{
о
i
-
у
-
>
>
i
3
a
a
}-
i,
=>
9.9 9. ЧР
к
ра-
ут
ott
ero
808
1a:
HAs
Ca-
pas
OH
КК
33
po-
rit
rma
eH
06:
од.
ст.
[ЛА
HO
a
15
ГАЯ
a+
ют
06-
я
ag:
(ие
rd
to
eT
He,
oT
00+
ко
IV
er
ые
ых
10
Lg
я.
ру
0
я
a
Ы*
Ie
не
#
0-
Е
ro
‚Я
6,
Д*
0
Г“
}-
к
>,
3
и
у-
у-
я
1a
16
и
Ts
Tq
nt,
Литературная rasera M416
Ю, ОЛЕША,
ee
NO@ TD Tip repos
Ричарда Олдинттона мы знаем по
вум его книгам — «Смерть героя» и
«Дочь полковника». На основании
уих КНИГ МОЖНО было говорить,
чо Оддингтон принадлежит к тем пе-.
еовым писателям Запада, которые
поднимают голос против капитали-
атической системы.
Перед нами новый роман Олдинг-
тона — «Все люди — враги», напи*
ЯЕНЫЙ В 1934 году.
Писатель, казавшийся нам близ-
злу, написал книгу, пронизанную
тииденцией, которая резко расходит-
исмашим пониманием современно-
(и. Олдингтон — член буржуазного
общества и к ТОМУ же английското.
(з хожет заблуждаться. И такое ва-
флухдение было бы извинительно. Но
а мот раз заблуждения нет. Есть
рионно тенденция. И тенденция эта
заправлена против социалистической
революции. я
роман начинается с изображения
детства героя, Что это за детство?
— Никто никогда не говорил То-
m, что в Англии есть обширные
айоны, где дети никогда не видят
зеленой травки, TAG вечный дым
скрывает солнце, тде дождь черен
от копоти, и жизнь подобна органи-
зозанному аду,
Каковы душевные качества героя?
‘prop говорит о нем, что «он слиш-
зох развит в ОДНИХ областях, недораз-
зитв других и совершенно не приснпо-
aed Ata трубой жизненной суто-
ОКИ»,
Наступает юность, Герой задумыва-
ия о жизни. Старый английский
аристократ говорит ему:
— Самое тлавное — прожить
свою жизнь 6 увлечением.
Терой решает последовать этому
изету. Ок отправляется путешество-
зить, Флоренция. Рим. Париж. Герой
тонко воспринимает природу, живо-
mich, архитектуру. Мир кажется ему
прекрасным и гармоничным. Когда
рубая жизненная сутолока» затра-
вает его сознание, он говорит:
„я считаю, что нам следовало
(ы наЙТи какой-нибудь уголок по-
дальше от Европы, и основать там
узленькую колонию, управляемую
Ha надлежащих началах, — MOH
друзья, ваши друзья и любимые,
Унлые люди...
Тони попадает на остров Эя, в Сре-
деемном море. Это группа утесов,
увянных цветами. Остров Эя! Тони в
зкторге, По.его мнению, на этом пре-
зраслом острове гармония налила, свое
предельное выражение.
Эвтем встреча с девушкой, Любовь.
(идингон не жалеет. красок для изо-
бражения этой любви,
У Каты были длинные, прекрас-
ой формы ноги, не слишком узкая
ине короткая талия и полные гру-
ди, Тони кинулся в воду и почув-
овал прохладу, охватившую его
до половины бедер. Он протянул
Кате руки и крикнул ей: «Иди!
Когда она легко соскользнула в мо-
в, груди ее коснулись его плеча
и груди, еловно’ бессознательная,
чудесная ласка,
ть даже такая фраза:
Божественное чувство прикосно-
ния достигло своего апотея,
Первая часть ‘заканчивается сценой
пющания, Тони провожает свою воз-
обленную. Она уезжает домой, в
Австрию. Это происходит летом 1914
да, в самый канун войны.
В «Смерти героя» была изображе-
и война. Мы помним эту страстную,
полную гнева, грусти, отчаяния и
проклятий книгу.
В новом романе войны нет. Есть
лько воспоминание о ней, прини-
мающее форму сна. Это, пожалуй,
дучшее место в книге,
Пол был белый и блестящий и тя-
пулся далеко! в пространство. Си*
лы ею растаяли от отчаяния при
инели 0б огромном. предстоявшем
му пути, но даже при крайнем на-
пряжении сил он не мог скользить
быстрев. Он заметил, что белый пол
был сделан из бесконечных рядов
Ураморных плиток с надписями на
eT
Ричард Олдингтон. Все люди враги.
них и понял, что это собор в па-
мять войны, где они все бы .
хоронены, ° scat
Это очень сильно,
видение собора, где
Убитые на войне!
