Проза (и пришел в прозу из поэзии. полной уужества, дерзания, овеянной романтикой ура. Ему мерещилиеь необычайные са- унтверженные поступки и люди герои- чекие, волевые и мечтательные, mol декорацией, Эпоха гражданской войны рождала та- их людей. Героическое и необыкновенное «етанови- 15 тиническим. Можно было быть р0- узнтиком, оставаясь на почве“ реальной уийствительноети, о в романтической литературе еще бы- п реальная, пассивная, живущая вне peed и пространства фантастика. уший из чистых романтиков, тахий и эплочный Грин строил воздушные замки 1 рушечные корабли, плывшие к ни- ума не существовавшим портам, Действительность подменивалась сказоч- Юркй Яновский в первом своем рас- шх-—«Бивни мамонта» выступил е па- рей на романтическую новеллу, cye- mmyld TO раз навсегда найденным pe- Цептах. Повествование о гибели мамонта «Ви- 8» пятьдесят три тысячи лет тому нз- 1 тесно переплетается в нем © расска- ух 06 убийстве селькора. И в той и в Цуюй линии нарочито подчеркивается дикоративность: гибель мамонта — nocTa- зовка плохой оперетты, смерть селькора— ( euka авантюрного фильма, небо — синий (еп, солнце — прожектор... (мешение времен уничтожает понятие ‹ реальном времени, обилие обнаженных змором декораций — реальное ощущение пространства, «Автор прячется за декорациями, а его ри ходят по сцене, когда он дергает ` № 006вочку», — так пишет об этом тельной сложности. И все Яновский .уже‘в «Мастере корабля». «Фивни мамонта» — новелла-пародия, зрущившая романтическую традицию, тубовала чего-то совершенно нового по шыслу и стилю. И все же в «Байгоро- je» Яновский сам возвращается к «веч- ным» образам, как бы желая вдохнуть новый смыел в душу старого романтиче- ого героя. «Рыцарь дал волю своему коню итти, та ему хотелось, надеясь, что приклю- чения сами встречаться будут» (М. .Сер- pantec), 7% эпиграф к одной из глав, а героя вести, чистого, прекраенодушного меч- тателя зовут Кихано. Кихано гибнет, сра- чаясь за революцию, наивная вера, -He- (колько неясное стремление к борьбе за manly находят новое оправдание. Но IerkO очерченный, не до конца оформ- rent образ мечтателя не мог быть пол- нощенным образом героя революции, да и arpa из «Дон-Кихота» звучал несколь- к иронически. Кихано в конце концов— человех вне времени и пространства. Узслить, как мыслит он, можно было в Why эпоху. И вт в «Романе Ма» Яновский уда- ется в другую крайность. Комиссар Py- dw — человек железной воли; не зпаю- wi никаких сомнений, Без колебаний истреливает он недисциплинированного мандира полка, ласковым и философеки цкойным выходит он к бывшему комис- чу Крыге, только что опорожнившему мвольверную обойму, стреляя по его (Рубана) окнам. Так же спокойно (поме- пивая ложечкой чай в стакане) он. рас- ‘казывает о гибели ставшего его другом №ыти. В поведении Рубана чувствуется Некоторая нарочитость, особенно ° резко проявляется она в любовной истории с трасавипей Ма. Едва увидев Ma, Рубан уже влюбляется в нее, тут же узнает, 9% она — убийца Крыги, как будто вам помогает ee бегству, а через недолгое BCMA «MAIKO «пронзает ее до земли», зачем-то стреляя при этом в белую кору ближайшей березы, Ha протяжении всей повести автор почти ничего не говорит 0 внутренних не «Четыре сабли». Главы романа Янов- ский справедливо называет песнями, полеона, Г. СКУЛЬСКИЙ переживаниях своих героев, как бы ин- тригуя ‘читателя эффектной неожидан- ностью их поступков. Этот прием, конеч- но, увеличивает сюжетную напряженность повести, но зато делает героев слишком странными, а их действия во многом не- оправданными. В «Романе Ма» есть изумительные кра- сочные пейзажи, блестяще нарисованные ‚батальные сцены, но, конечно, ни демо- и красавица Ма, ни железный ольшевик Рубан — образы далеко не типические: «Ма была уникум, з Рубан был трижды уникум в своей ненормаль- ре — так говорит сам Юрий Янов- \ Герой гражданской войны еще не был найден писателем, но Яновский на время отошел от своей кардинальной темы. Роман «Мастер корабля» — роман 0 творчестве. Деревянная фигура мастера корабля на носу строящегося для с’емки фильма парусника — это не только про- изведение искусства, но символ творче- ства, ведущий по жизни