Относящаяся к этому времени переписка между юным Герценом и Н. А. Захарьиной — его неве
стой — одарила русскую литера
туру нежным и благоуханней
шим шедевром, написанным не для публики, но в настоящее время обогащающим
каждую молодую душу, которая захочет погрузиться в этот аро
матный дуэт любви двух исключительных натур.
Наступают 40-годы. Герцен вступает в русскую литературу с громом и блеском. Он чувствует, что „назначен для трибуны, форума, как рыба для воды . Но в России душно, огни, горящие над Европой, кажутся более осле
пительными, чем они есть на самом деле. Хочется вольно подышать более свободным воздухом, и Герцен, испытывая необыкновенно счастливое волнение, уезжает за границу в 1847 г.
В Россию он больше вернуться не смог.
В 47 году! Накануне взрывов революционных сил 48 г. накануне страшной катастрофы, которая погребла под собою большую часть надежд революционеров того времени.
Мучительнейшим образом пережил Герцен эту катастрофу. Он пересмотрел многое и много в своей душе. В значи
тельной мере потерял он веру в революционность запада. Ему казалось, что страшное время трезвенного либерализма и лже-демократии восторжествует надолго, а торжество это вызывало у него тошнотворное чувство.
Как прежде с нашего тусклого северо-востока обращал он тоскливые взоры на запад, откуда ждал ослепительных молний оживленного мира, так теперь постепенно западник Герцен, живущий на западе, все с большей тоскою смотрит в туманы покинутой им России. Постепенно эта надежда на Россию, эта вера в нетронутость ее сил, превращается в целую своеобразную систему какого-то анархо-социали
стического патриотизма, сближающего Герцена с Михаилом Бакуниным.
Как всякий великий человек, как всякий настоящий исторический деятель, Герцен соединял в себе способность видеть самые далекие дали, верить в самые огромные цели и идеалы и вместе с тем, когда нужно, быть оппортунистом и делать то дело, которое указуется временем.
Когда в июне 57 года Герцен стал издавать „Колокол , он преследовал главным образом цели времени, он хотел стать чернорабочим своей эпохи, он хотел влиять непосредственно на деятельность, а не летать над нею с песней о еще далекой весне.
Писательский гений Герцена, возвышенность его духа сделали из „Колокола перл публицистики, но несомненно все первое время журнал велся в таком направлении, чтобы реально повлиять на волю власть имущих: помещиков, честных
бюрократов и даже самого правительства. Это обеспечило за „Колоколом часто странное влияние в разных высоко
поставленных кругах, но это же с самого начала оттолкнуло от Герцена некоторые группы революционно настроенной интеллигенции. Если, начиная с 60-х годов, Герцен придает „Колоколу все более революционный характер, то не потому, что он хотел подладиться к вкусам бурно вступи
вшего тогда на общественную арену разночинства, скорей
потому, что он изверился окончательно в способность высших кругов хотя бы к сколько-нибудь рациональному улучшению жизни. Но тут Герцен попал в какую-то щель между правыми и левыми. С ужасом оттолкнулись от „Колокола , когда он стал звучать революционным набатом, его розово-либеральные поклонники и с недоверием прислушивались к его слишком серебристому, слишком музы
кальному тону те, которые самоотверженно ринулись в самую гущу кровавой борьбы с правительством.
Герцен умер 21 января 1870 г., 50 лет тому назад, несколько разочарованный, как-будто оттертый от жизни, потерявший власть над ней. Герцен умер, оставив величайшее наследие. Этим наследием является не публицистическая деятельность Герцена, а весь клад его идей и чувств, вложенный в многочисленные его сочинения, в особенности в непревзойденные воспоминания „Былое и думы .
Герцен—величайший художник слова. Когда мы говорим „художник , мы не впадаем в те вырожденские суждения, согласно которым художник есть что-то в роде особенно талантливого обойщика или развлекателя. А ведь к этому в конце концов сводятся многие высокие слова об искусстве для искусства. Художником не может быть человек, за
Герцен в 1834 г. По фотографии с портрета, рисов. акад. Збруевым.
