1
81
1 a
д
1
У
0,
epee
0 >)
of
vf
АЛ
ИА
i
СИ
ГИ
sl
im!
yi
]
ra
oh
ab
a =
=z =
=
А S
18 MOHA 1937 +., Ne 166 (7132)
a
Горький шутит
За истекший первый год без Горького
не один раз я принимался перечитывать
его письма ко. мне, и каждый раз это не-
обычайное чтение словно заново открыва-
ле мне мир отношений, неповторимых и
глубоко трогающих. Горький был писате-
лем в первоначальном, коренном значении
слова, литератором, как он любил гово-
рить, и это его качество проявлялось изу-
мительно многообразно. Он стфастно любил
KHETY, © вечно юным любопытством pa-
скрывал всякую рукопись, огорчалея по
поводу разочарования, которое так’ часто
приносят рукописи, мог без устали гово-
рить о писателях — старых и особенно
молодых, с волнением знакомилея с ними,
переписывалея, дружил и ссорился, сво-
дил их для совместного труда. Любовь к
литературе или, по его выражению, «одер-
жимость» ею, пропитывает его письма.
«Я, видите-ли, не токмо мастеровой-
литератор, но прежде всего человек, ве-
рующий в литературу и — простите сло-
Bo! — даже обожающий ее. Книга для ме-
HA — чудо».
Всю жизнь Горький воспитывал в себе
вкус мастера, художника, но «влюблен-
ность в свое дело», о которой он ‘пишет
B TOM же письме, никогда не означала для
него влюбленности в голую форму. «Чу-
до книги» заключалось для Горького в её
поучительности, в авторском видении и
понимании мира, и отсюда — непреодо-
лимый интерес к человеку, к автору, ря-
лом с широтой философских, обществен-
ных интересов — то, что мы“ называем
горьковской публицистикой.
Это — главные темы Горького-коррёс-!
пондента. Рядом с ними он касается во-
просов деловых, житейских. Иногда он
пишет и о своей болезни, но делает это
мимоходом, в приписках, а если распро-
страняется, то для того, чтобы своим при-
мером доказать возможность, легкость
борьбы с болезнью. В письмах, вызываю-
щих тревогу за его жизнь, чтобы смяг-
чить впечатление, он обращаетея к ус-
мешке.
За три года до смерти, в июне 1933
года, он писал:
«Получил письмо Ваше как раз в нача-
ле обострения болезни: грипп переходил
в воспаление легких. Осмелюсь доложить,
что это было ‚крайне паскудно, дважды я
вполне определенно почувствовал, что, вот,
сейчас задохнусь и —Ш— навсегда! Отвра-
тительная штука бунт птички, которая
именуется сердцем, — 65 лет вело себя
_ прилично и вдруг обнаружило желание
вылететь куда-то к морту на кулички!
Но сейчас все у меня снова в порядке,
становлюсь работоспособен и задыха-
0сь — умеренно».
Это письмо кончается восклицанием:
«Затеваю еще два предприятия. Работать
хочется —Щ Kak младенцу материнского
молока!»
За долгие годы переписки я не помню
случая, чтобы письмо Горького вызвало
во мне упадок духа, уныние или безраз-
;
личие к жизни. Его личное обаяние, хо-
рошо известное всем, кто его близко знал,
проявляется очень индивидуально в его
Иновда в его
торьковский
видится запрятанная в мягкий
ус довольная улыбка. В 1928 году Горь-
стиле, в манере
письмах прямо
смелюк,
шуток.
слышитея
кий писал мне из Сорренто:
зательно0о — в
ский открыл
«Причину Космоса».
Вам!»
щее с открытием «Причины Космоса».
Никто в мире не скажет эдакого!»
Горького были любимые
тысяч». Письмо, присланное мне из
другие», начиналось так:
ответить на нисьмо удосужился,
кошек,
ских газет, какие-то. черти
вольно!»
«Пожаловалея и — стало легче».