мужественных, умных, мечтательных и смелых людей. Каждая страница, каждый абзац, каждая строчка песен, приведенных в романе, посвящена утверждению ‘главного героя книги — мастера-созидателя,, человека- творца. С искусством, в той или иной степени, связаны все-тгерои романа. Томаки (Това- рию Мастер Кино), кинорежиссер Сев, знз- менитая балерина Тайах, моряк Богдан, доставляющий своей полной необычайных приключений жизнью материал для сце- нария фильма, посвященного чувству ро- лины, наконец, сыновья Томаки летчик Майк и пиеатель Генри. Яновский развивает в романе ряд чрез- вычайно интересных мыслей о будущно- сти искусства, иногда, правда, просто не- верных (как натуралистическая мысль ® том, что в центре произведений будет стоять лишь биологическая природа че- ловека), иногда спорных, как утвержде- ние, что искусство будет бессюжетным, но всегда полных неиссякаемой силы оп- тимистического жизнеутверждения. Роман «Мастер корабля» — исключи- тельно своеобразное явление и © точки зрения композиции. Фабулы, в строгом смысле этого слова, здесь нет. Повество- вание о настоящем (1925—1927 гг.) ве- дется из коммунистического будущего, от лица старого режиссера Томаки. 0 самом будущем говорится чрезвычайно мало, оно дано лишь в самых общих чертах, светлое. здоровое, радостное, творческое. «Мастер корабля» ни в какой мере утопический роман, И трядущее присут- ствует в нем лишь как цель движения настоящего. Цель, вдохновляющая; Ha- полняющая глубоким смыслом все поступ- ки и мысли героев. Только эпическое спокойствие рассказа заставляет верить автору, что книга эта — мемуары, на- писанные через полвека после нас. Снова возвращается. Яновский в теме гражданской войны в 1929 году в рома- прозе «Четырех сабель» чрезвычайно много от поэзии: пафос и ‘ритмика фраз, зачастую напоминающие гоголевские «Ве-: чера на хуторе близ Диканьки», поэтиче- ские инверсии, колоссальная образная на- грузка — все это приближает звучание романа (как, собственно, и всей почти прозы Яновекого) к звучанию белых сти- хов. Четыре героя повести, отчаянные храб- рецы, романтизируются всеми доступными автору средствами. Здесь и воспоминания о славных днях Запорожекой Сечи, и сравнение с легендарными маршалами На- H напрашивающаяея параллель е четырьмя мушкетерами Дюма, — при- чем все это ни в какой мере не уничто- жает HX HOBO качественной специфики. Все образы замечательно удались авто- ру: анархистствующий Марченко, пБянею- не, рия Яновского_ щий от любви и партизанской красавец Галат, 06а, несмотря на все свой ошибки, до конца преданные революции, Остюк, стройный кавалерист и умный ко- миссар, и, наконец, Шахай — настоящий человек, талантливый военачальник, су- ровый и героический командир революции, Вся книга посвящена партизанской борьбе, автор сам несколько любуется ве- селой и вольной партизанской стихией, но центральный положительный образ ро- мана, Шахай — образ организатора дис- циплинированной армии революции — все-таки противостоит партизанщине, a Ha стороне Шахая все симпатии автора. Образ Шахая в «Четырех саблях», убе- дительный и простой, раскрытый с боль- шой жизненной правдой, был для Янов- ского возвращением, на совершенно новой ступени, к `Рубану, «Каменному герою» из «Романа Ма». В Шахае сохранены бы- ли основные черты Рубана, но Bee по- ступки получили глубокое пеихологиче- ское оправдание. Образ героя гражданской войны был, наконец, найден; свое разви- тив и завершение он нашел во «Всадни- ках». 06 отдельных новеллах «Всадников» писали довольно много, рамки газетной статьи не позволяют вернуться к подроб- ному их разбору. Хочется поэтому ска- зать только несколько слов по поводу спора о том, можно ли называть «Веадни- ки» романом. Действительно, новеллы «Всадников» композиционно закончены и могут. каждая существовать вполне само- етоятельно. Действительно, мало 0б’еди- няющей общей темы ‘для того, чтобы ечи- тать эти, новеллы романом. Этого было бы вполне достаточно только в том елу- чае, если бы удалось доказать, что через mt новеллы проходит один и тот же ге- рой. По крайней мере, этого было достаточ- HO Лермонтову, чтобы назвать романом пять новелл «Героя нашего времени». Через