т
песамостоятельн
мемь В. Дальнего «Оловянные сол-
‘риш», папечатанная в шестом номере
урмаиаха «Литературный Воронеж», до-
айша разбора, во-первых, потому, что это
изведение лает возможность определить,
m ректавляот 60б0ю несамостоятельное
езмо, и, во-вторых, потому, что на ее
диее видно, к чему приводит лубочное
фисаление о прошлом нашей страты и
ot 0TH.
ствие повести происходит в 1916
1, 3 Юпкерском училище. Автор epasy
имит нас © его обитателями. Он на-
р сабочен тем, чтобы немедленно вру-
п, МЖЮму из персонажей какой-нибудь
понавиельный знак. На двадцати етро-
м 1606д нами проходят пять человек,
кихдом из них мворится что-либо не-
иоиельное, и ни одного из них He
имя Читмиелю разглядеть, как не
имя впоследствии залюмпить вею мас-
пастников, наспех снабженных приме-
вы паспортного, но не литературного
эй. О первом сказано, чт он —
пемлевам-подтянутый брюнет © гладко
зирттым лицом, © втором, что он — в
muactepke, KOTOPAN сидит мешком на
и тщелушном корпусе, © третьем, что
и — широкоплечий, о четвертом, что
\ шленькая голова потонула в огром-
sf урзжке, и, наконец, о пятом, что
и — низонький и у ного бабъе липа,
(логуя песложным приемам механнче-
ВО, ТО-есть несалюстоятельного письма,
ур все время продолжает налелять
млвющих в действие участников y+
MOD, канцелярского характера при-
ухи и сам забывает 9 них. Механизи
mn описаний работает у Б. Дальнего
поль упрощенно, что, представляя
(mimi) ABYX женщин, основных героинь
ати, автор называет одну брюнеткой
нукавым выражением лица, а вторую —
{уинкой с пепельными волосами, при-
з\ 0белх зовут Марусями, одну Марусей
} дуую — Mapycefi 119,
Iw касается внутреннего мира перео-
лей, то тут мы уже имеем лело не
bho © механическим, несамостоятель-
IM ПИСЬМОМ, НО и с вульгарным предета-
щенем 06 изображаемой эпохе.
Фо хочет рассказать В. Дальний? Вы-
онкерское училище, и туда в общество
ототкладочников и буржуазных иолодлых
ей попйл юнкер из белной семьи —
\шрй Меткий, Так как он интеллигент,
\, разумеется, он и жаждал революции
13 JeM-T колебался. Но в училище on
закомился с ‘большевиком Согнибетой,
яние которого оказалось сильным.
}нце повести юнкер Меткий сражаег-
4 а стороне солдат против резкцион-
№ офицерства
№ офиперы в повести — дикари или
цы, вместо социального анализа ав-
) анимаетсея сортировкой анкет. Я бы
зиветовал ему прочитать роман С. Сер-
им-Ценского «Массы. машины. стихи».
} м романе, написанном настоящим
Шижником и широко изображающем офи-
зую среду, мы видим, насколько слож-
Н т драматичней обетояло дело в жизни,
15 это непохоже на те `лубки из воен-
‘in быта, которые взялся приумножать и
1} Ааьний,
р «Оловянных солдатиков» (кота-
1 имо название повести, всячески, ©
зуЙливостью комментируемое ВБ. Даль-
1 говорит 0б ошибочности его предета-
ия о старой армии) спешит зареги-
пуровать не только внепгность. но и по-
иические убеждения персонажей. Меха-
иыкая манера письма и неглубокое мы-
щие видны в каждой строке. Е Анд-
№ полошел студент, настроенный монар-
паки. Он, конечно, картавит. И, ко-
ин. он произносит, впервые встретив-
1 ‹ человеком, речь о Дарданеллах, &
тр Меткий отвечает незнакомому чело-
му привычной пацифистекой речь,
ют обычно сближаются не сразу, это
C. TEXT
интересный и долгий процесс, тем более
если они находятся в грозной военной 0б-
становке, где опасно поведать чужому о
oar убеждениях. У Дальнего же. дело
Tort просто. Еще не присмотревшись
друг к другу, один «заговорил о том, что
ОН -ждет-не дождется революционного пе-
роворота», другой (большевик) тут же
мате i вы представляете себе’ ре-
? . по-ваше
и му, должен взять
В они — и юнке Метки
Согнибеда? Почему ne Tar а,
развивалась их психология? Для того, что-
бы это показать, надо было вникнуть в
жизнь, & не обводить карандашом трафа-
рет. Статичные персонажи повести ни-
как не могут ожить под пером Дальнего,
несмотря на множество паспортных при-
мет, несмотря на их разговоры, взятые
автором напрокат. ’ Вульгарно-биологиче-
ский подход заменяет В. Дальнему изуче-
ие жизни и проникновение в души ге-
рюев. Ему кажется, что достаточно сказать
06 эсере Константинове: у него «оттопы-
ренные розовые уши», чтобы решить,
будто его герой Андрей Меткий начисто
разделалея с враждебной идеологией од-
ного из персонажей.
