о И, ЗИ Во ЕТ И >

6-6 зол

< © ©.

SS № —

т

 

:   4895 год.

 

  Литературная
ли Cee

raseta_ Ne 33 (669)

 

Е

 

ПОСЛЕ ЛЕНИНА СМЕРТЬ ГОРЬКОГО

И ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА,

ye

7

М. Горький B фото
Г :

  
   
   
  
 
  
 
 
 
   
   
   
  
 
  
  
  
 
  
 
  
    
  
  
   
 
   
  

Душная летняя ночь, без звезд
и луны, властно окутала город и как
большое, утомленное животное он
глухо рычал, погружаясь в con,

Медленно и зловеше двигались
черные. облака, опускаясь тяжелым
покровом все ниже и ниже к земле,
покрытые пылью’ деревья городско-
го сада стояли неподвижно, точно

они задохнулись и умерли в душной
тьме.

В темный, густо заросший угол
сада, где я лежал, доносилась воен-
ная музыка, — играли марш, в нем
был слышен топот лошадей, плач”
женщин, чья-то прощальная песнь,
И эти звуки, сливаясь с ними, за-
глушало тяжелое дыхание паровой
машины на осветительной станции.

Где-то. далеко, во тьме среди де-
ревьев тревожно сверкали огни, и
казалось, что они хотят оторваться
от земли и ‘улететь в’ печальное,
темное небо.

Я лежал на старой. расшатанной
скамье, под кустами акации, при-
слушивалея, как голод сосет мое те-
ло, у меня кружилась голова от

 

Середина 80-х гг.

amass

слабости, и острое чувство злобы на
жизнь -—— еще недавно терзавшее
меня так же мучительно, как голод

теперь, — это чувство умирало во
мне.

Из-за поворота аллеи показалась
маленькая круглая фигурка женщи-
ны. Неторопливо и качаясь с боку
на бок, она подходила ко мне все
ближе, вполголоса намевая, и скоро
я разобрал слова ее песни.

Просидела день без дела, .
Капитал свой весь проела...

‚ Мелодия звучала задумчиво и
грустно, но когда женщина замети-
ла’меня Ha скамье, она весело,
заигрывающим тоном проговорила:

— Батюшки, кто-то лежит... ай,
ствах какой.

Я не ответил, не пошевелился.

И она прошла мимо, зорко при-
сматриваясь ко мне, а пройдя, запе-
ла снова, но уже громче и © удаль-
ством:

Мил дерется; коль не сыт,
Милый сытый только спит...
Эх, я ушла бы от` него,
Да нет на свете никого.

Ее песня оборвалась.

Мне показалось, что если я сяду
И крепко сожму живот руками, то
  не буду так сильно’ чувствовать
сухую боль голода. Тяжело повернув-
шись, я сел. Скамья жалобно за-
скрипела, и этот стонущий, тонкий
звук заставил женщину оглянутьея.
Одинокая, тяжелая капля дождя
упала мне на руку, и я зачем-то
слизал её языком.
  Женщина незаметно  воротилась

и встала против меня. 3

— Ты что тут сидишь? — епро-
сила она. — Пьяный, что ли?

— Уйдите. — ответил я. Я не
ПЬЯН... И... Вам не нужен...

‚ — Да мне и никто не нужен, —
спокойно и звонко сказала она. —
Наплевать мне на всех вас.

Она подошла к скамье, села ря-
дом CO мной, зажгла спичку и, осве-
тив Ме лицо, протянула насмешли-
80;

— Н-ну и рожа...

ла фаскачивать корпусом, — ска-
мейка от этого скрипела, а мне. ка-
залось, что этот жалобный скрип
раздается в моем теле. Папироеа,

седки. Это было миленькое круглое
русское девичье лицо, с голубыми
ясными глазами и еще не погасшим
румянцём на полных щеках.

 

Из неопубликованного литератур-
ного наследия Горького большой ин-
терес представляет повесть «Публи-
ка», написанная в начапе 900-х годов.
Она состоит из пяти новелл, одну из

Конец 90-х гг.. которых мы публикуем.

