось тогда только сем:
лет, она училась еще в школе. И вот де.
вушка поднялась вад своим личным горем и
ке 10 что. победила его или отреклась от
него, ноои этот встречный горестный
тн
двигал. ее вперед: ВИ
«Я дала себе клятву,
что будет мною сделано
Я должна, я обязана
большое, смелое, яркое.
надцать
что самое лучшее,
`В ТВОЮ память...
сделать что-нибудь
.. Не могу жить по:
старому».
Она ушла добровольцем в партизанский
отряд — туда, где можно было «отомстить
за разбитое счастье», и стала героиней. Ев
страдания, как и ее любовь, бы
J q ли ак
творческой силой. ete
Подлинная тоска, как и горе, как и стра-
дацие, — это не тихая душевная заводь, а
могучее движене^ души, пусть п ii
у eH: > ечальн
пусть трагедийной! а
Любовь к жизни и вера в жизнь — на
этих великих первоосновах зиждется наше
мировоззрение. Потому-то оно и оптимистич-
но по глубочайшей своей сути в любой своей
грани.
«Наша цель—внушить молодежи любовьи
веру в жизнь», — писал Горький в 1917 го-
ду Ромэн Роллану. ‘Но еще раньше — в
мрачную пору царской реакции — Горький,
как известно, резко выступал. против песси-
мизма н упадочничества, требовал воспиты-
вать у молодежи оптимистическое, социаль:
но-разумное чувство. Он считал нетерпимым
тот ‘факт, что юношество начинает жить по
книгам, набитым однообразными описаниями
всяческих мелких драм. В одних книгах
рассказывалось о том, как человек в моло-
дости страдал от недостатка разума, от
женщин, от любви к ближнему, от неудач-
ного устройства вселенной. В других, — как
он под старость страдал от сознания ошибок
своей жизни, недостатка зубов, несварения
желудка и, наконец, от необходимости уме-
реть. Горький мечтал о писателе, который
создаст книгу о том, как человек «всю жизнь
радовался», чтобы этой огромной радостью
зарядить вступающее в жизнь молодое по-
коление строителей жизни.
Маяковский обращался к поэтам:
Мало знать
чистописания ремесла.
расписать закат
или цветенье редьки,
вот
a когда
к ребру душа примерзла,
ты
ее попробуй отогреть-ка!
Отогрёть «примерзшую к ребру» челове-
зью душу, восстановить ее истраченное
тепло, напитать ее чудодейственными сока-
ми истинной поэзии, сделать ее более стой-
кой и более красивой — святая обязанность
каждого советского писателя. г
К сожалению, о ней, этой обязанности, не
‚ всегда и не все помнят.
В только что вышедшем № 8—9 журнала
«Новые стихи»,
Маргариты Алигер. Цикл этот об’единяег
одна тема и один лирический герой. Стихи
же разные: есть ясные по мысли; есть и!
мутноватые. В ясных встречается, например,
такое: Е
‚.храяит земля отметины
погибтих сыновей
И если чуло сбудется
в лалекие гола,
война людьми забудется,
землею — никогда.
М. ЛУКОНИН
С. ГУДЗЕНКО,
Центральный Комитет партии в своих
исторических постановлениях по вопросам
литературы и искусства обратил’ серьезное
внимание на воспитание молодых литерато-
ров.
Многочисленные собрания, KOMCOMOQ.Ib-
ские активы, встречи с читателями на заво-
дах и в клубах столицы показали, что чи-
татель—народ искренно заинтересован в
прихоле новых людей в литературу-
Молодая поэзия родилась в дни войны,
она вдохновлена подвигом и преодолением
трудностей. Все образы, весь словарь, даже
ритм стихотворения подсказывался фрон-
товой действительностью, близостью перед-
него края. Миропонимание наше складыва-
лось на войне в момент наивысшего 06бо-
стрения всех человеческих чувств: патрнио-
тизма.. самопожертвования, боевой дружбы,
любви; разлуки. Но часто сектор нашего
зрения бывал предельно сужен ближайшим
событием. и потому стихи, резкие ин точ-
ные в деталях, оказывались лишенными
широких обобщений. И поэтому при пере-
ходе к темам послевоенного времени наше
творчество, как никогла, нуждается в под-
держке старшего поколения писателей и
критики, которая должна определить Ха-
рактерные особенности молодой поэзии, ее
удачи и слабости, помочь пойти по верному
пути. :
Но вместо этого некоторые критики све-
ли свои большие задачи к одной цели—на-
„ чали отыскивать среди нас пессимистов H
ннтиков. Дело дошло уже до того, что
всякое упоминание об опасностях, героиче-
ской смерти и павших друзьях зачисляется
в разряд упадочнических настроении, яко-
бы тормозящих движение вперед.
Мы знаем, что истоки оптимизма—не в
мечтах о легкой жизни, а в твердой вере в
идею коммунизма, в преодолении любых
поейятствий в борьбе. И если бы литерато-
ры, критикующие нас, перелистали фронто-
вые: газеты и заводские многотиражки или
внимательно заглянули в толстые и TON-
кие журналы, то они поняли бы, что наш
Лирический герой—это сильный, уверенный
в завтрашнем дне молодой человек, кото-
рый вернулся с войны He опустошенным
ремаркистом, ‘а трулоспособным, жадным
до жизни. полноценным советским гражда-
нином. Если бы эти критики, не ограничи-
вая себя констатацией отдельных 3 eo
статков, заговорили © Главном, ом
ков, 3 р т
поэзни, они не допустили бы узко
сторониссти в вопросе о путях ее развития.