все почти новеллы «Веадников» проходят образы Чубенка и Ивана Полов- ца, — итак формальное доказательство легко найдено. Но мысль, заставлявшзя Яновского назвать «Всадники» романом, лежит гораздо глубже. Не во всех новел- лах Чубенко и Половец являются глав- ными героями, не все новеллы нужны для раскрытия их внутренних качеств, в этом смысле’ они не выдерживают, конеч- но, никакого, даже композиционного о- поставления с лермонтовскими, но дело в том, что один образ здесь Только допол- няет другой, И Половцы Иван и Мусий, и Швед и Адаменко, и кузнец Максим, кующий железную розу (тончайшая и труднейшая работа), ставшую для него символом революции, и Чубенко, сравни- вающий революцию © варкой стали, — все они сливаются в единый, цельный об- раз «Героя нашего времени». Основные линии замысла, идеи и сим- вол книги раскрыты в блестящей, не- сколько импрессионистической концовке новеллы «Путь армии». «...Картина: солнце, осень, запах смер- в [ти, лошадиный пот, бесконечная даль, ра- дость победы, сталевар Чубенко е розой в руке в преддверии Крыма». Все творчество Яновского совершенно своеобразно. И в то же время в нем чув- ствуетея влияние и раннего Гоголя, первых рассказов Горького, и языка ук- раиноких народных песен, и, наконец, ро- мантической иронии новелл Просцера Ме- риме. Начавиший, как и автор «Театра Клары Газуль», пародированием романтики, ©9- хранивший, как и тот, романтизм B OCHO- ве своего творчества, Яновский близок ему и несколько необычными сильными пероями, ий колоритностью языка, и яр- костью красок в пейзажах, и манерой использования фольклорных мотивов, да- же тем, что он занимает своеобразное, с0- вершенно 060бое место в современной ли- тературе. Обсуждаем: план «Молодой гвардии» ПЕПРОДУГЛАНИЫЙ ПЛАН По-моему, план составлен наспех, непро- думанно, и поэтому в него случайно включены некоторые книги и так же слу- чайно отсутствуют многие нужные произ- ведения. Первое, что уливляет: в плане не преду- смотрена книга, посвященная 60-летнему юбилею великого Сталина «Молодая твардия» намерена выпустить в 1940 году фантастический роман Леноб- ля «Год 141-й от Октябрьской револю- ции». Издание новых фантастических романов надо горячо приветствовать. Но советская фантастика должна иметь ‘реальные обоено- вания. По-моему. нашей молодежи полез- нее было бы прочесть книги © более близ- ком будущем, конкретные контуры ROTO- рого уже четко обрисовываются. Есть так много интерееных тем /— 0 реконструкции Москвы, о строительстве новых социалистических тородов, © чуде- сах нашей техники! Необходимо в будущем году издать кни+ гу. построенную на дневниках героической четверки папанинцев. Эту увлекательную книгу для молодежи должна издать, ко- нечно, «Молодая гвардия». Валь, что в плане нет художественных произведений © работе полярных станций, о великих перелетах. \ Я не нашел ни одной книги о прошлом и настоящем молодежи Западной Украи- ны и Заладной Белоруссии. Давно следует обратить внимание на лучшие книги молодых авторов, печатаю- щихся в областных издательствах. Мо- сковским издательствам следует начать издавать лучшие произведения иногород- ных писателей, и «Молодая гвардия» по праву должна была положить начало этой славной традиции. Ничего нет в плане о советском флоте. Стоило бы издать книгу живых очер- ков о достижениях советской науки за последние годы, о работах молодых уче- ных. Чрезвычайно жаль. что издательство не сочло нужным включить в план хотя бы одно историческое художественное произ- ведение, Библиотечку лирической поэзии, по-мое- му. нужно было бы строить на произведе- ниях молодых современных поэтов. Тютчева, Фета, Блока, Есенина прекрас- но мог бы издать и Гослитиздат. А дело «Молодой гвардии» — позабо- таться 06 издании стихотворений В. Си- монова, Е. Долматовского. М. Матусовско- г, Я. Смелякова, М. Алигер. А. Ковален- кова и друтих талантливых представите- лей молодой советской поэзии. Два слова о книжке Минова «33 но- веллы» (о летчиках и парашютистах), ко- торая также значится в плане: читателю обещаны 33 новеллы, умещающиеся wa пяти авторских листах. Итого — на од- ну новеллу приходится одна шестая ли- ста. , Я всей душой за