Тони не похоронен. Он жив. Тут
лдингтон варьирует ремарковскую
тему о возвращении после. войны,
Первым делом Тони хочет восстано-
вить гармонию. Он бросается к ста-
туям, к картинам, к колоннам, к кни-
там, — ничего не выходит! Все погиб-
ло. Гармонии нет.
Он долго глядел на вереницу
юношей, думая о других юношах,
он видел, как их хоронили, и сам
помогал хоронить, а затем вынуж-
ден был с недоумением признать,
что мрамор потерял для него вся-
кое значение. :
Он ищет людей, к которым тяну-
лось его сердце в счастливые дни,
когда ему еще не пришлось стать сол-
датом. Но и в мире людей гармония
разрушена. Друг, советовавший éMy
жить с увлечением, умер. Тони бли-
зок к самоубийству.
У меня такое ощущение, словно
я разбился вдребезги, упав с крутой
скалы, и теперь пытаюсь собрать
все кусочки вместе,
Но есть еще одна возможность соб-
рать разбитое. Нужно отыскать ту,
с которой его развлучила война. Он
отправляется на поиски. Он едет в
Вену. Увы! Дом, где она жила, зако-
лочен. Остров Эя! Но и там ее нет.
Конец.
Итак, перед нами драма человека,
вышибленного из жизни войной, Он
потерял душевный покой — «гармо-
нию», он не верит в возможность
дальнейшего существования порядка,
который привел к войне, он лишился
личного счастья.
Не в первый раз трактуется эта те-
ма в современной западной литера-
туре. Тема тупика, поисков выхода.
«Фиеста» и «Прощай оружие!» Хэмин-
гуэя посвящены тому же. Олдингтон
выражает ‘вгу тему в следующих сло-
вах:
— Как создать хотя бы относи-
тельную гармонию из современных
сил и диссонансов?
И в третьей части романа Олдинг-
тон пытается ответить на этот воп-
ров. Естественно, что, признав по-
рочность капиталистической системы,
Олдингтон должен был бы устремить
свое внимание на те силы, которые с
этой системой борются. Что же проис-
ходит?
В третьей части романа изобража-
ется всеобщая забастовка в Англии,
Герой к тому времени стал деловым
человеком, участником крупного
предприятия. Как ато случилось, не-
известно. Мы застаем Тони дельцом.
Он женат, он раабогател, Он продол-
жает бунтовать, мирное существова-
ние подобного рода его не удовлетво-
ряет. Сперва мы сочуветвуем этому
бунту. Мы предполагаем, что у героя
имеются ясные политические уста-
новки, Если не капитализм, то, есте-
ственно, победа масс, рабочего дви-
жения, социализма. Мы помним; у ге-
роя есть друг, по имени Робин, co-
пиалист, Еще юношей герой вел co
своим другом разговоры о классовой
борьбе, Может быть, теперь он пой-
мет, где истина.
Но вот разговор между Тони и
социалистом Робином.
— Я задыхаюсь от этих вечных”
политических дискуссий. Я готов
поверить, что намерения у всех
этих Людей хорошие, но не могут
же все они быть правы! И я не
вижу, как можно достигнуть боль-
шей справедливости, мира и
счастья на земле, если не увеличит-
ся число справедливых, мирных и
счастливых людей.
— Совершенно верно, но как их
сделать такими?
— Не знаю. Во всяком случае, не
путем классовой войны... x
Таким образом классовая notes He
представляется Олдингтону выходом,
Но выхода он все же ищет.
— Хорошо, что же это за жизнь,
которая тебе нужна?
Тони подумал немного и затем
сказал медленно: !
очень страшно—
похоронены’ все
А. ЛЕЙТЕС
—
мне нужна, это какие-то поиски
жизненных реальностей, бога, быть
может, и что для меня бог есть неч-
то предельно физическое, не ду-
XOBHOe, He общественное, не наци-
ональное.
Итак, бунт Олдюнгтона сводится “к
желанию уйти в не духовное, не об-
щественное и не национальное. Куда
же? Происходит забастовка. Куда
идет герой Олдингтона? В штрейкбре-
херы. Он в качестве правительствен-
ного волонтера помогает выпуску га-
зеты, типография которой бастует, И
этот солдат, участник мировой войны,
проклинавший капитализм, или, как
OH говорил тогда, — «индустриаль-
ную машину», — теперь восклицает:
Если народ действительно со-
рвется с цепи, то многим здорово
попадет. Но если у них и много
негодования, зато нет оружия. Кро-
ме того, что можно сделать против
танков и пулеметов!
От желания уйти в необщественное
герой приходит к весьма четкой об-
щественной позиции: он ненавидит
революцию. Мощные идеи социализ-
ма ему непонятны и враждебны.
Тони чувствовал всеми фибрами
своей души, что, если Робин уста-
новит диктатуру пролетариата и
нопытается силой заставить его ра-
боталь, он сбежит за границу, ебли
это будет возможно, если же нет,
то он скорее предпочтет, чтобы его
расстреляли...
