ый
=
‚ Ваемое представление,
3
К. ФЕДИН
ЦА BEPARCTRYET
НУЛИ
Пушкин был главным, обильней-
шим потоком русской реалистической
литературы ХХ века, давшим ей
направление и полноту мощи. Он
присутствует и в нашей поэзии, pyc;
ской советской литературе, которая
возникла из величайшей социальной
революции Октября. Наша литерату-
ра проверяет себя на Пушкине жиз:
ненно и художественно; корректирует
свой труд Пушкиным. Созлатель язы-
ка, Пушкин «истинной его жизнью»
считал мысль. И мы помним ий paa-
деляем это. «Точность и краткость—
вот первые достоинства прозы, ова
требует мыслей и мыслей; блестящие
выражения ни к чему не служат», —
писал Пушкин. И мы стремимся ни-
хогла не забывать его завета.
После Пролетарской революции,
рожденный ею и возросший до ле-
сятков миллионов советский читатель
овободно наслаждается гением Пуш-
кина. С кажлым годом все больше
новых — мололых и старых — рук
тянется изо всех концов великого
Союза народов за книгой с этим
прекрасным, по слову Александра
„Блока, — веселым именем. Как в
любимом существе, нарол ищет в
Пушкине самые лучшие, самые ва-
ветные свои черты — свободомыслие,
ненависть к рабству, жизнерадост-
ность, поэтичность, то-есть любовь к
песне и сказке. И еще никто не об-
манывалея в Пушкине. Он всегла
С. МАРШАК
(pane ma
MCisy CCTIBD
Не помню, когда впервые я услы-
шал и произнес имя Пушкина.
В том раннем возрасте, котда худо-
жественное слово мгновенно вызы-
вает у нас живое, чуть ли не ося-
мы читаем
«Руслана» и «Кавказского пленника»,
«Царя Салтана» и «Сказку о рыбаке
и рыбке». Кажется, что при первом
внакомстве с этими стихами мы не
читаем их. а видим сквозь них, ви-
дим сквозь прозрачное пушкинское
слово некую сказочную и поэтиче-
свую реальность. И потом надолго
сохраняем мы четкое, зрительное вос-
поминание о плывущей по морю
бочке, в которую заключены князь
Гвидон © матерью, о трилцати трех
богатырях, выходящих из морской
пены, о коте ученом, который ходит
по золотой цепи. -
‚ Мы впервые раскрываем «Евгения
Онегина», «Русалку», «Моцарта и
Сальери». еще не пережив тех слож-
ных чувств, которыми проникнуты
эти вещи. И все же мы понимаем,
o чем говорит Пушкин. Мы жалеем
дочь мельника — русалку, мы влюб-
ляемся в Моцарта, а ваолно — в ис-
„Вусство.
зуИнойс раз перечитывраешь в.эрелые ,
годы какую-нибуль из поэм Пушки-
на или один из ето драматических
отрывков и © удивлением лумаешь:
неужели весь «Моцарт. и Сальери»
Уклалывается на девяти страницах,
& «Медный всадник» — на четыр-
налцати? Читая эти вещи в юности,
мы еще не умели ценить их благо-
одную лаконичность и потому не
ратили внимания на то, как мало
места они занимают. А вель каждая
из этих. вещей давала нам новые
представления 0 мире, о больших
человеческих чувствах, 06 история,
0б искусстве. ss
Да, трулно лаже сказать. как мно-
IMME DP AMY PHAM
азота
eee ae
мужествен, прозрачен, неисчерпаем в
своем блеске ума и богатстве сердца.
Мы горлы тем, что Пушкин при-
надлежит народу. Эти слова теперь
наполнены правдой, потому что ре-
волюция явилась’ живой водой для
нарола и вместе с грамотой дала ему
все сокровища ето ‘истории. Глядя В
свое прошлое без всяких повязок нз
глазах, счастливые, что в нем во3-
вышается такая вершина, как Пуш-
кин, мы вилим также всех виновни-
ков ето трагического конца. Гибель .
