\
$
ИСТОРИЯ ОДНОГО АВТОГРАФА
Раздался протяжный сиплый свисток,
; ие тронулся. Из окна вагона третьего
низ золодожены — еще совсем юные—
ypiBalll выстроившимся в ряд на плат-
вле ным и знакомым. -
‘шибше путешествие! Несколько ме-
ie) и ждали этого «паломничества»
р. чобы пожениться. Они ворковали
пе Шум много лет и откладывали
gui 1a обзаведение хозяйством. Обстанов-
} (0 этом нечего было и думать. Но-
и щель? В пей не подступишься. Но
que Желиха и невесты наскребли для
р некой старой рухляди.
„чему же они ждали уже небколь-
p tuned «паломничества» в Рим?
1k
[омничество в Рим ‘означало: 75-про-
gig скидку на железной” дороге, уде-
шинный тариф в ресторанах, в тости-
ую означало: побывать в соборе
: тра, в Ватикане, увидеть папу...
‘дв молодые были набожны? Не
‘ib Пожалуй, самую малость. Же-
jt ТОЛЬКО’ ДЛЯ
gs покупателей — местных попов (он
сыном торговца фруктами); невеста—
qi! № вызвать недовольства у набож-
‘gt акачиц, которые приносили ей в
изету оарые шляпки; она была мо-
ЕТО, ;
0 правде ‘Сказать, — призналея
их, когда мы как-то стояли с
ху эерей лавки, выходившей на глав-
[р иду, и грелиеь на солнце; он —
nic к ‘ящикам с дывями, а
= мложив руки в карманы тради-
оной белой куртки парикмахера; —
эиые сказать, я жду этого’ паломни-
виа только иЗ-за скидки. На папу мне
‘gaat, Если 6 для того, чтобы его уви-
[в пало_было платить полностью 8a
[ши ия мена и для нее, я бы отка-
а ит Этого удовольствия. Ho sun
1 я зумал одно дело..,
(1 элянул в глубь’ лавки, проверил,
pula? 1H его отец или мать, и про-
т:
— Я чу оездить к
[ькому..
jy признание меня не удивило. Мой
putes страстно любил читать. Он _по-
ий Книгу 88 книгой и вечно жаловал-
ин в нашем городке, насчитывавшем
Ц тымч жителей, не было. библиотеки.
‘в ухил со вееми, у кого были кни-
п- маны, повести, , рассказы, что
тив. Он читал все, что ему удавалось
зииьль Ho ero любимым писателем
ы [уький, Это меня радовало вдвойне,
pmy 910 книги Горького давал ему “я.
ш говор происходил за несколько
m0 wuposol войны, незадолго до того,
ys потил Италию Николай Кровавый,
Ч ку сездить в Сорренто»... С ка-
м мюстью поехал бы и я, но... на жа-
мне парикмахера не очень-то разжи-
yous. Удастся ли когда-нибудь сколо-
1 НЬЖАТ на такую поездку?
1 ирячо поддержал моего друга и дал
tom соблюлать тайну. Шо железнодорож-
вЫ7 равочнику мы- вместе отыскали
wemeanne поездов из Рима в Неаполь и
tumors проезда третьим классом...
Вумпуне свадьбы я побрил его oco-
(нп тцательно, причесал по последней
и г наказал передать привет нашему
вину другу. Да, Горький действитель-
и г пашим великим товарищем и
т, (ими замечательными произве-
шит он не только знакомил нае ©
Уши русского ‘народа под игом ‘ца:
Ив, № п помогал нам в борьбе против
имылекой буржуазии. Достаточно вепом-
1 м чудесные «Сказки об Италии»...
{ пивко раз я видел имя Горького
(Ul TeX, кто своими пожертвованиями
таз бозработным или спасал от кра-
ми социалистические газеты!
1 илузал от моего приятеля-фруктов-
0 ифытки из Рима, Неаполя и, на-
vet, 13 Сорренто. Через несколько дней
MRM вернулись домой.
Уврвый день после возвращения его
№ итрмошили родственники, что мне
и Тилось перекинуться с ним несколь-
TM Словами.
ie вто видел? —= CHPOCHA # впопы“
№.
- ще бы... п говорил!
