=> ——
a

 

гордыня, которая

даеть себя сильно чувствовать
изъ каждаго его’ слова. Принимаясь за свое дЪло,

какъ за дЪло святое, онъ говорить, что <@лолько
чистьш можеть святое дБло честно совершить»;
онъ «чувствуетъ въ себЪ невтьдомыя силы, готовъ
одинь поднять всю Русь на плечи, забрать подъ
крылья угнетенныхъ брат», «изъ дальняго Кремля
ON грозить злодЪямъ», эбожьииь словоль зажигаетъ
сердца», чуть не готовЪ «съ горами рЪчь вести и
приказать горамъ ‘сползти съ широкихь основан!»
ув$ренъ, что его «смиренные (хороши — смиренные)
глаголы польются въ души и сердца въ народё
затеплятея, квкъ свфчи предъ иконой», онъ «ке свое
хотфнье исполнлетъ, а волю, заповфданную свыше»,
«ему больше даль Господь и больше спросить»; че-

Да потому именно, что для него проповфдь отнюдь
не битва. Съ кзмъ ему предстоитъ бороться, гдЪ
и кто борцы противъ вего? Как1е нибудь Биркины,
Семеновы, да Павлики? Но вфдь они-то вс%№ и соста-
вляютъ ту каплю въ морЪ, о которой говорили мы
выше. И что это за борцы? Много-много, если они
скажутъ противъ затЗи Минина что нибудь изъ за
угла, откуда-нибудь изъ за толпы, да и скажутъ-то
въ полголоса, чуть что не про себя, или ввернутъ
одно, другое поперечное словцо при случаЪ, на во-
еводскомъ coBbrsh. Оъ ч5мъ же тутъ бороться,
противъ чего ратовать ‘и что одолЪвать? А вся вра-
щающаяся въ хроникЪ толпа народа думаетъ мы-
слями Минина, вторить его словамъ, смотритъ его
глазами и ему въ глаза. Если 6в5 характеръ Мини-

 

столюб1е` и гордость не оставляютъ его и во CHB:
явивнийся ему во сн угодникъ заставляетъ ero
будить уснувшихь. Словомъ, на каждомъ шагу въ
Munna’ видится человфкъ, загордивиийся безъ
конца сознашемъ не только уже собственнаго до-
стоинства, но собетвеннаго велиия. Мивинъ хро-
ники Островскаго сЪ каждымъ новымъ дЖйствемъ,
въ каждомъ иовомъ монолог» своемъ силится все
больше и больше подняться на дыбы; по земл% хо-
дить онъ на цыпочкахъ, глаза его устремлены въ
небо, онъ уже какъ будто видить вокругъ себя ве-
лелЬиный ореоль свёта, отъ воображаемой яркости
котораго мутится ВЪ его собственныхъ глазахъ
Онъ хочеть дЪйствовать—и только говеритъ, хо-
‘orn ‘увлекать своими рЪчами—и увлекается ими
‘амъ: онъ говорить и заговаривается. На язык® у
Него елей лампадь 04 филамь кадиль; МарьЪ Bo-
рисовнЪ онъ пресерьезно говоритъ: «Себя забудь и
ДЪлъ своихъ не дЪлай», по той понятной причин»,
что самъ онъ YCNBIS забыть себя и не дтьлаеть
своихь собетвенныхь дтъль. Это-ли говядарь ниже-
Ггородекй Козьма Мининъ? Такимъ-ли знаетъ его
истор1я? Такимъ-ли сохраняется и будетъ сохра-
вяться онъ въ намяти народной? Отчего, по край-
4ей мБрЪ, авторъ хроники, если ужъ его прихотливая
Фантазия посягиула на простоту этого историческаго

 