Товариш Сталин в своем докладе ue
Пленуме ЦК ВКП(б) /3—5 марта 1937 г.
говорил: «Опасности, связанные с трулно-
стями, у людей нестойких порождают не-
релхо настроения уныния, неверия в свои
силы, настроения пессимизма. И, 9
оборот. там. где дело идет о том, чтобы
побороть опасности, pons rena из
трудностей, люди закаляются в этой орь-
бе и выходят из борьбы действительно
твердокаменными большевиками. Такова
пирода опасносте
й, связанных с трудностя-
ми. Таковы результаты преодоления труд-
ностей».
Закаленное в борьбе молодое поколение
сверстники—не
советских людей--наши
вопро-
От`редакции. Продолжаем обсуждение
Фор современной поэзии. (См, статьи в мМ№_41,
Siac!
& и 43 «Литературной газеты»).
*
` Новые етихи“ Маргар
$ Прочитав это «ясное», возникает все же
ий вопрос: почему поэтесса отда-
редпочтение памяти земли перед люд-
ской памятью? Почему она считает земную
память сильнее и крепче человечьей? Тут
вспоминаешь довоенную книгу Маргариты
лнгер «Камни н травы», в которой так не-
заслуженно была возвеличена «душа земли»
и так незаслуженно умалена душа человека.
Маргарита Алнгер сама вернула нас к этой
забытой было книге.
В стихах мутноватых, которые, прежде
чем вызвать возражение, нуждаются в рас-
итифровке, философия не богаче. Она лишь
ущербнее,
Возьмем «Август». Я цитирую полнее, да-
бы избегнуть возможного упрека в неспра-
ведливом отношении к стихотворению (толь-
ко избегнешь ли его!).
„Спутники, нам не трозит неизвестность,
Дожили мы до желанной поры.
10 за горой изменяется местность,
мы еще только спустились ‘с поры.
Мы еще в странном живем озареньи,
Мы еще дышим с равниной не в лад.
На высоте обостряется зренье,
вот мы и видим вперёд и назад.
И на родные предметы и лица,
на августовский безветренный день
неотвратимо и тихо ложится
трудной горы непреклонная тёнь.
Вот и не так уже розовы зори,
вот и не так уж ярка сннева!..
Реже беспечная искра во взоре,
тише, скупее, нужнее слова...
Пообживемся. полюбим и это.
Жизнь ведь одна, не навеки притом,
Уже в самой стихотворной аллегории за-
ложена порочность. Великий путь наш к
коммунизму, прерванный было войной, идет
не равниной. Это тоже высокогорный путь!
Будни наши — красное число в календаре
истории. Ложная стержневая аллегория по-
родила и ложные краски, образы, интона-
ции. Так, озарёнье, в котором мы живем, по-
этессе кажется «странным». И дышим мы ©
равнинной еще «не в лад». Августовский По.
слевоенный день наш тих, безветренен. Для
Koro? Для, кого поблекли зори и синева?..
Маргарита Алигер пишет, что слова стали
нужнее. Тем ответственнее миссня поэта, н
казалось бы, каждое слово должно быть
А
взвешено, отточено, окрылено в стихах.
поэтесса утешает нас: «Пообживемся, по-
любим и это, жизнь ведь одна, не навеки
притом»... Мы не нуждаемся в таком уни-
жающем нас слове!
Идейная сущность и тональность цити-
рованного стихотворения станут более по-
нятными, если рассматривать эго в связи с
другими стихами цикла,
Над полем медленно и сонно
заката гаснет полоса.
Был день, как томик Стивенсона,
тде на обложке паруса.
И мнилось: только этот томик
раскрой — начнутся чудеса...
Но рубленый веселый домик,
детей и женщии голоса...
Но суета, неразбериха,
не оторвешь и полчаса...
А там, глядишь: легко и тихо
в закате плавятся леса...
А там, глядиить, уже не травы —
ночная стелется роса...
И ни чудес тебе, ни славы.
Напрасны храбрость и краса,
Но. может быть, еще мы в силе
и день еще не начался?
Маргарита Алигер отвечает:
Не трать Geccwimencrnnes усилий.
Закрой его. Не порть глаза,
Подумайте над тем, что значит этот от-
брошенный в сторону томик Стивенсона. Я
имею в виду не книгу известного англий-
ского писателя. В стихотворении Маргариты
Алигер Стивенсон не что иное, как псевдо-
ним ее романтической юношеской мечты. Она
оказалась несостоятельной, эта мечта. Поче-
му? Нотому что’ живем мы, мол, в той рав-
нине, где блекнут краски, где ‘суета, нераз-
бериха, где нет места чудёсам и славе и
даже храбрость и краса напрасны. Больше
вуёт Маргарита Алигер,
повезло, и ожидания его не сбылись!
вспомним книгу Диккенса`и трагедию Пина.
5 sad Panis ee
тики, признания ошибок. О знаменосцах та-
кой ли «веры в жизнь» и такой ли «бодро-
сти» шла речь?
Чувство ответственности за разговор, ко-
торый я веду, заставляет меня привести еще
одно стихотворение. Маргариты Алигер, сви-
детельствующее всё о том же.
Люди мне ошибок не проштают,
притерпелась я держать ответ.