О событиях, происходящих 3a стенами
юнкерского училища, автор сообщает дву-
мя-тремя газетными строками. А за стена-
ми училища происходят мировые истори-
ческие события — сперва Февральская
революция, & затем и Октябрьская. Для
того, чтобы герои были носителями или
выразителями идей, надо, чтобы они жи-
ли. «Где жизнь, там и поэзия, — гово-
рил Белинский, — но жизнь только там,
где идея, и уловить играние жизни знз-
чит уловить невидимый и благоуханный
эфир идеи...» Невидимый эфир идеи! Мно-
гим надо вдуматься в эти слова. Элемен-
тарно представляя себе сущность художе-
ственного произведения, Б. Дальний совсем
не думает об игрании жизни и озабочен
только тем, чтобы навязать читателю не-
сложные свои идеи. Он забывает, что без
жизни нет идеи. Его идея превращается
в Тезис, в решение задачи. Мыслить об-
разами — это и значит уловить играние
Жизни.
Играние жизни оказалось в этой ‘пове-
сти Б. Дальнему недоступным. Проследим,
например, всю романическую, так сказать,
линию сюжета.
По замыслу в повести есть и любовь,
и сомнения, и ревность, и любовная дра-
ма. Какие же средства нашлись для это-
го у Дальнего? Он сообщает в двух не-
ряшливых и вульгарных строчках, как
произошло знакомство: «Сергей толкнул
друга локтем в бок и увязалея за де-
вушками. Андрей нехотя поднялся и по-
шел следом». Потом сказано. что «Андрей
помогал ей (Марусе — ДЭ) щепать лу-
чину». И залем — «пили чай с печеньем
и болтали всякий вздор». «Как это хоро-
M0...> —= BeIyX подумал Андрей. Автор
полатает, что он преподнес читателю кар-
тину зарождения любви, между тем как он
заполнил страничку незначительными и
ничего не выражающими словами Так же
нелетю описаны кристаллизация чувства
и пролог булущей драмы. Андрей играет
е подругой Маруси ДЭ во «флирт». Он
посылает ей карточку «смарагд», означа-
ющую: «Раша подруга очаровательна»,
«Агат», — получает он в ответ. «Пенки
сняты... — прочитал Андрей». Еще не-
сколько таких же пошлых фраз (стоит
пожалеть, что автор принимает в этой
пошлости активное участие), и закончен
второй этап взаимоотношений. Во следую-
щей спене автор сближает героя с герои-
ней. Их взгляды встретились, она кри-
чит: «Ну...». И дальше; низкий грудной
голос, комната перед ним Dona,
«кнопки ев английской блузки растегну-
‘лись с сухим треском».
ое произведение
С третьим этапом тоже покончено. Мож-
Но приступить к четвертому: Он сделал
предложение, Она сказала: «Мы — myn
и жена». Апофеоз семейного счастья: он
беззаботно смеется, з она произносит:
«Тебе смешинка в рот попала».
Перо механически ползет по бумаге,
автор не задумывается о художественных
мотивировках. Неизвестно, почему он ее
полюбил, почему она его полюбила. Пе-
известно, почему они счастливы. Ничего
не говорится о ‘том, как он переживал
разрыв. Уловить играние жизни значило
в данном случае уловить более характер-
ные для счастья и горя людей моменты.
Теперь мы разберем образ большевика
Согнибеды, оказавшего сильное влияние на
основного героя. Из каких слов, поступков
и мыслей составил его автор? Сотнибеда
появляется в повести девять раз. ca-
MOTO He начала автор всячески стремится
‚подчеркнуть, что его герой мыслит‘ и Jett
‚ствует особенно, по-большевистски. 06
060б0м образе мышления иы узнаем из
первого явления, которое оказалось бы
убедительным, если б в важном по за-
уыслу разговоре прозвучала вила’ слова,
ила убеждения и если б этот разговор
нашел дальнейшее развитие. Во втором
явлении Согнибеда занимается рисованием
ий выясняет (диалог мы приводили выше)
представления Меткого © том, какой дол-
Epa выглядеть будущая революция. 0со-
бое его мышление заключено всего в ои-
ной фразе. Меткий говорит. что он чув-
ствует приход революции, a Согнибела
многозначительно произносит: «Мало ли
что можно чувствовать. Надо знать...»