в письме причины, мешающие ему иепол-
нить просьбу, и добавил: ;
себе дом, а в нем поселились сколопендры,
тысяч 16
живи!»
Перед от’ездом из Сорренто в Москву,
ном расположении духа написал
очень обширное и веселое письмо.
«Народу в эту зиму перебывало здесь
множество — сухопутного и морского и
народ отборно-интересный. Хороших лю-
дей родит страна Советская, дорогой мой
Федин, я жадно любуюсь ими и страстно
хочется прожить еще лет пять, посмот-
реть, каковы они будут, сколько сделают».
КОНСТ. ФЕДИН.
мне
_ОН БЫЛ МОИМ ДРУГОМ
Мне очень тяжко писать о Максиме
Горьком. Он был моим другом слишком
дорогим, и горечь утраты тяжела. Время
не только не облегчило ее, но заставляет
более ясно понимать ее непоправимость.
Даже отвлекаясь от моей личной любви
к Горькому, я ныне еще лучше понимаю,
какое громадное место он занимал. Этого
меета никто никогда не займет после него.
РОМЭН РОЛЛАН.
Вильнев, Швейцария.
ВЕЛИКИЙ СЫН ВЕЛИКОЙ РОДИНЫ
Горький прежде всего человек громад-
ного душевного размаха, гигант, вызываю-
щий преклонение и любовь. Были великие
писатели, но никогда не было такого че-
ловека, который включил бы, подобно
Горькому, в свои бессмертные произведения
судьбы миллионов рабочих и крестьян.
Sis ЕТК
Его заслуги перед трудящимся человече-
ством неисчислимы. В ряду великих 6op-
цов за человеческую свободу Горький за-
нимает одно из первых мест. Честь и сла-
ва памяти великого сына великой роди-
ны!
ЭПТОН СИНКЛЕР.
«В Россию еду ‘около 20-го. Мая. Сна-
чала в Москву, затем — вообще. 0бя-
Калугу. Никогда в этом
городе не был, даже, как-будто, сомне-
Балея в факте бытия его и вдруг ока-
залось, что в этом городе некто ол
от
«Недавно 15-летняя девочка известила
меня «Жить так скучно, что я почувство-
вала в себе литературный талант», а-я
почувствовал в ев сообщении что-то 0б-
«Вообще же наша Русь — самая весе-
лая точка во Вселенной. «Я человек не
первой молодости, но безумно люблю дра-
мы писать»,—сказал мне недавно некто.
Как в разговоре, так и в переписке у
прибауточные
словечки. Он, например, любил число «16
Cop-
ренто вместе с драмой «Егор Булычов и
«Третьего дня’ послал Вам книжку, &
BOT,
только сегодня. Воет ветер, как 16 тысяч
изнемогающих от любовной стра-
сти, стреляют двери, на чердаке возятся.
крысы, второй день не получаю москов-.
‚клетчатые:
прислали сегодня две толстущих рукопи-
си и одну — не очень. Когда я буду их
читать? Нет у меня времени! И — охоты
нет рукописи читать! Начиталея я, до-
Отвечая на просьбу прислать что-ни-
будь для ленинградской «Звезды», Горь-
БиЙй в 1935 roxy подробно перечислил
«И начинаю дряхлеть. Обидно: по все-
му корпусу, с головы до пят, шереть ры-
жего цвета начинает расти. А сны снят-
ся — ужасающие; будто бы выстройл я
— ни сесть, ни ‘лечь! Вот и
весной 1932 года, Горький -в превосход-
Е ТЕН
А. М. Горький на прогулке: с пнонё
...На примере
очень умело показана политическая муд-
рость. Владимира Ленина, его совершенно
изумительная проницательность... В деле
знания действительности я был, наверное,
«опытнее» его, но.он, «теоретик», оказал-
ся неизмеримо глубже и лучше знающим
русскую действительность, хотя сам‘ не
однажды жаловался, что знает ев——«мало».