новеллы! Ho боюсь, что такая окрошка произведет странное, неубедительное впечатление. Критика еще в прошлом году единодуш- но высказала свое мнение о слабом рома- не Лосев» «Молодой человек». Непонятно, почему «Молодая тварлия» репгила вклю- чить именно эту вещь в свой крохотный план художественной литературы. А поче- му бы не издать вместо этого хотя бы «Первую любовь» Фрайермана? В заключение высказываю горячее по- желание. чтобы план художественной ли- тературы, который издательство «Молодая твардия» составила неудачно, был пере- емотрен‘ и дополнен теми произведениями, которых давно с нетерпением ждет со- ветская молодежь. : : Г. ШТОРМ Вл. КОЗИН ЕДИНСТВО СЛОВА И ЧУВСТВА В №7 журнала «Красная новь» Сер- гей Марков напечатал два стихотворения: «Рябинин-—город» и «Письмо в Джаркент — псу, по кличке «Чирик». Прочитав их, я порадовалея тому, что поэт, так долго молчавший, сумел сохра- нить и усилить себя и вновь вышел к жизни © произведениями чистыми и’про- стосердечными, — как поэт, для которого поэзия — величайшая необходимость, его хлеб и любовь, его острая нужда, и пер- вая радость, и боль, И общение с миром, и прекрасная возможность быть полезным. людям. Поэт может сказать людям только свое, он — человек великой искренности, у не- то своя любовь, свои воспоминания, беды и мечты, своя песнь. Зачем поэту чужие мечты, если они не стали его чувством, и песни, уже однажды пропетые? Поэт Сергей Марков чист и мужестве- нен в каждом своем чувстве, — его ело- во и чувство представляют собою то един- ство, на ‘какое способен человек — толь- ко, когда он становится поэтом. Поэт не обманывает, он пишет потому, что не мо- жет не писать, это. его особая манера жить. Мужественность С. Маркова kak поэта неизменна, его поэзия — не в го- лубых спасительных туманах, закуты- вающих резлистичесвое сознание некото- рых наших поэтов и запоэтизировавших- ся прозаиков, — поэзия его — в муже- ственности его чувств. Он He старается писать поэтично — во что бы то ни ста- ло, ему не нужно покойных традиций, 29 достаточно силен, a потому строг к себв,. чтобы не звать на помощь ни вечно ту- манный лес, ни юных диких обаятельных дев, давно примелькавшихся в произведе- ниях поэтов других, более скудных и скучных времен. Для Сергея Маркова — поэта-реалиста, который может подолгу молчать, но не врать самому себе, поэзия кончается там, Tle начинается «иоэтизация» действи- тельности; в его поэзии — своя действи- тельность — яркая и суровая, — жизнь, в которой строго и чувственно каждое дви- жение, видимая вся, как на приподнятой ладони. Поэт не унижает себя, скрываясь за беллетристическими туманами и укра- шая противоречивую жизнь поэтическим старьем, — он вновь создает, лля себя и других, жизнь, города и чуветва. У поэта — сильное сердце, у него нет предрасположения к чувствительным сло- вам, строкам и поэмам, он не пишет для тех, кому нужно нечто очень поэтическое; облегчающее, — то, что давно названо «возвышающим обманом». Он хорошо пом- BUT точную мысль Андерсена, — точную потому, что она — результат наблюдений над веками: «Что позолочено — сотрется, свиная кожа остается». Я не собираюсь передавать содержание двух стихотворений Сергея Маркова: рас- сказать поэтическое произведение — зна- чит убить его, Я не собираюсь и `0б’- яснять, в чем познавательное значение этих стихотворений: повидимому, в том, что никакого «познавательного значения» они не имеют: созданы чувством необхо- димоети одного человека и будут жить хо тех пор, пока будут нужны хотя бы O1- ному человеку. Разве людям наших BO03- можностей не нужна поэзия, более откро- венная и обширная, чем то, что человек может узнать, минуя поэтические произ- ведения? Не всякий поэт может писать для всех. Редко поэта навещает удивительное счастье быть всеобщим, обычно каждый ищущий находит своего поэта, свою He- спокойную родину. Я не знаю, «хороший» или «плохой» поэт Сергей Марков, но он нужен тому, кто его искал: может быть, есть поэты «лучше», но они говорят на языке, не для всех родном, — их поэзия беспокойт од- них, но не является прекрасной необхо- димостью для других. У каждого человека, как и у каждого поэта, есть евоя избирательная с10с0б- ность: «сплошных людей» нет, — «сплошной человек» страшен, это— идеал казармы, бескровная мечта Беликова — человека в футляре. Может быть, Сергей Марков — неболь- шой поэт, но его никто не может заме- нить в его «районе» — от города Ряби- нина. не. указанного ни на одной карте, до Поморья и Джаркента. «...