М. ГОРЬКИЙ

UyGoora:

Неопубликованный отрывок из повести

 

   
  
    
 
    
  
    
 
   
 
    
 
   
  
    
  
  

ла она. : .

пропела девушка тихонько и В нос.
Потом, не глядя на меня, спросила;

себе мбсто... только захотеть... Ну,
однако. не хочу...

отшвырнула папиросу в кусты.

назад — щи ела в трактире и кот-
леты... се луком... Горячие котлеты...
вкусно. Чай — поел бы котлет?

похожим на холодный
ваемого стекла.  

на ноги, я пошатнулея и понял, что
лучше уж сидеть здесь, чем валять-
ся где-нибуль на ‘улице,

метила моя соседка и в ее голосе —
мне показалось — прозвучала какая-
то радость.

перестала играть. и теперь в возду-
хе было слышно!
тяжелое дыхание машины;

я вам отдам... потом...

поесть я даже задрожал всей жадной
дрожью голодного.

    
  

Она закурила папиросу и ста-

вспыхивая, освещала лицо моей со-

 

— Больной, что ли? — спроси-

— Да, — ответил я.

Я пошла бы к свому краю,
Да родилась где — не знаю...‘

— Ночевать негде?
— Негде...
`—Ну, вот. А Я... всегда найду
она, упрямо тряхнув головой,
— Не хочу... Ты — голодный?

— Да, — тихо сказал я.

—А я — сытехонька.. час

Она засмеялась. звонким смехом,
звук  разби-
Мне захотелось уйти, но, ветав

— Не держат ножки-т! — ›за-

С минуту она молчала. Музыка
только‘ усталое,

— Слушай! — вдруг, ласково и

негромко, заговорила девица. — Хо-
чешть я тебе дам... — близко на-
клоняясь ко мне, — двугривенный?
&? Хочешь, ну?

— Дайте... — тихо сказал я, —

От предвкушения возможности

— Видишь? Вот он двугривен-

ный... вот! Сколько на него можно
купить. Ты подумай!... два дня сыт

будешь! Ну, дать?

Я молча протянул руку.
— Значит, дать?

Вдруг она громко ‘засмеялась, уда-

рила, меня по руке, широко размах-

нулась и кинула монету в кусты.
Я слышал тихий металлический
звон — это двугривенный задевал
ветки, падая на землю, во тьму.
Не понимая ee поступка, я мол-
ча смотрел на нее,
А она, отступив на шаг от меня,

наклонилась и’‘злым громким голо-
сом заговорила:

— Видишь? Ты думал и звправ-
ду — дам я тебе на хлеб. Как же,
нашел дуру... И если бы вас тут
сотня с голоду издыхала — все
равно... Прощай...

Она цинично выругалась и пош-
ла прочь от меня. Но’ шагах в пяти
снова остановилась и дрожащим го-
лосом, в котором мне почулились
слезы, глухо заговорила:

— Может ты и невинен, может и
хороший человек... @ — на вот!
Терпи, за товарищей терпи, — по-
нял? А я буду знать, что и сама
тоже... Хоть один раз.,. ‘одну 6оба-
ку прищемила..:

Голос ее обрывалея и звучал все
глуше... А мне казалось, что в лицо
мое быют тяжелыми, липкими комья-
ми грязи, и я дрожал от боли, oc-
корбления, болей голода... и оттого
еще, что я понял боль и муку ee
сердца, отравленного грязью жизни,

Она пошла’ дальше, и ее малень-
кая фигура растаяла во тьме. Но
издали, из густой тьмы до меня еще
раз донесся ее голос:

— Скажи им...  подлецам... коли
не издохнешь тут...

Вокруг меня стало мертвенно ти-
хо, только машина все  вздыхала
тяжелыми вздохами измученного жи
вотного, ^ Да огни вдали испуганно
дрожали...  

