V
Опять берусь за фельетонъ... Но нынѣ, въ наше время
Давать не то ужъ долженъ онъ: Цензуры снято бремя.
Теперь предѣла не найдешь Свободнѣйшему духу
Когда по Невскому идешь, Не вѣришь прямо слуху.
Тутъ слышишь крикъ изъ разныхъ мѣстъ, (Смыслъ тайный разумѣй-ка)
„Цѣна ему копѣйка“. „Арестъ министра Дурново“ Невольно тянешь руку... Не пожалѣешь ничего За эдакую штуку!
„Процессъ Шабельской за пятакъ (Вотъ тема для романа!)
И тутъ пятакъ, ужъ какъ никакъ, Потянешь изъ кармана.
Послѣдней пьесою своей Она насъ всѣхъ плѣнила.
Какой „составъ достигнутъ ей, Какъ тутъ не крикнуть: мило! Откалывать такихъ колѣнъ Не тщились драматурги
Столь безподобной misen scene, Не помнятъ въ Петербургѣ! Должны всѣ чествовать ее: Во славу русской сцены
Пошли къ ней въ труппу, о mon Dieu, Суда сѣдые члены.
Пошелъ надменный прокуроръ, И даже для парада
Тамъ видитъ изумленный взоръ Министра камерада...
Ура, Шабельской за спектакль, Достоинъ онъ виватовъ:
Въ немъ наилучшій «le debacle Россійскихъ бюрократовъ...
Грозить на бойнѣ стали вновь Намъ забастовкой новой
Артель бойцовъ не хочетъ кровь
Лить по цѣнѣ дешовой. Но въ этомъ городу теперь Угрозы очень мало:
Въ отставкѣ нынѣ нѣкій звѣрь Въ мундирѣ генерала.
Досугъ съ охотой посвятитъ Онъ дѣлу истребленья,
И будетъ городу профитъ Ему же наслажденье.
Пойдутъ въ подручные Фроловъ Къ нему... Минъ и другіе... Не мало есть еще сыновъ Достойныхъ у Россіи!
Былъ по повѣсткѣ на Тверской, (Къ жандармамъ я являлся)
И въ ихъ пріемной всей душой Невольно умилялся.
Какой порядокъ тамъ во всемъ! Тамъ на рукахъ васъ носятъ!
Просить явился, молъ, о чемъ? Тебя разъ двадцать спросятъ.
Просить я могъ-бы объ одномъ Въ своей печальной долѣ,
Чтобъ въ этотъ мрачный, сѣрый домъ Мнѣ не являться болѣ.
По тѣлу у меня морозъ При голубой фигурѣ...
И былъ всегда мнѣ ихъ допросъ Совсѣмъ не по натурѣ...
Но просьбы высказать своей Я не рѣшился все-же:
Столь обязательныхъ людей Намъ обижать не гоже.
Москва! была ты намъ мила Не только щами съ кашей, По праву ты всегда слыла Святыней русской нашей!
И оказалась ты, Москва... Но я не лицемѣрно,
Въ свои же новыя права Пока еще не вѣрю,
Я не хочу дразнить гусей... И о Москвѣ ни слова...
Но ницъ упасть готовъ предъ ней Съ благоговѣньемъ снова:
Готовъ земной поклонъ воздать Москвѣ, моей святынѣ,
Москвѣ, умѣющей мечтать Не объ одномъ алтынѣ...
Подъ грохотъ пушекъ и мортиръ Въ отвѣтъ ихъ канонадѣ
Устроить шахматный турниръ Рѣшили въ Петроградѣ.
И вотъ сюда со всѣхъ сторонъ Шуты собрались смѣло,
Кругомъ народный слышенъ стонъ... А имъ какое дѣло?
Они мечтаютъ, внѣ страстей, О „шахѣ и о „матѣ ,
Напоминая намъ коней Ихъ деревянной рати.
Читать о господахъ такихъ И горько, и обидно;
И за сородичей своихъ
Невольно какъ-то стыдно. И въ общемъ та-же все тоска, Насъ давитъ то-же бремя... И опускается рука
Какъ и въ былое время. * *
*
Все длится, длится безъ конца Періодъ переходный,
И голосъ честнаго борца Все скованъ благородный.