Рябинин-—город! Явь иль con? И смех, и волосы, что лен, ^ И рассудительные речи, В светлице — шитые холсты, И вздохи теплой темноты, Й в полотне прохладном плечи! Не зря в Рябинине подряд Семь дней сверкает листопад, Не быть ли заморозку ныне? И не сочтешь ли ясным сеном Ты утром иней за окном И снег туманный на рябине?..» П. РУСИН ГЛАЗАМИ _ Открывая книгу повестей и рассказов Зырянова, читатель заранее должен быть готовым к тому, что он не встретит в ней ни сюжетных эффектов, ни стилистических безделущек. Ко всем этим дешевым лите- ратурным укрелпениям автор проявляет полное равнодушие. Особенно это заметно в повести «Освобождение», где автор 03a- бочен единственно тем, чтобы успеть parc- сказать самое главное © быте и боевой ле- ятельности алтайских партизан. С мно- жеством героев и богалотвом событий, по- казанных в повести, автор улачно справ- ляется при помощи коротких, подвижных глав. Но вместе с тем повествование остается плавным, эпическим. Автор оди- наково скуп и в описании пейзажа ив описании драматической сцены расстрела партизаном своей сестры 3a то, что она стала любовницей казачьего офицера. При всей своей сжатости в повествова- нии и экономности в выражениях Зыря- нов все же проявляет несколько неумерен- ную склонность к областным словам в ав- торском тексте. При удалении областных слов из авторского текста лиалоги героев приобрели бы более решительную этно- Вен. Зырянов. «Освобождение». Повести и рассказы. «Советский писатель». Москва, 1939, ОЧЕВИДЦА графическую самостоятельность и выпук- лость. Внига Зырянова привлекает к себе внимание правдивостью и простотой. Это ее главные достоинства. На каждой стра- нице чурствуется присутствие очевидца и активного участника описываемых ©обы- тий. Революция в Сибири и начало пал- тизанского движения показаны как борьба с сибирским казачеством — привилегитро- ванными колонизаторами края и оплотом контрреволюции. Репгительные победы пар- тизан откололи трудоРое казачество от их командиров и приблизили окончательное торжество революции. Повесть Зырянов» еще интересна тем, что опрокидывает точку зрения тех авту- ров. которые трактуют партизанское дви- жение как проявление крестьянской сти- хийности. У Зырянова с живой убедитель- ностью показано, каж жгучее самосозна- ние личности обуздывается долгом перед революцией, как крестьянские партизан- ские отряды еоединялись в полки и диви- зии < твердой военной лисциплиной. Правдивость, с какой автор описывает партизанское дрРижение, вселяет отрадную уверенность, что революционную волю Ta- кого народа-богатыря He могут согнуть никакие случайности. ——о—_———о———ЫМЫМЫ——— нием, тлядел в будущее оптимистически и ми, то было бы правильнее назвать его Е. КНИПОВИЧ ‚ Книга © Книга Г. Лукача «К истории реализма» ECCOMHCHHO относится к значительным AB- 1рниям в советском литературоведении. (татьи, вошедшие в нее, публикуются 1 впервые, Но работы крупного литера- ‘Уроведа, собранные вместе, всегда при- Фретают более острое звучание. Отдель“ ные статьи дополняют одна другую, 06- Щая идея, общее направление работы aB- 10ра становятся особенно отчетливы. Книга т. Лукача, в сущности, распа: мемя на две части, В первую (большую) водят работы, связанные с проблемами ладноевропейского ‘реализма ХУШЬ— Х вв, (статьы о Tere, Гельдерлине, Кейсте, Вюхнере, Гейне, Бальзаке, Стен- Jule), во вторую — статьи © великих русских писателях-реалистах (Толетой, Торьвий). Творчество великих западноевропейских Узлистов ХУШ--ХХ вв. предстает в ние Г Лукача во всей своей действи- борющиеся В связаны © эм творчестве тенденции Мавным событием новой истории — если иметь в виду период до ор со- Циалистической революции в Р0ббии ~~ ‹ французской буржуазной революцией 1189 г. Исходя из такото понимания ве> Ще, — а оно вполне соответствует 0б- итАвНОй истине, — Г. Лукач намечает в в06й кните две