Въ полдневный жаръ въ
долинѣ Дагестанѣ.
Въ февральскій день, въ Саратов
скомъ трактирѣ. Съ субсидіей, что съ Витте взялъ
Гапонъ, Матюшенскій сидѣлъ и думалъ онъ,
что въ мірѣ Устроиться нельзя удобнѣе, чѣмъ
онъ.
Сидѣлъ мечтательно онъ въ ресто
ранѣ душномъ И собутыльники тѣснилися кругомъ... И пили много всѣ... И наконецъ
упившись, Матюшенскій заснулъ на мигъ
кошмарнымъ сномъ.
И снилося ему: сіяющій огнями Кюба трактиръ въ далекой сторонѣ, Среди гапоновцевъ и ушаковцевъ
юныхъ Шелъ разговоръ веселый въ тишинѣ.
Но въ разговоръ веселый не вступая, Склонившись въ уголкѣ, сидитъ
Гапонъ, О тысячахъ погибшихъ раз
мечтавшись, Въ глубокій сонъ—онъ съ горя
погруженъ. И снится и ему: въ саратовскомъ
трактирѣ Матюшенскій сидитъ весельемъ
упоенъ И тысячи считаетъ восхищенный Субсидіей, что съ Витте взялъ
Гапонъ.
Маркъ Аврелій.
На сѣверѣ дикомъ, въ темницѣ
суровой,
Сидитъ одинокій эс-де
И марксовой схемой восторженно
бредитъ
И видитъ ее онъ вездѣ.
И снитея ему, что на Западѣ
дальнемъ, Въ странѣ, гдѣ марксизма расцвѣтъ, Эс-деки, съ властями сердечно
обнявшись, Совмѣстно спѣшатъ на совѣтъ.
Отправленъ заграницу; Всѣ съ грузомъ золота они
Покинули столицу...
Въ Берлинъ? Въ Парижъ?!, Богъ
вѣсть—куда...
Чтобъ разобраться въ этомъ, Сверхъ-финансистомъ надо быть,
А вовсе не поэтомъ! Смущаютъ многихъ простецовъ
Такія сообщенья,— Твердятъ иные, что страна—
На грани раззоренья, Качаютъ хмуро головой,
Несутся охи, ахи: У насъ—застой, застой во всемъ,
Кругомъ грозятъ намъ крахи!.. Трещитъ по всѣмъ по швамъ
карманъ
У русскаго народа,— Всѣхъ насъ ударила рублемъ
Октябрьская свобода... „А тутъ еще... —крехтятъ они,
Забывъ свою безличность: „Куда-то шлютъ, несутъ, везутъ
Послѣднюю наличность!... Сверхъ-финансисты крутятъ усъ:
„Нужны намъ займы, займы! Пошлемъ туда и—намъ дадутъ,
И—вновь попали въ рай мы. Страна родная процвѣтетъ,
Промышленность воспрянетъ, Все оживится... Вновь тогда
Вѣкъ золотой настанетъ!... Не вѣрятъ наши простецы:
„Эхъ! Знаемъ эти штуки!.., Сулите въ небѣ журавля?!.
Фебяфисъ.
долинѣ Дагестанѣ.
Въ февральскій день, въ Саратов
скомъ трактирѣ. Съ субсидіей, что съ Витте взялъ
Гапонъ, Матюшенскій сидѣлъ и думалъ онъ,
что въ мірѣ Устроиться нельзя удобнѣе, чѣмъ
онъ.
Сидѣлъ мечтательно онъ въ ресто
ранѣ душномъ И собутыльники тѣснилися кругомъ... И пили много всѣ... И наконецъ
упившись, Матюшенскій заснулъ на мигъ
кошмарнымъ сномъ.
И снилося ему: сіяющій огнями Кюба трактиръ въ далекой сторонѣ, Среди гапоновцевъ и ушаковцевъ
юныхъ Шелъ разговоръ веселый въ тишинѣ.
Но въ разговоръ веселый не вступая, Склонившись въ уголкѣ, сидитъ
Гапонъ, О тысячахъ погибшихъ раз
мечтавшись, Въ глубокій сонъ—онъ съ горя
погруженъ. И снится и ему: въ саратовскомъ
трактирѣ Матюшенскій сидитъ весельемъ
упоенъ И тысячи считаетъ восхищенный Субсидіей, что съ Витте взялъ
Гапонъ.
Маркъ Аврелій.
На сѣверѣ дикомъ, въ темницѣ
суровой,
Сидитъ одинокій эс-де
И марксовой схемой восторженно
бредитъ
И видитъ ее онъ вездѣ.
И снитея ему, что на Западѣ
дальнемъ, Въ странѣ, гдѣ марксизма расцвѣтъ, Эс-деки, съ властями сердечно
обнявшись, Совмѣстно спѣшатъ на совѣтъ.
Вл. Вѣринъ.
Простецы и Финансисты. Вагонъ, вагонъ, еще вагонъ
Отправленъ заграницу; Всѣ съ грузомъ золота они
Покинули столицу...
Въ Берлинъ? Въ Парижъ?!, Богъ
вѣсть—куда...
Чтобъ разобраться въ этомъ, Сверхъ-финансистомъ надо быть,
А вовсе не поэтомъ! Смущаютъ многихъ простецовъ
Такія сообщенья,— Твердятъ иные, что страна—
На грани раззоренья, Качаютъ хмуро головой,
Несутся охи, ахи: У насъ—застой, застой во всемъ,
Кругомъ грозятъ намъ крахи!.. Трещитъ по всѣмъ по швамъ
карманъ
У русскаго народа,— Всѣхъ насъ ударила рублемъ
Октябрьская свобода... „А тутъ еще... —крехтятъ они,
Забывъ свою безличность: „Куда-то шлютъ, несутъ, везутъ
Послѣднюю наличность!... Сверхъ-финансисты крутятъ усъ:
„Нужны намъ займы, займы! Пошлемъ туда и—намъ дадутъ,
И—вновь попали въ рай мы. Страна родная процвѣтетъ,
Промышленность воспрянетъ, Все оживится... Вновь тогда
Вѣкъ золотой настанетъ!... Не вѣрятъ наши простецы:
„Эхъ! Знаемъ эти штуки!.., Сулите въ небѣ журавля?!.
Синицу—дайте въ руки!..“
Фебяфисъ.