Й снова автор считает, что в первым
эталюм покончено, то-есть < описанием
работы большевика в подполье. В третьем
явлении Согнибела кричит: «Отворяй кар-
цер!.. Царя, брат, прогнали! Чего смот-
ришь? Не веришь? Небось, дух захвати-
107». Итак. мы перешли к следующему
эталу, к Февральской революции и работе
большевика в воинских частях. Этому по-
священы явления четвертое и пятое. «Пе-
ред сном, в спальной. Согнибеда обратил-
ся к юнкерам: «ШЮнкера, — сказал он.—
Нам надо уточнить свое отпошение в ре-
волюции». Он предлагает выйти с дру-
гими частями на улицу. Как и в других
случаях, автор считает, что двух-трех
бледных общих фраз достаточно, чтобы
всех убедить, — и переходит к явлению
шестому. Юнкера вышли на улицу, на
штыках — красные флажки. Капитан
приказывает их снять, Согнибеда кричит:
«Товарищи! Краеный флаг — знамя ре-
волюционного нарола!». Й наконец, Cor-
нибеда рассказывает Меткому о своем дет-
стве. Он забралея как то в чужой горох,
H em избили. 910, оказывается, помогло
«ТОМУ, ЧТо он «лучше усвоил истину боль-
шевистской постановки вопроса © классах
и собственности». «В сущности говоря.—
заявляет Согнибела (тут, по мнению авто-
ра, его образ раскрыт уже полностью),
большевики борются и за то, чтобы на
земле немыслимым стало такое явление,
котда ребенку проламывают голову желез-
Ной лопатой за стручок зеленого гороха...»
Я ничего не утаил от читателей насто-
ящей статьи. Мы видим с вами, что ав-
тор совершенно не имеет конкретного пред-.
ставления 0 своем герое. Он составил его
Из нескольких общих фраз, и тут нельзя
уловить играния жизни, а потому нельзя
Также уловить невидимый и благоухан-
ный эфир идеи. Автор же прошел мимо
всех событий и отобрал несколько самых
незначительных и COBCEM нехарактерных
фактов. Произвольно склеепные — вместе,
OHH целого не составили и не дали нам
никакого представления © мире и чув-
ствах героев, & только убедили нае в том,
что автор мыслит несамостоятельно и по-
Ка Что мало осведомлен о том, какие же
именно элементы составляют художествен-
ное произведение. :
М. МОЛОВ
Камерная лирика
Первая книга стихов московского. пбэта
(Сергея Смирнова вызывает необходимость
снова поговорить о лирике. ,
Лирика, как общий литературный про-
цесс, всегда несет в себе эпичность своей
цели. Из самых разнородных поэтических
явлений эпохи составляется и вырастает
великолепный эпос внутреннего мира че-
ловека. В создании такого эпоса — выс-
шая цель поэзии. Только те произведения
поэтов, которые глубоко сливаются ¢ Ha-
родным духом, вырастают в крупное ли-
тературное явление. И глубокое проник-
новение поэт» в народную жизнь чаще
всего есть следствие многообразной и шед-
рой общественной жизни, а не професси-
онаяьной литературной учебы. Нарол все-
гда принимал и признавал того поэта, ко-
торый умел правильно обнаружить и вы-
разить самую вечную принадлежность че-
ловека — глубокое и искреннее чувство.
Но всегда в народной дороге поэзии ©
разных сторон ведут тропинки, которые
могут затеряться и исчезнуть вдали от
нее скорее, чем достигнуть цели. Труден
путь к большой поэтической дороге. Через
тысячи коварных и неожиданных преград,
через хитрейшие лабиринты проходят эти
тропинки. Й сколько людей заблудилось
на них, не дойдя до высокой цели, сколь-
ко их застряло на пути. Одним нехвата-
10 таланта, другии — ума, третьим —
волевых качеств.
Как бы ни велико было дарование по-
эта, ему всегда приходится приобретать
Horde a с большими трудами. Поэтому
опасно поспешное продвижение в литега-
туру. Й причина неудачи первого сборни-
ка Смирнова заключается в том, что, кро-
ме способности видеть и слышать, он He
приобрел еще умения своеобразно мыс-
ЛИТЬ,
В его стихах в первую очерель замеча-
ют искренность, мягкость, тихий, несколь-
ко приглушенный голос. Когда читаешь
эти стихи, легко обретаешь спокойствие,
беззаботность.