Мне кажется, что’ здесь «разноречие»
не только в силе познающего разума и
в несокрушимой правильности- теория, a
в чем-то еще, кроме этого. Это «еще» м0-
жет быть высотой хочки наблюдения, кото-
рая возможна толька’ при наличии редкого
умения смотреть на настоящее из будуще-
го. И мне думается, что именно эта высота,
это умение и должны послужить основой
того «социалистического реализма», о ко-
тором у нас начинают говорить, как о но-
BOM и необходимом для нашей литера-
туры. НЕ:
(Из письма И. Груздеву 43
‚>
апреля 4933 r.).
..Социалиетический реализм” направлен
на борьбу с пережитками «старого мира»,
с его тлетворным влиянием, на искорене-
ние этих влияний, но главная его залача
сводится к возбуждению социалистическо-
го, революционного миропонимания, миро-
ощущения...
(Из письма А. Щербакову).
...Разработка... темы труда — новая в
русской литературе — заслуживает всяче-
сдих похвал. Вы сами знаете, как плохо
понимают у нас значение труда, Вы, на-
верное, видите, что работают все еще «на
чужого дядю», тогда как давно уже пора
почувствовать, что сейчас в России всякая
человечья работа — на себя. Нам нужно
ПЕ oe РЕЗ
Н. СЕРЕБРОВ (А. Тихонов) р во
Оранизатор литературы
Трудно представить себе дом Горького —
в Н.-Новгороде, в Италии, в Москве, где
угодно, — без приезжих писателей, без. дело-
вых заседаний и табачного дыма, а еще
труднее представить его письменный стол
без множества аккуратно разложенных пи.
сем, бандеролей, рукописей и книг, при-
сланных от различных редакций и авторов.
®ивя в Сорренто, А. М. Горький полу-
чал один почти столько же писем, сколька
все остальные жители этого. города.
В Финляндии местные почтовые конто-
ры увеличивали на время его приездов
количество служаших.
В только-что созданном музее Горького
собрано уже около 20.000 адресованных
А. М. писем. Из них 13.000 принадлежат
писателям советской эпохи. Но все это
только небольшая часть его корреспонден-
ЦИИ.
Горькому писали друзья, писали и враги.
При этом всякий раз оказывалось, что враги
Горького являлись вместе с тем и врагами
революции.
Письма врагов, часто полные -бешеной
злобы, А. М. читал с особенным внима-
нием.
— Врагов надобно знать лучше, чем
друзей, — говорил он тоном поучения.
Но чаше других к нему адресовались
писатели, и притом писатели безыменные,
«самоучки»: писатели начинающие.
Большинству своих корреспондентов
Горький исправно отвечал. 0б’ем его эпи-
столярного наследства не поддается еще
учету, но несомненно, что, собранные
воедино, письма Горького составят когда-
нибудь многотомную библиотеку. И —это
будет ценный вклад в историю мировой
литературы, интереснейший источник дая
изучения нашей эпохи.
Единственно, чего почти нет в письмах
Горького, —это показаний о личной его,
интимной жизни. Остро ненавидя noel,
склонных к душевным излияниям, назы-
вая такие излияния грубым словом «бе:
вотина», А. М. был чрезвычайно скуп на
какие-либо интимные высказывания.
сил он с комической серьезностью.
— На этот счет моим гробокопателям
нечем будет от меня поживиться! — писал
он в одном из своих писем.
Как настоящий большой человек, Горь-
кий жил большими событиями и идеями
своего времени; они были фактами его лич-.
ной биографии. Он радовался, как ребенок,
своему делегатскому билету на Лондонский
с’езд партии, был в восторге от ветреч с
Лениным, перед смертью мечтал прочитать
своими глазами Сталинскую Конституцию,
для него был праздником удачный опыт
И. П. Павлова, успех «Успеха» Фейхтван-
гера; он плакал, узнав 0б ужасах мессин-
ского землетрясения, о смерти Толстого, не-
годовал по поводу сожжения фашистами со-
чинений Гейне. Перед фактами такого по-
рядка отступали на второй план все его
личные и даже творческие радости и
невзгоды.