-ТЫ говорил © ним?
- Ге только Говорил...
тут е® трубо окликнул отец. Cra-
Зв мобрят латей дружбы,
В мыующий день я сгорал от нетер-
Ш рать, что он хотел сказать’ эти-
Tota: «Ht He только говорил». Мы
FHMC, как только его родители
ии соснуть за пустыми, ящиками
м фруктов, г
~ ly, paceragnmatt!
- № человек! Какой человек!
в Сорренто,
>
1
——ыы—ы—_—
того, чтобы’ не отва\
`мне книгу, и сам поехал вместе со мной
> : °
Дж. ДЖЕРМАНЕТТО
тоя
— Да рассказыв Ble ee ae
Sites acai mel. ! Я был вне
Только он открыл рот, появилась ста-
руха: CES
— Eaxo atu...
Велед за ней пришел `мальчуган:
‚-- На два сольди винограду...
a a a no пришел ‚клиент побрить-
ban’ MH, уж не сговорились `ли
uur пфявилен мой друг’ с книгой,
газету, и начал рассказы-
вать мне 0 своем путешествии. He 0
Генуе с ee замечательным о портом и
памятниками, не о Пизе с падающей баш-
ней, не о Флоренции, Риме, Неаполе, а о
Сорренто и ‘только о Сорренто.
— Какой человек! — повторял он всё
время. F
-— Ш что же он тебе сказал? — Me-
ня начинало бесить, что’ он затвердил од-
но и то же, Pe
— Он. мне сказал «Буон джорно» 1,
пожал мне руку и сделал надпись вот на
этой его книге, которую я с собой во-
зил.
— Значит ‘он тебе ничего не сказал,
кроме «Здравствуйте»? ` $
— Как не сказал!
— Но что же именно?
— Видишь ли... я не понял, Он го-
ворил по-русски... Я боялся, что он меня
не примет. Когда мы подходили к ero
дому, меня трясло от волнения и страха.
Увижу ли я его? Что я ему ckamy? Но
его не оказалось дома. Мне сказали, что
он на берегу. Мы пошли к морю. Я его
сразу узнал. Он сидел с рыбаками и дет-
ворой... Несколько раз я приближался к
нему и отходил в сторону. Наконец я
взял. себя в руки, собрался с духом и
сказал:
— Буон джорно, синьор Горький.
— Зачем ты ему сказал «синьор»? —
прервал я его, — ведь он наш товарищ!
— On повернулся ко мне, удивлен-
ный, и так посмотрел, что я опять чуть
было не перепугался... Но, ‘должно быть,
OH это заметил и с улыбкой отвечал:
«Буон джорно». И улыбка была такая
добрая, приветливая. Тогда я ему сказал...
Да разве можно запомнить слова... А он
все улыбался.
— Ты ему передал привет?
— Я сам не знал, что говорю, а он
все смотрел на меня и слушал. Конечно,
он и так понимал, что я чувствую...
После небольшой паузы он. продолжал:
— Потом я ему протянул книгу и он
надписал ее. Вот, смотри.
Я посмотрел, но не разобрал ничего,
кроме даты.
— А ты знаешь, что он написал? —
спросил я. ;
— Я надеялся, что ты мне
жешь, — разочарованно — заметил
друг.
— Почему же ты не обратилея в ка-
кое-нибудь бюро переводов? Здесь это бу-
дет трудно.
Мы принялись разыскивать веюду линг-
вистов. Раздобыть переводчика с француз-
ского не представляло труда. Мы’ даже
нашли такого, который знал немецкий.
Но русский! Не оставалось другого вы-
хода, как ехать в Турин.
Через два-три дня мой приятель уже
сделался знаменитостью. Даже котла в
окне красовался плакат: «Цены сниже-
ны», лавка фруктовщика не привлекала
столько посетителей. Всем> хотелось видеть
книгу © автографом... которого никто не
понимал. Нашего Горького знали все.
Через некоторое время мне предстояла
поездка в Турин, и я предложил своему
другу дать мне книгу © автографом Горь-
кого, я попрошу одного из’ русских то-
варищей-эмигрантов перевести его. Но он
и слышать не хотел о том, чтобы доверить
-
помо-
мой
в Турин.
