Я днем говорю о труде, о культуре, О жизненном долге, о жизненной буре, О ряде великих и малых проблем,—
А в сердце моем суетливо и шумно И как то бездумно И ясно совсем.
Но вечер приходит—тревога стихает. Тогда утомленный мой ум отдыхает
От слов бесполезных и шумных людей, А темное сердце в тоске безымянной
Тоскует о вольной, тоскует о странной, Неведомой жизни, далекой, туманной, Как синие шири степей.
Над городом, где тьмою приглушен Последний всплеск дневного шума, Возносится безмолвный небосклон, Бездонно-черный и угрюмый.
И хочется плакать о вечном бессилья, О вечной тоске человеческих дум,
И горько смеяться над сказкой о крыльях, О солнечном мире, который угрюм.
И хочется плакать в тоске бес просвета О людях, что в мире так страшно одни, Что нет у них цели, и нет им ответа, И нет оправданья, и гибнут они...
А днем суетою наполнюсь привычной— И стану бездумной, и стану безличной, И больше не будет мне жалко людей, И темное сердце в тоске безымянной
Не будет томиться и плакать о странной, Неведомой жизни, далекой, туманной, Как вольные шири степей.
И звезды четкие в тяжелый полог тьмы Впились, блестя холодной сталью,—
И хочется спросить,—не сон ли мы С своей любовью и печалью?..
В. Стефанович.