возможные ‘формы связи тдожника с буржуазной революцией и, чответетвенно, две формы художественно- № реализма. К первому типу художнико ю т. Лукача, принадлежат (Иендаль и отчасти юный Гете — созда- ль «Вертера». Художники ЭТОТО, ТИПА «е приемлют» действительности народив- Шется буржуазного общества, творчество 1 питается героическими иллюзиями буржуазной революционности. оно OKpa пшено элегической или — В широком. ©мы- № — романтической печалью. Ко второму типу художников принадле- ил врелый Гете, Бальзак, к нему неко” юрыми отдельными чертами своего твор“ тва приближаются Бюхнер и Гейне. Для этих художников, позицию которых автор нередко сближает C №еля и Фурье, характерно прежде cs «гордое приятие» исторической, действ Тельности, то-есть стремление любой це- ой изжить все иллюзии героического ae риода’ французоко революции и точно, Влаосически, научно познать в, ПО мне- Гельдерлин, реальную. реализме данность щества. Но, вместе с тем, действительность дает этим художникам возможность преодолеть героические иИл- люзии лишь в буржуазной форме. Г. Лу- кач, к сожалению, даже иногда товорит = в «термидорианской». И с этим определе- нием, на нали взгляд очень странным, мы никак не можем согласиться. Определе- ние это может привести к смешению по- нятий и самым тяжким недоразумениям. Если, «примирение с действительностью» Fere un Гегеля спасло от’ гибели лучшее ‘из революционного наследия буржуазной мысли хотя бы и «во многих отноше- ниях в приниженной и измельченной форме», то‘ это примирение никак, даже в кавычках, нельзя называть «термидориан- ским поворотом». Мы можем товоритБ о консервативных или даже реакционных элементах в MH- ровоззрении великих немецких поэтов И мислителей. Но’ реакция и контрреволю- ция не тождественны. На недопустимость смешения этих двух понятий указывали тт. Оталин, Киров и Жданов в своих ва- мечаниях 06 учебниках истории, Не менее опасно хотя бы отчасти свя- зывать с «термидорианством» и антиаске- тические, материалистически-чувственные. тенденций в творчестве Гейне. Г. Лукач сам товорит, ссылаясь Ha Ленина, что полноценный, всесторонне развитый, «He кастрированный», He ли- шенный телесности человек был идеалом «передовой буржуазной демократии или революционной буржуазной демократии». Это бесспорное и жение показывает, последствия мотут о «термидорианстве». тателю может показаться, историческая насколько неприятные иметь слова т. Лукача В связи с ними чи- что термидор стическому вернул законные праза гумани идеалу революционной демократии, hess новую = возможность развитию риально-чувственных стремлений челове- ческой личности, подавленных героиче- ским аскетизмом якобинцев, Идеалы революционной демократии на человеческой истории порождались интересами и стремлениями широких ‘народных ма0с. Но какой бы от- носительной ни была защита народных интересов в период якобинской диктату- ры, это не меняет того, что термидориан- ская контрреволюция была совершенно азвивающегося буржуазното. об- общеизвестное поло- ‘безотносительно направлена против Ha- родных интересов. Ведь термидор, пода- вивший широкое движение народных масс, поднятое революцией 1789—1794 гг., утвердил «свободу личности» Баррасов и Тальенов Конечно, личности эти отнюдь не были лишены «телесности». Но о ха- рактере их материально-чувственных HH тересов довольно точно говорит бюхнеров- ский Робеспьер, подводя итог’ своего спо- ра с Дантоном. «Он хотел бы заставить коней революции останавливаться перед ‘каждым бардаком, как извозчик своих дрессированных KAY. «Материально-чувственные интересы» ка- бака ‘и публичного дома остаются мало- привлекательными и не слишком «народ- ными» даже в том случае, если они оку- таны высокими словами. Вот почему тлубоко, принципиально неправильным является утверждение т. Лукача о том, что «жажда жизни и радость жизни тор- жествующей буржуазии часто смепгивают- ся зв этот период со страстным стремле- нием создать новый. лучший мир, в кото- ром человеческая добродетель не будет знать ‘никаких аокетических претрад». Эти слова т МЛукача, вполне уместные, если бы речь шла 06 эпохе ренессанса становятся совершенно невозможными В применении в ‘идеологии