Затем совершается нечто такое, что
делает позицию автора просто^коми-
ческой. Решив, что ни капитализм, ни
диктатура пролетариата ему не по
вкусу, Антони Кларендон отправляет-
ся путешествовать. Благо, он человек
‚ богатый, рантье, обладающий . теку
щим счетом в нескольких банка
Европы. Опять остров Эя. И теперь
уже, разумеется, на чудесном острове
обретается затерянная Ката.
Опять сцена купания.
Какой ты красивый, — сказала
она, — у тебя широкая грудь, силь-
ные ребра и бока гладкие, как чу-
‚Ддесный полированный металл. Как
хорошо быть любимой красивым
мужчиной, Тони!
Вспомним «Смерть героя». Там
юноша в каске, несчастный юноша,
стал во весь рост под пулеметным
огнем, чтобы быть убитым. Теперь он
превратился в красавца с широкой
трудью и гладкими боками. Ложь!
Тенденциозная ложь!
Что стало с Олдингтоном! В «Смер-
ти героя» он восклицал:
— Чудная старая Англия! Да
поразит тебя сифилис, старая сука.
Ты из нас сделала мясо для червей!
А теперь что’ он пишет?
Тони закрыл за собой дверь, а
затем открыл ее снова и просунул
голову. .
— Ката...
— Что такое? _
— Я хотел бы, чтобы в этой ком-
нате было длинное зеркало до полу.
== Зачем это? ae
— Чтобы ты могла видеть себя
з своем желтом джемнере и голу-
бых штанишках, Это очаровательно.
Вот выход из тупика, найденный
Олдингтоном: не обращать внимания
ни иа что. Закрыть глаза. Классовая
борьба? Чепуха, политиканство. Рабо-
чий класс борется с капитализмом?
Чума на оба ваши дома! — цинично
заявляет герой Олдингтона. <
Вепомним «Прощай оружие>. И там
пытался человек, истерзанный вой-
ной, найти успокоение в любви. Но
умерла женщина и умер ребенок,
которого она родила. Ночь и одино-
чество охватили героя. Нет выхода
из черной ночи капитализма. Не мо-
жет быть в ней счастья. Только ти-
бель и смерть. „Этот пессимизм, по
крайней мере, говорит о честности
писателя. Неумная же книга Олдинг-
тона просто отталкивает.
— Не будем слишком загляды-
вать вперед, моя Ката. Заглядывая
вперед, мы должны будем увидеть
и нал конец... Будем довольство-
ваться сегодняшним днем, нам это-
го достаточно,
Довольствоваться сегодняшним
днем! Таков призыв Олдингтона. Вот
когда, действительно, можно говорить
‘ман, Перев, с англ. В. Дуговской и — Здесь опять-таки бесполезен
Е Лопыревой. Под ред, М. Дьяконова. язык арифметики или порядочно-
Голитиздат. 1937. 593 стр, 8 р. 25 и. го общества. Поймешь ли ты меня,
нраж 10,300. если я скажу, что жизнь, которая о смерти героя.
Литературные
каннибалы
туры. Несколько лет назад делега-
ты общеитальянского литературного
конгресса в Болонье выдвигали 34-
конопроект об ограждении своего чи-
тателя от переводной беллетристики,
«побивающей» отечественную лите-
ратурную продукцию. Ничто не по-
могло. Ни настойчивый протекцио-
низм, ни искусственные средства, ни
административные меры не оказя-
лись в силах повысить интерес чи-
тателя к скучной, фальшивой и тру-
бой продукции песнопевцев фаптиз-
ee скучна, ибо боится живой дей-
ствительности и подменяет ее трубы-
ми фальшивками, сдобренными Н&-
пыщенной декламацией. Она антиху-
дожественна, ибо авторы ее ненавч-
дят человека и боятся изображать са-
мые обычные человеческие пережива-
НИЯ.
Фактобоязнь, помноженная на че-
ловекобоязнь и человеконенавистни-
чество, — таково кредо даже тех бел-
летристов, которые считаются у фа-
тов лучшими.
В 1934 ae получил высшую пре-
мию на спортивном и артистическом
конкурсе роман «Телец Манхетена»
Вирджиллы Crponna. Этот роман вся-
чески избегает изображения конкрет-
ной итальянской действительности.
Автор его, вместе со своими бесконеч-
но рассуждающими, выдуманными
персонажами, предпочитает много-
овно и туманно обличать «тру стюх.
«материалистическую? . А
Соединенных Штатов. Но вот один и
тлавных героев этого романа, фашист
Орио, начинает разглагольствовать о
своих собственных фашистских идеа-
лах, и сразу обиаруживается, что они,
А
_ Левий Рио/Козелли, завзятый кол-
икционер, директор итальянской ки-
пофабрики, собирает библиотеку, ру:
водяеь определенным принципом:
1 включает в нее только екучней-
ие книги мира. Несмотря на столь
‘виобразный отбор, библиотека Ко-
тли быстро раарастается; она уже
росла до 8.000 томов. Выросла она
Ценмущественно за счет последних
вннок фашистской литературы. Это
водит особую панику на некоторых
Кальяноких авторов, поскольку чу-.