Й земля подо мной кружилась,
качалась, как будто пытаясь c6po-
сить меня куда-то с груди своей,
загрязненной людьми. ^

  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   
   
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   
   
 
 
 
 
 
  
  
  
   
  
  
  
   
  

 зов — столь же коротких, сколь и рис-

САМАЯ ТЯЖЕЛАЯ УТРАТА ДЛЯ НАШЕЙ СТРАНЫ

И. БАБЕЛЬ

      

_ (В. МОЛОТОВ)`

 

М. Горький в фото

 

aia пФ

Лет двадцать тому назад, находясь
в весьма нежном возрасте, расхажи:
вал я по городу Санкт-Петербургу с
липовым документом в кармане и —
в лютую зиму — без пальто. Пальто,
надо признаться, у меня было, но я
не надевал его по принципиальным
соображениям. Собственность мою в
ту пору составляли несколько расска-

кованных. Рассказы эти я разносил
по редакциям, никому не приходило
в голову читать их, а если они кому
и попадались на глаза, то производи-
ли обратное действие. Редактор одно-
го из журналов выслал мне через
швейцара рубль, другой редактор
сказал о рукописи, что это сущая че-
пуха, но что у тестя его есть мучной
лабаз и в лабаз этот можно посту-
цить приказчиком. Я отказался и по-
нял, что мне не остается ничего дру-
гого, как пойти к Горькому,

В Петрограде издавался тогда ин-
тернационалистский журнал. «Лето-
MCh», сумевигий за несколько меся-
цев существования сделаться лучшим
нашим ежемесячником. Редактором
его был Горький, Я отправился к не-
му ‘на Большую Монетную улицу.
Сердце мое. колотилось и останавли-
валось. В приемной редакции собра=
лось самое необыкновенное общество
из всех, какие только можно себе
представить: великосветские дамы и
так называемые «босяки», корейские
революционеры и арзамасские теле-
трафисты, духоборы и! большевики,

Прием должен был начаться в 6 ча-
сов. Ровно в шесть дверь открылась,
и вошел Горький, поразив меня
своим ростом, худобой, силой и раз-
мером громадного . костяка, синевой
маленьких и твердых глаз, загранич-
ным костюмом, сидевшим на нем меш-

открылась ровно в шесть, Всю жизнь
он оставался верен этой точности,—-
добродетели старых, умелых, уверен-
ных в себе рабочих.

Посетители в приемной разделялись
на принесших рукописи и на тех, кто
ждал решения участи.

Горький подошел ко второй груп-
пе. Походка его была легка, бесшум-
на, я бы сказал — изящна, в руках
он держал тетради; на некоторых из
них его рукой было написано боль-
ше, чем рукой автора. С каждым из
них он говорил сосредоточенно и дол:
то, слушал собеседника с всепоглоща-
ющим жадным вниманием. Мнение
свое он высказывал прямо и суровс,
выбирая слова, силу которых мы уз-
нали много позже, через годы и деся-

в душе нашей длинный, неотврати-
мый путь, сделались правилом и на-
правлением жизни.

мыми ему, Горький подошел к нам
и стал собирать рукописи. Мельком
он взглянул на меня. Я представлял
тогда собой румяную, пухлую и непе-
ребродившую смесь толетовца и со-
циал-демократа, не носил пальто, но
был вооружен очками, замотанными
вощеной ниткой.

Дело происходило во вторник.
Горький взял тетрадку и сказал: —

— За ответом в пятницу.

Неправдоподобно звучали тогда эти
слова... Обычно рукописи истлевали в
редакциях по нескольку месяцев, а
чаще всего — вечность.

Я вернулся в пятницу и застал но-
вых людей: как и в первый раз, среди
них были княгини и духоборы, рабо-
чие и монахи, морские офицеры и
тимназисты. Войдя в комнату, Горь-
кий снова взтлянув на меня беглым
своим мгновенным взглядом, но оста-
вил меня непоследок. Все ушли. Мы
остались одни, Максим Горький и яя,
свалившийся с другой планеты, из
собственного нашего. Марселя (ne
знаю, нужно ли пояснять, что я то-
ворю об Одессе). Горький позвал меня
в кабинет. Слова, сказанные им там,
решили мою судьбу.

