рому природа не терпитъ пустоты, они быть не могутъ. Что же остается имъ дфлать и гдЪ искать выхода изъ такой безсодержательности? Да въ чемъ же, RAKD HC Bb любви, въ этомь самомъ ходячемъ и дешевомь чуветво- ваньицё, которое скоро затл®вается искрою въ сердцЪ че- ловфка и еще скор%е гаснетъ. Игра въ это чувствовань- ице-—игра въ трикъ-тракъ, вофмъ одинаково доступная, для вебхъ одинаково сподручная. И Bor, дъйствующя лица «ДвЪнадцатой ночи» принимаются за эту итру и скоро доигрываются до самыхъ забавныхъ, хотя и очень вотественныхь результатовъ. Въ самомъ дфлЪ, посмотрите: что дьлаетьъ герцогь? Любить, стремится къ предмету сво- ей любви—и ничего больше. А Оливя? Сначала грустить по умершемъ братф, потомъ сейчась же утфшается мгно- венно вепыхнувшею въ ней любовью къ первому BoTphy- ному, мятется оть этой любви—и ничего больше. А Bi- ола-искательница приключений? Она тоже воспламеняется любовью къ первому смазливому мужчинЪ, исполняеть его любовныя поручешя и только въ подобномь занятш находить вебф спасентеотъ ничегонедвлавя. А Себасманъ, искатель приключений? Онъ блуждаеть безъ цфли и жела- НЙ до тФхъ поръ, пока не соединяется бракомъ съ гра- Финей, по первому ея слову, при первой съ нею ветрЪчЪ. Въ любви же и волокитетвЪ находять себЪ единетвенное заняте и сэръ Андрей Эгчикъ, и Мальвол1о; любовными интражками только и пробавляются, только и живутЪ въ vise и Майя, и сэръ Тоби, и Фамань и даже шутъ Фест ь, хотя пустота его жизни и болфе, чмъ у другихъ, наполнена отправлешемь его шутовской профосош. Чего же можно ждать отъ любви подобнаго сорта и ЧЪмъ можеть она разръшиться? РазумЪется, ничего и пичЪмтъ. Что же мудренаго поэтому, что мы въ этой ‘затЪйливой и сложной по интриг 096% видимь много въ ней любящих и аюби- мыхь, но не видимъ взаимной любви; что любимый от- вращается OTD любящаго и влечетея къ другому, отъ ко- тораго не видитъ сочуветвя; что наконець любовь каждаго аюбящаго легко соскальзываеть съ одного любимаго на другаго, перепутываетъ во отношешя, даже до того, что соръ Тоби ниеходитъ до брака съ служанкою своей сано- витой племянницы. Неясно-ли, какъ день, изо всего этого, что подобная скороперебЪгающая злобовь идетъ we OTD вердца, а отъ глазь, не имфеть ни мальйшей внутренней, душевной основы, не идетъ дальше виБшности и служить только пародею истиннаго чувотва, Beb ДЪйствующия лица «ДвЪнадцатой ночи» самообманываютея, обманываютъ или обмануты и въ сторонф, выходя НЪоколько изъ за рамы картины, стоить развЪ только одинь Фесть, подъ шутовекой барабанный маршъ котораго хигурируетъ црлая плеяда смфшныхь любовниковъ. Мы говоримь сливы и относимъ этоть эпитеть ко вофиъ липамъ шэсы, ибо вс они, хотя въ большей или менышей мЪфрф, смины, потому что XOTATH казаться и даже думают быть тЪфмъ, чфмь не могутъ быть на самом дл. Это прикидыванье, актере” воване ть забавнЪе, чЬмь незамтнЪе для самихъ прикидывающихся и актеретвующихъ. Между тЪфмъ именно въ этомъ и заключается самое тонкое свойство характеровъ дъйствующихь лиць. Этого свойства не