Пушкина — олин из самых потря-
сающих обвинительных ›актов, пред’
явленных историей царизму. Кютда
преступление уже совершилось, и
Пушкин был мертв, царское прави-
тельство не отступило перед поку-
шением на его память, Россия долж-
на была бы возвести Пушкину гроб-
ницу в пантеоне величайптих свойх
людей; а троб с телом поэта
«скакал» без остановок, украдкою, в
глухую деревню, подальше от славы
и почестей народа. Этого оскорбле-
ния наролного чувства ко мировому
поэту новый хозяин мира — «младое
племя» нашей великой страны —
никогла He позабудет и никогла
не простит. д
Это племя предает позору и през-
рению всех, кто виновен в смерти
Пушкина. И это племя восклицает:
да здравствует бессмертный Пушкин!
IDIpHC OLED
Мы узнаем его тогда, когла нам еще
не с кем его сравнивать. Незаметно
для нас самих он приобщает нас к
мировой поэзии, в Гомеру и Данте,
к Шекспиру и народной сказке. Он
создает наш вкус и помогает нам OT-
личать простое и звеличавое OT вы-
спреннего, ходульного и фальшивого.
Мы чуть ли не с детства начинаем
понимать, что сила Пушкина заклю-
чается не только в совершенстве его
стихов и прозы, но и в том, что он
остается для нас не книгой, а живым
человеком, которото мы как-то узнаем
по голосу, по смеху, по характеру
почерка. Мы с неутолимым интере-
сом читаем все воспоминания о нем,
с жадностью разгляльтваем его авто-
трафы и рисунки на полях.
Каждая эпоха, каждое поколение
по-своему оценивает Пушкина.
Сейчас перед его памятником 100-
ходит — подобно колоннам, идущим
по Красной площади — наша совет-
ская эпоха.
Мы получилн поэтическое наслед-
ство Пушкина, испешренное штемпе-
лями и печатями царской цензуры, &
перелалим его будущему таким, ка-
ким оно вышло. из-под: пера поэта.
Мы восстановили вычеркнутые и с0-
хранившиеся только в черновиках
(a иной раз даже в шифре) строки,
строфы и целые главы его поэм.
Мы посвятили много сил и трудов
изучению жизни Пушкина, изучению
его среды и эпохи. ‚
Никогда еще Пушкин не видел во-
круг себя такого числа почитателей,
какое он увидит в февральские дни
1937 года.
Поклониться ему придут на этот
раз миллионы люлей,
Их привела к Пушкину великая
революция, которая освоболила наро-
ды нашей страны и дала им право
го дает каждому из нас Пушкин. на высокое искусство.
JIOBUMbIM Moar
7
Пушкин был любимым поэтом Вла-
димира Ильича Ленина. Еще в 1900
толу в письме из Мюнхена своей ма-
тер М. А. Ульяновой он пишет: «В
каком положении Манино *) дело?
Кстати, забыл перелать ей, что Пуш-
кина получил — очень благоларю»...
°В свойх воспоминаниях Належла
Константиновна Крупская. рассказы-
вает: «Я привезла с собою в Сибирь
Пушкина, Лермонтова, Некрасова,
Владимир Ильич положил их около
своей кровати, ралом © Гегелем, и
перечитывал их по вечерам вновь И
вновь. Больше всего он любил Пуш-
*) Мария Ильинична Ульянова.
el
Бина». Надежда Константиновня 06
этом говорит не раз.
В одном из писем Марии Алексан-
дровне Ульяновой Надежда Конетан-
тиновна пишет в 1913 году из Кря-
кова: «Без чего мы прямо тут толо-
лаем — это без беллетристики... Мы
беллетристику нашу (ничтожную
часть того, что было в Питере) оста-
вили в Париже, & негде достать
русской книжки. Иногла © завистью
читаем об’явления букинистов о 28
томах Успенского, 10 томах Пушки-
на и пр.пр.» Обративигись в 1918 1о-.
пу к Богушевскому с просьбой
лостать ей для Владимира Ильича
чт0-нибуль почитать,
полчерживала, что Ленин «особенно
любит Пушкина и Беранже».
И. ЛУППОЛ
аа к
Н. Крупская.
АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ TVIIKMH
- В. ГЕРАСИМОВА
TOY Me MCA
MPOcra
А. С. Пушкин
4
Я думаю, не будет претенциозно-
стью сказать, что я всю жизнь лю-
бил Пушкина, — тем более, если я
оговорюсь, что большую часть своей
жизни я любил Пушкина не полно-
го, т. 6. не настоящего, и любил его
в достаточной мере неосмысленно.