Легкой жизни мне не обещают
телеграммы утренних газет.
1{едрые на праздные приветьг,
дни горят, как бабочки в огне.
Никакие добрые приметы
легкой жизни не пророчат мне.
Если я гуляю, так на тризне,
но зато до третьих петухов.
Что могу я знать о легкой жизни?
Разве только из чужих стихов.
Ссется февральская порощша,
Светят огоньки издалека..,
Плечи мне сгибаютщая ноша,
Все же ты, как перьпико, легка!
Гни меня! Клади щедрее проседь,
если в чем виновна я — прости,
стань еще тяжеле, ибо ебросить
мне тебя трудпее, чем нести.
И это мрачное стихотворение приведено
не в выдержках. В нем концы не вяжутся с
концами. Гулянье до третьих петухов на
тризне, тяжесть, сгибающая плечи, никак не
ассоциируется с легкостью перышка. Вос-
клицание «гни меня» (перышко-то) выглядит
отнюдь не так мужественно, как может кое-
кому показаться. Маргарита Алигер испове-
дует нечто иное и противоположное: она го-
това нести свой тяжелый крест. потому что
ей легче нести его, чем сбросить. Терпение
и покорность составляют пафос этого глу-
боко упадочнического стихотворения.
Весь цикл удивляет читателя идейным
убожеством и поэтической беспомощностью.
Стихи полны больного, унылого эгоизма, —
о себе, для себя, с собой, со своим. «как
вы себя чувствуете», без кругозора, без по-
лета. Автора самого нужно отогревать грел-
ками, не то, чтобы он своим теплом согрел
другого. Стивенсон да Диккенс — две ста-
ринные добротные грелки. которыми поль-
зуется ныне поэтесса. Большие ожида-
ния молодости, дающие «малый плод»,
многообещавиая и обманывающая жизнь —
вот тема ее новых стихов.
Она ее не только, так сказать, SMOILHO-
нально излагает, но, что всего важнее и
вреднее, принпипиально обосновывает, под-
водит под нее некий «философический»
фундамент. Вот этот фундамент:
..И в пору жестоких страданий
является людям всегда
великих больших ожиданий
знакомая с детства звезда.
Отрадны борьба и лишенья,
когда они отданы ей.
И даже большие свершенья
болыших ожиданий бедней.
На языке грешной прозы две последних
строки значат примерно то же, что «томик
Стивенсона», который пришлось закрыть.
Как бы ни были значительны свершенья, го-
ворит поэтесса, они оказываются всегда
меньше, бедней больших ожиданий. Дейст-
вительность обманывает человека; по сравне-
нию с мечтой —
Bee торше, обидней, иначе —
навыворот. наоборот...
Справедливости ради заметим, что к тако-
му умозаключению поэтесса пришла не са-
ма собой. Ей «помог», как явствует из сти-
хотворения, Диккенс и герой его романа
«Большие страдания» — Пип.
Коптилки мигающий пламень...
Мы с Диккенсом в доме одни...
Во мраке горят перед нами
больших ожиданий огни.
О. молодость бедного Пипа,
как тянется к счастью она...
Пипу, о котором так сочувственно повест-
действительно на
Но
ИТЫ
=
Алигер
собственному добродушию и зная вкусы сво-
ей публики. По тем же соображениям он не
решился окончить «Большие ожидания» пол-
ным их крушением. Но весь замысел романа
ясно ведет к такому концу».
После приведенного уместно спросить,
почему же печальная судьба Пипа, столь
естественная в условиях капиталистического
общества, крушение его надежд так трону-
ли душу нашей поэтессы, что весь замысел
ее стихов «ясно ведет к такому же концу».
Какие основания для столь, мягко скажем,
легкомысленных поэтических «обобщений»?
Не тяжесть пережитого сказалась в. сти-
хах Маргариты Алигер. Будь она идейно
вооруженной, она бы написала не то и че
так. Она бы не ушла от своей темы, но она
бы ее по-другому разрешила, заговорила бы
на другой душевной волне.
Ведь Маргарита Алигер известна чи-
тателю, как автор поэмы «Зоя». Ее героиня
несла ношу потруднее, и поэтесса шла вме-
сте с ней на подвиг, жила ее строем чувств,
называла сестрой. Как же автор «Зои» не по-
aoa оказаться недостойным своего ге-
роя
Об этом нужно ‘сказать со всей прямотой
и резкостью, потому что только прямота и
резкость способны остановить и повернуть
талантливую поэтёссу с ложного и чуждого
пути. В ее силах и возможностях итти дру-
гой дорогой. Смятение и тоска придавили и
ослепили Маргариту Алигер, но она еще в
силах сказать о себе:
...Моя золотая свобода
еше не убита тоской.
Тем более нельзя быть равнодушным и
обойти ее новые стихи «щадящим» молчани-
ем. Ранее меня это обязаны были сделать ее
редакторы.
Маяковский, будучи редактором, об’яснял
одному начинающему поэту:
«Ноющие слова у вас сильнее и описа-
тельных и радостных. Ноющее делать легко,
OHO щиплет сердце не выделкой слов, а
связанными со стихом посторонними парал-
лельными ноющими воспоминаниями. Одно-
му из своих неуклюжих бегемотов— стихов
я приделал. райский хвостик:
Я хочу быть понят моей страной,
а не буду понят —
что ж!
По родной стране
пройду стороной,
проходит
косой ow.