Таков он был в жизни, таким он остался
и в своей переписке.
Но это не’ значит, что ero письма —
скучные, дидактические рассуждения на
«высокие» темы. Все зависело от того, ко-
му он писал: его письма друзьям всегда
просты, лирически беспорядочны, часто
полны нарочито нескладного юмора, 0зор-
ного острословия. С Р. Ролланом он рассу-
ждал о социализме и философии истории,
а детям писал сказки собственного сочине-
ния и украшал их смешными рисунками.
Всего интереснее и разнообразнее
его переписка с писателями. Будущий ис-
торик литературы найдет в ней отражение
всех, даже самых незначительных явлений
литературной общественности последнего
сорокалетия, портреты всех его деятелей,
оценку многих вышедших за этот период.
КНИГ. Большинство «литературных» писем
Горького является по существу не чем
иным, как рецензиями на прочитанные и
отредактированные им рукописи и книги.
* * *
Вто-то назвал Горького «отцом совре-
менной литературы». ;
— Почему отец, & не бабушка? — спро-
Его шутку можно было принять и
всерьез. С помощью Горького вошло в наз
шу литературу не одно; ‘а два’ поколения
писателей. Почти все ‘советские и очень
многие из предреволюционных писателей,
исключая символистов, побывали каждый
посетившими его на даче, летом 1935 года.
«наших разногласий»
ДЕ yp SN SE CR ACT Ee RR I S12
рами-школьниками Еревана (Армения),
Фото М. Калашникова.
Горький о. литературе
воспитать в стране трудовой пафос, во-
сторг, это — нужно!..
(Из. письма И. Касаткину 7 апреля
1927 г.).
... Большинство людей не разрабатывает
своих суб’ективных представлений; когда
человек хочет придать нережитому им воз-
можно ясную и точную форму — он поль-
‘зуетея для этого готовыми формами — чу-
жими словами, образами, картинами — он
подчиняется преобладающим, общеприня-
тым мнениям и формирует свое личное,
как чужое.
Я уверен, что каждый человек носит
‚В себе задатки художника и что при усло-
вии более внимательного отношения к сво-
им ощущениям и мыслям эти задатки
могут быть развиты.
Человеку ставится задача: найти себя,
свое--суб’ективное отношение в. жизни,
к людям, к данному факту и воплотить
это отношение в свои `формы, в свои
слова.
(Из письма К. Станиславскому).
У
*
..Натурализм технически отмечает —
«фиксирует» факты: натурализм ремесло
фотографов, а Фотограф может воспоо-
извести, например,. о лицо Человека
только с одной, скажем, печальной
улыбкой, для того же, ‘чтоб дать это лицо
с улыбкой насмешливой или радостной—
9н должен сделать еще и еще ‘снимок. Все
будет более. или менее «правда», но прав-
‘да только для той минуты, когда человек.
жил печалью или гневом, или радостью.
Но «правду» 0 человеке ‘во. всей ее слож-
ности фотограф и натуралист изображать
бессильны.
(Из письма В. Гроссману).
ной рукописи или книги без того, чтобы ее
не отредактировать, — все равно будь то,
несвязный лепет начинающего беллетриста,
роман Л. Толстого или богословские сочи-
нения Тертулиана. :
К. Чуковский сообщает о том, как одна-
RIB OH послал Горькому для издания
сборник своих критических статей, среди
которых было несколько таких, где сам
Горький подвергался резкой и несправед-
ливой критике. С обычной своей тщатель-
ностью А. М. не только выправил все ста-
тьи Чуковского, но в 060б0м письме дал
столь жё’коротких, сколь и рискованных.
кретных задачи:
верить, так Горький не мог читать ни од-
в свое время в литературном университете ему ценный совет‚— что надо сделать, что-
Горького. Рукописи каждого из них он до-
бросовестно читал и тшательно правил.