0 чем бы ни говорил поэт, пусть даже
это будут стихи о самой широкой степи и
© самом бурном море, легкое комнатное
настроение не исчезнет.
‘Ho даже самая беспокойная натура ис-
пытывает порой потребности в так назы-
ваемой идиллии. Есть поэзия, раебчитан-
ная на эту прихоть, такова, например,
поэзия Смирнова: она беззлобная, легкая,
даже немножко милая.
Выходит так:
Приедешь к-другу в гости,
А там всегда его старушка мать
Усалит чай пить.
«Не: стесняйтесь, бросьте...»
И скажет: «Оставайтесь ночевать...»
Ее слова мне золота дороже.
первые строки на первой странице
‘RHETH из стихотворения «Зажигательное
стекло». В них угадывается голос и поэ-
тический характер Смирнова. — Простота,
Сергей Смирнов. «Друзьям». (1-я кни-
га стихов). Москва. «Советский писатель».
«Рассказы о просторе» В. Козина выходят в Гослитиздате, Книга иллюстри
мягкость, беззаботноеть... Но еще нельзя
высказать оценочное суждение.
Затем поэт вспоминает свою мать, и тут
несколько выясняется обидное равнохутие.
Я улыбнусь, и жалко станет ине,
Что мать моя на эту не похожа
И гле-т там живет на стороне.
Она ушла. Куда и с кем — не знаю.
«Малко станет мне» — в этих словах
даже не намечено какое-нибудь опреде-
ленное отношение к матери, оставившей
сына и мужа.
Поэт не добивается точности в изобра-
жении чувств человека. Все то, что легко
и мелко лежит на поверхности жизни,
подбирает он для своих стихотворений;
Отец работал с фотоаппаратом,
А я проснусь
И в морю убету...
И жили мы ни бедно, ни богато
На теплом чбрномореком берегу.
«Ни бедно, ни богато», но — иыиан-
секи-уютные слова, как легко они ДАЮТ
беззаботное комнатное настроение! А сле-
дующие строки своей поэтической вити-
мостью усугубляют его.
А море там:
Оно тебя качает,
Оно любого может укачать...
Его напрасно Черным величают,
Его бы Синим надо величать.
Ведь эти строки только внешне поэтич-
ны. В них нет никакой ясной мысли, ни-
какого определенного чувства. Поэтическая
видимость тут созлается примитивными
рефренами. которые почему-то уже издав-
на считаются барометром лиричности в
поэзии. ;
«Зажигалельное стекло» продолжается
следующими строчками:
Что было после—пюмню еле-еле,
Оно темно. как старый негатив.
Глаза и уши пюэта улавливают воен-
ную суматоху, пьяных людей, полволы 6
домашним скарбом, «каски — что громо-
отводы, на стриженых немецких голо-
вах». Поэт смотрит только глазами, серл-
це и ум не помогают зрению. Поэтому за
всем этим шумом и сумятицей он не улав-
ливает чего-то более важного и значитель-
ного. не схватывает внутреннего смысла
событий.
Ё самому концу стихотворения неожи-
данно появляются строфы об увеличитель-
ном стекле, которым мальчишка зажитал
бойцам папиросы. Если бы удалось нео-
жиланно обнаружить какой-нибудь символ
за этим образом, стихотворение получило
бы совсем иное звучание. Но прямолиней-
ное физическое восприятие иира скрывает
от поэта внутренний смысл вешей и яв-
лений.
Смирнов поэтизирует обычные, буднич-
ные дни. Но, умея различать теплоту и
приязненность человеческих отношений, он
не замечает главного в человеке и его
повседневной жизни. Его герои — неза-
метные, пожилые люди, «без больших 34-
просов и затей», которым только можно
пожелать «жить до смерти на реке». при-
вносят в стихи робость и неуверенность
голоса, превращают их в пасмурные, обы-
денные строки: ‚
Ф, Константинова,
Я, признаться, рос довольно вяле,
Был пуглив и до обиды мал.
Плакал дал задачами, бывало,
Разные лекарства принимал.
Несложные будни Смирнова чрезвычайно
ихилличны, благообразны. Стихотворение
«Бабушка» начинается так:
Бабушка моя живет на свете
Без больших запроеов и затей,
Дорогие: бабушкины дети
Заимели собственных детей,
Раньше бабушка жила ¢ мужем-пьяниз
цей и с курами, хравииииися, «потому что
жили в нищете». Затем она приезжает в
дочери в город и здесь
Моет веевозможную посуду,
Остается в комнате одна,
Обожает радио,
И всюду
С мусором воюет дотемла. } ,
Все стихотворение вылержано в старуз
шечьи-благообразном юморе и заканчивзетя
ся убогой идиллией. Бабушка: булит вну-
ка на работу и предлагает ему закусить:
Й в ответ на это прелложенье
Я умоюсь, галстук повяжу.