как
Несмотря на всю романсовую чувстви-
тельность (публика хватается за платки), я
эти красивые, подмоченные дождем перыш-
ки. вырвал».
Маяковский выводил молодого поэта на
верную дорогу в литературе, предупреждал
от ложных шагов, оберегал его.
Предупредили ли Маргариту Алигер, обе-
регли ли ее от ложного шага ее редакторы?
Они напечатали ёе стихи рядышком с оши-
бочной статьей Корнелия Зелинского о ли-
рике! Так сказать, тзория и практика в од-
ном номере...
Не будем торопиться, товарищи Вс. Виш-
невский и Ан. Тарасенков, с огульным ут-
верждением, что молодые поэты, участяики
Отечественной войны, испытавшие много
горя, отлично его преодолели. Будем
более внимательны к молодым поэтам,
к каждой индивидуальности, к каж-
дому произведению. Об этом убедительно и
серьезно говорили на недавнем собрании
московской секции ‘поэтов. Редакторам
«Знамени», напечатавшим цикл новых
хов Маргариты ‘Алигер, не следовало бы
огульно брать под защиту от критики моло-
дых поэтов на том лишь основании, что кри-
тик Федор Левин ошибся в иных примерах.
сти-
Е. ЗЛАТОВА
Воля к жизни
Легче всего просто отвернуться от горя.
Труднее — принять в свое сердце боль
другого человека и вместе с ним оплаки-
вать его утрату. Но, может быть, самое
трудное — помочь человеку пересилить
страдание, превозмочь оцепенение горя,
поделиться с человеком силой, волей к
жизни, не дать ему замкнуться и ожесто-
читься в его несчастий.
Семь миллионов погибших — цифра, ко-
торой выражен наш счет фашизму, —впеча-
тана в память каждого советского челове-
ка. Океан народного горя—за этой цифрой.
Нелегка и благородна задача писателя, ко-
торый своей книгой пробуждает и поддер-
живает силы сопротивления горю.
В повести «Я буду жить» молодой писа-
тельницы Ольги Неклюдовой горе ничем
не смягчено. Удар. за ударом обрушивается
на плечи героини повести Татьяны Шува-
ловой, лишая её всего, что ей было дорого
В Жизни: : :
Она“стоит ‘перед читателем одинокая, над
своим разоренным гнездом, с опустошен-
ной горем душой, подурневшая и постарев-
шая в свои 37 ‘лет, отставшая от своей про-
фессии, без определенного места в жизни—
домашняя хозяйка, лишенная своего хозяй-
ства и тех, для кого она его вела. Кажется,
что нет и не может быть просвета, остает-
ся лишь кое-как «дожить» жизнь, ничего
от нее не требуя и ничего ей не давая.
И все-таки Татьяна находит то, чго на-
полняет снова ее жизнь содержанием и да-
же радостью, и повесть, в которой столько
мрачных страниц, звучит в конце утверж-
дением жизни.
Неклюдова ничем не облегчает себе свою
задачу. Она не оставляет своей героине
никаких надежд на новую любовь, на лич-
ное счастье. Она ведет ее по пути наиболь-
шего сопротивления, и сама—как писатель
—не ищет себе° другого пути. И несмотря
на неровность книги, на многочисленные и
серьезные ‘недостатки, нужно признать, что
автору удалось решить основную ‘задачу,
доказать победу человеческого духа над
а ы
этьяна Шувалова поступает так, как
поступила бы далеко не всякая женщина в
ее положении. Потеряв во время войны му-
жа и двух маленьких детей, она идет учить-
ся ив то же время берет на воспитание
осиротевшего мальчика-калеку. Но у чита-
теля ни на мгновение не возникает подозре-
ния в том, что автор навязывает своей ге-
роине эти поступки — они вытекают с не-
преложной последовательностью и необхо-
димостью из свойств ее характера. Поэтому
интереснее всего проанализировать, как вы-
леплен этот характер.
Мы видим Таню босоногой, болынелобой
‚девочкой, подрастающей в многодетной
семье земского фельдшера. Ее отец, заби-
тый нуждой человек, провозгласнает идею!
: служения народу, как высшего долга всех
честных людей. Таня. сопровождает отца,
‘когда он ходит к больным, видит страш-
ную нужду и горе народа, вместе с OTILOM
мучительно переживает его бессилие в
борьбе за жизнь его пациентов, потому что
они умирают* не только от болезней, но и
‚ «от нужды и от беды».
«Мне жалко людей!» — восклицает Таня.
Отец говорит ей «о невежестве, мешаю-
‚ щем людям жить, и о том, что людям по-
ра бы уже взяться за тех, кто тупеет от
} благополучия». Но, пожалуй, сильнее всего
B речах отца слышна Тане горечь недоуч-
ки — «Гы будешь сильнее и разумнее ме-
ня, дочка... ты будешь учиться, потому что,
‹ когда человек много знает, он приобретает
могущество... Я мало знаю, и в этом при-
чина моего бессилия. Ты, дитя моего серд-
ца, будешь учиться для того, чтобы слу-
‚ жить людям. В этом единственное оправ-
дание человеческой жизни: тем или иным
` путем служить людям».
