MHTHHT в
	Воля—Солнце!.. Воли намъ...
Духу славнаго народа

И истомленнымъ рабамъ ..

Гей, за стягъь нашъ, за свободу
Встанемъ твердою стфною!..
Вотъ онъ кличетъ, призываетъ—
Станемъ сплоченной толпой,
Пусть насъ смерть не испугаетъ,
Не уступимъ силЪ злой...
Встанемъ всф мы за свободу
Твердой, сплоченной ст$ною...
		ихъ писательскахъ кочевокъ, злоключенй и мытаротвт,
я, в%рно, не кончилъ бы до второго вооруженнаго воз-
	 стантя въ МосквЗ.
	Я постараюсь быть краткимъ, и ты, надБюсь, поймешь
	„меня, хотя это очень трудно понять отвлеченнымъ, мысли-
‚тельнымъ процессомъ, это надо переиспытать, перечув-
	ствовать на своей собственной, сильно уже потертой и
	‚побитой шкурЪ.
	Начал я пасать въ то, нын® уже историческое время,
когда цензора усердно вводили въ Росси револющю,
	истребляя пудами кроваво-красныя чернила. Началъ я,
	конечно, съ корреспондентй изъ захолустныхъ AM,
медв®жьихъ угловъ матушки-Рософи, гдБ все казалось
застыло, закочен®ло и замерло, гдВ самый воздухъ не
двигался „безъ дозволен!я начальства“, а жизнь обрати-
нась въ сплошное прозябанье то на постели, то у графан-
чика съ водкою, то у самоварчика съ липовымъ медкомъ,
	Тяжелое, скучное, нудное, цпензурное время:!..
		Уже близится радостный часъ,

Когда мы опочинемъ отъ мукъ,
Когда сбросимъ желфзо оковъ

Cb истомленныхъ, израненныхъ рукъ,
Когда меньшй, обиженный братъ
Ужъ не будетъ въ рабствЪ изнывать
И въ грязи, безпросвЪтной нужд,
Въ мукахъ голода псомъ умирать...
Про свободу, про братство, народъ
Мы свободную пЪснь запоемъ

И по ровному жизни пути

Къ совершенству ‘и счастью пойдёемъ!..
	А ТГостЪь.
	И было ма тогда восемнадцать яЪтъ, а числился я въ
спискахъ той многочисленной группы росоййскихъ обыва-
телей, кои и по се переходное и революц1онное врема все
егце являются, не взирая на свой возрастъ и общественное
положен!е, гражданами, лишенными въ силу своей
принадлежности къ военной корпоращи, нЗкоторыхъ
особенныхъ правъ и преимуществт... И поэтому-то я
началъ свою публицистическую дЗятельность въ провин-
цальной газетв, выходящей подъ сильнымъ давлен1емъ
предварительной цензуры, нелегальнымъ путемъ, скрывая
свое зван1е, а на службЪ (я быль юнкеромъ) свои не-
винныя упражнен!я въ пров.

Знакома ли тебЪ, читатель, психологя начинающаго
газетнаго и литературнаго работника?

Тщательно скрывая свои преступныя намФрен!я отъ
ролныхъ, близкихЪъ, знакомыхъ, товарищей и почтовыхъ
агентовъ, молодой авторъ съ трепетомъ сердечнымъ бро-
саеть въ почтовый ящикъ заказное письмо оъ своею
драгоцнностью, отвюдь не рискуя спросить квитанщю,
и, точно преступникъ, кружнымъ путемъ возвращается
домой.

Въ письмВ въ какую-то отвлеченную, хладнокровно-
безжалостную редакцию онъ льститъ, извивается, какъ
холопъь’ по природВ, какъ ужъ, молитъ о онисхождени,
осторожно намекаетъ на сохранен1е подписи или крайне
замысловатаго, по большей части неблагозввучнаго поев-
донима, прилагаетъ марки на наивно ожидаемый отв®тъ
или возвращен!е рукописи... Проходитъ нед$ля, другая...

— Hy, значитъ, бросили въ корзину...

И вдругъ корресионденщя появляется.

Безум!е! Восторгъ! Упоене!

Новая статейка; а тутъ ужъ начинаютъ сказываться
посл дств1я дурной манеры выносить соръ изъ избы:
почта запаздываетъ, теряется, полиц1я придира“тен къ
паспорту, духовенство ехидно шипитъ и отрочитъ доносы
о невфр1и, затхлые пелагоги увзщеваютъ не дерзаль,
молочница перестаеть взрить въ кредитъ, а въ банЪ
отказываются мыть...

А тамъ угрозы личныя и письмевныя; смотришь, и
оскорблен1е дЪйстНемъ. Такова тяжелая доля провин-
плальнаго корреспондента.
	 
	За отвагу поднимите чары,

Что нашъ духъ окрыляетъ мечтой,

Что даритъ ему см$лость и силу,

Что приноситъ побфду съ собой.

За „сплоченность“, товарищи, выпьемъ,
Въ ней залогъ лишь счастливой борьбы
И да сгинутъ въ борьбЪ недалекой

ВсЪ жрецы и рабы темноты...
CTra—eril.
	Замьтки наблюдателя и шутки перомъ,
	— Писатель пописываетъ, читатель
почитываетъ.
	НГ.
	— Сьъ правдникомъ, читатель! Съ холодомъ, съ голо-
домъ, съ безработицею, съ крестьянскими волнен1ями,
московокимъ судомъ и Государственною Думою.

— Ка-а-къ, Думою? ты будешь участвовать въ вы-
борахъ? ты— писатель, пролетар?и, червь земной, если
деликатно выразиться... Не понимаю. Или тебя еще не
арестовали, неисправимый шутъ?

— Уговоръ лучше волотыхъ денегъ, лучше пулеме-
товъ и обысковъ... Будемъ серьезны, пока можно, будемъ
работать упорно, настойчиво, ц8лесообразно. Каждое дЪль-
ное слово—новый шагъ впередъ, новая побЪзда револю-
ци, Пойдемъ же въ ногу. Разъ, два...

Да, дорогой читатель, меня еще не арестовали, зна-
чить, я все еше только въ дорогВ къ настоящему
дВлу, все еще выписываюсь, балаганю, — но придетъ
время — и неизбЪжное совершится: арестуютъ и меня.
Долженъ замЪтить, что Ob Camaro невиннаго пер1ода
малолВтства я въ сильнЪйшей степени одержимт ман1ей
писательства, и что тому причиною—не в даю. Злые языки
говорятъ, что меня, конечно, уронила какъ-нибудь не-
нарокомъ мамка или нанька у подъЪзда писательскаго
парламента, и отъ меня съ тЪхъ поръ и стало отдавать
литературой. Но я этому не вфрю: это вое телефонъ вретъ,
какъ утвержлаетъ Дурново..,

Жоли бы я вздумалъ разоказать длинную цВпь сво-
	Вотъ я уже пишу и фельетоны, и журнальное обо-
врЪн!е, и юбилейно-акцидентныя статьи, дёлаю вырЪвки
и кое-что получаю въ смысл презр®ннаго металла;
даже разсказъ мой поместили безслатно въ столичномъ
журнал. Р8ёшаюсь писать по рабочему вопросу, писать
строго научно, объективно, съ горячимъ пыломъ моло-
дого, неиспорченнаго сердца, съ искреннимъ желанемъ
пользы своему обиженному ближнему.

Товарищи одобряютъ и ободряютъ. Поступаю по-