Мк-коллекционер ежегодно публи-
и список свежих поступлений спо-
# библиотеки, Год назад один фа-
ИИотский поэт, полное собрание сти-
№ которого (11 томов) Козелли
Ключи в свою библ отеку, раз’ярил-
настолько, что даже вызвал 10-
Mlequero Ha, дуэль,
Случай курьезный, ‘анекдотиче-
(ий. Но разве не показательны и т8-
6 курьезы для современной италъ-
ee литературной действительно-
т
Где, как не в фашистской Италия,
№04 возникнуть идея такого необы-
ЧН коллекцибнирования? Очень
учна так называемая «художест-
а литература чернорубашечни-
Фатистские писаки пытаются изо-
Тазить итальянский народ процве-
МЮщим под властью «дуче». Невыно-=
имо фальшивы эти попытки, Фальшть
да и скучна и антихудожествен-
№, И вот из года в год итальянские
Уиигопродавцы отмечают Boe болое
более резкое падение читаемости
шнотской художественной литера-
эти «идеалы», сводятся к самому бес-
пардонному и циничному поношению
человека.
«Человека больше не будет... Оста-
нется только рабочая сила и ее пово-
лители... Человек мне опротивел...
Мне грезится легион гениальных ав-
томатов, выстунающих в полном мол-
чании против леса и болота», — так
рассуждает «итальянец новой форма-
ции» — Орио, этот положительный
персонаж итальянской фашистской
литературы. .
Им опротивел человек. Они мечта-
ют о том, что «человека больше не
будет». И они охотно населяют свою
унылую литературу тупыми, беспре-
кословными манекенями, автоматами,
лишенными жизни и страсти.
Sas EE oat
Впрочем, в этих манекенах иногда
пробуждаются и страсть, и жизнь, н
веселье. Это тогда, когда речь захо-
дит о грабительской войне, об оже-
сточенном мордобое, о кровавой пота»
совке.
«Я наносил в. бешенстве удары и
стал душить его изо всех сил, пока
под моими кулаками его лицо пе
стало бледнеть, пока глаза его не вы-
ступили из орбит и пока он-ие испу-
стил наконец духа. Тогда я вскочил
и выбежал, шатаясь. Меня стало про-
низывать необ’яснимое чувство сча-
стья, Я думал о том, что именно так
должен себя чувствовать человек, ко-
торый выполнил задачу всей своей
ЖИЗНИ»,
Так рассуждает герой романа «Ва-
мок Венгрии» Эбергарда-Вольфганга
Меллера. А роман этот не только
А. ЖАРОВ
«Граница»
Поэма Сергея Васильева
В библиотеке «Огонек» вышла кни-
жечка молодого поэта Сергея Ва-
сильева. В нее включены стихотво-
рения, о которых уже писалось и го-
ворилось (напр. «Застольная песня»).
Включены и новые работы,
Среди них следует отметить одну,
на мой взгляд, наиболее значитель-
ную. Это — маленькая: поэма на 06о-
ронную тему под названием «Грани-
ца». :
Автор от лица советского погранич-
ника ведет простой и ваволнованный
рассказ о небольшой стычке двух по-
граничных бойцов с нарушителями
границы. Г
В лирическом вступлении, рисую-
щем несколькими скуцыми, штриха»
ми весну на рубеже; хорошо передано
ощущение напряженной, тишины, на-
стороженности.
Тишину подчеркивает и «талый за^
пах тяжелого снега», и «невидимый
дым от воды», и «посиневшие волчьи
следы»,
«На прогалинах стала трава,
зеленеть.
И сверкала за дальним откосом
река,
Как студеная трачь у штыка».
Два друга-нотраничника вместе с
«преданным им, прославленным псом
«Незабудка», заслышав шорох, залег-
ли в кустах в ожидании незванных
гостей.
«Много хитрости разной
В лесах рубежа»
Очередная хитрость предстала в
таком виде: с вражеской стороны
«качаясь, таща корневища
кривые,
пять лохматых кустов поднялись
: на дыбки.
И пошли по прямой, словно звери
у живые.
Передвинутся. Встанут. И снова
в поход.»
Кустообразные нарушители пере-
шли советский рубеж. Можно было
стрелять по ним. Обратить их в бег-
ство. Но важнее взять вратов живы-
ми. Пустили их в глубь нашей тер-
ритории. Открыли стрельбу по ногам
одних. На других яростно набросился
пес «Незабудка». Четверо сдались. Пя-
тый бежал.