Мы ‘тотчас отправились на поиски
русских товарищей, но как на грех He
могли никого найти. У меня был записан
адрес. одного русского, который когда-то
работал на металлургическом заводе. Его
звали Иваном. Не-помню, сколько раз в
этот день мы поднимались под самую
крышу старого дома в старинной части
Турина, на улице Беллециа,— в одном
из самых подозрительных кварталов пье-
монтской столицы. Наконец, в половине
одиннадцатого ночи мы, застали Ивана на
его чердаке. В тесной каморке, слабо oc-
1 Добрый день.
В. ЕРМИЛОВ
вещенной керосиновой лампой, было люд-
но и накурено. Человек десять сидело на
столе, на полу, на завалившейся крова-
ти. Они громко спорили. Нас встретили
не особенно любезно, но когда Иван ска-
зал, что я их товарищ-социалист, они
чуть было не раздавили мне руку, не
знали, куда нас посадить, угостили нас
вином. и папиросами... и опять принялись
кричать.
Само собой разумеется, нам пришлось
сидеть и хлопать ушами: мы не понима-
ли ни звука.
Дискуссия продолжалась до полуночи.
От табачного дыма и копоти керосиновой
ламны было трудно дышать, даже несмо-
TPA на раскрытое окно, выходившее пря-
мо на крыму. Наконец‘ охриишие от
крика участники спора умолкли, и Иван
циальной целью. Я об’яснил ему наше де-
ло. Он взял книгу и перевел:
«Пусть вам всегда улыбается жизнь,
как улыбается прекрасноб небо Италии.
М. Горький».
Мой приитель записал эти слова. По-
том Иван рассказал нам, о чем они спо-
рили. В эти дни в газетах появилось со-
лию палача русских рабочих. Итальян-
ская социалистическая партия обратилась
К рабочим с призывом «Освистать царя».
‚ Многие из гостей Ивана были согласны
с этим лозунгом, но некоторые стояли за
более... энергичные меры. Поэтому и-раз-
горелся этот шумный и ожесточенный
спор. Но лозунг произвел свое действие:
он заставил итальянские власти совер-
шенно изменить” намеченную программу
торжеств. Вместо посещения Рима, Hea-
поля, Флоренции, Венеции, Николай П—
вернее, Николай Последний — ограничил-
ся встречей с итальянским королем в
Раккониджи — маленьком городке, нахо-
дящемся <в? часе езды по железной до-
роге от французской границы и имеющем
две достопримечательности: королевский
замок и дом умалишенных. .
В то время как мы прощались с рус-
скими товарищами, на. лестнице послы-
шался топот, кто-то, не постучавшись, ©
силой распахнул дверь и из темноты вы-
нырнули люди © направленными Ha нас
револьверами. i
«Руки вверх!» — скомандовал один
из них, тот, чей довольно об’емистый жи-
вот был обвязан трехцветным — бело-
красно-зеленым шарфом — комиссара по-
литической полиции.
Мы подняли руки под дулами револь-
веров; громко протестуя, — мы с прия-
телем — на пвемонтеком наречии,
остальные — по-русски.
— Молчать!
Нам связали руки цепями, которые
больно врезывались в тело. Моя левая
рука была прикована к правой’ руке Ива-
на. У моего друга грубо вырвали из рук
книгу Горького и сковали его. Потом сое-
динили нас всех длинной ‘общей цепью и
приступили к обыску помещения. Они пе-
рерыли весь чердак, вытаскивая отовею-
ду книги и газеты’ на всех языках. По-
сле обыска каморка стала похожа на по-
ле сражения. 3
На следующий день газеты сообщи-
ли — мы узнали 0б этом лишь после
освобождения — 0 раскрытии, благодаря
бдительности туринской политической по-
лиции, «опаснейшей — итальяно-русской
шайки нигилистов». Нас продержали трое
суток в тюрьме... вполне достаточно, что-
бы выйти, набравшись вигей... Моему дру-
гу не вернули книгу.
Мы смекнули, что еще хорошо отде-
лались, и отправились во-свояси. Дома мы
еще получили внушение от местной поли-
ции, куда нас сопровождали туринские
полицейские.