Опять берусь за фельетонъ... Но нынѣ, въ наше время
Давать не то ужъ долженъ онъ: Цензуры снято бремя.
Теперь предѣла не найдешь Свободнѣйшему духу
Когда по Невскому идешь, Не вѣришь прямо слуху.
Тутъ слышишь крикъ изъ разныхъ мѣстъ, (Смыслъ тайный разумѣй-ка)
„Цѣна ему копѣйка“. „Арестъ министра Дурново“ Невольно тянешь руку... Не пожалѣешь ничего За эдакую штуку!
„Процессъ Шабельской за пятакъ (Вотъ тема для романа!)
И тутъ пятакъ, ужъ какъ никакъ, Потянешь изъ кармана.
Послѣдней пьесою своей Она насъ всѣхъ плѣнила.
Какой „составъ достигнутъ ей, Какъ тутъ не крикнуть: мило! Откалывать такихъ колѣнъ Не тщились драматурги
Столь безподобной misen scene, Не помнятъ въ Петербургѣ! Должны всѣ чествовать ее: Во славу русской сцены
Пошли къ ней въ труппу, о mon Dieu, Суда сѣдые члены.
Пошелъ надменный прокуроръ, И даже для парада
Тамъ видитъ изумленный взоръ Министра камерада...
Ура, Шабельской за спектакль, Достоинъ онъ виватовъ:
Въ немъ наилучшій «le debacle Россійскихъ бюрократовъ...
Грозить на бойнѣ стали вновь Намъ забастовкой новой
Артель бойцовъ не хочетъ кровь
„ПУЛИ“.
Лить по цѣнѣ дешовой. Но въ этомъ городу теперь Угрозы очень мало:
Въ отставкѣ нынѣ нѣкій звѣрь Въ мундирѣ генерала.
Досугъ съ охотой посвятитъ Онъ дѣлу истребленья,
И будетъ городу профитъ Ему же наслажденье.
Пойдутъ въ подручные Фроловъ Къ нему... Минъ и другіе... Не мало есть еще сыновъ Достойныхъ у Россіи!
Былъ по повѣсткѣ на Тверской, (Къ жандармамъ я являлся)
И въ ихъ пріемной всей душой Невольно умилялся.
Какой порядокъ тамъ во всемъ! Тамъ на рукахъ васъ носятъ!
Просить явился, молъ, о чемъ? Тебя разъ двадцать спросятъ.
Просить я могъ-бы объ одномъ Въ своей печальной долѣ,
Чтобъ въ этотъ мрачный, сѣрый домъ Мнѣ не являться болѣ.
По тѣлу у меня морозъ При голубой фигурѣ...
И былъ всегда мнѣ ихъ допросъ Совсѣмъ не по натурѣ...
Но просьбы высказать своей Я не рѣшился все-же:
Столь обязательныхъ людей Намъ обижать не гоже.
Москва! была ты намъ мила Не только щами съ кашей, По праву ты всегда слыла Святыней русской нашей!
И оказалась ты, Москва... Но я не лицемѣрно,
Въ свои же новыя права Пока еще не вѣрю,
Я не хочу дразнить гусей... И о Москвѣ ни слова...
Но ницъ упасть готовъ предъ ней Съ благоговѣньемъ снова:
Готовъ земной поклонъ воздать Москвѣ, моей святынѣ,
Москвѣ, умѣющей мечтать Не объ одномъ алтынѣ...
Подъ грохотъ пушекъ и мортиръ Въ отвѣтъ ихъ канонадѣ
Устроить шахматный турниръ Рѣшили въ Петроградѣ.
И вотъ сюда со всѣхъ сторонъ Шуты собрались смѣло,
Кругомъ народный слышенъ стонъ... А имъ какое дѣло?
Они мечтаютъ, внѣ страстей, О „шахѣ и о „матѣ ,
Напоминая намъ коней Ихъ деревянной рати.
Читать о господахъ такихъ И горько, и обидно;
И за сородичей своихъ
Невольно какъ-то стыдно. И въ общемъ та-же все тоска, Насъ давитъ то-же бремя... И опускается рука
Какъ и въ былое время. * *
*
Все длится, длится безъ конца Періодъ переходный,
И голосъ честнаго борца Все скованъ благородный.