Многие из них обязаны ему своей литера-
турной «карьерой», но были и такие, ко-
торых он с суровой прямотой навсегда от=
странил от литературы и тем ‘избавил ее
от лишних бездарностей.
Изучая рукописи,» отредактированные
Горьким, можно подумать, что он работал
над ними с увеличительным стеклом в ру-
ках. Ни одна самая незначительная непра-
вильность формы, ни один фальшивый пси-
хологический штрих или идейная погрел-
ность не ускользали от его внимания. И.
каждую из рукописей он воспринимал‘ по-
иному, считаясь с задачами и индивидуаль-
ным стилем автора, на каждую реагировал
бурно и выразительно.
Рукопись, исправленная Горьким, всегда
становилась, даже внешне, ярче и содер-
жательней. Между однообразных строк ма-
шинописи появлялись цветные — красные,
синие — полосы, пятна, . алгебраические
«корни», затейливые дуги, «птички» и
всё разнообразие корректорских обозначе-
ций. На полях возникали вопроситель-
ные и восклицательные’ знаки и множе-
ство наречий и междометий, выра-
жающих все человеческие чувства — от
восторга до ужаса. И рядом с этим — мег-
кое, яавительное замечание, спокойный лде-
ловой совет, готовый текст предлагаемого
варианта, указание. на источники.
Наиболее серьезные свои замечания
Горький переносил в письма к авторам.
Здесь редактор-стилист сменялся руково-
дителем и знатоком литературы.
Как хороший часовщик не может видеть
ни одних часов без того, чтобы их не про-
НЫМИ».
ЖЖ *
шинство произведений современных и близ
Госиздат. .
дернизма и символизма.
ной волны выдвинул группу молодых ра-
бочих, писателей — сотрудников «Звезды»
и «Правды», Горький немедленно пришел
к ним на помощь. При его участии был со-
здан «Сборник пролетарских писателей».
стическую войну Горький встретил пора-
женческим журналом «Летопись» и серией
антивоенных книг в издательстве «Парус».
B 1918 году возникает огромное изда-
тельство «Всемирная литература». На пер-
ВЫЙ ВЗГЛЯД, ЭТО— чисто литературное пред-
приятие, ставящее своей целью издание
классиков мировой художественной литера-
туры. На. самом же деле это была, по за-
мыслу Ленина, организация, предназначен-
ная для борьбы с саботажем интеллиген-
ции, для перевоснитания ее в советском
бы его критические выпады против Горь-
кого. стали. более «убедительными и силь-
ЩИТЕ ОСИ ^^ тре телу ВИ ee АИ
Из воспоминаний
Лет двадцать назад, находясь в весьма
нежном возрасте, расхаживал я по городу
Петрограду в липовым документом в
кармане и— в лютую зиму — без пальто.
альто, надо признаться, у меня ‘было,
но я не надевал его по принципиальным
соображениям. Собственность мою в ту
пору составляли несколько рассказов —
честь, на каковые не легкие действия я
вас, сударь, и благословляю...
Надо думать, в моей жизни не было
часов важнее тех, которые я провел в ре-
дакции «Фетописи». Выйдя оттуда, я пол-
ностью потерял физическое ощущение мое-
го существа.
В тридцатиградесный, синий, обжигаю-
щии мороз я бежал по громадным пышным
коридорам столицы, открытым далекому
темному небу, и опомнился, когда оставил
за собой Черную Речку и Новую Деревню...
Прошла половина ночи, и тогда только
я вернулся на Петербургскую сторону, в
комнату, снятую накануне у жены ин-
женера, молодой неопытной женщины. Кот-
да с0 службы пришел ее муж и осмотрел
мою загадочную и юную персону, он рас-
порядилея убрать из передней всё пальто
п галоши и закрыть на ключ дверь из
моей комнаты в столовую.
Рассказы эти я разноеил по редакциям.