Писателей-моралистов, то есть пи-
бателей, рассматривающих мысли,
дела и. чувства людей с точки зрения
«хорошего» или «дурного», таких пи-
сателей, как Диккенс, Толстой (а не:
много позже для меня и ‚Стендаль),
я научился понимать довольно рано,
и особенно тогда, когла мне’ стало
уже доступно историческое социаль-
ное понимание моральных вопросов.
А Пушкин, несмотря на кажущуюся
его простоту, долгое время был для
меня недоступен.
В детстве, например, я очень лю-
бил сказки Пушкина, но я любил их
просто за то, что это хорошие дет-
ские сказки. В отрочестве я увлекал-
ся «Полтавой», «Капитанской лоч-
кой», «Дубвовским» и отчасти «Бо-
рисом Годуновым», но, как я теперь
понимаю, увлекался только элемен-
тами героического в них. В юности
мне открылся «Ертений Онетин» и
на всю жизнь стал для меня одним
из самых любимых произведений ми-
ровой литературы. Но, как я теперь
понимаю, «Евгений Онегин» пленил
меня тем же, чем пленяли произве-
дения Толстого: здесь мысли, лела и
чувства людей так же рассматрива-
ются с точки зрения «хорошею» и
«дурного».
Позже всего ‘открылась мне лири-
ка Пушкина. Она помогла мне по-
новому осмыслить и все ето творче-
ство, хотя, конечно, я не настолько
стар, чтобы утверждать, что постиг
Пушкина до конца.
Что же пленило меня в лирике
Пушкина? Sto — полная свобода,
естественность выражения всех чело-
веческих эмоций, всего многообразия
мыслей и чувств человека и утвер-
жление их, этих чувств и мыслей,
как совершенно естественных, зако-
номерных и правомерных проявле-
Мнимые и действительные
наследники Пушкина
Пушкин, давший в своих произве-
дениях художественную «энциклоце-
дию русской жизни», после смерти
своей оказался пред лицом истории,
которая только в октябре 1917 года
рассудила, наконец, долговечную
тяжбу о судьбах этой русской жиз-
НИ.
После смерти Пушкина появились,
однако, претенденты, которые вместе
© иском на будущее России претен-
довали и ‘на ев художественную эн-
циклопелию, на творческое наслед-
ство Пушкина. Иначе и не’ могло
быть: судьбы пушкинского наслед-
ства теснейшим образом сплелись с
судьбами России. -
Борьба за пушкинское наследство
началась еще между западниками и
славянофилами, но наибольшей си-
лы и выразительности, до выхода
единственного исторически законного
судьи — российского революционно-
го рабочего класса, — эта тяжба до-
стигла в 1880 году, в дни открытия
в Москве памятника Пушкину.
В этой связи две произнесенные
тогда речи не могут не приковать
ыне нашего внимания, & именно ре-
чи Туртенева и Достоевского. Оба
ови, отправляясь от Белинского, &
развильнее сказать, еще от молодого
©голя, утверждали ва Пушкиным
звание первого русского националь-
ного художника-поэта и создателя
русского литературного языка. Одна-
ко оба при этом руководетвовались
различными установками и приходи-
ли к’ различным выводам.
Для Тургенева Пушкин воплотил в
своем искусстве душу, суть русского
народа. Эту душу, как впрочем и ду-
шу каждого народа, составляют два
начала — восприимчивость и само-
деятельность. Русская же, а стало
быть и пушкинская душа, по Тур-
теневу, характеризуется двойственно-
стью; «восприимчивость @е двойст-
венна — и на собственную жизнь
и на жизнь других западных наро-
дов со всеми ее богатствами и родчас
торькими для нас плодами»; само-
деятельность ее, неравномерная, по-
рывистая, иногда зато тениальная,
также двойственна; «ей приходится
бороться и с чуждым усложнением и
с собственными противоречиями»,
Тургенев характеризует самодея-
тельность Пушкина как свободное
творчёство. г
Это звучит парадоксально, но «сво-
бодное творчество» вытлядит у Тур-
тенева, как свобода от народа. Мы не
в состоянии разделять мнения тех, —
товорил Тургенев, — которые утвер-
ждают, что русский литературный
язык нам «даст один простой народ
вместе © другими спасительными
учреждениями». Тургенев’ предвидит
возражения: «если поэт в своих тру-
дах не будет постоянно иметь в ви-
ду, иметь целью родной народ, он
никогда не станет его поэтом: народ,
простой народ его читать не будет».