Потнавшись за ним, один из по-
траничников — Алексей — пал жерт-
вой коварства врага,
Поэтическое разрешение темы да-
но в концовке:
8
«Мы несли Алексея в открытом
Торжеетвенно-приподнятые строки
о шествии товарищей, несущих бес-
смертие Алексея, шествии команди-
‚ров и пионеров, которые «на сафья*
неё несли его боевое оружие», — плав-
HO переходят в лирически-мягкое
воспоминание: ;
«И припомнилось, ято Алексей
т получал
Из Воронежа письма в зеленых
конвертах.
И ответы писал по двенадцать
листов,
И закладывал
Каждый из них резедою.»
Но не сентиментальностю, а неж-
ной любовью кожизни вбет от облика
Алексея. Вместе ‘о этой любовью к
жизии, по мысли‘автора, только лю-
бовь к родине полновластно владеет
сердцем советского пограничника.
Любовь к жизни. и любовь к роди-
не. Оба эти чувства не умирают со
смертью одного из нас. Они остаются
живыми. среди народа, среди близких
и друзей. говорящих:
«Доживем ва него, дострадаем, до-
любим!»
— Дорадуемся! — хочется сказать
читателю в тон заключительных
строк поэмы:
` «Хлынул дождь. Он пошел по
полям стороной,
По озимым хлебам, над колхозным
, привольем,
Разбиваясь о крыши, свисая по
ae кольям,—
Плодоносный, весенний, ковой,
проливной»...
и
Надо сказать, что образ Алексея,
центральный образ поэмы, мог бы
быть ярче, если бы С. Васильев су-
мел показать его не в двух планах,
а несколько многосторонней и пол-
ней,
В упрек поэту надо поставить и не-
доработанность, тяжеловесность от-
дельных строк, вроде:
«рупиилась мгла,
налагая на землю оковы запрета»,
Это вычурно и плохо. Совсем не-
кстати иногда и желание щегольнуть
внутренней рифмой, например в стро-
ке: у
«обернулся и выстрелил гад
наугад».
И рифма не богата, и щегольство не
велико, а смыслу явный ущерб. «Гад»
обернулся и выстрелил не «наугад»,
а с расчетом. Если бы Алексей был
жертвой случая, то вся поэма должна
НЫ ира gare в была бы строиться иначе.
HOD BRE тром. разр aacranot, Несмотря на эти недостатки, поэма
т в f я «Граница» в целом — удача Сергея
; ервой каплей весна Васильева, показывающая его несо-
Раскололась на лбу». мненный рост.
оо
Вторжение в Испанию войск Напо-
леона, сопровождавшееся разгулом
военщины, варварским избиением
мирного населения, зверствами над
женщинами и детьми, насилиями и
расстредами,
художника Франсиско Гойю. Совер-
шенно изменились его мироощуще-
ние, характер его творчества.
Свой протест против ужасов войны
потрясли испанского’
художник выразил в трафическом
цикле: «Бедствия войны» (1810—
1813). Трагичность сюжетов, реали-
стичность и особая напряженность
трактовки делают такой офорт, как
«Варвары», современным ‘и актуаль-
ным. Прошло больше 125 лет. с тех
пор, как он увидел свет, но он
кажется написанным вчера, кажет-
ся, что это живой Гойя пламенно
протестует против зверств, творимых
сейчас на его родине фашизмом.
«Варвары»
Офорт из серии «Бедствия
получил в «Третьей империи» нацио-
нальную премию по художественной
литературе, но и, по буквальному от-
зыву чиновников Геббельса, «превзо-
шел все когда-либо пред’являвитиеся
в Германии к художественному про-
изведению требования»!..
Это один из многочисленнйх образ-
цов фашистской литературной стрян-
ни, где звериный инстинкт воспевает-
ся как нечто, ‹пронизывающее чело-
века неописуемым чувством счастья».
Отнюдь не случайно обилию погром-
ных и кровожадных сцен в этом фа-
шистском романе неизменно соответ-
ствует обилие восторгов в фашист-
ской прессе. Человеконенавистниче-
ство становится своеобразным «acTe-
тическим» критерием для фашист-
ских приемщиков художественной
литературы. .
С ‘этим критерием каннибалы из
теббельсовского министерства про-
паганды проникают во все закоулки
«культурного» фронта «Третьей им-
перии»>.
«Предположим, что вес бомбы со-
ставляет пятнадцать килограммов.
Сколько таких бомб может взять бом-
бардировщик, если его полезная нз-
грузка 1000 килограммов?»
«Сколько произойдет ножаров, если
из всех бомб только одна треть по-
падет в цель и притом только 20 про-
центов из них вызовут пожары?>.
Этими недвусмысленными задача-
ми открывается невинный учебник
арифметики, предназначенный фя-
шистскими издательетвами для юных
школьников и школьниц.
`_ Сладковатым запахом иприта воня-
ет от школьной хрестоматии совре-
менной Германии. Бомбами начинея
даже арифметический учебник «Тре-
тьей империи». Что же сказаль о бел-
летристике, о драматургии, о поэзии,
предназначенной для взрослых гер-
манцев призывного возраста!