— Гвозди бывают ‘маленькие, —
сказал он мне, — бывают и большие,
с мой палец, — и он поднес к моим
тлазам длинный, сильно и нежно вы-
лепленный палец, — писательский
путь, уважаемый пистолет (с ударе-
нием на 0), усеян гвоздями, преиму-
щественно крупного формата. Ходить
по ним придется босыми ногами, кро-
ви сойдет довольно, и с каждым го-
дом она будет течь все обильнее...
Слабый вы человек — вас купят и

    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
    
  
 
 
 
 
 
   
  
 
 
 
 
 
    
 
 
 
 
 
  
 
  
 
 
 
 
 
   
 
 
 
   
   
  

ковато, но изысканно. Я сказал: дверь.

тилетия, когда слова эти, прошедшие   был состояться в марте 1917 года, но

  Покончив с авторами, уже знако-.

продадут, вас затормошат, усыпят, и
вы увянете, притворившись деревом
в цвету... Честному же человеку, че-
стному литератору и революционеру  
пройти по этой дороге — великая.
честь, на каковые нелегкие действия
я вас, сударь, и блатословляю...

Надо думать, в моей жизни не бы-
ло часов важнее тех, которые я про-
вел в редакции «Летописи», Выйдя
оттуда, я полностью потерял физиче-  
ское ощущение моего существа, В
тридцатиградусный, синий, обжигаю-
щий мороз я бежал в бреду по гро- 
мадным пышным коридорам столицы,
открытым далекому темному небу, и
опомнился, когда оставил за собой
Черную Речкву и Новую Деревню...

Прошла половина ночи, и тогда
только я вернулся на Нетербургскую  
сторону, в комнату, снятую накануне  
У жены инженера, молодой неопыт-
ной женщины. Когда со службы прч-
шел ее муж и осмотрел мою затадоч-
ную и юную персону, он распорядил-
ся убрать из передней все пальто и
галоши и закрыть на ключ дверь из
моей комнаты в столовую.

Итак, я вернулся в свою новую
квартиру. 3 стеной была передняя,
лишенная причитавшихся ей галош
и накидок; в душе кипела и заливала
меня жаром радость, тиранически
требовавшая выхода. Выбирать было
не из чего. Я стоял в передней, чему-
то улыбался  } положи, 1 для себя

 

 

 

1910 год.

открыл дверь В столовую. Инженер с
женой пили чай, Увидев меня в этот
‘поздний час, они побледнели, ‘особен-
но у них побелели лбы.

— Началось, — подумал ‚инженер
и приготовился дорого продать свою
жизнь.

Я ступил два шага по направлению
к нему и сознался в том, что Максим
Горький обещал напечатать мои рас-
сказы. `

Инженер понял, что 6н ошибся,
приняв сумасшедшего за вора, и по-
бледнел еще смертельнее.

— Я прочту вам мои рассказы, —
сказал я, усаживаясь и придвигая к
себе чужой стакан чая, — те расска-
зы, которые он обещал напечатать...

Краткость содержания сопернича-
ла в моих творениях с решительным
забвением приличий. Часть из них,
к счастью ‘блатонамеренных людей, не
явилась на свет. Вырезанные из жур-
налов, они послужили поводом для
привлечения меня к суду по двум
статьям сразу — за попытку ниспро-
вергнуть существующий строй и за
порнографию. Суд надо мной должен

восставший в конце февраля народ
сжег обвинительное заключение, а
вместе с ним и самое здание Окруж-
ного: суда. wie eSB aS
- Алексей Максимович жил тогда на
Кронверкском проспекте. Я приносил
ему все, что писал, а писал я по 1915 год.
одному рассказу в день (от этой си-

стемы мне пришлось впоследствии .
отказаться с тем, чтобы впасть в про-
тивоположную крайность). Горький
все читал, все отвергал и требовал
продолжения. Наконец, мы оба уста-

ли, и он сказал мне глуховатым своим
басом: ;

 

— С очевидностью выяснено, что
ничего вы, сударь, толком не знаете,
но догадываетесь о многом... Ступай-
те-ка посему в люди...