Никому не приходило в голову читать их,
& если они кому и попадались на глаза, то
производили обратное действие. Редактор
одного из журналов выслал мне через
швейцара рубль, другой редактор сказал
6 рукописи, что это сущая чепуха, но что
У тестя его есть мучной лабаз, и в лабаз
этот можно поступить приказчиком. Я от-
казалея и понял, что мне не остается ни-
чего другого, как пойти к Горькому.
Петрограде издавался тогда жур-
вал «Летопись»,
сумевший за не- Итак, я вернулея в свою новую квар-
сволько месяцев существования сде- тиру. За стеной была передняя, лишенная
латься лучшим нашим ежемесячником. причитавшихся ей галоши накидок, в
Релактором его был Горький. Я отправил-
ся в нему на Большую Монетную улицу.
Cepane мое колотилось и останавливалось.
Прием должен был начаться в 6 часов.
овно в шесть дверь открылась, и вошел
Горький, поразив меня своим ростом, ху-
добой, силой и размером громадного костя-
ка, синевой маленьких и твердых глаз,
заграничным костюмом, сидевшим на нем
мешковато, но изысканно. Я сказал: дверь
открылась ровно в шесть. Вею жизнь он
оставался верен этой точности.
Посетители в приемной разделялись на
принесших рукописи и на тех, кто ждал
решения участи, ;
Горький подошел ко второй группе. По-
ходка его была легка, бесшумна, я бы
сказал, изящна, в руках он держал те-
тради; на некоторых из них его рукой
было написано больше, чем рукой автора.
С каждым он говорил: сосредоточенно и
долго, слушал собеседника е всепоглощаю-
щим, жадным вниманием. Мнение свое оп
высказывал прямо’ и сурово, выбирая слова,
силу которых мы узнали много позже, че-
рез тоцы и десятилетия, когда’ слова эти,
прошедитие в душе нашей длинный, `неот-
вратимый путь, сделались правилом и на-
правлением жизни.
Покончив © авторами, уже знакомыми
ему, Горький подошел к нам и стал соби-
рать рукописи. Мельком он взглянул на
меня. Я представлял собой тогда румяную,
пухлую и неперебродившую смесь толетов-
ца и социал-демократа, не носил пальто,
HO был вооружен очками, замотанными
вощеной ниткой.
Дело происходило во вторник. Горький
взял тетрадку и сказал:
— За ответом—в пятницу.
Неправдоподобно звучали тогда эти сло-
ва... Обычно рукописи истлевали в редак-
циях по нескольку. месяцев, а чаще все-
го— вечность.
Я вернулся в пятницу и застал новых
людей. Войдя в комнату, Горький снова
взглянул на меня беглым своим мгновен-
HBIM взглядом, но оставил меня напосле-
док. Все ушли. Мы остались одни: А. М.
Горький и я, свалившийся`с другой пла-
неты, из собственного нашего Марселя
(не знаю, нужно ли пояснять, что я гово-
рю 0б Одессе). Горький позвал меня в ка-
бинет. Слова, сказанные им там, решили
мою судьбу.
— Гвозди бывают маленькие, сказал
оп мне, — бывают и большие, с мой па-
леп_—и он поднее к моим глазам длин-
ный, сильно и нежно вылепленный па-
лец.—Писательский путь, уважаемый пи-
столет (с ударением на 0), усеян гвоздя-
ми, преимущественно крупного формата.
Ходить по ним придетея босыми ногами,
крови сойдет довольно, и с каждым годом
она будет течь все обильнее... Слабый вы
человек—вас купят и продадут, вас за-
тормошат, усыпят, и вы увянете, притво-
рившиеь деревом в цвету... Честному же
человеку, честному литератору и револю-
ционеру пройти по э
душе кипела и заливала меня жаром ра-
дость, тиранически требовавшая выхода.
Выбирать было не из чего. Я стоял в па.
реднеи, чему-то улыбался и ‘неожиданно
для себя открыл дверь в столовую. Инже-
нер с женой пили чай. Увилев меня в
этот поздний час, они побледнели.