о это мало смущает Туртенева, и,
верный своей концепции, он продол-
жает: «но, милостивые государи, ка-
кой же велакий поэт читается теми,
кого мы называем простым народом?
Немецкий простой народ не читает
Гете, французский —,/ Мольера, даже
английский не читает Шекспира. Их
читает их нация. Всякое искусство
есть возведение жизни в идеал: стоя-
щие на почве обычной, ежедневной
жизни остаются ниже того уровня».
Вывод ясен: нация не совпадает ©
народом, нация выше народа, на-
ция — верхушка народа, националь-
ное вытесняет народное. Свобода —
в творчестве; творчество должно быть
свободно от народа. Народ — это
косная масса погрязшая в обычной,
ежедневной жизни. Народ не Читает
Гете, Мольеря Шекспира, Пушкина,
потому что ему недоступен художе-
ственный уровень, идеал искусства,
Это естественно, нормально, так было,
так будет...
ний человеческого духа. Пушкин ма-
PROS ПИН РО Е ЕЕ ЕЕ Е СОВА
соо
А. ФАДЕЕВ
ло анализирует — хорошю это пере-
живание или дурно. Даже когла его
трызет раскаяние, он не «смывает
печальных строк». Он утверждает все
как ценное и законное. Характерно,
что Толстой, любимым стихотворе-
нием которого было «Воспоминание»
(я использую здесь еще неопублико-
ванную работу. т. Дурылина «Чтецы
Пушкина», — пусть он извинит. ме-
ня), читал последнюю строку так:
° Но строк постыдных не смываю...
Между тем у Пушкина сказано
«печальных». Потому что само pac-
каяние, даже отвралщение к прошло-
му было для Пушкина важно как
естественное, человеческое пережива-
ние. Этого было достаточно для того,
чтобы поделиться им © человече-
ством. у
Однако на свете много мелкото и
суетного, Почему же Пушкин, без-
боязненно выражая все, никогла не
был в лирике своей мелким и сует-
ным? Все дело в том, что пережи-
тое выступает у Пушкина очищенное
и поднятое на высоту очень ясным
и светлым разумом. Трудно найти
другого поэта, настолько лишенного
рассудочности.
Наоборот, все сохраняет у него фор-
му непосредственного переживания.
Но это всегда — переживание, 0с03-
нанное и очищенное очень ясным,
светлым большим разумом. Поэтому
поэзия Пушкина исключительно це-
ломудренна. Но еще’ важнее то, что
переживания Пушкина, пройля сквозь
это торнило, приобретают качество
общности Ia людей даже других
классов и прутих поколений. Иные
из чувств, выраженных Пушкиным,
только мы, творцы коммунистическо-
To общества, в состоянии понять и
утверлить на земле.
Большой, ясный и светлый разум
Пушкина ‘сочетался с подлинной на-
ролностью. Эта народность не огра-
ничивалась знанием народного язы-
ка. Нет. Пушкин был.в полном смыс-
ле слова национальным поэтом, т. е.
таким поэтом, корни которого уходят
в глубокую толщу народа ланной на-
циональности. Именно как поэт, под-
Вот поллянная точка зрения тех
либералов, которые считали, что
Пушкин принадлежит им, и что они
поведут за собой народ, народную
массу, всю Россию по цивилизован-
ному, запалноевропейскому, сиречь
буржуазно-капиталистическому пути.
Нужды нет, что‘ при таком исходе
народ попрежнему не будет читать
Пушкина, ведь’и на Западе народ
не читает Мольера, Гете, Шекспира.
Достоевский видел этот отрыв тур-
теневской «нации» от народа, На
своем языке он называл это отрывом
общества от народа, от народной си-
лы, и в том, что общество поставило
себя выше народа, видел глубоко не-
нормальное явление. С его точки аре-
ния, Пушкин первый отметил эту
болезнь в лице Алеко из «Цытан» и
в «Нвмнии Онегине».