И я проснулся на следующий день
корреспондентом одной неродившей-
ся газеты, с двумя стами рублей под’-
емных в кармане. Газета так и не
родилась, но под’емные мне пригоди-
лись. Командировка моя длилась семь
лет, много дорог было мною исхоже-
но, и многих боев я был свидетель.
Через семь лет, › демобилизовавшись,
я сделал вторую попытку печататься
и получил от него записку — «Пожа-
луй, можно начинать»...

Й снова, ‘страстно и непрерывно,
стала подталкивать меня его рукз.
Это требование увеличивать непре-
станно и во что бы то ни стало число
нужных и прекрасных вещей на зем-
ле — он пред’являл тысячам людей,
им отысканных и взращенных, а че-
рез них и человечеству. Им владела
неослабевавшая ни на мгновенье не-
виданная, безграничная страсть к че-
ловеческому творчеству. Он страдал,
когда человек, от которого он ждал
„многого, оказывался бесплоден. И
счастливый, он потирал руки и под-
мигивал миру, небу, земле — когда
из искры возгоралось пламя...

 

1919 год. —

 

*

И. ЛУППОЛ

: : 7 a
Маетер шдеш
Идея в литературно-художествен-
ных произведениях Горького облека-
ется в художественный образ, сли-
вается с ним. И все же идеи худо-
жественных произведений А. М. Горь-
кого предстоят пред нами в опреде-
ленном плане. Это идейно-политиче-
ский, публицистический план.

Разнообразие художественных жан-
ров, ‘бывших доступными Горькому,
необычайно, но в каком бы жанре
он ни писал, пубпицистическое ост-
рие всегда налицо, и это-то и состав-
ляет великое достоинство его’ пера:

Поэзия Горького, как известно, не-
многочисленна, но тот поэт, который
имел бы в своем активе такие вещи,
как «Песня о соколе» и «Песня о бу-
ревестнике», уже заслужил бы назва-
ние великого, & между тем разве не
полны эти поэтические шедевры пуб-
лицистического  жара, гражданствен-
ной силы, политической остроты? По-
этическое произведение и служение
революции были для Горького нераз-
дельными понятиями.  

 Новеллы и рассказы А. М. Горько-
то первые доставили ему славу. Он
любил и культивирэвал форму крат-
ких. и вместе с тем художественно-
завершенных рассказов. Во них всег-
да необычайно ясно, ярко и выпукло
представлена основная, в большин-

 

Великие писатели — не только ма-
ера художественной формы, но и
Мастера идей. При оценке того или
ного писателя богатство идей и их
ми играют важнейшую
Оль,

Казалось бы, в литературно-худо-
авственном произведении идеи авто-
18 выражаются только-в художест-
®нных образах. Это, конечно, так, и
‘Ивпадение идеи и образа издавна
(Читается одним из критериев худо-
Жоственности, одним из секретов ис-
Вусства.

Тем не менее у каждого крупного
Писателя всегда чувствуется идейный
Подтекот, выраженный в определен-
Юм плане. Так, читая Гете, нельзя
1 чувствовать идейно-философского
Плана его стихов, Читая Льва Тол-
‘10ю, мы чувствуем определенный,
‘“тецифически толстовский идейно-
Религиозный план, Читая «Что де-
аать» Чернышевского или художест-
ную прозу Герцена, мы ясно чув-
Вуем их четкий ‚идейно-политичес-
MHh план и притом революционного
направления.