Эта заповедь отца, полная пробветитель-
Сошлюсь на А. В. Луначарского, Он писал:
«Большие ожидания» — автобиографиче-
ский роман. Герой его — Пип — мечется
между стремлением сохранить мелкотравча-
тый мещанский уют, остаться верным своему
середняцкому положению и стремлением
вверх, к блеску, роскоши и богатству... Мы
Узнаем теперь, что по первоначальному пла-
ну роман должен был кончиться плачевно,
того: всякие усилия изменить что-либо —
бессмысленны и ‘Тшетны. «Томик Стивенсо-
на» нужно закрыть, от мечты отвернуться:
она только обманывает и портит глаза.
Такова «мораль», проповедуемая со стра-
ниц авторитетного советского литературно-
Тем самым он только доказал, что «искус-
ство. цитирования» — не такое уж легкое,
как утверждали в своей реплике критики;
критика. При внимательном же чтении статья
ния в дальнейшем растут из этого зерна.
Она недолго предается обычным детским
«Жизнь идет вперед» они. могли убедиться, фачтазиям; в школе ее тотчас пленяет точ-
: ное знание: она с увлечением решает за-
что в ней, кроме неверных примеров, есть
верная мысль, зерно истины. Сейчас оче- нию с расплывчатыми видениями джунглей
ского пафоса, глубоко проникает в созна-.
; ние Татьяны, Многие ее` поступки и сужде-:
дачи — <«Чте за прелесть цифра по сравне-!
художественного журнала. И это мы чита-
ем после известных решений ЦК ВКП(б) и
доклада тов. Жданова, после собраний, ‘кри-
боится трудностей, и мы считаем себя обя-
занными писать о преодолении трудностей
в дни войны и мира. Мы писали и будем
писать на генеральную тему—о формирова-
нии нового человека. Мы хотим своими сти-
хами помочь воспитать поколение борцов,
а не созерцателей, строителей, а не наблю-
дателей. ‘
И нам думается, что не правы Ф. Левин
и С. Иванов, оперирующие двумя-тремя
‚ стихотворениями и не заметившие основной
тенденции творчества молодых поэтов.
Мы признаем, что в стихах некоторых
молодых поэтов есть натурализм в описа-
ниях быта войны, есть любование страда-
киями. Например, у С. Гудзенко:
Бой был короткий.
А потом
глушили водку леляную,
и выковыривал ножом
из-пол ногтей
я кровь чужую.
Или у М. Луконина:
1Палун уронит барабан,
Гроза пройдет в окне,
Иль в шель метнется таракан, —
Я вспомню о войне.
Или у А. Межирова;
Одинокие дети
на взорванном льду.
Эту теплую смерть
распознать не могли они сами,
И смотрели на падающую звезду
ненонимающими глазами...
Но уже прошло достаточно времени, и
мы теперь осознаем односторонность тако-
го взгляда на войну. А критики до сих пор
не разглядели, не увидели главного в кпи-
гах и стихотворных циклах И. Баукова,
С. Гудзенко, В. Захарченко, М. Львова,
М. Максимова, А. Межиро-
М. Луконина,
ва, А. Недогонова, М. Соболя, В. Урина и
других.
Главное же в их произведениях — ве-
ра в победу, которая провела сквозь все
испытания войны, закалив и научив много-
му. Почему же об этом теперь не говорят
критики?
Мы не боялись трудностей, но в первые
часы войны решили, что
Лучше притти с пустым рукавом,
Чем с пустой душой.
(М. Луконин. «Знамя» № 7, 1945 г.).
Мы не боялись писать о трагичном на
войне,
Потому что только наши роты —
В петлях окружений. взаперти —
Рерили в крутые повороты,
Верили в обратные пути!
(А. Межиров. «Знамя» № 9. 1945 г.).
Не тяжести войны явились темой наших
стихов, а их преодоление. Мы шли не от
поэзии к жизни, а от.жизни к поэзии:
Но если снова воевать...
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон
Быть под назалом у старшин
хотя бы треть пути.
Потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.
(С. Гудзенко. «Знамя» № 7, 1946 г.):
Вот наше мнение по тому вопросу, 9 ко-
тором писал в своей статье Ф. Левин.
Мы не вступаля бы в дискуссию, есля
т т Е р ОБЕ ЕЕ род Е os aE
между тем как Диккенс всегда избегал тя-
желых концов для своих произведений и по
бы критики не занимались смакованием на-
ших отдельных ошибок и промахов, забы-
вая главное, что характеризует молодую
современную поэзию.
Жизнь действительно идет вперед. И мы
это понимаем не хуже Ф. Левина, который
цитату из Владимира Маяковского;
Отойдите! Вы мептаете
Мобилизации и маневрам,—
употребил, как дубинку, против
поэтов.
И когда справедливо отмечают, что пос-
ле войны связь многих писателей с наро-
дом стала менее крепкой, что писатели
замкнулись в четырех стенах московских
домов, то это меньше всего относится к
молодым поэтам, которые все время нахо-
дятся в движении, в пути, в работе. Не
прекращалась, а, наоборот, окрепла: наша
дружба с друзьями по фронту, которые
вернулись на заводы и в институты, на леса
новостроек или продолжают служить в ря-
дах Советской Армии на страже мира во
всем мире.
Не дожидаясь указаний и командировок,
почти все молодые поэты в послевоенные
годы ездят по стране, принимают самое
близкое участие в ее грандиозных работах.