Полойду к столу и. в знак почтенья,
«Гутен. морген» — бабушке екажу.
Та же идиллическая тональность харзк-
терна для стихов «Старый знакомый»;
«На старых местах», «Василий Лукич»,
«Письмо», «Новый жилец», «Из нашей
местности лесной».
Опрощение и замазывание одной крас-
кой наших трудовых будней — дело елиш-
ком легкой поэзии. Настоящий поэт, wa-
оборот, всегда украшает булни, ищет и
находит в них новые краски. Весь смысл
ето трула, прекрасно выраженный Мюссе,
состоит в том, чтобы простые слезы пре-
вращать в жемчужины. Вель поэзия сам&
ne себе необыкновенное явление. А всякое
сильное человеческое чувство — разве
это обыкновенно?
Наша лирическая поэзия лучшими CBO~
ими произведениями уже созлает э10
внутренней жизни нового человека. «Сказ-
ка» Светлова, «Твоя поэма» Кирсанова,
многие стихотворения Асеева. Тихонова —
все это явления нашей эпической лирики.
Сила и глубина чувств, своеобразная, но
твердая устремленность, оригинальная, но
жизненная осмысленность кажлого явле-
НИЯ — 0ез этого нельзя творить поэзию.
Й тем обидней наблюдать робость и 60-
зерцательность там, где поэтический смысл
и глубина жизненных явлений сами про-
еятея в стихи,
У Смирнова есть способность глубже
вникать в наиболее прочуветвованные те-
мы. В стихах 06 институте, очевидно, са
мых последних, есть уже серьезные, прав-
дивые строки. Здесь искренняя радость не
подменяется беззаботностью, а подлинная
человечность — благодушием. Они наво-
ANT Ha мысль, что обыленность стихов,
быть может, навеяна и подсказана, 970
самостоятельная жизнь влали от литера-
турных мастерских даст волю непосрел-
ственному голосу. Ведь природа всегда
подсказывает правильно!
рована гравюрами на дереве художника
Мих. ЛЕВИДОВ
СОЛДАТСКАЯ СЛАВА
В} рюмане С. Голубова «Солдатская сла-
№ — историческом романе, как явствует
8 подзаголовка, непосредственно от исто-
Иа не так уж много. Правда, историчен
\Штральный эпизод романа — один из
Кодов кавказских войн: маленькая рус-
я крепостца на черноморском нпобе-
18 была осаждена значительными гор-
Чин силами; в укреплении этом не бы-
1} достаточного количества военных при-
цв, людей, продовольствия; защищаться
310 невозможно; и защитники укрепле-
\\ предпочли почетную смерть бесслав-
М сдаче — укреплевие было взорвано,
№ ащитники его погибли... Осуществил
М мрыв, — а по Голубову был идей-
м вдохновителем героического поступка,
TEEN «солдатской славы», — солдат,
‘пя Юрков, также историческое лицо.
‚Проходят по страницам романа, боль-
‘th Частью быстрой, a иногда и суетли-
к Походкой, то скромно представляясь
тетю, то назойливо и надоедно маяча
en MagaMH, некоторые исторические
‚„Уажи: Лев Сергеич Пушкин, брат
ое тенерал Раевский. командующий
Уочорекой береговой линией, главно-
Заздующий на Кавказе генерал Головин,
Имьник его штаба генерал Коцебу, ми-
р Чернышов, Николай Т и, наконец,
№скольких строчках эпилога — поэт
“]монтов,
ian сказать, чтоб интерес и сила ро-
“4 Голубова, — а этих качеств нельзя
Имане не заметить, — заключались в
„Итеристике или показе именно данных
Ирческих персонажей. Отнюдь нет.
bn Голубов сообщает, что у Николая
bn ‘апряженная походка марширую-
>” солдата» или что Николай «еще в
Чтв мечтал быть или актером или ба-
AUQUROMs, — так это, в сущности го-
`\ прекрасно известно. И точно так же
‚ли можно назвать образцом ярко
‚ ИИдуяльной характеристики такой, к
ру, штрих, что Копебу говорил по-
tl так чисто, как могут говорить толь-
MIE: помнится, это наблюдение
Зиилось уже у Льва Толстого прим-
‚о к Бергу, но затем оно стало
hae разменной монетой...