Мой друг был в отчаянии. Он уплатил
немало денег адвокату, чтобы^ получить
обратно свою книгу. Мы опубликовали про-
тест против незаконной конфискации в
нашей газете. Но это ни к чему не при-
вело. Нам посоветовали угомониться,
Фруктовщик рассорилея со своими 10-
дителями. Он сделался. сочувствующим на-
шей партии. Подписался` на нашу газету.
В хлни фаптистекого похода на Рим он
был арестован. Его лавку разгромили.:
Недавно я получил о нем известие. Его
приговорили к трем годам тюрьмы. Он был
застигнут на месте преступления: он слу-
шал подпольную радиопередачу итальян-
ской коммунистической партии.
Перевел © итальянского
Я. РЕЦКЕР.
“
СНОР О ЧЕЛОВЕБЕ
я
SM) человек девятнадцатого столетия
“1 к нравственно обязан быть суще-
№ преимуществу бесхарактерным;
`` убеждение герой «Залтисок из
Tha,
‘Чврость;, — писал’ Горькийу — пе-
Е к уродливый результат крайней
MIEHKOCTH «души» бытовыми усло-
„У щанекого общества, непрерывной,
1 борьбой за выгодное и спокой-
‘0 p жизни. Именно «сложностью?
iitied тот факт, что среди сотен
‚ №8 мы видим так мало
\, характеров резко определенных,
>“ Держимых одной страстью, — Be-
: Tet»,
“адубленноств души» является, елед-
„ Лодливых противоречий буржуаз-
, щества. Маркс говорил, Что «в Ha-
„и таждая вещь как бы чревата
„`Птивоположностью. Мы видим, что
‚№ бладающая чудесной силой со-
8 1 делать, плодотворнее человече-
it
, WL upuadtur x ‘толоду и истоще-
„ Позонаобретенные источники богат-
‘даря каким-то роковым чарам,
> ИЯ источником лишений. Победы
куплены, повидимому, ценой
„ \рального качества. В той же с8-
how в какой человечество становится
Ne TOM природы, человек попадает В
‚ ОК другому человеку или становит“
‚ИМ своей собственной подлости».
be? COMMX ранних горьковских про-
iy, ИХ было выражено стремление к
\У и теролческому, ясному и опре-
ey тарахтеру, к человеку, внаю-
tay
u hy
iat
Е
Ё
Чипючительной главы работы «Горь-
’ Достоевский», печатающейся в
«Красной нови».
ему «одну, но пламенную страсть», 0 ко-
peel Serna и Лермонтов, и Пушкин, и
Гоголь, и Белинский, и Чернышевский, и
Щедрин. Достоевский тоже чувствовал
проклятие буржуазной «раздробленности»;
но он не видел возможности ее преодоле-
ния: «странно бы требовать в такое вре-
мя, как наше, от людей ясности», писал
он, характеризуя Алешу Карамазова.
Цельность человека, наличие воли и «ха
рактера», — все это Достоевский связы-
вал во своим представлением о буржуаз-
ных «деятелях», о всякого рода хищни-
ках. Он не мог противопоставить им сво-
бодного выпрямленного, гордого чар
ка, потому 910 не видел, никакой друго
«свободы» и «гордости», кроме карамазов-
ских. ^Обидчикам OH противопоставлял
обиженных, идеализировавших, свою
женность. За Горьким же стояла soe
трудового человечества, которую он se
жал; он опирался на силу рабочего a
са, на цельных героических людей, pele
ставших в процессе борьбы за социал a
Достоевский He знал ничего, что aes
противостоять паучьей и, a та
созданных его воображением А 7
Зосимы, Алеши и других, В чьем ape
нии «сложность» не ОТ :
сущности ханжески запрятывалась внутрь.
Горький изобразил немало раде
ных» людей... «Когда я товорю — sma >
нет... я это говорю He по убежде 6
как-то Tak... я. просто Я =
TO ate seek разве?
ия бед а?» — признается к
на Бессеменова из_ пьесы seats. 917)
ней ив брате ее Петре Горьки о
вал зародыш предательской самг
а, TI ние» и
Софьей из пьесы «Послед i
acaba ad тимназистом Петром, происхо
ЦИТ следующий диалог+
«Петр. Мама, ведь бесполезно
людей, не правда ли?
