III.
Жизнь дышала снами и отравами... Но пришли другие времена,
И деревню пальцами кровавыми Растрепала пьяная война...
Ах, не те бы пастбища оспаривать, Не по тем он целый век тужил,
Но зажглись непрошенные зарева
Над бесчисленными глыбами могил...
Не конец ли долгому страданию? Покоряясь призрачной судьбе, Он отдал детей на воспитание Голоду в нетопленной избе...
Долго выли бабы за воротами, В даль вперяли мутные глаза,
Где рыча над Польскими болотами Проносилась черная гроза...
Жизнь беднела солнечными соками, Горьким стало снежное питье,
И крестились взмахами широкими, Вспоминая мирное житье...
IV.
О, сколько вымученных стонов И позади, и впереди,—
Итти сражаться без патронов И без желания в груди...
На черных выветренных лицах
Все та же боль, все тот же страх... Победы празднуют в столицах, А не в окопах и в снегах...
Итти на бой, а злая память Картины старые зажгла,
Как дети с грязью и слегами Объедки лижут со стола...
Как в печке воет ветер звонко, Пустым горшкам подводит счет, Как истощенная буренка Солому прелую жует...
О, чем же, чем же это сгладить, Какими взрывами стереть?..
Дрожит в преображенном взгляде Пожаров заревая медь...
V.
А пока дипломаты всех стран Исправляли границы на картах, На Россию набросил аркан
Свежий ветер мятежного Марта...
И повлек ее к солнцу, к весне, Закружил в вихревом опьяненьи, И расплавленные на огне
Разомкнулись метельные звенья...
Стал светлее и шире простор,
Боль не жгла беспощадно и колко; Эти дни точно вымели сор
Из души огневою метелкой.
И заискрились тысячи глаз, Приутихли крикливые беды,
Но свалился, как камень, приказ: — Защищаться до полной победы...
Ах, не солнце ли вспенило страсть, Потянуло в родные равнины?
И разбилась продажная власть О стальные мужицкие спины...
VI.
В черных руках непогоды Будни тянулись опять:
Ждали земли и свободы, Велено сызнова ждать...
Ждать? И запрыгало пламя В мглистую муть облаков, Черными рвали руками
Горла стальных сундуков...
Кто там злорадно хохочет Где-то за гумнами в ночь? Кто по разбойному хочет Эту тоску превозмочь?..
Бьются набатные вопли В настороженную тишь.

Кто это: барин, холоп ли

В лес прошмыгнул точно мышь?
К чорту! Довольно отравы! Рвется больная душа
Вспахивать землю кровавой Ненавистью мятежа...
VII.
Зашныряли, закружились слухи, Приезжал с листовками в очках... У колодцев плакались старухи И вздыхая каялись в грехах...
Толковали о земле, о хлебе,
И о выборах в далекий Петроград, И лишь солнце—золотистый лебедь— Как и прежде плыло на закат...
А в глазах загадочных и емких Страх перед покорностью судьбе,
И блуждали в солнечных потемках Ни другим не веря, ни себе.
Ах, довольно же, довольно черных пыток. Сердце страхом и тревогой жечь, Но порой так злобно и открыто Прошлое глядело из-за плеч.
А в душе и отблески и тени, Вся надежда Питер и Москва,
Где в историю прищурившийся Ленин Вписывал горящие слова...
VIII.
Когда во рву глубоком Кончался праздник сов, Октябрь горящим оком Взглянул из-за лесов.
Задымленною бровью Повел на хлебный стог
И брызнул свежей кровью На грязь глухих дорог...
О чем леса шумели?
Что слышали они,