На новостройках и заводах Урала полго-
да работал Мих. Львов. В подмосковном
угольном бассейне был В. Урин. По Украи-
не ездили И. Бауков и В. Захарченко, в
Сталинграде и в городах Поволжья был
М. Луконин. из Закарпатской Укранны
вернулся С. Гудзенко. Уже написаны но-
вые циклы стихов 0 трудовых подвигах
комсомольцев, о торжестве советской вла-
сти, о жизни фронтовиков в дни мира, Эти
стихи уже прочитаны на заводах, на комсо-
мольских активах, на общемосковских ве-
черах перед нашими читателями. Скоро они
появятся в журналах.
Статья Ф. Левина «Жизнь идет вперел>
не помогает нам смотреть в будущее, авы-
нуждает оглядываться на прошедшее и
вспоминать пройденное. Мы хотим, чтобы
такие опытные критики. как Ф. Левин, по-
могали нам лучше видеть завтрашний день,
сстрее чувствовать задачи будущего. Мы
хотим, чтобы статьи, посвященные мололой
поэзии, разбирали насущные вопросы на-
шего творчества, видели за мелочами дущу
молодой псэзии.
Пока же большинство статей о стихах
молодых написаны без подлинного знания
молодых
их работы,
Статья Б. Соловьева («Известия» or
15 октября с.г.) носит многообещающий
заголовок «О стихах молодых поэтов»,
Б. Соловьев на основании лишь одного сти-
хотворения В. Урина «Кирпичи» отрица-
тельно оценивает его творчество. Можно
спорить о достоинствах этого стихотворе-
ния. Но когда пишут о молодом поэте
впервые и в такой ответственной статье,
необходимо полнее знакомить читателей 2
его творчеством. В. Урин уже выпустил в
издательстве «Советский писатель» книгу
стихов «Весна победителей», и у критика
были все возможности говорить 0 стихах
цоэта значительно полнее и доброжела-
тельнее.
В этой же статье, характеризуя творче-
ство молодых поэтов, Б. Соловьев цитирует
плохие стихи Г. Морозовсй, чуждые по
своим настроениям большинству молодых
поэтов. . i
видно, что они могли бы извлечь его с поль-\!
зой для себя и для дела.
РАЗГОВОР 0 МОЛОДЫХ
Легко, одним росчерком пера отделыва-
ется критик от серьезного разговора о ра-
боте фронтового поэта М. Соболя. Из боль-
шого цикла стихов («Знамя» № 11 3a
1945 г.) взята лишь одна строка и на этом
‘обосновано суждение, что «иные молодые
поэты склонны к литературщине». Обвине-
ние «иных молодых» в литературщине яв-
ляется очень серьезным. Но говорить об
этом походя, не обосновывая и не иллю-
стрируя примерами из произведений, типич-
ных для молодой поэзии, нельзя.
Модное увлечение поисками мотивов
грусти завело Б. Соловьева в-книгу стихов
И. Баукова «Вторая весна». Б. Соловьева
возмущает тоска фронтового поэта, нахо-
дящегося за рубежом. Нам думается, что
мысли советского человека за границей вы-
ражены Бауковым несколько односторсч-
не, но без сомнений говорят о самом. глав-
HOM—O любви к отечеству.
Другая статья о творчестве молодых,
напечатанная в «Литературной газете» в на-
чале года, принадлежит И. Гринбергу. Это
просто беглый взгляд на многие журналы,
на многих поэтов, на многие стихи, напи-
санные в разное время. Пора уже прекра-
тить писать о нас огулом, не пытаясь , pa-
зобраться в творчестве каждого в отдель-
ности. Материала накопилось немало. Мо-
лодые поэты выпустили первые книги сти-
хов, в журналах, особенно в «Знамени», на-
печатаны циклы из новых книг, во всех
издательствах лежат рукописи наших, уже
принятых к печати сборников. Но когда нз-
чинается разговор о новом пополнении ли-
тераторов, нас всех сваливают в одну кучу,
случайные ошибки одного приписывают
всем. И в результате вместо воспитания
мы видим простой перечень фамилий, гово-
рящий о равнодушном отношении к нашей
работе.
Дискуссия, развернувшаяся на странинах
«Литературной газеты», обнадеживает наз,
позволяет надеяться на внимание со сторо-
ны критиков и литераторов. Но пока в
своей главной части статьи Ф. Левина и
С. Иванова осветили не основные вопросы,
которыми живет сегодня молодая поэзия.
Мы не собираемся расставаться с военной
темой. Конечно, показывая человека на вой-
не, не стоит сгушать краски, теряя за
окопной правдой представление о всей ве-
ликой битве. Мы должны так писать о вой-
не, чтобы идущее вслед за нами поколение
молодых советских людей любило оружие,
было готово к сражениям и победам. Но мы
не думаем заниматься только этим. Самой
актуальной темой является для всех нас—
тема послевоенной пятилетки: трудовой гэ-
роизм, проблемы дружбы, любви, созет-
ской семьи. Это волнует наше поколение,
значит, и нас, молодых поэтов. И незачем
говорить в каждой статье только о наших
промахах, не замечая того положительного,
что есть уже в наших стихах.
Товарищи критики! Загляните в завтраш-
ний день литературы, давайте поговорим на
страницах «Литературной газеты» о путях
развития современной поэзии.
Мы обращаемся к. критикам: помогите
нам работать и учиться, пристальнее всмаг-
ривайтесь в наши стихи, и вы ‘увидите, что
нет в молодой поэзии нытья и надрыва, а
есть твердая и непреклонная уверенность в
правоте идеи коммунизма и страстное же-
лание работать на благо родины.
или американскими небоскребами. Малень-
кая точная цифра!».