Софья (быстро). Да! 0, да! (Подумав и
тише). А, может быть» нет...
Петр (мягко). У тебя да и нет живут
удивительно дружно: они всегда вместе!
Это — удобно?
Софья (тихо). Мучительно и страшно,
Петя!
` Петр. Мне тоже кажется, что мучитель-
НО...»
«Вы оторвали человека от жизни и раз-
рушили его; социализм соединяет разру-
шенный вами мир во единое великое це-
лое, и это — будет», — обращаясь к
«хозяевам», товорит рабочий Павел Власов
в речи на суде.
Только у рабочего класса и трудового
человечества, идущего за ним, есть в
Hamme время основа для роста целостных,
крупных характеров, формирующихся в
борьбе за социалистическое ‘общество, в
котором цельный, тероический характер
становится все более преобладающим, все
мучить
более массовым. р
Цельность социалистического человека
является итогом не самоограничения, &
как раз наоборот — колоссального расши-
рения сознания, освоения массами людей
всего ботатства науки, искусства, духовной
и материальной культуры, природы,
всего мира, — не в его уродливой раско-
лотости на противоречивые элементы, 4
во всей его многокрасочной целостности, в
органической связи всех элементов.
«Третья мораль» — «восстающего под-
держи!», которую Горький противопостав-
лял «морали тоспод» и «морали рабов»,
требует сипьного, твердого и цельного че-
ловека, хорошо знающего, чего он хочет.
Это прекрасно понимал такой гениальный
выразитель «третьей морали», каким был
Щедрин, выдвигавший вместо «выношен-
ного» убеждения героя «Записок из под-
спросил, не вызван ли наш приход спе-’
общение о предстоящем прибытии в ИЙта-
‚М. Горький в Сорренто.
ooo
ИСПЫТАНИ
В одном письме Горький заметил:
«Процесс осваивания художником дей-
ствительности—тяжелый процесс. Жизнь,
оплодотворяя его опытом, не церемонит-
ся, не щадит. его души, но ведь только ее
безжалостное своекорыстие и насыщает
художника волей к творчеству». .
В этих немногих словах, в сущно-
сти, — история жизни молодого Горького.
Первый биографический «труд» о Горь-
ком — выпущенную нижегородским из-
дателем Бреевым брошюру «Знаменитый
босяк», очень безграмотную;, ныне расемат-
риваешь с таким чувством, как будто этот
«тр» был напечатан вскоре после Гутен-
берга. f
Охнако и во многих. других работах
Горьком внешняя’ биография молодого
Алексея Пешкова часто заслоняет биотрз-
фию внутреннюю.
Мемуаристы и биографы слишком охот-
но об’ясняли судьбы Алексея Пешковз
одним только «безжалостным своекоры-
стием жизни».
0 воле к творчеству они писали толь-
KO тогда, когда речь шла уже не об
Алексее Пешкове, а`о Максиме Горьком.
Между тем этой волей к творчеству
Алексей Пешков был насыщен задолго до
того, как стал Горьким.
Упрашивая Горького. написать «авто-
историю», Бреев ссылался не только на
«необыкновенную интересность» горьков-.
ской жизни, ‘но также и на ее «новое: на-
чало». Ре
Для российского обывателя Горький,
став писателем, начал новую жизнь.
Но в том-то и. дело, что никакого но-
вого начала не было.
Начинающему писателю Горькому было
под тридцать лет. В двадцать леттон был.
таким же, конечно, не столь ‘уверенным
в своем признании изображать жизнь, но
столь жё твердо ‘уверенным в своем долге .
искать’ жизнь.
Это искание жизни было. одинаково!‘ да-
леко и от пассивного подчинения пре-
вратностям трудной судьбы и от тяги К
«приключениям».
Одному литератору Горький как-то’ за-
метил; что полотер у него описан плохо;
полотера походка должна быть
особенная. :
За годы своей молодости. Горький успел
узнать около тридцати профессий и изу-
чить множество ремесл.