первой полови- wet XIX Bera, ‚ Г. Лукач сам товорит о бвоей книге, что схожие или даже тождественные ©ло- ва, сказанные разными людьми, нередко имеют совершенно противоположный смысл. Вот почему «чувственность» тер- мидора похожа на «чувственность» рево- люционной демократии He больше, чем мадам Тереза Кабарюс на беранжеровскую Лизетту, не больше, чем проституция — на человеческую страсть. И, несмотря на ту «нопорченность» Генриха Гейне, о ко- торой говорит Энгельс, в гейневском в06- хищении Венерой Тициана заключено не больше «термидорианства», чем в песнях Беранже, в «Рыцаре Шнаиханском» Геор- та Веерта ® «Прологе» Чернышевского. Но Г. Гейне, так же, как и Бюхнер, не играет решающей роли в общей схеме т, Лукача. Проблема «приятия действи- тельности» решается им прежде всего на примере Гете и Бальзака. Однако ^ нам кажется, что двух этих великих худож“ ников Можно скорее противопоставить друг другу, чем взять з& общую окобку. Как и Бальзак, Гете не исходил романти- ческими слезами над тратедией Филемона, и Бавкиды (П часть «Фауста») — милого косного прошлого, разрушаемото неумоли- мым движением истории. Как и Бальзак, Гете видел, что новый переворот осуще- ствляется при посредстве черной, неумо- лимой, злой силы. Но все итоговые рома- ны Бальзажа говорят 06 исторической бесперспективности, о чистом самоистреб- лении «мефистофельской» работы капита- лизма, о грядущей гибели культуры. А Гете, ни в малой мере не будуче «ПЛОСКИМ ОПТИМИСТОмМ», «апологетом капи- тализма» и т. д. всегда видел за всеми мучительными и противоречивыми форма- ми прогресса накопление «планетарного ‘спыта ‘человечества» (М. Горький), видел то великое поступательное движение ис- тории, о котором он в предемертном мо- нологе Фауста сказал самые тениальные в мировой литературе’ слова. Алексей Максимович Горький говорил, что каждого великого художника прошлого надо оценивать в двух планах: как сына своего времени и как участника всемир- но-исторической борьбы за освобождение человечества. Вот этот-то второй план на- мечен в книге т. Лукача крайне неотчет- ливо. И это обеднило образы художников, не принимающих буржуазную действи- тельность, данные в его книге. Говоря о художниках этого типа, Г. Лу- кач берет за одну скобку и Вертера, и Гипериона, и тероев Стендаля. Прототи- пом всех этих героев, способных перед лицом буржуазной действительности лишь на самоубийство, для т. Лукача являются якобинцы. «Подобно тому, — говорит ав- тор, — как деятели французской револю- ции шли на смерть, исполненные герои- ческих иллюзий своего времени, так юный Вертер расетается с жизнью, не желая расстаться с героическими иллюзиями бур. жуазного гуманизма». Несомненно, что та- кая трактовка истории и литературы мо- жет возникнуть только, если рассматри- вать все явления ХУШ и первой полови- ‘apr XIX века исключительно в плане эво- люционной практики буржуазного обще- ства. Тут, действительно, все кошки ста- нут серыми. И между тильотиной, в03- двитнутой на революционной площади, и вертеровским пистолетом ‘никакой прин- ципиальной разницы не будет. В связи с этим становится понятной и та характеристика Стендаля, которую дает в своей книге Г. Лукач. — - Стендаль в статье «Бальзак — критик Стендаля» предстает перед нами как не- кий ‹«недопеченный Бальзак», как худож- ник, чья картина буржуазного общества не может быть достаточно типичной, по- тому что в центре внимания его стоят не типичные для этото общества явления. Эти недочеты стендалевского реализма Г. Лукач связывает с мировоззрением художника. Но именно здесь автор нази- нает выдвитать положения, на нал взгляд, совершенно необоснованные. «Отендаль же, товорит Г. Лукач, — чрезвычайно. песси- мистически воспринимавший свое время и критиковавший его с глубоким презре- возлатал большие надежды на развитие буржуазного общества, приурочивая же- ланный для него общественный сдвиг к восьмидесятым годам ХГХ века». Нам ка- жется, что это зачисление Стендаля В буржуазные оптимисты целиком остается на совести автора книги, так Kak HH B произведениях Стендаля, ни в его пись- мах, ни в его дневниках нет никаких дан- ных, подтверждающих это положение. Действительно, Стендаль