никой, минуя все последующее развитие человечества, конечно не получится, а выйдет либо беспринципная эклектика типа вашингтонских дворцов, либо меньшевистско-богдановский нигилизм, отрицающий «вообще» значение культурного
наследства прошлого, наследства «капиталистического общества, помещичьего общества, чинов
ничьего общества», об освоении и переработке которого говорил Ленин. Конечно, мы должны изучать и осваивать достижения античной архи
тектуры. Но «опираться» главным образом на достижения античной архитектуры при нашем строительстве гидростанций, дворцов культуры, гигантов металлургии, домов-коммун, совхозов, яслей и т. д. и т. п. — это все равно, что вооружать Красную армию по образцу греческих воинов.
Думается, что ошибка т. Луначарского вытекает из непонимания того, что в архитектуре синтезируются (а не суммируются) социально-идеологические и социально-технические элементы. Именно это непонимание и характерно для всех буржу
азных группировок архитекторов и в частности для конструктивистов-функционалистов, не понимающих социальной роли архитектуры и отри
цающих ее художественно-идеологическую роль. Отрицание социальной, классовой роли и значе
ния архитектуры объединяет конструктивистовфункционалистов с троцкистским формализмом. Как для Троцкого, утверждающего, что достоин
ство произведений искусства должно судиться по собственным законам искусства, что «строить при помощи марксизма теорию архитектуры — неле
пость», что «пролетарской культуры не только нет, но и не будет», так и для этих течений зависимости архитектурой формы от социального содержания сооружения не существует. Отсюда — либо абстрагирование архитектурных форм (у фор
малистов), либо отрицание их значения вообще (у конструктивистов-функционалистов).
С этим, в корне враждебным нам «аполитизмом(аполитизм — тоже политика, только политика, враждебная пролетариату) должно быть решительно покончено. Марксистско-ленинское диалектическое понимание взаимосвязи и взаимопроникновения содержания и формы в советской архитектуре, направленной на служение целям классовой борьбы пролетариата, должно стать обязательным для советского архитектора.
Ленинская постановка проблемы культурного наследства прекрасно выражена им в речи на III Всероссийском съезде РКСМ, где он говорит: «Без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее, можно строить пролетарскую культуру, — без такого пони


мания нам этой задачи не разрешить. Пролетарская культура не является выскочившей неизве


стно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетар
ская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знаний, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества».
В другом месте (о пролетарской культуре) Ленин говорит: «Марксизм завоевал себе свое всемирно историческое значение, как идеология революционного пролетариата тем, что он, марксизм, от
нюдь не отбросил ценнейшие завоевания буржуазной эпохи, а напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры. Только дальнейшая работа на этой основе и в этом же направлении, одухотворяемая (практическим) опытом диктатуры пролетариата как последней борьбы его против всякой эксплоатации может быть признана развитием действительно пролетарской культуры».
Тов. Беккер проглядел указание Ленина на то, что пролетарская культура (а следовательно, и пролетарская архитектура) не выдумка людей, на
зывающих себя специалистами по пролетарской культуре (а следовательно, и по пролетарской архитектуре), а т. Луначарский забыл о необходимости развития «запасов знаний, которые челове
чество выработало под гнетом капиталистического
общества, помещичьего общества, чиновничьего общества».
VIII
Должен самым решительным образом отмежеваться от всяких попыток отдельных функционалистов-конструктивистов ссылаться на меня, как разделяющего их взгляды на социальную роль архитектуры и на роль в ней искусства. Если в
практической работе мне приходилось и приходится иногда предпочитать более грамотные проекты функционалистов работам откровенно враждеб
ных нам эклектиков, а также работам разного рода фантазеров, оторванным от нашей реальной действительности, то во всех этих случаях я считал не
обходимым настаивать на внесении в эти проекты таких поправок, которые выявляли бы их новое социальное содержание.
Сошлюсь на проекты Свердловского театра и театра им. Мейерхольда, где по моему предложению было принято решение о такой переработке принятых конструктивистских проектов, которая обеспечила бы выявление нового социального содер
жания советского театра. Еще в 1930 г. на докладе в АСИ я совершенно определенно указывал на необходимость такого понимания роли искусства в архитектуре, когда бы оно служило классовым задачам советского государства. Воспитывать и радовать миллионы, вооружать их на повседневную борьбу за социализм, — вот основная художественная роль советской архитектуры. Беспред
метность и безидейность искусства враждебны нам. Функция советской архитектуры — это прежде всего социальная, а не только биологическая функция. Разработанная мной и одобренная Комака
демией зональная система планировки города, — это прежде всего новое социальное содержание
советского города, где производство, организация труда, быт, культура строятся на социалистических началах. Это не дезурбанистские бес
конечные ленты взбесившегося троцкиста Охитовича или оголтелого (хотя и талантливого) фантазера Леонидова, а диалектическая увязка нового социального содержания советского го
рода с нашей новой производственной техникой, с реально существующим (а не фантастическим, как у Леонидова) транспортом, с социалистической организацией труда, с последовательной социалистической перестройкой культуры и быта и т. д. Я всегда боролся с попытками отрыва жилья рабочего от производства, что так характерно для дезурбанистов, хотя защищал и защищаю зональную систему планировки, против капиталистиче