Напрасно было бы мотивировать эт9
все тем же «своекорыстием жизни», бес-
толково бросавшей Горького из стороны в
сторону. :
Да, жизнь бросала’ Горького в разные
стороны, но удавалось это ей в полной
мере только потому, что ведь самого Горь-
кого ‘влекло познать. человеческий труд,
любопытные секреты ремесл, выразитель-
ный ‘язык различных профессий, xapas-
меры людей разного призвания.
Горьковские профессии по своему внут-
реннему смыслу были очень похожи нз
торьковские странствия.
А о своих скитаниях Горький. сказал
очень твердо:
— Я ходил по Руси,
свой народ.
История мировой литературы знает пи-
чтобы узнать
1
полья» о необходимости для человека ХТХ
столетия быть «бесхарактерным», — свое
убеждение:
«Дрянным ‘следует называть такого че-
ловека или такое положение, которого.
свойства ясно представить себе невозмож-
но, на которых нельзя ни в коем случае
рассчитывать». Необходимо требовать, и
особенно в наше время борьбы, ясности
от людей, — это убеждение было одною
из коренных идей всего горьковского твор-
чества. Горький во всем продолжал и раз-
вивал пучшие традиции русской лите-
ратуры.
Человек, твердо знающий свои да и нет,
«духом смелый и прямой», ясный и опре-
деленный, влюбленный в борьбу, в жизнь,
в ее движение, сильный, — знающий од-
ну страсть — любовь к трудящемуся че-
ловечеству, — таков был человек Горь-
кого, ему он слагал песни, его приход в.
жизнь он подготовлял своим творчеством.
В ранних произведениях герой Горького
представал в романтических, легендарных
образах. Вместе с ростом рабочего класса,
с ростом и ‘укреплением большевистской
партии хи, углублением ее влияния на
творчество Горького, горьковский терой
представал во все более углублявшихся
реалистических образах машиниста Нила
из пьесы «Мещане», Синцова из пъесы
«Враги», Павла Власова и других боль-
шевиков из романа «Мать», Кутузова из
«Жизни Клима Самгина», Рябинина’ из
пьесы «Василий `Достигаев» и т. д. Все
эти образы были овеяны романтикой Co-
кола и Буревестника, во всех них жил
романтический Данко, с его прямотой и
бесстрашием, хорошо знающий свои да и
нет. О терое горьковского творчества. мож-
но сказать словами Самого Горького:
«Он человек нового человечества, боль-
шой, дерзкий, сильный, — поэтому он
так яростно ненавистен людям старого
мира».
Этот человек стал хозяином жизни B
большой, дерзкой”и сильной стране — в
стране Чкаловых, Патаниных, Стахановых,
людей ленинско-сталинской породы.
Великий воспитатель этих людей опре-
делил ясными и точными словами качест-
ва чеповека, достойного уважения народа,
ма красиво проповедывал Ницше».
$
А. РОСКИН
2
сателей, чьи жизненные судьбы налюми-
нают биографию Горького. Был Джек
Лондон — продавец газет, мальчик в ке-.
гельбане, рабочий на консервном заводе
И паровой прачечной, матрос на промыс-
`ловой шхуне, золотоискатель,
Был 0. Генри — подручный в апте-
ке, ковбой на ферме, конторщик, актер,
кассир.
В жизни Джека
есть страницы, словно
из Горького.
Лондона и 0. Генря
заимствованные
0 работе на консервном заводе Джек!
Лондон писал: «Я не знаю-ни одной л0-
шади в Окленде, которая работала бы в
день столько часов».
полным правом мог Горький’ напи-
сать эту фразу 0 себе, заменив амери-
канский Окленд российской Казанью: че-
тырнадцатичасовая работа в булочной
Семенова была столь тяжела, что Горь-
кому казалось, будто три этажа заведения
‚построены прямо на его плечах.
А. 0. Генри из тюрьмы писал: «Чахот-
ка и самоубийства здесь так же часты,
как насморк. и пикник у вас на воле».
И эту фразу Горький мог бы поместить
в своей автобиографии, ибо, если даже
отбросить тюрьмы Майкопа, Нижнего,
Тифлиеа и Петербурга, в которых сидел
Горький, многие трущобы, куда загоняла
Горького судьба, были местами, тде или
жизнь быстро приканчивала © людьии,
или же они сами торопились в «ускорен-
ному выходу из жизни».