`‘«Началось»— подумал инженер и приго-
товилея дорого продать свою жизнь.
ступил два шага по направлению к
нему и сознался в том, что Горький обе-
щал напечатать мои рассказы.
Инженер понял, что он ошибся, приняв
сумасшедшего за вора, и побледнел еще
больше. :
— Я прочту вам мои рассказы, —ска-
зал я, усаживаясь и придвигая к себе чу-
Жой стакан чая,—те рассказы, которые
он обещал напечатать.
Краткость содержания соперничала в
моих творениях с решительным забвением
приличий. Часть из них, к счастью блато-
намеренных людей, не явилась на свет.
Вырезанные из журналов, они послужи-
ли поводом для привлечения меня к суду
по двум статьям сразу—за, попытку нис-
провергнуть существующий строй и за
порнографию. Суд надо мной должен был
состояться в марте 1917 года, но народ в
конце февраля восстал, сжег и самое зла-
ние окружного суда.
Алексей Максимович жил тогда на
ЕКронверкеком проспекте. Я приносил ему
все, что писал, а писал я по одному рас-
сказу в день (от этой системы мне при-
шлось впоследствии отказаться е тем, что-
бы впасть в противоположную крайность).
Герький все читал, все отвергал и требо-
вал продолжения. Наконец, мы 06a yera-
ли, и он сказал мне тлуховатым своим
басом:
— С очевидностью выяснено, что ни-
чего вы, сударь, толком He знаете, но
догадываетесь о многом... Ступайте-ка по-
сему в люди...
Й я проснулея на следующий день кор-
респондентом одной неродившейся тазеты,
с двумястами рублей под’емных в Kap-
мане. Газета так и не родилась, но под’ем-
ные мне пригодились. Командировка моя
длилась семь лет; много’ дорог было мною
исхожено, и многих боев я был свидетелем.
Через семь лет, демобилизовавшись, я сде-
лал вторую попытку печататься и полу-
чил от него записку: «Пожалуй, можно
начинать...»
И снова, страстно и непрерывно, стала
подталкивать меня его рука. Это требова-
ние— увеличивать непрестанно и во что
OH TO ни стало число нужных и прекрас-
ных вещей на земле—он пред`являл ты-
сячам людей, им отысканных и взращен-
ных, & через них и человечеству. Им владе-
ла не ослабевавшая ни на мгновение, неви-
данная, безграничная страсть Ев челове-
ческому творчеству. Он страдал, когда че-
ловек, от которого он ждал многото, ока-
зывалея бесплоден. И, счастливый, он по-
тирал руки и подмигивал миру, небу, зем-
ле, когда из искры возгоралось пламя...
И. БАБЕЛЬ.
духе и для привлечения лучших ее пред-
ставителей к советской работе. Осущест-
вление этой задачи было поручено Горь-
кому.
В 1928 году, после семилетнего отсут-
ствия, Горький приезжает на родину. Как
много в ней изменилось! Вся страна в
лесах. Партия, правительство, народ охва-
чены пафосом социалистической стройки.
Увлеченный их энтузиазмом, Горький в
с первого взгляда определять удельный вес
и качество любого литературного произве-
дения, Горький, обращаясь в вебе, терял
это драгоценное качество. Он явно недо-
оценивал свой огромный талант. Он считал
себя лишь подмастерьем, предтечей «на-
стоящего большого писателя», которого он
представлял себе не иначе, как новым
Пушкиным или Толетым.
_В творческие возможности доживающей
свою очередь немедленно принимается свой век буржуазной культуры он давно
за организацию. советской литературы, Уже перестал верить. Он знал, что в с0-
перед которой он ставил три кон- ветекой стране партия Ленина— Сталина
открыла свободный путь к расцвету и сла-
ве для каждого честного таланта.