«Все для войны, все через войну».
Этот неприкрытый лозунг германских
фашистов называется на их специфи-
ческом языке «пропагандой тоталь-
ной войны», Они не довольствуются
воспеванием малой войны. Их уже не
удовлетворяют даже те кровавые ге-
такомбы из детских трупов, которые
BOHHbID Франсиско Гойя.
воздвиг итальянский и германский
фашизм Ha вемле благородного ис-
панского народа. Неутомимое вооб-
ражение фашистов тянется еще к 6о-
лее грандиозной бойне, к такой бой-
не, которая бы смогла по своему раз-
маху превзойти предыдущую импе-
риалистическую войну 1914—18 rr.
Фашистские нисаки из кожи лезут
вон, чтобы психологически подгото-
вить своего читателя к такой всеуня-
чтожающей бойне. Главными персо-
нажами современной фашистской бел-_
летристики становятся палачи, из-
верги, сутенеры, шпионы. Любимей-
шим фоном этой литературы оказы-
вается империалистическая война,
причем фашистские романисты пред-
почитают рыться на ее самых гряз-
ных задворках. Впрочем, размах ми-
нувшей бойни кажется им недоста-
точным. Как вороны в поисках пада-
ли, рыщут они по полям минувших
битв. Туда, где пахней грабительской
войной, шпионажем, диверсией, с 0со-
бым восторгом устремляются фапгист-
ские борзописцы.
Вальтер Хейер прославляет шиио-
на-разведчика Карла-Ганса Лоди,
расстрелянного в 1918 году в, Лондо-.
не за диверсионную работу в англий-
ском военном флоте (пьеса «Лодиз).
Другой драматург смакует победу
терманской разведки, с помощью ко-
Topol царский генерал Самсонов был
ри под Таненбергом (пьеса
анса Гонша «Другой полководец»).
Некий Михаил Гаупт превозносит
зверства белогвардейца Унгерна-
Штернберга в Монголии («Крестовый
поход 1921 года»). Вальтер Гильбрихт
воспевает убийство Марата (пьеса
«Шарлотта Корде»).
Развязные литературные агенты
терманской военной разведки уст-
ремляются к далеким временам сред-
невековья, чтобы здесь описаниями
кровожадных битв жестокосердых
тевтонов утолить свою фантазию.
Они бы с неменьшим ‘увлечением
настрочили десяток романов из жиз-
ни доисторических чудовищ, если бы
они что-либо понимали в истории раз-
вития животного мира, Впрочем, они
мобилизовали для этой цели несколь-
ких историков первобытной культу-
К. КАЙТАНОВ
BE ee
_Двойеи затеи
00005098908
Из записок летчика-парашютиста
о
28 июля в Ленинграде известный параппотист-орденоносец старший
лейтенант К. Ф. Кайтанов поднялся в воздух на самолете, пилотируемом
летчиком М. И. Скитевым,
На высоте 10.200 м. Кайтанов пр иготовился к прыжку, а на высоте
9.800 м. отделился от самолета.
В 8 часов 44 минуты т. Кайтанов благополучно спустился близ Ленин-
града, установив новый абсолютный мировой рекорд высотного прыжка 6
кислородным прибором.
Ниже мы печатаем отрывок из «Записок летчика-парашютиста» К. Ф.
Кайтанова, которые полностью появятся в журнале «Знамя». В помещае-
мом отрывке т. Кайтанов рассказывает о своем первом двойном затяж-
\ном прыжке с отстегивающимся в воздухе парашютом.
ood
Как-то в одном из журналов я про-
чел о том, что за границей был произ-
веден двойной затяжной прыжок с
отстегивающимся в воздухе парашю-
том. >
Парашютист, выбросивигись из са-
молета и пройдя затяжным прыжком
несколько сот метров, открыл пара-
щют, затем отценил его и снова кам-
нем полетел вниз. В 300 метрах от
земли он открыл второй парашют и
на нем‘ блатополучно приземлился.
— Интересно было бы совершить
такой прыжок, — подумал я.
В августе 1934 года, возвращаясь
из отпуска, который я провел в Се-
вастополе, я остановился на несколь-
ко дней в Москве.
Зашел проведать своего старого
приятеля, товарища Мошковского.
После первых обычных в таких слу-
чаях восклицаний, дружеских похло-
нываний по плечу, разговор естест-
венно перешел на близкую нам тему
— 0 делах парашютных.
18 августа в Москве должен был
состояться большой авиационный
нраздник. Товарипг Мошковский рас-
сказывал о нем с большим воодушев-
лением.
Перед праздником должна была со-
стояться большая репетиция, и Мош-
ковский предложил мне принять в
ней участие. ‘Увлечение, с каким
Мошковский говорил об, авиацион-
ном празднике, не могло, конечно, не
найти сочувствия в сердце другого
парашютиста. Я принял его предло-
жение.