Герцен в Вятке. С портрета работы Витберга.
стой — одарила русскую литера
туру нежным и благоуханней
шим шедевром, написанным не для публики, но в настоящее время обогащающим
каждую молодую душу, которая захочет погрузиться в этот аро
матный дуэт любви двух исключительных натур.
Наступают 40-годы. Герцен вступает в русскую литературу с громом и блеском. Он чувствует, что „назначен для трибуны, форума, как рыба для воды . Но в России душно, огни, горящие над Европой, кажутся более осле
пительными, чем они есть на самом деле. Хочется вольно подышать более свободным воздухом, и Герцен, испытывая необыкновенно счастливое волнение, уезжает за границу в 1847 г.
В Россию он больше вернуться не смог.
В 47 году! Накануне взрывов революционных сил 48 г. накануне страшной катастрофы, которая погребла под собою большую часть надежд революционеров того времени.
Мучительнейшим образом пережил Герцен эту катастрофу. Он пересмотрел многое и много в своей душе. В значи
тельной мере потерял он веру в революционность запада. Ему казалось, что страшное время трезвенного либерализма и лже-демократии восторжествует надолго, а торжество это вызывало у него тошнотворное чувство.
Как прежде с нашего тусклого северо-востока обращал он тоскливые взоры на запад, откуда ждал ослепительных молний оживленного мира, так теперь постепенно западник Герцен, живущий на западе, все с большей тоскою смотрит в туманы покинутой им России. Постепенно эта надежда на Россию, эта вера в нетронутость ее сил, превращается в целую своеобразную систему какого-то анархо-социали
стического патриотизма, сближающего Герцена с Михаилом Бакуниным.
Как всякий великий человек, как всякий настоящий исторический деятель, Герцен соединял в себе способность видеть самые далекие дали, верить в самые огромные цели и идеалы и вместе с тем, когда нужно, быть оппортунистом и делать то дело, которое указуется временем.
Когда в июне 57 года Герцен стал издавать „Колокол , он преследовал главным образом цели времени, он хотел стать чернорабочим своей эпохи, он хотел влиять непосредственно на деятельность, а не летать над нею с песней о еще далекой весне.
Писательский гений Герцена, возвышенность его духа сделали из „Колокола перл публицистики, но несомненно все первое время журнал велся в таком направлении, чтобы реально повлиять на волю власть имущих: помещиков, честных
бюрократов и даже самого правительства. Это обеспечило за „Колоколом часто странное влияние в разных высоко
поставленных кругах, но это же с самого начала оттолкнуло от Герцена некоторые группы революционно настроенной интеллигенции. Если, начиная с 60-х годов, Герцен придает „Колоколу все более революционный характер, то не потому, что он хотел подладиться к вкусам бурно вступи
вшего тогда на общественную арену разночинства, скорей
потому, что он изверился окончательно в способность высших кругов хотя бы к сколько-нибудь рациональному улучшению жизни. Но тут Герцен попал в какую-то щель между правыми и левыми. С ужасом оттолкнулись от „Колокола , когда он стал звучать революционным набатом, его розово-либеральные поклонники и с недоверием прислушивались к его слишком серебристому, слишком музы
кальному тону те, которые самоотверженно ринулись в самую гущу кровавой борьбы с правительством.
Герцен умер 21 января 1870 г., 50 лет тому назад, несколько разочарованный, как-будто оттертый от жизни, потерявший власть над ней. Герцен умер, оставив величайшее наследие. Этим наследием является не публицистическая деятельность Герцена, а весь клад его идей и чувств, вложенный в многочисленные его сочинения, в особенности в непревзойденные воспоминания „Былое и думы .
Герцен—величайший художник слова. Когда мы говорим „художник , мы не впадаем в те вырожденские суждения, согласно которым художник есть что-то в роде особенно талантливого обойщика или развлекателя. А ведь к этому в конце концов сводятся многие высокие слова об искусстве для искусства. Художником не может быть человек, за
Герцен в 1834 г. По фотографии с портрета, рисов. акад. Збруевым.
Герцен в Вятке. С портрета работы Витберга.