на усматривается хотя какая ни на есть особен-
ность, то в5 характер этой народной толпы ника-
кихъь ровно особенностей не усматривается; мы ду-
маемъ, что это— безхарактернЪйшая, неопредЪлен-
нЪйнгал изъ массъ, как!я только когда либо явля-
лись на сцен. A между тЪмЪ очень не трудно за-
мЪтить, что разочеты автора сосредоточивались на
этой народной масс» не менЪфе, если еще не болфе,
чфмъ на личности Минина. Увлекаясь примфромъ
многихъ доугихъ драматурговъ, которые обладаютъ
особеннымъ искусствомъ привлекать къ участйо въ
сценическомъ дЪйств!и массы, г. ОстровскЙ также
задумалъ изъ народной толпы своей хроники сдф-
лать главное и ‘самое интересное дЪйствующее лице
иосы. Но замыслъ замысломъ и остался. Это лице
вышло у него самымъ безличнымъ и неудачнымъ.
Народъ его ‘хроники не интересуетъь и не можеть
интересовать зрителей, потому что послфде ви-
дятъ передъ собою какую-то безразличную массу,
безцв®тную и безформенную. Въ этой масс$ ‘ниче-
го не разглядишь; ве видишь, —изъ чего, изъ кого,
изъ какихъ элементовъ состоитъ она. Въ то вре-
мя, какъ (беремъ первый припомнивиийся намъ при-
мЪръ) народная масса, составляющая едннетвенное
дЪйствующее лице «Лагеря Валленштейна» у Шил-
лера, полна для зрителей огромнаго интереса пре-

ХарактернЪйшаго и народн®йшаго образа, не гозабо- жде всего потому, что обрисована такими рЪзкими
Тилея показать зрителю, какимъ путемъ въ МининЪ и крупными чертами, такими яркими красками, съ
Могло явиться и развиться это отчаянное красно- такою ясностью и опредълительностью обозначаетъ
байство; откуда взялся этотъ вычуриЪйний до не- свой разнородные составные элементы; въ то вре-
Пр1ятнаго и тяжело-книжный языкъ у Минина, ко- ия, когда мы видимъ эту пеструю толпу, во всемъ
Торый быль даже на столько не далекъ въ грамот:  разгар® ея жизни, возведенную въ типъ, благодаря
Nocru,  ro въ грамотахь, разосланныхь Т апр%ля, тому, ЧТо каждая особа изъ этой толпы, отъ капу-
13 Ярославля, оть ополченя по городамъ, между цина до послфдняго вахмистра или егеря, въ каж-
‘Oinucama na 15-мь мфств значилось: «въ выборна- домъ ©лов% даетъ чувствовать свою оригиналь-
‘0 человфка всею землею, въ Козьмино мфсто Ми- ность, особность и такимъ образомъ придаетъ не-
ина князь Пожареюй руку приложилъ»? Гордыня обыкновенно полную и совершенно естественную
о Инина, слишкомъ чувствительная для зрителей, не характерность цълой м ea ttig. eae xpo-
Щи ется незамфченною и нфкоторыми двйствую- вики Островскаго предетавляется какимъ-то ком-
yy  Ми лицами 01эсы; особенно старикъ Аксеновъ не комъ, Который Bors знает» изт чего слЬпился:
тЫ укоряеть Минина въ гордын% (напр., въ 5-мъ тутъ всЪ говорятъ въ одинь ГОоЛоСЪ и вфчно на од-
„йетв и онъ говоритъ: «ие гордость-ли, Кузьма?»).  ну тему, каждая особь изъ этой толпы кажется совер-
eee же Аксеновъ, между Wpounm’s, ronopnts Mnan- imenho MOxo7 eI на Bob друг\я особи, въ каждомъ
oe «На пропов}дь выходятъ, какъ на битву, BO BCe- oT hb WbHOMS Jah этой TOM видится пепремзнно
мужи». А такъ ли выходить на свою проповЪфдь и исключительно простолюдивъ-политикъ, у KOTO-
nee Далеко не такъ. ОнЪ выходить не только раго, кромЪ политическихь интересовь, какъ будто

= всеоружии, но лаже безоружнымъ; а cere и ВЪ поминЪ никакихъ другихъ, который го-