ОХРАНИТЕЛЬНАЯ ПЕЧАТЬ.
Жила на свѣтѣ охранительная печать и еврей.
Охранительная печать заботилась о дѣлахъ государственныхъ. Еврей занимался своимъ дѣломъ.
Много ли, мало ли прошло времени, но од
нажды къ еврею явился посыльный, который очень былъ похожъ на Меньшикова.
Тогда еще не боялись Меньшикова, и еврей сказалъ ему:
— Шоломъ - алейхимъ. Миръ вамъ.
Разсыльный изъ охранительной печати опустилъ глаза и отвѣтилъ:
— Такъ что требують. Оны ждуть. Потому дѣло одно вышло. Треба оправдать. Редакторъ ждуть.
Еврей надѣлъ тотъ самый черный длиннополый сюртукъ, въ которомъ
двѣнадцать лѣтъ назадъ
вѣнчался и который носилъ только по субботамъ и праздникамъ.
Его жена, Сура, проводила его до воротъ. — Мой мужъ пошелъ по важному госу
дарственному дѣлу, — гордо сообщала она сосѣдямъ.
Черезъ часъ еврей вернулся обратно.
— Нужно зашить,—коротко сказалъ онъ женѣ, показывая праздничный длиннополый сюртукъ:—вотъ здѣсь и здѣсь, и ру
кавъ тоже, и воротникъ, и пуговицы, и подкладку немножко. Подкладку только немножко.
Сура принялась за шитье и думала:
— Какое странное государственное дѣло, если отъ него такъ портится сюртукъ. И вздохнула.
Потому что двѣнадцать лѣтъ назадъ онъ въ этомъ самомъ сюртукѣ вѣнчался.
Съ этихъ поръ разсыльный сталъ приходить часто и мало-по-малу пересталъ опускать глаза. Это былъ очень способ
ный и понятливый человѣкъ, и его уже готовили перевести въ разрядъ фельетонистовъ.
И еврей тоже пересталъ говорить: — Миръ вамъ. Шолеймъ-алейхимъ.
Потому что — какой же это миръ если они такъ портятъ платье...
— Такъ что оны требуютъ, — начиналъ разсыльный.
Еврей вздыхалъ, покорно поднимался со стула и спрашивалъ: — А что?
— Да мужикъ голодаеть. Неурожай. Тоже гололедица. Треба оправдать.


Еврей уходилъ съ разсыльнымъ и черезъ часа два возвращался.


Сура всю ночь прикла
дывала ему компрессы и свинцовыя примочки.
— Я не понимаю... — стоналъ еврей:—почему... ай, осторожнѣе!... мужикъ долженъ перестать голодать, если... если,—охъ!... они мнѣ тамъ въ передовой вырвали половину бороды.
— Борода отрастетъ,—отвѣчала философски Сура:— что такое борода? И что такое передовая?
Потомъ еврею надоѣло прислушиваться, поджидать и ловить шаги квартальнаго, и онъ выписалъ либеральную газету.
Либеральная газета была тогда маленькая, сѣренькая и всѣмъ видомъ своимъ говорила:
— Дайте мнѣ дышать. Я хочу только дышать.
Еврей читалъ, и жена, и дѣти—уже подростали дѣти—слушали:
— Земство, — тихимъ голосомъ произносилъ еврей.
— Ой!—отзывалась
Сура.


— Электрическая дорога въ городѣ Санктъ-Петербургѣ...


— Ой! Ой!—вскрикивала Сура.
— Введеніе судебныхъ уставовъ въ губерніяхъ Сибири.
— Ай-вей-миръ! — ломала руки Сура:—дѣти, приготовьтесь.
И, дѣйствительно, послѣ обѣда являлся разсыльный и приглашалъ либо для передовой, либо для фельетона.
Всѣ мужчины уходили, а Сура бѣгала въ аптеку за марлей и бинтами.
— Мама,—говорилъ вечеромъ старшій сынъ — студентъ-юристъ: —мама! Времена измѣняются къ лучшему! Все идетъ къ лучшему. Скоро будетъ совсѣмъ хорошо.
— У тебя разорванъ весь мундиръ,—отвѣчала Сура:—а въ прошломъ году его шили...
— Такъ это отъ предполагаемой электрической дороги въ городѣ Санктъ-Петербургѣ, а за введеніе судебныхъ уставовъ въ губерніяхъ Сибири ничего не было! Ничего!
— Но его въ прошломъ году шили, я помню,—возражала Сура.
— Ты ничего не понимаешь. Ты— матеріалистка, — отвѣчалъ студентъ
юристъ,—Развѣ ты не видишь, что наше правовое положеніе улучшается?
И онъ, хватался за опухшій лѣвый глазъ.
Однажды развернули газету и прочли.
— Война объявлена!
Всѣ поблѣднѣли, и старикъ сказалъ:
— Побьютъ.


— Кого побьютъ?—


ЕГО КОРОЛЕВСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО БАРОНЪ РОТШИЛЬДЪ.
Рис. А. Яковлева.