И в то же время она готова, не считая,
отдать все, что у нее есть, всякому, кто
просит. Она снимает с окон занавески, что-
бы отдать их нищей,
Но ее доброта лишена мягкости; иногда
мы замечаем в ней оттенок какой-то власт-
ной настойчивости.
Мать со страхом думает о будущем Та-
тьяны: «Ей представлялось, как ее Taca—
суровая, щедрая, дбверчивая и вспыльчи-
вая—шагнет в мир, решительно и бездумно
сорвется с кручи, убьется насмерть, а их с
отцом уже не будет на земле, и никто не
крикнет ей: «Тасенька, ‘осторожно!»,
И вот Татьяна шагнула в мир. Она в Мо-
скве, в вузе, учится, «не замечая никого
вокруг себя». - Она испытывает «страстное
ли». Попрежнему математика — ее’ люби-
мая дисциплина. «Она не любила литера-
туру: все, на чем лежал отпечаток вымы-
сла, что было окрашено чувством, вызыва-
` ло в ней высокомерное отношение».
подвижничества. Она сторонится людей,
оберегая возможность все время сосредо-
точенно думать. Без тени кокетства, или
жеманства она отстраняет
«Она боялась всякого пытавшегося при-
близиться к ней человека, который мог бы
заставить’ ее сдаться, обнаружить сла-
бость». В этом юношеском ригоризме —
страстная целеустремленность. обаятельная
прямота и цельность характера.
Все это написано Неклюдовой очень све-
жо, самостоятельно, выразительно. Читая
историю Татьяны Шуваловой, испытыва-
ешь ощущение интересного знакомства.
Эту крупную девушку, с легкими светлы-
ми волосами над крутым лбом, с решитель-
ным взглядом серых глаз и резким голо-
сом, о которой профессора говорят —
«этакая умница», не спутаешь ни с кем. Но
если бы Неклюдова удовольствовалась
только этим, приведенным в полное соот-
ветствие и равновесие всех черт образом,
ей не удалось бы художественно аргумен-
тировать дальнейшую судьбу своей герои-
ни. Но она изображает. этот характер в
движении, в развитии.
Казалось бы, целеустремленность Татья-
ны не позволяет сомневаться в ее буду-
щем — она должна стать ученым, может
быть педагогом, творчески работать в нау-
ке. Но ее «восхождение на гору знаний»
внезапно обрывается: заболевает отец, на-
до поддерживать стариков, следовательно,
бросить учение и итти работать. Татьяна
переживает это, как катастрофу, но ей да-
же не приходит в голову уклониться от
выполнения долга.
В поисках заработка она попадает в ка-
кое-то учреждение на роль секретаря. Но
и здесь она верна себе. Ей нужна не
служба с окладом, а служение людям, и
Татьяна восстает против оплаченного без-
делья. Она находит удовлетворение, став
учительницей начальной школы, и в этой
скромной роли работает творчески, ишет
новых методов, борется с рутиной — это
пока все тот же размашистый и немного
суровый — даже в доброте — характер.
Только властное вторжение в судьбу Та-
тьяны любви, а затем материнства изме-
няет ее характер. Ее внутренний мир обо-
гащается чистым и сильным чувством, она
становится мягче, спокойнее, новые привя-
занности—к мужу, к детям — требуют от
нее новых жертв: она расстается с люби-
мой работой и становится только женой,
матерью, хозяйкой дома.
Такою застает ее война, эвакуация в
глухую чувашскую деревню, внезапная и
одновременная смерть ее детей от дифте-
рии, гибель мужа на фронте.
«Новый мир» № 7—8 за 1946 г,
упоение пробуждающейся и’растущей мыс-,
Ее стремление к учению носит характер
ухаживания;
Что же поднимает Татьяну из бездны от-
чаяния, что позволяет ей воспрянуть и
снова жить полноценной жизнью?
Одна из ее старших сестер, Нина, к ко-
торой она попадает, возвратясь в Москву,
себялюбивая обывательница, советует ей
пожить, наконец, «для себя», «устроиться
хоть заведующей магазином», «от’есться,
одеться, а там видно будет».
«Я буду жить и для себя, — отвечает
возмущенная Татьяна, — но не так, как ты
это понимаешь».
Татьяна пробует об’яснить сестре свою
жизненную позицию. «Привязанность даже
к детям никогда не была для меня хлебом
насущным».
«Что ж у тебя —* хлеб насущный?» -+
спрашивает ее сестра.
«Труд, труд. труд для людей»—ломким
от слез голосом, но уже наполненным си-
лой, говорила Татьяна».
Она пытается продолжать свой жизнен-
ный ‘путь, свое «восхождение на гору зна-
ний» с того места, на котором ей когда-то
пришлось своротить, — снова вузовские
аудитории, снова яростное, жадное насыще-
ние знаниями.
Она одинока, ничто не мешает ей итти к
своей цели. Но странное дело — ее успехи
в учебе не радуют ее. Она—не прежняя.
ЕЙ не удается теперь уйти от горя в науку.
как уходили в монастырь. Теплота привя-
занностей уже стала ее потребностью. «Я
не могу питаться бумагой», — с горечью
сознается она. Татьяна с готовностью при-
нимает помощь людей, которые умно и
осторожно. лечат ее горе: декан факультета
командирует Татьяну в недавно освобож-
денную от немцев деревню, чтобы она на-
ладила там организацию школы. Картины
разорения и народного горя наполняют
Татьяну «тоской, гневом, страстной жало-
стью и желанием помочь людям». Она чув-
ствует, что именно теперь «начнет осуще-
ствлять свою новую жизнь».