KO, Ree это не так существенно,
‘Миефера, запах эпохи, неповторимые
‚ бенности, красноречивые историко-
51Ш8 детали, — это гораздо существен-
‚дачи Голубова в этом отношении
tim и значительны. Быт забро-
ми укреплёния;, брожение среди гор-
Г племен, подготовка к восстанию,
М междт горскими князьками ва ру-
180 восстанием, — все эти страни-
мана Голубова интересны, увлека-
той же литературной инерции, чем стиля?
Одна только цитата:
смерть? Не понимаю, почему
тельны, богаты переживанием истории.
Именно переживанием: не в воспроизвод-
стве, & в переживании исторической эпо-
хи значение и роль ‘исторического рома-
на, — поэтому мы забыли Георга Эберса
и до сих пор. читаем Вальтер Скотта,
Но как уже сказано, не это важно в
романе Голубова, не тут нужно искать
доминирующую мелодию романа, не тут
можно найти волнующую автора эмоцию...
%
Власть литературной традиции
чувствуется в этом романе.
метна литературная робость худож-
ника: OH He в состоянии, да. по-
видимому и не хочет освободиться от
властного воздействия классических произ-
ведений русской литературы. Нужно’ ого-
вориться: речь здесь идет не о ‘литера-
турном влиянии Толстого, Лермонтова,
Тургенева, а о литературной традиции, в
плену которой находится Голубов, тради-
ции, превратившейся в творческую инер-
цию. «Рубка леса», «Казаки», «Севасто-
польские рассказы». Голубов не ‘то что
сознательно подражает этим великим об-
разцам — никакого греха ‘тут, кстати ска-
зать, и нет, — но он просто словно под-
хвачен могучим потоком толстовского
творчества и уносится им, даже и не пы-
таясь плыть. Есть в романе образ казач-
ки Васенки, видимо, дорогой автору 06-
раз. Голубов не поскупилея красками в
обрисовке этого образа; Васенка и муже-
ственна, и прямодушна, и умна, и пре-
лестна... Я отнюдь не спорю с автором,
не полемизирую с его образом, я верю в
Васенку, — тем более, а может быть толь-
ко потому, что я слишком хорошо помню
Марьяну из «Казаков» и действительно
вижу, что Васенка — бледное отражение
в голубовском зеркале величавой толстов-
ской фигуры. Немудрено, что этого не ви-
дит Голубов: литературная традиция стала
для него инерцией.
Показателен в этом смысле один из 0с-
новных персонажей «Солдатской славы»,
декабрист Николай Станищев, После Си-
бири Станищев попал рядовым на Кавказ,
где он ведет свой дневник; этот дневник,
занимающий значительное место в романе,
находят на теле погибшего при взрыве
укрепления Станищева, и, сообразно тра-
диционной сюжетной схеме, обличитель-
ный дневник попадает в Петербург, к Ни-
колаю. Нужно ли указываль, что. дневник
паписан особым «стилем», в котором, ко»
нечно, больше стилизаторства, то есть все
очень
Тут за-
«Разве так жестока
ее боятся
люди. Жизнь много страшнее. Что связы-
вает меня с жизнью? Воспоминания... Па-
мять ударяет в сердце и высекает быст-
рый отонь. Вихрь мыслей подхватывает
ето и раздувает. Образы прошлого возвра-
щаются и живут минуту-две. Я вижу се-
бя стройным подростком...» и т. д. Все это
очень точно. Такие люди, как Станищев,
в ту эпоху так и писали. Беда только в
том, что все это слишком хорошо извест-
но. И в том еще беда, что уже с первых
строк станищевского дневника видно: этот
персонаж никак не интересен, ибо он ци-
татный персонаж: раньше, чем мы прочи-
тали о нем у Голубова, Голубов прочитал
о нем в многочисленных и по большей
части отличных произведениях русской
литературы.
Традиционны — вплоть до фамилий —
и некоторые другие персонажи: штабс-ка-
питан Лилиенфельд — «потомок рыцарей»,
истерик и садист; прапорщик Атрыганьев,
алкоголик и фантазер; лекарь Протуберан-
цев — несчастный циник; иеромонах Иов
— трус и стяжатель; Алпатыч — крепо-
стной Станищева, верный его дядька...
Опять-таки: все они не встречают, так
сказать, возражений; но ведь и цитата ни-
когда не встречает возражений, если она
уместна и He переврана.
“Однако все это не в порядке упрека
товорится. Больше того: я готов согла-
CHTbCA с неосознаниым, быть может, авто-
ром романа, но несомненно наличествую:
щим у него творческим убеждением, убеж-
дением в том, что весь этот цитатный
план романа, равно как и исторический
его’план нужны романисту лишь Kak
фон, обстановка, окружение. Это все под-
собные элементы, и не тут нужно искать
центральную идею «Солдатской славы».