Современные Достоевскому Алеко,
видите ли, ‚если и «не ходят уже в
наше время в цытанские таборы.. то
все равно ударяются в социализм»!
И вот, по Достоевскому, Пушкин
указал от этой «болезни» целебный
источник в правде народной; Пуш-
кин дал художественный тип крабо-
ты русской, почерпнув его в народ-
ном духе. То, что Тургенев называет
восприимчивостью, Достоевский име-
нует всемирной отвывчивостью и ви-
дит ее положительное содержание во
всепримирении. Это всепримирение и
есть русская «правда народная» и
первый к ней шаг. — смирение:
«Смирись, горлый человек, и прежде
всего смири свою гордость... Побе-
дишь себя, усмиришь ce6a и ста-
непь свободен, как никогла и не во-
ображал себе».
Вывод Достоевского не менее ясен:
общество не совпадает с народом, 0б-
щество поставило себя выше народа.
И это неестественно, ненормально.
Е Е Е.
Рисунок В. Тропинина (1827 г.).
ветлЕнй разум
нявшийея на высочайшую ступень
национального самосознания, они
вышел ва прелелы одной нации. И
это ощущение и сознание давало
ему силу говорить обо всем, что он
переживал, говорить Во весь голос.
Если учесть к тому же, что Пуш-
кин был человек европейски образо-
ванный и знал мировую поэзию, то
моя мысль станет еще более понят-
ной: Пушкин не был национально
ограниченным, но 8 его строками
стояла часто несознаваемая им сила
своего народа. ;
Может быть, яснее всего он 060-
знал ее, в стихах:
Я памятник себе воздвиг ‘
нерукотворный...
Замечательно то, что предсказание
Пушкина в этих стихах осуществи-
лось. Чему же удивляться, что свои
переживания Пушкин считал достой-
ными обнародования, как лратоцен-
ные сами по себе? Он имел право на
это.
Гораздо удивательнее, что многие
из нас, современных литераторов, в
своих неудачах склонны обвинять
кого угодно, но только не самих се-
бя. А между тем время наше дает
возможности гораздо большие, чем те,
какие были предоставлены Пушкину.
Не ясно ли всякому, что (простите
за грубость!) недостаток ума и OT-
сутетвие хотя бы самых мелких ко-
решков в своем народе, именно это
не дает многим из современных ли-
тераторов не только полнять свой пе-
реживания на высоту общенародных,
HO лаже решиться их правдиво BE
явить. Переживания важны только
тогда, когла они являются. общена-
родной ценностью. В противном слу-
чае они только доставляют неприят-
ности автору и его хорошим знако-
мым.
На лирической палитре Пушкина
свободно умещались большие обще-
ственные, политические страсти и
самые интимные и тонкие личные пе-
реживания.
И никотда нет ощущения, что это
создано разными
это — он, великий цельный Пушкин,
cess le ЕЕ
Так было, но так не должно быть.
Нар — правдоносец, смиренно-
мудрец, смирение и всепримирение
есть правда народная. Нужно при-
ять эту правду, смирить, сломить с6-
бя, — в этом свобода. Вот подлин-
ная точка зрения тех «народолюби-
вых» реакционеров, которые утвер-
ждали, что Пушкин принадлежит им,
и что они поведут за собой народ,
народную массу, всю Россию по
«конловому», самобытному, сиречь
все тому же буржуззно-кулацкому
пути. Нужды нет, что при таком ис-
ходе простой народ попрежнему 6у-
дет гол и нищ, ведь нашу нищую
землю «в рабском виде... исходил,
благословляя», Христос. ;
В конечном счете, при различном
обосновании, как видим, и Тургенев
и Достоевский не так уж далеки
друг от друга. Первый не допускает
и мысли, что от «простого народа»
придут «опасительные учреждения»,
второй считает социализм болезнью и
нацело исключает его из души рус-
ского народа.
Вместо того, чтобы искать и до-
биваться действительной своболы в
реальных общественных отношениях,
первый переносит свободу в творче-
ство, второй — во внутренний мир
человека, оставляя в самом обществе
все по-старому. Но главное, что их
0б’ективно соединяет, — их общая
историческая неправда.