уловиль п Гер- винусъ, который раздёляеть всф дйствующ лица «ДвЪ- надцатой ночи» на [Bb категорш: на лица возвышенныя и карриватурныя. Но въ зоавьлиениыхь тицахъ Герви- нуса каррикатурнаго, по нашему мнзншо, ни чуть не мень- ше, чёмъ и въ его каррикатурныхе. РазвЪ въ самомъ дфлЪ расплывающаяся въ свовмъ жиденькомъ чувтвованьи- п Оливя уступает расплывающемуся въ ФанФаронствЪ глупому Эгчику, или улетучивающемуся въ воздушныхь поцфлуйчикахь чудаку Мальвол!0? Атгерцогь Орсино, вч- но охмфленный мечтами, разв менЪе забавенъ, ЧЪМЪ вЪчно охмфленный виномъ сэръ Тоби Бельчъ? Да, нако- нець, не забавна ли, при всей изящности ея образа, и сама Вола, влюбленная и kan бы бЪгающая отъ ‘своей любви? НЪтъ, по нашему мнфншо, на вов дфйствующия лица этой шэсы пролитъ, хоть и не въ одинаковой степени, HO OU и тотъ-же веселый комический. свфтъ, отъ чего картина получаеть чисто шуточный характеръ. Мы позволили себ% несколько коснуться основных моти- BOBS Шэсы, такъ какъ они обыкновенно ускользаютЪ отъ внимашя изслфдователей Шекспира; ни Шлегель въ своихъ «Чтенихьъ», ни Гюго въ своихъ ветупительныхъ къ перево- дамь этюдахь, ни Ретчеръ въ разныхьъ статьяхъ, посвящен- ныхъ Шекспиру, не касаются той стороны этой шэсы, безъ которой она можетъ показаться простымьъ, ие освЪщен- нымъ одною общею мыслио харсомъ, но при которой ona, не смотря на слабость иитриги, на переодЪванья, на всЪ свои анахронизмы, не смотря на имена языческихъ боговь Юпитера и Марса, не сходящёя съ языка дйствую- щихь лицъ, вЪнчающихея между тЪмъ у христ1анскаго свя- щенника, ит. п., заключаетъ въ себЪф воЪф условйя созданя истинно художественнаго, истинно прекраенаго. Даже Герви- нусъ въ прекрасной стать о «ДвЪнадцатой ночи», которую мы преднослали въ перевод представлению этой шэсы, очень немного говорить о самой шэсф, но за то съ зам чатель- ною глубиною и яркостью изсл®дуетъ характеристику дЪй- ствующихъ лицъ. Указанная нами выше тонкость очертаня характеровъ дйствующихь лицъ заставляла насъ немало бояться за исполнене шэсы на нашей сценф. Мы боялись за ар- тистовъь нашей драматической труппы, у которыхъ могло не оказаться вефхъ требуемыхъ ролями средетвъ; мы боя- лись за публику, которая привыкла поражаться со сцены велкаго рода ляпаньемь да цацами и внимаше которой поэтому давно уже отучено отъ воего вызывающаго на мысль, быющаго не столько въ глаза и уши, сколько въ душу. OnaceHin наши въ отношени артистовъ были почти напрасны. ДЪло прошлое, боле всего боялиеь мы за г-жу Васильеву. на долю которой досталась главная и труднЪй- шая роль шэсы; но эта артистка между тЪмъ счастливЪе дру- гихъ справилась съ своей ролью. В! ола сохранила унея изящ- ную, грацюзную Форму, въ какой является эта своеобраз- ная искательница приключешй въ шутк® Шекспира. Въ OTHOMCHIAXD ея къ терцогу тонко сказывалось затаенное чувство любви и въ мягкомъ, ласкающемъ тонЪ голоса, H Bb выражени Mash, которые He сводила она съ тер- цога во время разговоровъ съ WAM; Bb отнотеняхЪ ея къ грахин у нея являлась сдержанная смБлоеть, увЪ-