Великий русский писатель А. М:
Орький стоит’ в первом. ряду. имен-
XO крупнейших идейных мировых пи-
‘телей. Идея любого произведения
‹ М. Горького всегда ясна и доход-
‘iba. Ona никогда не подавляется ни

oo ни стилем, ни словесной м АА значительная социаль-
MONRO, Harpo жет, стиль .
wn Temes Ebr a `В драматургии Горького публицис-

— 866 это поистине помогает

Пмумению иден произведения. - тический план не менее -силен, чем в

его прозе. И в этом, независимо от
других особенностей пьес Горького,
их достоинство. Горький-публицист
товорит со сцены не обязательно сло-
вами того или иного своего персона-
жа, он товорит пьесой в целом, на
какую бы тему она ни была написана
и кого бы он в ней ни выводил.
Романы Горького — еще большее
доказательство этого замечательного
единства искусства и публицистики.
Популярнейший среди рабочих чита-
телей всех стран роман «Мать» дает
незабываемый образ  революционер-
ки—матери рабочего. Но сюжет ро-
мана не исчерпывается художествен-
но рассказанной историей одной ра-
бочей семьи. Его сюжет — революция
1905 года в целом. Весь публицисти-
ческий стержень романа, усиливая
его познавательное и революционно-
действенное значение, привлекает к
торьковской «Матери» сердца рабочих
всего мира. f
В романах Горького налицо тесней-
шая перекличка между художником-
революционером и‘ революционером-
публицистом — перекличка, при ко-
торой разными голосами, т. е различ-
ными средствами, художник и пуб-
лицист делают одно дело —‘разобла-
чают контрреволюционные социаль-
ные.силы, вселяют к ним ненависть
в умах читателей. А это дает еще .но-
вый аспект всему литературно-худо-
жественному творчеству Горького в
его связи с публицистикой. Речь в
данном случае идет не о публицисти-
ческом плане художественных произ-
ведений, а о выполнении художни-
ком, его средствами, того, что своими
средствами выполняет публицист,
Еще в конце 1901 — начале 1902
года В. И. Ленин в. своей знаменитой
брошюре «Что делать» писал:
«Чтобы стать социал-демократом,
é

рабочий должен ясно представлять
себе экономическую природу и соци-
ально-политический облик помещика
и попа, сановника` и крестьянина,
студента и босяка, знать их сильные
и слабые стороны, уметь разбираться
в тех ходячих фразах и всевозможных
софизмах, которыми прикрывает каж-
дый класс и каждый слой евои эго-
истические поползновения и свое
настоящее «нутро», уметь разбирать-
ся в том, какие учреждения и законы
отражают и как именно отражают те
или другие интересы. А это «ясное
представление» не почерннешь ни из
какой книжки, его могут дать только
живые картины и по горячим следам
составленные обличения того, что
происходит в данный момент вокруг
нас».

Такими «живыми картинами», та-
кими «по горячим следам составлен-
ными обличениями» и являются рас-
сказы и романы А. М. Горького.

Разоблачение звериного быта капи-
тализма, внедрение в души читате-
лей ненависти к нему, указание на
революционную борьбу как на един-
ственный путь преодоления капита-
листической ‘мерзости, обоснование
того, что только революционный ра-
бочий класс может быть руководите-
лем в этой борьбе и освободителем
человечества, — все это и составляет
идейно-публицистический план худо-
жественного творчества А. М. Горь-
кото.

Но если Горький пронизывал свое
художественное творчество острой
публицистической мыслью, то, конеч-
но, для него было вполне естественно
и самому браться непосредственно за
перо публициста. Эта непосредствен-
ная деятельность публициста сопро-
вождает весь литературный путь ве-
ликого писателя.

Свою публичную писательскую де-
ятельность Горький начал с расска-
за, помещенного им в газете. Вскоре
же он стал профессиональным газет-
ным работником, но его заметки,
очерки, статьи, корреспонденции B
тазетах — и в «Нижегородском лист-
ке», и в «Самарской газете», и в
«Одесских новостях» — не были pe-
месленничеством без души, хотя и
были обусловлены элементарной пот-
ребностью заработка для жизни; на-
против, они шли от жизни, прелом-
ленной в социально крайне воспри-
имчивом уме Горького и прочувство-
ванной в его горячем и отзывчивом на
человеческое страдание сердце. Мож-
но сказать, что хроникерские заметки
А, Пешкова, фельетоны Иегудиила
Хламиды, вся эта газетная работа,
требовавшая постоянного , беспре-
рывного кипения в торниле жизни,
была дорогой Горького в большую
литературу.