неоднократно возвращался к сакраментальной цифре 1880. Он говорил о том, что в 1880 году люди. может быть, поумнеют, и Тогда «Пармсекий монастырь» найдет себе чита- телей. Выводить из всего этого заключения, что Стендаль приурочивал к 1880 году’ расцвет буржуазного общества, буржуаз- ной культуры есть рискованное дело. Г. Лукач считает, что более «яо- ное, прозрачное, прогрессивное», чем у Бальзака, мировоззрение помешало Стен- далю стать подлинным реалистом, то мы считаем, что это самое мировоззрение по- могло ему стать великим реалистом, хотя и другого типа, чем Бальзак. Г. Лукач утверждает, что Стендаль co- здавал преимущественно «допотонных ги- ‚тантов», перенесенных в ту обстановку, в которой они возникнуть не могли. Но, во- первых, для того, чтобы назвать «допотоп- ным гигантом» хотя бы прекрасную Сансеверину, надо обладать поистине ка- менным сердцем! А, во-вторых, нам кажется, что Фабриций и Жюльен Сорель, Сансеверина и Ферранте Палла не более «допотопные гиганты», чем деятели на- ционально-освободительного движения В Италии, с которыми был тесно связан Стендаль. Нам мотут сказать, что все ге- рои Стендаля, кроме Ферранте Палла, да- же не революционеры. Да, но они тот че- ловеческий материал, существование кото- рого предопределяло возникновение рево- люционеров. При всем своем «эготизме» они связаны с той второй стороной дей- ствительности, которую Бальзак не мог воссоздать в своих произведениях, не- смотря на все свое величие, несмотря на то суб’ективное восхищение, которое °в нем вызывали герои Сан Мерри. И nena- ром горячая любовь Горького к Стендалю была столь же неизменна на протяжении всей его жизни, как и любовь его к Баль- заку. «Истинной и единственной героиней книг Стендаля, — писал Горький в 1928 г. — была именно воля к жизни, и он первый стал писать романы, в которых не чувствуется тенденциозного насилия автора над его героями, над действитель- НОСТЬЮ?. И дальше: « допустимо сравнение сочинений Стендаля с письма- произведения письмами в будущее». «Воля к жизни», которая дает художни- ку возможность создавать «письма в 6у- дущее», и на взгляд Горького и по наше- му скромному мнению не является недо- статком, ущербностью и т. д. Г. Лукач зовет эте романтизмом. Что ж, в таком случае да здравствует романтизм! Плох тот романтик, который противопоставляет тнусной действительности буржуазного об- щества только идеальных «антилавочни- ков» в пурпуровых плащах, только «ма- рионеток с небесно-голубыми носами», как товорил Бюхнер. Но велик тот романтик, который видит и умеет без насилия над действительностью изображать не только исторически прочное, но обреченное на гибель, но и непрочное, то, что выглядит в данный момент непрочным, но возни- кает и развивается, Герои. Стендаля не недопеченные, благо- даря романтизму автора, Растиньяки, так же как революционное движение ХУПГ и Havana XIX века — не мелкая склока, внутри эксплоататорского общества. И тот факт; например, что бойцы монастыря Сан Мерри ‘дрались не. за диктатуру пролетариата, еще не исключает их из истории борьбы за освобождение челове- чества. При всей ограниченности, непоследова- тельности тероев Стендаля, самото Стен- даля, национально-освободительного дви- жения, к которому был близок Crex- даль, — все это явления, связанные с непрочным, с возникающим. И именно за это-то и любил Стендаля Горький. И именно поэтому Стендаль—пасынок Oyp- жуазной Франции — оказывал такое мо- гучее влияние на русскую литературу. Рассматривая художников прошлого почти исключительно как сыновей своего времени, т. Лукач сказал о них много правды. Но правда т. МЛукача в силь- ной мере односторонняя. Вторая сторона двучленной формулы, данной Горьким, присутствует в его книге почти исключи- тельно в форме деклараций. Это отразилось и на статье т. Лукача о Горьком. Почти все, что сказано в этой статье, правильно. Но в ней нет основно- го, то-есть торьковского понимания пол* поценного человека, человека-творца, тру- женика, украшателя земли, в ней нет и горьковского понимания человеческой культуры и истории — противоречивого, совершающегосея в непрерывной борьбе восхождения. Литературная газета № 63 3