В 1880 году при открытии памят-
ника спор о наследстве Пушкина
шел без участия его единственного
законного наследника. Тяжба о судь-
бах России велась за спиной поллин-
ного исторического судьи. Bonpoo o
свободе решался в отсутствии геге-
мона освободительного’ движения, Обе
стороны, мнившие себя знатоками лу-
ха русского народа, этого народа не
знали. Одни полатали душу его в
Люльми: веегла отчетливом,
О АА
«Точность и краткость—
вот первые достоинства про-
зы. Она требует мыслей и
мыслей, без них блестящие
выражения ни к чему не
cay mat»,
А. ПУШКИН.
Сейчас, когда имя Гушкина окру-
жено множеством разнообразнейших
прилагательных, хочется отметить и
это, как будто «простое», обстоятель-
ство: он писал просто.
Удивительно живуча склонность
простоту художника, точность, ©жа-
тость принимать за его бедность, и,
напротив, художественное косноязы-
чие, ложное глубокомыслие невнятной
речи или в поте лица сконструиро-
ганные метафоры — за подлинное
проявление несметного художествен-
ного богатства.
«Кирджали был родом булгар.
Кирджали на турецком языке зн3-
чит витязь, удалец, Настоящею име-
ни его я не знаю», — начинает pac-
сказ Пушкин. Или:
«Чарский был один из коренных
жителей Петербурга».
Или: «Однажды играли в карты
у конногвардейца Нарумова. Долгая
зимняя ночь прошла незаметно; се-
ли ужинать в пятом часу утра. Те,
которые остались в выигрыше, ели
с большим аппетитом; прочие, в рас-
сеянности, сидели перед пустымя
своими приборами» — начинает
Пушкин свою тениальную повесть
«Пиковая дама».
И тан разрешал себе писать Пуш-
кин в ту пору, когда изтергались ро-
мантически-выспренние стенания
Марлинского, когда оглушительно
тремел фальшивый и пустой голос
Озерова, или процветал нравоописа-
тельный язык «лубочной» прозы, вы-
даваемый за подлинно народный.
Не потому ли Пушкин, именно
как прозаик, был менее всего оценен
современниками?
Об’ясняя причину недостаточного
успеха Баратынского у критики.
Пушкин сам дает ответ на 9т0.
«Не от того ли, что верность ума,
чувства, точность выражений. вкус,
ясность и стройность менее действу-
ют на толпу, чем преувеличение
модной поэзии?»
Ум, точность выражений, ясность,
стройность, — вот что труднее всего
заметить Булгариным, Гречам и К®
Но, последовательно борясь за под-
линную простоту ‘в искусстве, Суш-
кин оговаривал, что никоим образом
не следует смешигать, как’он выра-
жался, «просторечие с простомысли-
ем». Эти вещи глубоко различны.
Точный, ясный, отчетливый язык
пушкинской прозы являлся прежле
всего послушным и гибким орудием
его гпубокомыслия.
Это ничего, что небольшая повесть
как будто сухо и протокольно вачи-
нается с описания гечера после кар-
точной игры у конногвардейна На-
румова, — дальше все тот. же от-
четливый. голос ввергнет, вас в ад
зтрастей бунтующего индивидуализ-
ма инженера Германа; это ничего,
что повесть о простодушном станци-
OHHOM смотрителе начинается © по-
луулыбки: «Кто не проклинал стан-
ционных смотрителей, кто © ними не
бранивался?» — дальше этот скуч-
ный, этот смиренный Станционный
смотритель Самсон Вырин вырастает
в Фигуру, которой суждено‘ будет
иметь долтий век в русской литера-
туре, роскреснув и в поруганном
Акакии Акакиевиче и в кротком Ма-
каре Девушкине.
Видимое’ спокойствие, точность
фразы, доказывающая полное и не-
изменнов ‘самообладание Пушкина,
есть лучший залог того, что подлин-
ное кипение его чувств, подлинная
напряженность его мысли, самым
верным, самым впечатляющим обра-
зом дойдет до читателя.
И эту творческую, но насыщенную
мыслью и эмоцией, трезвость при-
ретствовал Пушкин: «Критик ‘смеши.