Горький настолько сроднился с га-
зетными столбцами, что когда впос-
ледствии, во всей своей творческой
жизни чувствовал необходимость го:
ворить с читателем срёчно, немедлен-
но, сейчас же, ибо не говорить уже
не мог, — он всегда откладывал пе-
ро беллетриста и. брался за перо пуб-
лициста.

В публицистике он видел равно-
правный литературный жанр,  имею-
щий свое основание и необходимо
обуславливаемый конкретными обсто-
ятельствами. Часто возникали такие
мысли, которые могли найти. наиболее
адэкватное выражение и дать наи-
больший эффект только в том случае,
если они были выражены именно в
публицистическом плане. Вот эта наи-
большая адэкватность формы идей-
ному содержанию и наибольшая эф-
фективность и определяли у Горько-

го выбор беллетристического или пуб-
лицистического жанра

Это обстоятельство влекло за собой
существенную особенность творчест-
ва Горького, все его своеобразие и
его величие как писателя: ` подобно
тому, как в своей художественной
прозе Горький был прекрасным пуб-
лицистом, подобно этому в своей пуб-
лицистике он.был великолепным ху-
дожником, В том-то и дело, что, пере-
ходя от беллетристики к публицисти-
ке, Горький не переставал, быть ху-
дожником. По богатству образов, по
яркости выразительных средств, по
тонкости отделки и вместе с тем по
истинно художественной простоте
изложения публицистика Горького co-
перничает с ето художественными
произведениями.

Наибольшего расцвета и по богат-
ству тематики, и по силе выражения,
и по задушевности изложения пуб-
лицистика Горького достигла в пос-
ледние годы его жизни. Примерно с
1927 года идет длинный ряд публи-
цистических статей Горького, в ко-
торых он откликается на те или иные
крупные! политические события, до-
стижения социалистического строи-
тельства, успехи культурной револю-
ЦИИ.

Прежде всего Горький выступает
на защиту социалистической родины
против всех врагов страны социализ-
ма. Он, как никто, знал все житей-
ские улицы и закоулки царской, бур-
жуазно-помещичьей России, всю . ee
сквёрну и мерзость, весь гнет, тяго-
тевший над народом, Поэтому-то. он
и обрушивался с такой поистине ги-
гантской силой на всех врагов социа-
лизма. С другой стороны, видя изу-
мительные успехи социалистического
строительства, меняющие не только
лицо, но и всю социальную природу

страны, Горький переживал новую
‘юность. Он не мог молчать, и на столб-
цах газетных статей спешил поде*
литься со старыми и новыми поколе“
ниями читателей своей радостью.

Публицистические статьи Горько-
то последних лет — это гимн социа-
лизму, который из мечты, идеи ста»
новится и уже стал действительно-
стью, и притом гимн, слагаемый ста-
рым борцом, который сам не только
мечтал о социализме, но и боролся
за него. Немудрено, что для него бы-
ли радостны и достижения в областя
промышленности, и успехи коллек-
тивизации в сельском хозяйстве, и
укрепление Красной армии, и реаль-
ные свидетельства освобождения жен»
щины, и чудесные поколения моло-
Aoi поросли — пионеры, и расцвет
культуры в СССР.

Этим темам посвящены многие и
многие статьи Горького.

В малых и больших темах своих
публицистических статей перед на-
ми все‘ тот же Горький — великий
сын великого народа, беззаветный
друг трудящихся, гениальный худо-
жник слова, вдохновитель в борьбе
за коммунизм.

В статье «Десять лет» в 1927 году
Горький писал: «Всю мою жизнь я
видел настоящими героями только
людей, которые любят и умеют рабо-
тать, людей, которые ставят себе
целью освоббждение всех сил чело-
века для творчества, для украшения
нашей земли, для организации на
ней форм жизни, достойных челове-
ка».

В первом ряду таких людей и шел
в’ своей жизни и литературной, дея-
тельности — художественной и пуб-
лициетической — друг Ленина и Cra-
лина, великий русский писатель
Алексей Максимович ГовькяА,