* р
А найти ее нетрудно. Это — идёя -на-
родного патриотизма, возникающего вопре-
ки всему, несмотря ни на что, даже в
убогой, несчастной, замордованной нико-
лаевской России — «стране рабов, стране
господ...». Идея народного * патриотизма,
рождающего «солдатскую славу» и под-
линный человеческий героизм.
Несомненно, кавказские войны — знали
«солдатскую славу». Но с одной ли толь*
ко. стороны? Хочет того Голубов или нет,
но роман его — в одной по крайней ме-
ре части — вступает в резкий конфликт
© исторической правдой и, следовательно,
с правдой художественной.
Да, и в кавказских — завоевательных—
войнах русского царизма проявился герои-
ческий, народный патриотизм русского
солдата. Но ведь не следует из этого —
и сам Голубов прекрасно это понимает, —
что царская война против кавказских гор-
цев была справедливой войной?
Да, исторически верен тот факт, воспро-
изводимый в романе, что Англия посы-
лала своих эмиссаров на Кавказ, стремясь
использовать войну горцев с Россией в
своих интересах.
Но ведь не следует из этого — и здесь
Голубов не будет с нами спорить, — что
война с Россией была навязана кавказ-
ским племебам Англией?
Да, черноморское побережье Кавказа
было обречено стать либо турецким, либо
английским, либо русским, и то, что оно
стало русским, это было исторически наи-
более выгодным, — как об этом говорит,
правда, со слишком большой ясностью
исторического предвидения, один 43
персонажей романа.
Но ведь не следует из этого вывод, a
Голубов делает именно этот вывод, что
горские народы отнюдь не были заинтере-
сованы в войне, а являлись будто бы, как
явственно намекает Голубов, пассивным
материалом, лушечным мясом в руках ли.
бо антлийских эмиоссаров, либо местных
феодалов — князей и узденей.
Да, в итоге исторического развития
царский Кавказ стал советским Кавказом
Но ведь этот великий результат не сни-
мает, не уничтожает того факта (Голубов
же тщательно его прячет), что война гоф-
цев против царизма в 40-х, 50-х, 60-х
годах ХПГХ века была народной, справед-
ливой, освободительной, героической вой-
ной.
Голубов тщательно прячет этот факт, о
котором, однако, во весь голос, с полной
силой художественной убедительности го-
ворили и Лермонтов, и Толстой, о кото-
ром недавно напомнила «Правда» в пере-
довой, посвященной лермонтовскому юби-
лею.
Голубов тщательно прячет этот факт.
Больше того, он создает антиисторическую,
лживую концепцию, будто войну с цар-
ской Россией создала горская феодальная
верхушка из-за своих своекорыстных це-
лей, горские же народы никак в этой вой-
не заинтересованы не были.
Для чего же понадобилась романисту
эта странная концепция? Не думал ли он,
что, скидывая со. счета героический пат-
риотизм горских народов, проявленный в
неравной борьбе против двойного — на-
иионального и социального — гнета цар-
ской России, он тем самым выделяет пат-
риотизм русского солдата, характеризует
его героизм, увеличивает его «солдатскую
славу»? Так не думал, однако, Лев Тол-
стой, сумевший в своих кавказских по-
вестях показать и героизм русского солда-
Ta и «солдатскую славу» горских племен.
В этой, условно говоря, «горской» ча-
сти романа Голубова есть выразительные,
сильные страницы, удачные характеристи-
ки некоторых торских персонажей; тем до-
саднее, что, вводя в свое повествование
красочный и мало знакомый нашему чи-
— целиком в области авторского домыс-
ла — смелого
погиб не за свое дело; с увлекательной
тателю материал, автор обесценивает дан-
ную часть романа своей неверной, иска-
жающей историческую правду концепцией,
%
Однако горская тема лишБ эпизод в
романе Голубова. И она служит, наряду
© отмеченным материалом литературной
традиции, только фоном, Основная же идея
произведения, — тут Голубов не погрешил
против исторической’ правды и достиг
большой силы художественной вырази-
тельности, — она в трагичности «солдал-
ской славы», в том, что подвиг солдата
Конона Юркова был подвигом отчаяния,
обреченности. Не потому, конечно, что
крепость, которую он взорвал, должна бы-
ла все равно погибнуть. Это сюжетный
момент, но потому, что Конон Юрков сра-
жался и пал за чужое по существу де-
ло; потому, что «солдатская слава» и его
и тысяч других безвестных Юрковых была
трамплином для карьеры спекулянтов на
солдатской крови и титулованных ничто-
жеств, это прекрасно показано Голубовым
в эпилоге его романа.
