искусства дотоле не интересовавшееся, — помочь ни художнику, ни действительности не могло. Последней ничего не оставалось делать, как пойти по линии наименьшего сопротивления, т.-е.—кустарничать.
И вот мы видим, как:
1. — На наших уже глазах начинает отмирать профискусство, поддерживаемое еще «заказчиком», но так, как веревка поддерживает висельника. Видим, как ненужные быту «произведения худтворчества», вместо производимой для потребителя «вещи», продолжает поставлять оно,
2. — Поскольку же насущная предметная потребность современности остается неудовлетворенной, потребитель начинает сам кустарно и по-своему делать... «свое» какое-то искусство. Часть товарищей назовут это искусство «самодеятельным»,—мы думаем, однако, что разумеемое ими полупрофискусство не совсем-то то, к чему стремится современность. Но — об этом дальше.
3. — На подмогу потребителю идет «честный с собою», наиболее последовательный и естественно деклассирующийся из профискусства массовый художник...
«Профискусство начинает отмирать»... — Примеры!
Нужно ли упоминать о театральной пластике? Ее целиком почти вытеснила физкультура.
Скульптура? Ну, этим делом вовсе перестали баловаться.. В кои-то веки обрядят какого нибудь бедного покойника в поповский подрясники поста
вят в назидание потомству на углу. Даже преемников сему художеству, — за полной, видимо, ненадобностью новому быту,—не видно...
Театр? С театром небезуспешно борется рабочий клуб. Старый созерцательно-эстетический театр может еще существовать... на положении содер
жанки. Традиционная двухмерностьего (декорация)явно сдается перед натиском «вещи-модели». Традиционная коробочность (рампа) прорывается привноси
мыми приемами — страшно сказать — кино и цирка. Завтра, чего доброго, ворвутся с улицы хриплый фонограф и радио. Традиционное деление на «художника» и «зрителя с позором изгоняется из обихода.
Новый, так называемый «левый» театр держится ровно постольку, поскольку он и занимателен и злободневен. Но, ведь, в той же злободнев
ности, позаимствованной от клуба и хоть сколько-нибудь прорывающей без
действенный эстетизм профтеатра—неминуемая, хотя и почетная, гибель его. Старый «актер» и новый «действенник» недаром же здесь подают уже друг другу руки. Еще один маленький шаг, товарищи из нового театра, и...
Литература? Целиком в плену у «познавательства». Литература все еще «ставит», по эстетной традиции, вопросы, но отнюдь не «разрешает» их. Разрешать, ведь, можно только строя, а строить—старому писателю нечего, а новый... все еще держит приглядку на старого. Хорошие товарищи из про
летарских беллетристов, перепорченные спец-недоучебой, занимаются вялым «отображательством» рядом с подачей революции в эстетике, — т.-е. ослабление,—не самой революции, как «вещи», а ее «подобия».
Любопытно, что читательский спрос на «познавательскую» беллетристику за два последних года круто упал. Попутчик из «Круга» плюс «Неделя» Либединского—вот апогей беллетристического взмаха. Пользуется спросом «занимательная» беллетристика, бездумная, без роковых вопросов, или поданная в рокамбольном соусе, т.-е. — не русская. И действует она, как валерьянка. Те же, у кого есть сила реагировать, прочтут брошюрку Мопра, «Каторгу и Ссылку»,—где, какой художник, такое выдумает?
Новая литература—мы это уже говорили—поведет свое начало из совсем иных истоков. Смычка с жизнью—первый пункт литературной конституции. Диалектическая продвижка жизни— пункт второй. Прекрасно изобретенное