Вот почему с такой жадностью и таким
вниманием вглядывалея он в молодую
во-первых, правильный
марксистский показ той героической борь-
бы, какую вел пролетариат за свержение
капитализма; во-вторых, работа над социа-
Горький не только редактировал” боль-
ких ему по направлению писателей, но он
сам же эти произведения и печатал. В его
распоряжении был мощный издательский
аппарат. Если бы можно было собрать вме-
сте все многочисленные редакции и изда-
тельства, находившиеся под «протектора-
том» Горького, то образовался бы второй
Елва выйдя на поприще «большой» ли-
тературы, Горький в 1904 году основывает
на’ коллективных ‘началах ‘издательство
«Знание», в ‘котором собирает лучшие си-
лы» тогдашней передовой литературы, ‘про-
тивопоставляя ее упадочным течениям мо-
В 1913 году, когда. под’ем. революцион-
Начавшуюся в 1914 году империали»
и, в-третьих, правдивое,
и культурную мощь нашей родины.
ряд «серий», издательств,
личество заседаний и встреч.
пошутил однажды Горький.
Но это не была жалоба, а лишь “Минут-
ная досада на неумелых редакторов, кото-
рые заваливали его «черной». малопроиз-
водительной работой.
Умирая, А, М. горевал о своем ‘незакон-
ченном «Климе Самгине» и заботился о ско-
рейшем выходе массового издания «Исто-
рии гражданской войны».
Он до конца осталея верен себе.
Горький нё был бы пролетарским’ писа=
телем, если бы его деятельность револю-
ционера, борца за коммунизм, организатора
литературы в какой-то мере противоречила
или мешала его’ художественному творче-
CTBY.
Горький горячо интересовался наукой,
искусством, техникой, но по-настоящему он
любил только ‘литературу. В этой любви
была ‘у него своя особенность, о которой
он говорил очень редко, но если говорил,
то всегда с большим волнением.
Знаток и ценитель литературы, умевший
листической перестройкой—на основах кол-
лективизма—сознания и быта крестьянства,
художественно-
убедительное изображение тех успехов, ка-
ких достигли трудящиеся массы Союза, бо-\
рющиеся под руководством коммуниетиче-
ской партии за счастье, за материальную
Для выполнения этих целей.был создан
при ближайшем участии Горького целый
журналов и
сборников, число которых с каждым годом
все увеличивалось. А вместе с этим на ра-
бочем. столе Горького вновь появились гру-
ды рукописей, писем, книг, умножилось ко-
— Я не писатель — я учреждение! —
поросль советской литературы, в каждого
нового писателя.
Подстрекаемый нетерпением, он часто
ошибался. Не раз ему казалось, что его
«мечта» уже исполнилась, что новый Пуш-
‘кин уже стучится в двери советской лите-
ратуры. Й тогда он бросался к нему на-
встречу, стараясь всячески облегчить и
ускорить творческий рост своего любимца,
ибо каждый такой писатель, разумеется,
становился немедленно его любимцем.
Потирая радостно руки и сияя улыбкой,
А. М. говорил:
Вот вы увидите, ММ напишет за-
мечательную вещь! Ёму бы только под-
учиться!
Горький тяжело переживал свои разоча-
рования — его любимцы не оправдывали
его преувеличенных надежд. В его статьях,
написанных в такие минуты, звучала горечь
и боль за низкий идейный и художествен-
ный уровень писателей, за их неумение
и нежелание работать над собою.
Но, как всегла у А. М., эти минуты
досады и горечи быстро сменялись
под’емом неистощимого оптимизма. Первый
удачный рассказ какого-нибудь нового пи-
сателя вселял в него новые надежды. И он
снова радостно волновался и опять, поти-
рая руки и прищелкивая пальцами, убе-
Жжденно говорил:
— Вот вы увидите, этот-то уж, наверно,
напишет замечательную вещь!
И, конечно, его надежда была не на-
прасна. Теперь, когда творческие возмож-
ности народов нашей родины развертыва-
ются с такой огромной мощью и разнооб-
разием, советская литература не может
остаться в стороне от общего под’ема. На
смену Горькому должны притти и придут
большие советские писатели.