ТОПОР.
Фамилию его—Песков—переделали в—Пясков, так как он был рязанский.
— Эй, Пясков, Пясков! Это у вас в Рязани грибы с глазами? Их ядять, а они глядять!
У него, у маленького и белобрысого, пушистого, были бегающие вороватые глазенки, и весь он, несмотря на лихо сдвинутую на затылок военную фуражку и защитный цвет, больше походил на школьника, чем на заправского солдата.
— Эх, ты, синябрюхой! Помажь губу мылом: усы вырастут. Красноармеец тоже!
— А-ешь смотри, смотри, робя, у нашего-то у синябрюха ростенка бородет! Го-го-го!...
— А гляденки-то, робя, глазут, как раки ползут! Ай, Пясков!
Дерзкий на ответы, задиристый, Песков любил вместо работы разводить ленивые бобы, подуски
вать, гримасничать и ломаться, раздражая старших и старательных, которых звал—сполкомы. Но самая фигурка рязанского замухрышки-философа настраивала обыкновенно всю команду на веселый лад, и бранные прибаутки Пескова тонули в блестках солдатского остроумия, прыскавшего ото всех, даже самых неуклюжих и неповоротливых.
— Выходи на обед!—раньше всех по сараям звенел тонкий голос Пескова.—Эй, вы, сполкомы, выходи на обед!
Никто так тщательно не следил паузы в работе. — Курить!—пронзительно то и дело впивался металлический голосок в перебойные звоны укла
Зима.Илья Соколов.
№ 11—12.Ноябрь—Декабрь1920 г.