Й все. же сходство биографии Горького
с биографиями таких’ писателей, как
Лондон или 0. Генри; «более внешнее. - -
Искание. жизни сделало Лондона. и
0. Генри писателями. Что же касается
Горького, то самое искание ‘им жизни бы-.
того, что Горь-
1 ®
ло. уже свидетельством
кий — писатель.
Как-то в беседе с одним литератором
Горький, ‘упомянув Куприна, назвал его
«естествоиспытателем».
‚ Горький имел в виду купринскую‘жаж-
ду жизни, непрестанное стремление «ис-
пытывать» ев: ведь это был писатель,
который надолго отрывался от письменно-
го стола и странствовал вместе с бродя.
чими актерами, уплывал в море на ры-
бацких шаландах, пробирался по болотам
© охотниками, — пронадал за кулисами
цирка. : 4
‘Ho, RoHewHO, B неизмеримо большей
стенени это слово «естествоиспытатель»
было применимо к самому Горькому.
То, что жизнь подвергала Горького мно-
тим испытаниям, — это только одна,
увлекательная и поражающая, но все же
внешняя сторона биографических сообще-
ний 0б Алексее Максимовиче. А вот то,
что сам Горький испытывал жизнь, —
эта сторона биографии молодого Горького
становится нам в полной мере понятной
только теперь, уже после смерти Горького.
Жизнь испытывала Горького жестоко, &
Горький подвергал жизнь ибпытаниям гв-
роически, © тем спокойным самоотвер-
человека, сталинской эпохи нового Возрож-
дения.
Трудовой народ и передовой его’ отряд
-— рабочий класс — был главным и дей-
ствительным героем торьковского ‘творче-.
ства. Горький вспоминал о своих моло-
дых годах: ‹я был человеком «толпы», и
«герои» Лаврова-Михайловского. и Кар-
лейля не увлекали меня, так же как не
увлекала и «мораль господ», которую весь-
«Рабочие и крестьяне, без шума и трес-
ка строящие заводы ‘и фабрики, шахты и
железные дороги, колхозы и совхозы, соз-
дающие все блага жизни, кормящие и
одевающие весь мир, — вот кто настоя-
щие герои и творцы новой жизни»...
«Руководители приходят и уходят, &
народ остается. Только народ бессмертён.
Все остальное — преходяще».
‚ Величественные сталинские формулы
выражают философию и мораль нового че-
ловечества.
Горький был’ в числе лучших людей,
боровшихся за победу этой философии и
морали.
Горьковскому терою чуждо буржуазное
представление о взаимоотношениях лич-
ности. и общества, выраженное в словах
героя одного из рассказов Горького («Ka-
рамора») о том, что «в каждом человеке
живут двое: один хочет знать только се-
бя, а другого тянёт к людям». Именно так
чувствовали себя Карамазовы и’ Раеколь-
никовы, которым Достоевский мог проти-
вопоставить только Алешу, Зосиму, Мыш-
кина, отказывавшихся от своей личности
во имя «сораспятия» с миром в общечело-
веческом страдании. 7
В’ социалистическом обществе счастье
отдельной личности связано со счастьем
всего народа, — народное счастье являет»
ся и личным счастьем. Эта истина опре-
деляет тему лучших произведений совет:
ской литературы. Человек Горького чужд
желанию «знать только себя», чужд пре:
зрительному и высокомерному отношению
к людям, поэтому ему не.приходится «ле-
YHTb> И «карать» себя страданием. как
приходилось героям Достоевского. Извест-
но, какую силу страсти вкладывал Горь-
ИЕ ЖИЗНИ
жением, какое в самом деле напоминают
нам биографии великих .натуралиетов —
людей научного подвига, прививавших се
бе смертельные болезни или умиравших
от жажды в неиселедованной пустыне,
Но о том, как Горький сам подвергал
жизнь испытаниям, 06 этом он рассказал
не все.
Дело не в скромности, хотя в’ расска-
зе 0 своих жизненных судьбах Горький
проявил ее, — не ложную скромность
вполне довольного собой человека, а истин-
ную скромность великого художника.