вает гдохновение с восторгом. Нет,
решительно нет, — Восторг исключа-
`ет спокойствие — необходимое усло-
вие прекрасного. Восторг не предпо-
лагает силы‘ ума, располагающей ча-
стями в отношении к целому. Bo-
сторг непродолжителен, непостоянен,
следственно не в силе произвести
истинное великое совершенство».
Этот человек © отненным темпера-
ментом, с неукротимой мыслью не-
редко признавался представителями
«восторгов» малоэмоциональным, без-
душным, сухим писателем.
Великий Стендаль, геликий мастер
стиля, TOM самого, незамечаемого
многими стиля, который состоит в
ясном, простом способе
выражения при глубине мышления
\
вечной восприимчивости и косности,
другие — в смиренномудрии и тер-
пении, & она оказалась в вольнолю-
бии и революционности, что понимал
уже великий русский поэт Пушкин.
Достаточно вспомнить перечисление
Пушкиным тех, кто шел ‘за Пугаче-
вым: русские госполские крестьяне.
заводские крестьяне, казаки, татары,
башкиры, калмыки, и наконец; как
обобщение: «Весь черный народ был
за Путачева... Олно дворянство было-
открытым ‘образом на стороне прави-
тельства». Таким образом, непрошен-
ные пестуны народной души про-
считались.
Окрепший рабочий класс, плоть от
плоти и кровь от крови труловото
нарола, лучше их знал душу рус-
ското народа, ибо она была и его лу-
шой. Он воспитал эту душу, зака-
лил ее в длительной и упорной борь-
бе с буржуазно-помещичьим строем,
поднял трудовые массы варода про:
тив его вековечных врагов и увлек
за собой в последней борьбе против
помещиков, капиталистов, кулаков.
Под руковолством большевистской
партии иго тунеядцев евергнуто на-
всегда, нерушимые узы братства cpa.
зали свободные советские народы. и
вот уже не нужно трех слов — на-
род, нация общество, они едины в
социализме,
Пути России оказались и путями
пушкинского наследства. Вопреки
Тургеневу, народ во главе с рабочим
классом дал стране спасительные
учреждения; вопреки Достоевскому,
в социализме народ нашел свою и
внешнюю и внутреннюю своболу. И
если раньше, затнанный на залворки
культурной жизни, лишенный. эле-
ментарных средств просвещения тру
довой нарол был отторгнут от своего
поэта и He читал Пушкина, как в
Германии он не читает Гете, то ныне
и силе эмоции, наиболее родствена
ный Пушкану прозаик, разделял ту
же участь.
«Я испытывал отвращение к
«скакуну» вместо «лошади», я назы-
вал это лицемерием», — об’яснял он
причину неуспеха своей прозы.
Торжеством ясности, точности,
сжатости является проза Пушкина.
И все же именно у него «на крас-
ных лапках гусь тяжелый», у него
мальчишки «коньками звучно режут
лед». у него «мпадой и свежий по-`
целуй», у него «стакан шипит», у не-
го «кибитка удалая», у него «пюд-
ская молвь и конский топ», — весь
тот яркий мир метафор, смелых сло-
вообразований, которые, не противо-
реча смыслу и точности, усиливали
их, чувственно закрепляли, вапол-
вяли дыханием конкретности.
Пргавда. это не были бесплодные,
вымученные, кабинетные . мудретво-
вания; недаром Пушкин, обосновы-
вая свои новшества, ссылался Ha
речь «народную», которая служила
для него неисчерпаемым творческим
источником. Однако при яркости и
богатстге языка, при неограниченной
возможности пользоваться блеском и
трой‘ слов, не в «словотворчестве»,
как таковом, видел Пушкин подлин-
ную смелость, подлинные дерзания
художника.
В заметке «Есть различная сме-
лость» Гушкин так’ определяет под-
линную творческую смелость:
«Кальдегон называет молнии Of-
ненными языками небес, глаголюцщих
земле. Мильтон говорит, что адское
пламя давало токмо различать Bed
ную тьму преисподней...
Мы находим эти выражения CMe-
лыми, ибо они сильно и необыкно-
венно передают нам ясную мысль и
картины поэтические.
Французы доныне еще удиргляют-
ся смелости Расина употребившего
слово рауб, помост.