Образ Конона Юркова нарисован poma-
нистом энергично и увлекательно. «Несги-
бучий солдат», сильный и яркий человек,
стихийный бунтарь, у которого чувство ор-
танической любви к своей родине драма-
тически сочетается с острой ненавистью к
ее господам, — он нашел в героическом
подвиге своеобразный выход из обступив-
ших его противоречий. Он хочет взорвать
крепость, чтобы хоть как-то свести счет ©
царской и дворянской Россией, чтобы по-
казать — He генералы, не чиновники, a
он, Юрков, служит родине, заботится 0
ее славе.
«—Россию я хочу спасти, сударь,—вот
что... — говорит Юрков Станищеву.
— Как — спасти?
— А просто. Не устоять ведь, сударь,
крепости нашей против черкесских тысяч.
Никак... Стало быть, при штурме боль-
шая неустойка будет. И при неустойке
этой полное право настанет — взорвать
крепость...
— Кто же возьмется совершитв это?..
Юрков ходил, не отвечая. На лице его
явственно проступало выражение упря-
мой гордости. Вдруг он остановился. —
Ведь, вот, сударь,— быстро заговорил он...—
Господа начальники тифлисские бросили
нас судьбе под копыта. Топчет нас судь-
ба, и нечем нам отбиться, кроме как сол-
датским напгим духом, А крепок тот дух,
коли любит солдат свое родное. Да и как
не любить?.. — Коли найдется человек, —
сказал он, — который при неустойке той
Россию-матушку OT срама спасет, -—% на-
век будет память о нем чиста, как отек-
лышШКо...
Конон Юрков — исторический персонаж.
Взрыв крепости был им действительно
осуществлен. Но об’яснение этого поступка
и убедительного. Юрков
ясностью показывает Голубов в эпилоге
романа, как подвиг Конона Юркова и rue
бель безвестных Юрковых помогли карье-
ре ничтожного офицерика Головина, при*
везшего известие об этом в Петербург,
Николаю. Жестокой и грустной иронией
звучит этот эпизод, но не возражает про-
тив него ни историческая, ни художэст»
венная правда.
И все же подвиг Юркова не был напря-
сен. Голубов показывает — и это лучшие
страницы его романа, — как воздействует
на окружающих психология героизма. Не
только солдаты крепости, — все, в кото-
рых сохранилась живая душа, с радост-
ной готовностью пошли за Юрковым; но
он вывел из тупика противоречия, указав
ему единственно возможный в данном по»
ложении путь и бывшего декабриста. Ста-
нищева. И вместе со Станищевым Юрков
оказал могучее воздействие на начальника
крепости — майора Татаурова, образ. ко-
торого — наибольшая удача романа.
Пъяница. Себялюбивый трус. Картежник,
едва ли не шулер. Казнокрад. Равнодуш-я
ный чиновник, почти негодяй. Таков
майор Татауров, мы не сомневаемся, что
он таков, — очень красочно обрисовал. его
автор. 4 ‘ ‘
Но вот странность. С непрестанным вни-
манием, с неустанвым интересом следим
мы за Татауровым. Откуда взялся этот
интерес? От каких-то незаметных
почти штрихов его облика, будто
из подтекста: тут вот и проявляется
сила и талант художника. едим —
и ожидаем чего-то неожиданного, чуда. И
оно приходит — неожиданно, но законо-
мерно. Перед его глазами образ Юркова,
трудный путь Станищева; и в майоре
рождается человек, простой, честный, му-
жественный русский человек, связанный
с родиной, с. народом, обрекающий себя
на смерть во имя родины. Оно радостно
— 9т0 рождение человека, тут есть нечто
горьковское, этим волнуешься, этому ве-
ришь, — такой своей удачей Голубов мо-
жет гордиться! 1
Роман Голубова значителен и интересен,
хотя автор его еще отнюдь не сформиро-
вавпгийся художник. Слишком много ци-
татного материала в романе (помимо ука-
занного также’ образ разжалованного офи-
цера Окологривова, бреттера, отщепенца,
«лишнего человека», передавшегося горцам
й бессмысленно погибшего); и очень до-
садно, что нехватило смелости (или исто-
рического чутья?) у писателя, чтоб по-
казать величие патриотизма горских пле-
мен. Эти недостатки существенны. Но при
всем том заслуга’ С. Голубова—в трудном
деле создания
романа, пафос которого в идее народного
советского исторического
патриотизма, — эта заслуга неоспорима.
Литературная газета
№ 59 3