В страстном сочувствии к таким же оси-
ротевшим матерям и обездоленным детям
растворяется горе Татьяны.
И несмотря на предостережения друзей,
озабоченных предстоящими ей трудностями,
Татьяна усыновляет сироту, калеку Леньку,
и забирает его с собой в Москву.
Так кончается повесть. Читатель рас:
стается с Татьяной Шуваловой, спокойный
за нее. Он закрывает книгу, обогащенный
опытом этой сильной натуры.
Права ли Неклюдова, доказывая возмож-
ность преодоления горя на опыте неза-
урядной женщины, с таким запасом душев-
ных сил, каким обладает далеко не каж-
дая?
Мне кажется— права. Не в том ли и за-
ключается жизненное назначение сильных
людей, чтобы прокладывать дорогу более
слабым, вести и звать их за собой?
Слаб ты или силен — не замыкайся в
своем горе, не единоборствуй с ним; иди к
людям, делись с ними и своею болью и
своим теплом. Не сосредоточивайся на сво-
их несчастьях, а вглядись в горе других
людей и становись в строй борющихся.
Такова идея повести, и, думается мне,
Неклюдова сумела высказать ее горячо и
убедительно.
Можно было бы не товорить о недостат-
ках повести, если бы они были несущест-
венны, но автору приходится пред’явить
серьезные претензии.
О Татьяне говорится, как о человеке ин-
теллектуальном, со вкусом к работе мысли.
Но странным образом, мы нигде ни разу He
видим даже образчика этого внутреннего
процесса, мы почти не знаем ее суждений
о происходящем вокруг нее. Ее идея слу-
жения людям весьма расплывчата. На ее
век приходится такое множество событий,
меняющих судьбу и лицо страны. Что
же думает Татьяна обо всем этом? Татьяна
жадно учится. Но автор ограничивается
изображением психологического состояния
: человека, охваченного жаждой знания, а
какими Мыслями, каким содержанием обо-
гащает Татьяну учение, — остается неиз-
: вестным.
Другой упрек относится к изображению
обстановки, окружающей Татьяну. Нз-
сколько реальна и убедительна во всех де-
талях психология центральной героини го-
вести и большинства других персонажей,
настолько же приблизительно и условно
написаны и колхоз, и лесозаготовки, и по-
левые работы, а затем — институт, осво-
божденное от немцев село. Реалистическое
изображение человеческих характеров не
подкрепляется извне точностью изображе-
ния их деятельности, быта, обстановки.
Прекрасно написанные пейзажи не иску-
пают этого недостатка. с
Есть несколько неудач. Сцена тибели деё-
тей оставляет смутное ощущение, что не
все было сделано для их спасения. И дело
не в том, что врач опоздал сделать при-
вивку — в глухой деревне, да еще в дни
войны, когда врачам приходилось работать
за троих, это случай вполне мыслимый, но
сама Татьяна как-то слишком скоро сдает-
ся, перестает бороться за жизнь детей. В
оцепенении стоит она у открытого окна, в
которое врывается дождь и ветер, а за ее
спиной задыхаются и стонут ее мальчики.
! Думается, что это написано просто психо-
логически неверно — никакая мать не ото-
шла бы ни на шаг от детей, борющихся со
смертью, тем более неверно это в отноше-
нии Татьяны;
Надуманны и необязательны такие фигу:
ры, как профессор Бобров со своей «нянь-
кой» и доктор Молвиц. --
Мы говорим об этом именно потому, что
повесть талантлива, душевна, наполнена
горячим сочувствием и уважением к чело-
веку труда, и хотелось бы видеть ее сво-
бодной от этих недостатков — это вполне
в возможностях автора.
ыы
Статья была уже написана, когда в га-
зете «Труд» появилась ренензия М. Шке-
рина на повесть О. Неклодовой.
В каждом произведении, а тем более,
принадлежащем перу такого молодого’ ав-
тора, как Неклодова, могут одновременно
существовать и удачи и неудачи. Мы убе-
ждены в том, что обязанность честной кри-
тики — сказать и о тех и о других. Это мы
и постарались сделать. Иначе смотрит на
свою задачу Шкерин.
Чтобы перечислить все нелепые и нечест-
ные подтасовки и передержки, при помощи
которых М. Шкерин преврашает героиню
повести Татьяну во «вредный элемент»,
нужно было бы по абзацам выписать всю
его рецензию. :
Идея произведения, психология героев,
система образов —арсенал художественных
средств автора — все это просто не входит
в сознание т. Шкерина. Он занят подече-
том: один день Татьяна работала на снего-
задержании, два дня на севе, три месяца в
школе и «подбивает» итог: «не заслужи-
вает снисхождения».
В заключение он утверждает, что «вы-
водить таких людей (как Татьяна.— E. 3.).
в герои» — неуместно.
Шкерин хочет, чтобы героями произведе-
ний были только люди, непогрешимо иду-
щие по стезе добродетели. Нам же кажет-
ся, что изображение процесса становления
соцналистического человека в виде прогул-
ки по гладкой, укатанной дорожке — фаль-
шиво.
Метод «критики» недостатков, какой
применяет М. Шкерин, мы считаем недопу-
стимым и недостойным.
Литературная газета 3.
2S