Дело, мне кажется, в другом: ведь ис-
пытание жизни было для Горького уже
его писательским трудом, его «лаборато-
рией».
И рассказывать об этом — не значи-
ло ли для Горького в известной мере рас-
крывать перед читателем самые — сокро-
венные тайны своего писательского труда?
Он не шел в этом отношении на уступ-
KH даже тогда, когда его недоброжелате-
‚ли или открытые враги об’явили всю
историю горьковской жизни «творимой
легендой», или ‘попросту фальшивкой.
На это Горький ответил только раз
одной краткой и насмешливой фразой:
«Я лицо действительно существовав-
‚шее, ‚а не выдуманное М. Горьким, как
‚утверждает И. А. Бунин».
Встретясь однажды с Горьким, пионеры
попросили его: !
— Расскажите нам что-нибудь о сво-
ей жизни!
Горький ответил:
— Все, что я пережил, написано уже
в моих книгах.
Но автобиографические
Горького, столь заполненные фактами,
наблюдениями, портретами, пейзажами, .
затронули Только часть того материала,
что. хранил в своей. душе Горький. сия?
‚ Новые; отрывки Горького, его забылыз.
рассказы и неопубликованные письма —
все говорит ‘о том, что богатства, накоп-
ленные Горьким в универеитотах россий-
ской жизни, были неисчерпаемы.
‹ Свидетельства 0 писательской работо-
способности Горького поражают.
_ Но могло ли быть иначе? В душе
Горького кипел огромный мир, которым
он овладел дорогой ценой всей своей
ЖИЗНИ:
Когда по просьбе актеров Горький на-
чинал рассказывать о персонажах своих
‚новых. пьес, он рассказывал о них. как
0 людях, про которых он знает многое,
знает все.
Слушая * его, люди театра думали 9’
том, как ограничены рамки драматургии.
и как малы размеры сценической пло-
щадки.
Четырехтомная эпопея Клима Самгина,
в которой поток жизненного знания. елов-
HO затопил мостики в виде разделения
повествования на главы, — книга, охва-
тившая сорок лет, десятки человеческих
судеб и сотни человеческих фигур, в кон-
це концов казалась Горькому тесной.
Очень трудно было бы создать такие
формы, которые вместили бы весь тот
драгоценный груз, что принес в литера-
туру Горький из своих героических
странствий по’ жизни.
произведения
кий в свою постоянную, упорную, непри-
миримую войну с идеализацией долготер-
пения у Толстого, с культом страдания у
Достоевского.
Клима Самгина привлекало к Достоев-
скому то, что Достоевский, как формули-
рует Самгин, «наиболее осведомленно уни-
жает людей». Щедрин в своих «Стрижах»
так определил сущность «убеждений» ге-
роя «Записок из подполья».
«Всякий человек — дрянь, и до тех пор
не сделается хорошим человеком, покуда
не убедится, что он — дрянь».
Щедринская формула относится не
только к герою «Записок из подполья»—
она характеризует буржуазнов” отношение
к человеку, & также отношение к нему
религии. ;
«Человек! Точно солнце ‘рождается в
груди моей... Я вижу его гордое чело и
‘смелые, глубокие глаза, а в них -— лучи
бесстрашной, мощной мысли, что постиг
ла чудесную гармонию вселенной...»
Горький всегда видел перед собою этого
Человека, каждая торьковская строка по-
священа ему. Человек Горького. знал:
«Настанет день — в труди моей
сольются в одно великое и творческое
пламя мир чувства моего с моей бессмерт-
ной Мыслью, и этим пламенем я выжгу
из души все темное, жестокое и злое»...
Наша. эпоха уничтожает раздроблен-
ность человека и выжигает из людей все
темное, жестокое, собственническое,
Достоевский выразил ужас распада че-
ловечности в буржуазном обществе, боль
прощания с гуманизмом, бессилие перед
ненавистными Достоевскому звериными
законами собетвеннического мира. Горький
выразил радость обретения человечности,
веру в её торжество во всем мире, ра-
дость нового, подлинного гуманизма, с03-
нание неисчерпаемой, непобедимой силы
нового человечества,
SESSA TRIS SEES A a ENON NNT EONS ES
Литературная. газета
№ 33 3