Et baiser avec respect le pavé de
tes temples . H Делиль торлится
тем, что он употребил слово vVa-
се? Презренная словесность, по-
винующаяся таковой мелочной и
своенравной критике! Жалка участь
поэтов (какого-б достоинства они,
впрочем, ни были), если они при-
нуждены славиться подобными побе-
дами над предрассудками вкуса!
Есть высшая смелость. Смелость изо-
бретения, созлания, тде план обшир-
пый об’емлется творческою мыслию—
такова’ смелость Шекспира; Dante
Milton, Tere sp Фаусте, Молиера в
Тартюфе».
Гигант
художественной мощи,
Пушкин не был крохоборчески-ме-
лочным борцом © «предрассудками
вкуса» о Он ечитал «жалкой» участь
поэтов, которые славились только
подобными победами. Он был я[-
чайшим выразителем той «высшей
смелости», тле обширные замыслы,
планы «об’емлются творческой мы-
слью», где смыслу, илейной глуби-
He и смелости, отведена решающая
роль. ^ ene
Именно произведения такого ‘По-
рядка ‘могут позволить себе роскошь
быть свободными OT ужимок и
ухищревий,: от назойливой претенци-
O3HOCTH, OT Pcex форм лицемерия
«презренной словесности».
Именно произвеления подлинной
художественной моши могут ›позво-
лить” себе роскошь быть просто и
ясно выраженными, ибо им не гро-
зит участь того короля, который на
проверке оказался просто голым!
Эпоха социализма чтит Пушкина
и как страстного борца © деспотиз-
MOM, тиранией улушливым неве-
жеством царской России, и как ве-
личайшего мастера художественной
фогмы, праролителя великолепного
русского реализма от Гоголя, Тол-
стом ло Чехова и Горькоге. Эпоха
социализма вознесла его как знамя
своего искусстеа.
И это закономерно. ;
В стране огромной социальной
правды, в стране, где уничтожено ве-
KOBOe общественное ‘лицемерие, В
стране, где искусстве общенародно,
а слеловательно должно быть и 906-
щепонятно, B стране, где восторже-
ствовало научное, пелостное и ray
бочайшее мировоззрение, в стране,
The пришел конец краснобайству, нз-
дутой фразе, мистификаторскому
глубокомыелию, эстетскому крохобор-
честгу и грубой лубочности, ‘выда-
ваемой за народный язык, — закон-
но и ралостно торжествует глубокий
и ясный тений Александра Пуш-
КИНА.
1 И блатоговейно лобызать помоч
CTE твоях храмов,
* Корова.
в эпоху сталинской Конституции, on
обреп навсегда своего великого’ пев-
ца.
В эти торжественные лни нет в Со-
ветском Союзе ни одного завола, ни
одного колхоза, ни одной краснозр-
мейской части, ни одной школы, в
которых не звучало бы и не’ отлава- .
лось бы могучим эхом в сердцах всех
советских наролов слово Пушкина.
Душа Пушкина в заветной. лире
пережила его прах. и убежала -тленья,
ибо быпа народной душой, и но не-
рукотворному памятнику Пушкина
нас привепа народная тропа социа-
лизма,
Достоевский говорил. что «нащая
и неурядная земля наша», «может
быть. в конце концов скажет новое
слово миру», укажет «исхол европей-
ской тоске в своей русской луше» и
это-де уже было заключено в хуло-
жественном тении смиревномулрия
Пушкина.
Да; земля наша говорит уже новое
слово миру, она указывает исход
европейской тоске, но не «нишая и
неурялная» земля Достоевского, a 60-
гатая. изобильная, крепкая телом и
духом советская земля, и указывает
она исход европейской тоске не хри-
стианским путем Достоевского и Mos
литвенным призывом «смирись» &
сталинской нституцией и бодрым
кличем «гордись, гордись, трудящий-
ся человек, познай свое достоинство».
Этой гордости человека, этому по-
знанию своего достоинства учип нас
на заре нашей питературы великий
ушкин,
Этой чести, этой доблести, славе и
геройству социалистического труда, в
котором вся наша чеповечесная гор-
дость и все наше чеповеческое до-
стоинство, в горнипе Великой социа-
пистической революции научил’ нае
великий Сталин.