В начале я думал, что буду только
зрителем, но неожиданно выяснилось,
что и я смогу быть активным участ-
ником праздника.
Товарищ Мошковский как бы
вскользь упомянул, что у него име-
ется парашют, который отстегивает-
ся в воздухе. Не воспользуюсь ли им
я для участия в репетиции к празд-
нику? Надо ли говорить, с какой ра-
достью принял я это предложение?
Репетиция была назначена, на 3 ав-
густа. В этот день вся Москва устре-
милась на аэродром в Тушино. Сотни
автобусов и легковых машин, тысячи
велосипедов и мотоциклов заполнили
асфальтированный путь Ленинград-
ского шоссе.
Чем ближе к аэродрому, тем поток
становился больше. Растекаясь ручья-
ми, все устремлялись к воротам. Мно-
тие безбилетные, не попав на аэро-
дром, расположились вокруг него.
Они захватили с собой патефоны и
титары, — на лугу образовались весе-
лые живописные группы.
Я всегда с особым радостным чув-
ством гляжу на такие массовые сбо-
рища, Каждый из этих тысяч людей,
пришедших посмотреть на достиже-
ния нашей авиации, кажется мне род-
ным и близким. В этот день была
только репетиция к празднику, но
все же народу пришло очень много,
Можно себе представить, сколько де-
сятков тысяч москвичей посетит са-
мый авиационный праздник! “
И что еще интересно отметить, —
Hall гражданский энтузиаст прекрас-
но научился разбираться в погоде. В
этот день небо было облачным, дул
небольшой ветерок, и все же москви-
чи знали, что и в такой день налия
летчики и парашютисты работу не
приостановят:
По условию, прыгнув © высоты око-
10 2000 метров и пройдя затяжным.
прыжком 700—800 метров, я дол-
жен был открыть параппот, опустить-
ся на нем метров на 150, отцепиться
от него и снова падать затяжным
прыжком, стремясь сделать затяжку
как можно длиннее. и
Самолет, оторвавшись от земли,
начал набирать высоту. Я стал смо-
треть вниз. Аэродром казался живым
муравейником. Было непостижимо,
ES
ры, нескольких горе-философов, вро-
де Циглера, который написал востор-
женный панегирик войне, пробужда-
ющей в человеке атавистические ин-
CTHHETHI.
«Животное лежит в основе бытия
‘человека... На войне более голо, чем
когда-либо, прорывается сущность че-
ловека, полная необузданности раз-
вяванных влечений... В войне истин-
ный человек вознаграждает себя за
все упущенное...» — так, восторжен-
но заплетаясь, восклицает Циглер. И
этот человек считается у фашистов
теоретиком по вопросам воспитания
юношества! 5
3 ‘
С ужасом предсказывал когда-то
Герцен появление «Чингисханов ©
телеграфами». Современные Чингис-
ханы вооружены более сложной тех-
никой, которой не мог предвидеть дз-
же Герцен. Это не только техника
ротационных машин, на которых фа-
шистские варвары печаталот свои че-
ловеконенавистнические бульварные
романы, Это не только техника бом-
бометания, в которой гитлеровские
молодчики упражняются над. терри-
торией Испании. Это — сложная и
утонченная техника маскировки,
Специальные германские заводы,
выделывая взрывчатые ‘вещества,
снабжают свою смертоносную продук-
цию нежными успокоительными на-
званиями, «Средством от головной бо-
ли» назвала фирма Шер-Кольбаум
один из 06060 ядовитых и удушливых
газов. «Поваренной книгой» окрестили
`на заводе д-ра Шольценберга настав-
ление для офицеров рейхевера. А хи-
мический концерн «И. Г. Фарбен-
Индустри» выпустил 06060 смерто-
носное отравляющее вещество в пар-
фюмерной упаковке, на, которую пред-
усмотрительно наклеена этикетка,
«Идеал»,
По этой! же‘системе фапгистские ли-
тераторы от времени до времени вы:
пускают свою литературную продук:
ЦИЮ В этакой ‹идеалистической» упа-
ковке. Слишком отвратителен их под-
линный лик в глазах каждого мыс-
лящего человека. Вот почему появля-
как они там ‘внизу ухитряются н6
наступить друг на друга. Репетиция
уже началась, а приток людей не пре-
кращался. Казалось, что какой-то
‘магнит тянет сюда всех москвичей.
Подняв руку, летчик указывает мне
на облака. Мы подобрались к ним
зплотную. Казалось, что облака сей-
час лягут на крылья самолета, по-
кроют нас белесым туманом, и мы
ничего не сможем увидеть.
Высота 1000 метров — и это все,
Выше подниматься нельзя.
— Что делать?
— Снижаться? — спрашивает лет-
чик.
Снижалься — значит упустить Ta-
кой прекрасный случай. Неизвестно,
когда он еще повторится.
— Буду прыгать!
Даю летчику сигнал, а сам начинаю
тотовиться к прыжку. Осторожно вы*
бираюсь из кабины и отталкиваюсь.
Когда по моим подсчетам пропадал
триста метров, я перевернулся на
спину и раскрыл нагрудный пара-
mot. Змейками промелькнули белые
стропы. Сильный рывок, и парашют
раскрылся.
Велед за тем произошло что-то со-
вершенно неожиданное. По всем пра-
вилам парашют должен был начать
плавное снижение, как вдруг я по-
чувствовал, что‘ металлические за-
‚стежки, соединявшие меня с подвес-
ными лямками парапгота, не держат
его. Парашют, ничем со мной не свя-
занный, стал от меня отделяться. Ин-
стинктивно одной рукой я схватился
за лямки удаляющегося параппота,
но, конечно, удержаться не мот. Па-
рашют тянула сила в сотни раз силь-
нее моей. Вырвавшись, парашют, иг-
рая стропами, стал удаляться, а я по-
летел вниз. :
Ничего подобного со мной еще не
было. На какую-то долю секунды ме-
ня охватил‘ страх, но вслед за тем
мелькает мысль.
— У меня есть еще один парашют.
Перевертываюсь вниз головой. До
земли осталось метров 600, Решаю па-
дать затяжным прыжком еще мет-
ров триста. Когда до земли осталось
метров 250, я нащупал рукой вытяж-
ное кольцо и выдернул его.
Снова промелькнули белые ‘змейки
строп. С каким-то особым вниманием
ожидаю рывка. Похоже на то, что я
вновь переживаю свой первый пры-
жок. Молнией мелькает мысль,
«а вдруг и этот парашют вырвется».
Сильный рывок потрясает все мов
тело. Парашют раскрылся. Начинает-
ся плавный спуск.
Поправляя стропы, я ощутил
острую боль в правой руке. Очевидно,
я ее поранил об острые концы лон-
нувших металлических застежек уле-
тевшего парапгюта. Вся рука в крови.
Боль становится все-сильнее. Сразу-
же после приземления под’ехала са-
нитарная мапгина, и тут-же‘ мне сде-
лали перевязку.
Меня попросили выступить перед
микрофоном и рассказать собравшим-
ся на аэродроме о своем прыжке.
Вот я’и на трибуне. Все происхо-
дит необычайно быстро — не успел я
оправиться от пережитото в воздухе,
как неожиданно я оказываюсь перед
двумя микрофонами.
‚ Выступать перед микрофоном мне
еще не приходилось. Волнуясь, я на-
тибаюсь к микрофону и не говорю,
a кричу. Не зная, куда деть руки,
одну кладу в карман, а другую — на
микрофон, Какая-то женщина очень
тактично поправляет мою ошибку.
Я рассказал собравигимея москви-
чам о том, что произошло в воздухе.
Рассказывая, я как бы заново чув-
ствовал то, что несколькими минута-
ми раньше я пережил, когда хватал-
ся за улетающий от меня парашют,
ются в фашистских издательствах и
идиллические повести, посвященные
сельскому быту, и как будто мирные
производственные романы. Но эти
сельские идиллии на поверку оказы- _
ваются гимнами’ труположеству (ро-
ман Ганса Фаллады «У нас был ребе-
нок»), а производственные романы о6-
наруживают, по внимательном pac-
смотрении, свою сугубо милитарист-
скую сущность. Сравнительно недав-
но в «Третьей империи» вышел роман
под скромным заголовком «Анилин»,
В подзаголовке сказано, что роман по-
священ красильной промышленно-
сти. Между тем «Анилин» представ-
ляет. собою беллетризированный пу-
теводитель по отравляющим вещест-
вам химического концерна «И. Г.
Фарбен Индустри» — одного из
крупнейших центров фашистской во-
енной промышленности.
Среди тнусных образцов фашист-
ской литературы эти ‹идиллические»
романы с их напыщенным слащавым
языком особенно омерзительны,
«Имеем ли мы право ненавидеть
этих неизлечимых дегенератов, вы-
родков человечества, эту безответет-
венную международную ‘шайку яв-
ных преступников, которые наверно
попробуют натравить свой «народ»
и на государство строящегося социа-
лизма?» — спрашивал великий про-
летарский писатель Алексей Макся-
мович Горький и отвечал: «Подлин-
ный, искренний революционер совет-
ских социалистических республик не
может не носить в себе сознательной,
активной, героической ненависти К
подлому врагу своему» («Пролетар-
ская ненависть»).
Этой сознательной, активной, геро-
ической ненавистью к нодлому врагу
пламенел до конца своей жизни ве-
ликий Горький. Эта героическая не-
нависть — основа подлинного гума-
низма — освещает сейчас путь луч-
ших литературных представителей
человечества на всем земном шара,
06 stom говорит эхо 2-го Междуна-
родного конгресса революционных
писателей в Валенсии, в Мадриде, в
Париже. 06 этом свидетельствует.ряс:
цвет антифашистской художествен-
ной литературы во всем мире.